Я тебя вижу

Сейя проснулся воодушевленным и… радостным, что ли. Может быть, это была и не радость, но такое чувство поселилось в груди, которое заставляло с приятным предвкушением чего-то ожидать. Хотелось создавать, творить, что-то делать, до того хорошо ему было. Его взгляд упал на письменный стол. Файтер вскочил с кровати, метнулся к нему, нашел среди кипы разномастных журналов белый лист и быстро-быстро начал писать. Новая песня сама пришла на ум. Он не писал так давно, что уже и забыл, как легко строчки могут рождаться из-под руки. На Кинмоку он был в ужасной депрессии. Ему не хватало голубого неба Земли, свежего бриза — у них на планете было не так много океанов — и, конечно же, ее золотых кос. Веселого смеха. Он так тосковал по Усаги, что даже забывал порой про свои обязанности. И ничего не писал. Хотя в бытность «Трех Звезд» именно он работал над песнями. Как призраку удалось разбудить в нем то, что он давно похоронил? Сейя думал о своих словах Нефриту и ощущал, как нестерпимо ему хотелось обнять Тено, прижать к себе и почувствовать хотя бы её холод. Почувствовать хоть что-то. Глупо, конечно. Харука мертва. Это не нужно ни ей, ни ему. Ее больше не существует. Сейя не переставал спрашивать себя, как можно было влюбиться в то, что не существует? Но, оказывается, можно. И ты не просто влюбляешься, ты селишь ее у себя в мыслях, в голове, в сердце, ты думаешь только о ней, даже если дотронуться не можешь. — Харука! Харука! — он понимал, что после вчерашних слов, сказанных так несдержанно и на эмоциях, Тено вполне может не появиться. Но ему было плевать. Он хотел показать ей эту песню, жаждал поделиться с ней тем, что написал, поэтому звал снова. — Харука! Тено! Я же знаю, что ты слышишь! Он выбежал из комнаты. Что-то подсказывало ему, что она здесь. В доме. Одна комната, вторая… Ее нет ни на кухне, ни в гостиной. Наконец, Сейя распахивает дверь библиотеки. Она была там. Харука стояла спиной к нему, поэтому Сейя не сразу смог понять, что она делает. Он радостно сделал шаг навстречу и замер, так и не осмелившись позвать: Уран стояла прямо перед книжным шкафом и вглядывалась в фотографию на полочке. Она была там долго, это чувствовалось. Его рука, в которой до сих пор были зажаты листы, безвольно опустилась вниз. Это была фотография сенши. Точно такая же, с которой Сейя искал ее в первые месяцы. Иннеры, старлайты, Чиба и… Харука провела своими прозрачными пальцами по изображениям аутеров, невесомо очерчивая их лица. Она словно бы хотела коснуться их, но прозрачная рука проходит сквозь. Психанув, девушка размахивается и наотмашь бьет по фотографии. Деревянная рамка слетает с полочки, ударяется о пол и стекло, которое защищало снимок, разбивается. — Тено! — листы с песней выпадают у него из рук, и старлайт в мгновение ока оказывается рядом с ней. — Как я хочу жить, Коу… — шепчет Харука своими мертвыми — и словно бы пересохшими — губами. Шепчет так, будто бы ей не хватает воды, она не может дышать. И от этого у нее разрываются легкие. И словно бы в насмешку во внутреннем дворике, куда выходят окна библиотеки, появляются иннеры. Они весело шумят, переговариваются, смеются, и Сейя запоздало вспоминает, что сегодня воскресенье и у иннеров выходной. Конечно, они придут. Сенши так шумят, веселятся, закидывают друг друга снежками, от теплой погоды снег очень липкий, они буквально лучатся жизнью, пылают ею, а рядом с ним стоит Тено, бледная и прозрачная, без грамма жизни и радости, излучая только смерть. Конечно, Уран видит их сквозь большие ставни, и ее глаза бледнеют еще больше. Все это будто издевательство над ней. Сейя стоит рядом и не знает, что сказать. Ему хочется схватить ее за плечи, оттолкнуть от окна и крепко-крепко, чтобы не вырвалась, прижать к себе. Но впервые в жизни он ничего не может сделать. Он, защитник, он, воин по натуре, ничего не может сделать и вынужден смотреть, как страдает любимая женщина! — Тено… — Иди к ним, Коу. — Зачем они мне? — привычно отшучивается Сейя и пытается улыбнуться. — Иннеры бывают здесь настолько часто, что я от них устал. Харука выдыхает и отворачивается от окна, чтобы не видеть радостных и искрящихся жизнью девочек. И в этот момент Сейя понимает, насколько уставшее, на самом деле, и изнемождённое у Харуки лицо. Она действительно устала от всего этого и ей тяжело вот так вот существовать. В одиночестве под носом у всех живых. Как долго она сдерживает это в себе, живет с этой усталостью, зная, что никто не способен ее услышать? Сейя подаётся вперед. — Не волнуйся, Тено, я всегда буду рядом… — но его пальцы, словно опровергая заявление, проходят сквозь ее плечо. — Нет, Коу, — наконец, отвечает Харука после недолгого молчания. — Не будешь, — словно припечатывая. — Но я… — Ты не принесешь мне успокоения, Коу. Рядом с тобой я только лишний раз вспоминаю, что не живая. И от того жить хочется еще больше, — и Харука исчезает, не оставляя после себя ничего, кроме лежащей на полу разбитой фотографии. Сейя приседает, убирает с рамки несколько крупных осколков и бездумно вглядывается в радостные, девичьи лица. Стекло разбилось как раз в том месте, где были изображены аутеры. Как символично. Разбитое стекло — разбитая семья. Иннеры что тогда, что сейчас были вполне довольны жизнью. Счастливы и безмятежны. А у аутеров семья распалась. И не просто распалась — разбилась. С уходом одного — можно сказать, центрального члена семьи — жизнь каждого из них поменялась и такой, как прежде, она уже точно не будет. Они были счастливы, все, но один удар — когда кто-то решает, что способен отнять чужую жизнь — и иннеры, пусть и с трудом, но способны радоваться до сих пор, а аутеры сломлены и разбиты. Из-за простого ножа, кто бы мог подумать. Внешние сенши сталкивались с силами, которые неподвластны пониманию остальных. Они сражались и, можно сказать, жили в этом паранормальном мире. Но убила их обыкновенная железка. Смерть пришла оттуда, откуда просто не ждали. Ведь разве может тот, кому по силам демоны, умереть обыкновенной смертью, от рук тех, кого защищаешь? Сейя сидел на коленях, держа в руках разбитую фотографию и думал о том, что сказала ему Харука. Он вызывает в ней жизнь… нет, не так. Рядом с ним она вспоминает, что не живая. Но так или иначе, она думает о жизни. Это же хорошо, верно?.. Она становится более живой, начинает чувствовать. — Ты не принесешь мне успокоения… Неужели с ним Уран чувствует себя неуютно? — Сейя? — в библиотеку заглянул Ятен. Увидел стоящего на коленях брата, забеспокоился, спросил. — Сейя, что такое?.. — Да так, — с мягкой улыбкой ответил метеор, продолжая смотреть на фотографию. — Фотографию разбил. — Фотографию? — Целитель с подозрением обвел каждый уголок в библиотеке, а затем уставился на парня. — Пойдем, Сейя. Иннеры пришли, тебя принцесса ждет. — Иду, — с задержкой в пару секунд ответил Сейя и тяжело вздохнул. — Иду, — поднялся, улыбнулся Ятену натянутой улыбкой и прошел мимо брата. Оставшись один в библиотеке, Ятен еще раз внимательно обвел взглядом зал, подошел к разбитой фотографии, которую Сейя оставил на журнальном столике, и взял ее в руки. Действительно, разбита. Как раз на месте аутеров. По рукам Ятена пробежал холодок. Он скривился. Это всё ему переставало нравится. Он положил снимок обратно на тумбочку, еще раз оглядел пустой зал, словно пытался понять что-то для себя и вышел из комнаты. *** — Что, еще раз, я должна ему сказать? — Не тупи, Айно. Ты все прекрасно поняла, — с нескрываемым раздражением отозвался Ятен и возвел глаза к потолку. — Извини, но у меня… как бы… жених есть… — если бы Целитель хуже знал Минако, то подумал бы, что та покраснела. — Вздумай я, Айно, предлагать тебе нечто такое, то бы не позвал сюда Кунсайта, — Ятен так скептически посмотрел на сидящего рядом лорда и перевел взгляд обратно на девушку. Той ничего не оставалось, как сдаться. — Ну ладно, ладно, хорошо, — она всплеснула руками. — Просто подойдешь к нему и скажешь, что тебе не с кем сходить в парк и попросишь составить тебе компанию. А ты подыграешь, — он кивнул Кунсайту. — Я не прошу чего-то такого, поэтому и тебя позвал, чтобы ты был в курсе всего. И зная Сейю, он сам не согласится, — громко играла музыка, отчего на ее фоне разговаривать было проблематично. Было уже далеко за полночь, но свет в общей гостиной никто так и не думал гасить. — Но тебе то это зачем? — поинтересовался Кунсайт, хотя Целитель не без оснований полагал, что мужчина откажется в этом участвовать. Про ревнивый нрав Первого Лорда он уже наслушался от Оливии, хотя и размышлял, что повод для этого определённо был. — Сейю надо вытащить из дома, — он посмотрел на брата, который в эту самую минуту весело болтал с Ами и Мако и даже не подавал вида, что имел какие-то проблемы. — Последнее время… — Ятен осекся, будто, передумав говорить и формулируя новую мысль. — Последнее время он постоянно сидит дома и закрывается в своей депрессии. — А ты сам? — поинтересовалась Минако. — Если бы я сам мог, Айно, — Ятен постарался смягчить слова, ведь, как ни крути, он просил у нее помощи, да и получить по лицу от Кунсайта в его планы не входило. — То не стал отрывать бы вас. Но нас с Тайки он игнорирует, — да, здесь Ятен чуть-чуть приврал. Но он искренне считал, что исцелить рану разбитого сердца из-за девушки способна только девушка. А в Минако полно… жизни. — А Усаги? — Ятен повернул голову и посмотрел на нее, как на идиотку. — Серьезно, Айно? С той, из-за которой он в депрессии? — он посмотрел в сторону брата, заговорив вдруг другим тоном. Задумчиво. Будто разговаривал сам с собой. — Сейю надо вытаскивать. Иначе он… сгинет. А из всех ты наиболее подходишь. Ты теплая. Сейю надо возвратить к жизни. *** — Мин, а ты уверена, что тебе не с кем пойти? — Сейя со страдальческой завистью оглядывается в сторону дома, где мирно спят его братья, и зевает. Минако вытащила его из дома с самого раннего утра, не дав толком ни поесть — «там поедим, в кафе, Сейя!» — ни умыться — «ты же и так красавчик, зачем тебе эти процедуры? А фильм скоро начнется». Сейе страшно хотелось спать, ведь девочки вчера разошлись очень поздно, а он сам полночи думал о Харуке. Ему хотелось поговорить с ней. Разбитая фотография никак не шла из его мыслей, а от того в голову приходила всякая ерунда. Но парень слишком устал, а потому, позвав девушку пару раз и не получив отклика, он благополучно отрубился. Сейчас он отчаянно зевал, грозясь вывихнуть себе челюсть, а Минако в радостном предвкушении развлечений скакала рядом. И откуда в ней столько энергии? Кто скажет ему, что Минако — сова, он лично набьет морду. — Я же сказала тебе, что нет. У Мако кулинарный кружок, — Сейе хотелось въедливо поинтересоваться, что за кружок такой работает в семь утра, но он промолчал. — У Ами планетарий… — с вдохновлением актрисы Айно принялась перечислять занятия своих подруг. Даже Усаги упомянула, что они в очередной раз идут в детский магазин. И это при условии, что Усаги еще даже не беременна. Сейя с равнодушием понял, что его абсолютно не трогает эта информация. Хотя раньше бы глубоко задела. » Что же ты делаешь со мной, Тено…» — А что же Кунсайт? — Сейя прервал восторженные и зачем-то чересчур подробные излияния Мины о том, что Усаги никак не может решить, какую кроватку для малышки она хочет в будущем. — Кунсайт? — Минако вздрогнула и выронила свои перчатки в снег. — А он не любит такие места. — Не любит кино? — Не любит парки аттракционов, — Минако подняла свои перчатки и как можно с более равнодушным видом отряхнула с них снег. — Да и кино не особо. Там слишком много людей. А для аттракционов считает себя слишком взрослым. Его не заставишь туда сходить. А мне, подумай сам, всего двадцать два! В этот момент Сейя понял, что война действительно отразилась на всех. Двадцать два — это возраст, когда некоторые люди обзаводятся семьями, думают только о работе и повседневных вещах. Или по крайней мере, начинают задумываться об этом. А у них двадцать два — это молодость. Сродни подростковой. Именно та, которую они потратили на защиту Земли. В этом свете сложно становится винить их в том, что они каждый вечер устраивают вечеринки или встречи. Они не привыкли к миру и для них каждый вечер, проведенный вместе, может стать последним. Сейя отлично это понимал, потому что сам, как главный телохранитель принцессы, жил постоянно в этом напряжении, в этой невидимой войне, когда ты должен быть начеку и времени для близких у тебя просто нет. Он привыкал не ждать мира, а учился наслаждаться им, будучи на войне. Так странно, что их потеря, которую они так долго страшились, случилась именно в мирное время. — Я хочу веселиться, общаться с людьми, жить, понимаешь? — Мина повернулась к Сейе с такой решимостью и схватила его за воротник куртки, будто всерьёз опасалась, что он не поймет ее. — А не сидеть в четырёх стенах каждый день. — Только не говори, Айно, что собралась изменять ему со мной? — Сейя поправил куртку и шутливо улыбнулся. — Что-то я не очень горю желанием убегать от Кунсайта по снегу в трусах. — Да ну тебя, — Минако в той же шутливой манере ударила Сейю. — Тоже мне, ловелас. Я люблю своего мужа. — Так вы же еще не женаты? — весело спрашивает Сейя. — Если перестанешь говорить ерунду, то будем, — буркнула Минако. — И вообще, мы, вроде, собирались в кино? Идем скорее, иначе не успеем купить попкорн. Помогая Минако раздеться, покупая ей попкорн и усаживая на нужный ряд, Сейя не переставал думать о том, что вместо Мины вполне могла быть Харука, подумай и подойди он к ней чуть раньше. Попытайся он наладить с ней отношения. И это она могла откидывать ему голову на плечо во время страшных или скучных моментов, она, а не Айно. Эти мысли стали еще настойчивее, когда они пришли с Минако в парк. Они бродили вместе по дорожкам, он покупал ей вату, с Миной было хорошо и весело, если бы на ее месте он постоянно не представлял другую. Ведь могло бы. Тогда Сейя становился задумчивым и молчаливым, он почти не видел ничего из того, что происходило вокруг и в себя пришел только, когда они сели на колесо обозрения и поднялись высоко над деревьями. — Красиво, да? — выдохнула Минако. — Да, — отвечает Файтер и словно бы включается в происходящее. Он понимает, что это тот самый парк, где они гуляли с Тено, то же самое колесо. Даже кабинка — та же. От этого осознания становится еще противнее. Минако сидит на ее месте и в ее венах течет кровь, ее можно прижать к себе и ощутить тепло. С ней хорошо. Даже сейчас, представляя на месте Минако другую, Сейя ощущал, как с Миной хорошо и тепло. А Тено мертва. И с ней холодно. Но тем не менее он отдал бы все на свете, чтобы на месте Венеры сидела другая. — Усаги выйдет замуж через два года, Сейя, — проговорила Минако, глядя на город. — Зачем ты мне это говоришь? — Чтобы ты знал. И потому что ты дорог мне. Усаги умеет привлекать людей, западать им в душу, но совершенно не понимает, когда причиняет боль. Ее мир, как ни странно, очень ограничен, и она не может понять мира других. — Очень странно слышать это от лидера ее охраны, не находишь? — Сейя постарался легкомысленно улыбнуться, но его глаза оставались настороженными. Зачем Минако ему это говорит? Что она от него хочет? Лично Сейя не мог представить себе, что когда-нибудь он бы плохо отозвался о своей принцессе. Он любил ее, защищал и служил ей всем сердцем, а потому и помыслить не мог сказать нечто такое, что сказала сейчас Минако. — Я просто вижу ее душу, но это не значит, что я ее не люблю, — Мина понимающе улыбнулась, и на миг Сейе показалось, что Венера на самом деле куда умнее, чем притворяется. — При всей широте своей души Усаги — очень ограниченный человек. Она может впустить в свою жизнь совершенно чужого незнакомца просто по той причине, что пожалеет его, но при этом она не может понять, как Ами по-настоящему получает удовольствие от книг. Она считает, что Ами замыкается в себе, страдает и ведет ее гулять по модным местам. Она не понимает, что Ами на самом деле очень быстро устает от людей. Ей неуютно и очень хочется сбежать. Даже Зойсайт это понимает и периодически оставляет ее в покое, а Усаги же — нет. Сейе очень хотелось спросить Мину про Ами и брата. Если Зойсайт так понимает ее душу… Тайки действительно ничего не светит? Но он понимал — это разговор не о нем. И интуитивно чувствовал какой-то частью своей души, что затрагивать эту тему не стоит. Она для Мины слишком болезненна. — Усаги выйдет замуж через два года, Сейя. Но для нее, — Минако говорила, но при этом не смотрела на старлайта, будто ей было неловко за свои слова. — Для нее это уже совершившийся факт. Она уже давно считает Мамору своим мужем, она уже спланировала, на какие развивающие занятия будет водить Чибиусу, и Чиба каждый раз идет с ней за покупками только потому, что этого хочет она. Только потому что в ее доме ее родители делают так. Мамору ненавидит магазины. У нее это вошло в привычку, понимаешь? И она вся в этом настоящем-ненастоящем браке. Она будет общаться с тобой, ходить в кино, но ни разу не подумает о тебе, как о мужчине. Потому что в своих ощущениях она уже давно жена Чибы, и мне кажется, что иногда она даже забывает, что свадьбы еще не было. Она абсолютно не понимает, что может быть другой вариант будущего. И она абсолютно не понимает, что делает больно тебе. Уса будет звать тебя на прогулки, в кино, рассказывать, какую вещь они с Мамору приобрели для малышки и абсолютно не понимать, что это ранит тебя, Сейя, — наконец, Минако заставила себя посмотреть на старлайта. — Сейя, не надо напарываться на нож, который убивает тебя. — Хочешь сказать, что мне не стоит появляться на свадьбе? — Сейя, — Минако было словно неловко за свои слова, и она предприняла попытку объясниться. — Сидеть на свадьбе возлюбленной и наблюдать, как она выходит замуж за другого, изображать, что ты безумно счастлив за нее и слушать ее рассказы о новой семейной жизни — не самое приятное времяпрепровождение. Лучше… — Скажи мне, Мина, — с хмурым лицом прервал ее Коу. — А ты бы смогла отпустить Кунсайта, если бы он вздумал жениться на другой? Отпустить и отойти в сторону? — Не знаю, — слова Сейи застали Мину в расплох. Легко было советовать другим, но она сама никогда не ставила себя на их место. Они с Кунсайтом были настолько неотделимы, через столько прошли, что казалось невообразимым — что они не будут вместе. По хорошему, конечно, стоило кивнуть. Сказать, что отпустит и даст жить ему своей жизнью. Но на деле это оказалось таким сложным. Представлять, что рядом с Кунсайтом другая и покорно отойти в сторону?.. — Не знаю. Наверное… — Не трудись, Мина, — Сейя улыбнулся, перевел на неё взгляд, прерывая объяснения. — Все хорошо. Я уже переболел. И смог отпустить ее, — Сейе, наконец, удалось заговорить об этом так, как он и рассчитывал — без боли и тяжелого сердца. Старлайт посмотрел на раскинувшийся под ними парк. Наверное, сегодня он окончательно признался в этом самому себе. Он отпустил. Усаги долго была его светом. И болью. Она заставляла его жить и улыбаться, но и одновременно гореть в агонии и каждую ночь желать смерти. Все это было, и Сейя не собирался отрицать. Больше пяти лет он жил с болью в сердце. Но сейчас он чувствует лишь умиротворение и спокойствие. — Ты смог отпустить? — словно не веря ему, переспрашивает Мина. — Да, — Сейя улыбнулся и вновь посмотрел на город. — Я никогда не смогу сказать, что любил ее не по-настоящему, раз так легко отпустил, но сейчас в моей жизни есть нечто большее, чем это, и это согревает меня и дает мне новый смысл. Все хорошо, Мина, — он повернулся к ней и улыбнулся. — Я верю тебе. Я вижу, — Мина улыбнулась в ответ. Колесо остановилось, тихонечко звякнув, и Сейя, заботливо предложив девушке руку, помог ей выйти из кабинки. *** Расставшись с Минако, Сейя в странном, несколько даже меланхоличном настроении направился к особняку. Он все еще ощущал то умиротворенное спокойствие и потому довольно улыбался себе под нос. — О, Сейя вернулся! — Ятен застал его как раз в тот момент, когда Сейя поднимался к себе наверх по деревянной лестнице. — Ну как сходил? — Да неплохо, — тот пожал плечами. — А гитара тебе зачем? — Файтер заметил в руках Целителя объемный черный чехол. — Мы с Тайки решили вспомнить прошлое и сыграть что-нибудь. Присоединишься? — честно говоря, Ятен был уверен, что Сейя откажется. В последнее время он совсем не участвовал в общих мероприятиях, а если и приходил, то весь вечер сидел с кислой миной. Поэтому его ответ стал полной неожиданностью. — Почему бы и нет, — Сейя пожал плечами. — Сейчас только куртку брошу и приду, — кивнув вышедшему в холл Тайки, Воин поспешно скрылся наверху. — Выглядит он гораздо лучше, — прокомментировал Ятен Тайки. — Он словно наполнен жизнью. — Видимо, Айно на него хорошо повлияла, — кивнул Тайки. — После встречи с Мако ему тоже… будто бы лучше стало. — Странно все это, — Тайки нахмурился. — Да, пойдем пока, настроим инструменты, — Ятен потянул брата за рукав, и они оба удалились. *** Сейя зашел в свою комнату. Он не звал Харуку. Ему было очевидно, что она не придет. Слишком во многом он признался, чтобы она просто так вот появилась. Он бросил куртку на кресло, подошел к столу и взял с него рукописные листы. С самого начала он знал, что именно хочет сыграть с братьями. Он так и не сумел показать эту песню Харуке, но ведь ее значения это не умоляет. Новая песня его любви. Он дописал еще что-то на листках и, кивнув самому себе, вышел из комнаты. В импровизированной студии братья уже установили инструменты и пытались как-то разыграться. — Вот, держите, сыграем это, — Сейя сунул Ятену и Тайки в руки написанные в попыхах ноты. — Новая песня, — хмыкнул Тайки, пробегая по тексту глазами. — Но мы ведь очень давно не играли, — Ятен осоловело захлопал глазами. — Может, попробуем для начала что-то знакомое? — Нет, только это, — сказал, как отрезал, Сейя и взял в руки гитару. — Да ладно тебе, давай сыграем, — Тайки подхватил Ятена под локоть и оттащил чуть в сторону. — Ты же сам говорил, что Сейя сейчас с нами ничем не занимается. Вот и давай поддержим его. — Ладно, — проворчал Ятен, вырываясь из захвата. — Хотя я не уверен, что выйдет что-то путное. — Готовы? — Сейя, наконец, настроил свою гитару и в ожидании посмотрел на них. — Да, мы готовы, — Тайки улыбнулся, не обращая внимания на хмурого Ятена. Первые аккорды он пропустил, но вовремя включился, вслушиваясь в слова песни. Да, Сейя явно написал ее недавно, Тайки понял это, когда еще пробегал глазами текст. Слишком много намеков и ассоциаций на него. — Я не богач и не бедняк, я просто гость своей отчизны… В этих словах Тайки прямо почувствовал прямую боль и частично — свою. Ятен никогда их не понимал. Он не чувствовал себя чужим на Кинмоку. Как никогда и не ощущал себя ненужным. Целитель был всегда востребован, с радостью и всей душой служил королевскому роду, а чужаком себя чувствовал лишь на Земле. Полной противоположностью был Сейя. Нужный во время битвы и абсолютно бесполезный во времена мира Воин никогда не ощущал себя «ребенком Кинмоку». В редкие случаи — гостем. А потому он был готов хоть каждый день отправляться в новый путь, чужие земли, ведь он не был привязан к чему-то одному своим сердцем, и так или иначе все равно был чужаком. Так есть ли разница, где ты, если ты все равно чужак? Тайки не знал, сожалеет ли на самом деле Сейя, что у него не было дома или ему было все равно? Ведь с ним самим было несколько иначе. Он был серединой между Ятеном и Сейей. Как и Воин, он чувствовал себя немного чужим на своей земле, но не был готов, подобно ему, без разбора и надолго ее покидать. — Бьется душа словно в клетке птица. Да, возможно, дело именно в этом. В душе Файтер. Душа Файтер яркая, огненная, ей нужны эмоции, взрывы и впечатления. Она не может терпеть, когда ее запирают и заставляют следовать официозу. Целительница это легко переносит, а Файтер нужна свобода. Прямо, как Тено. Забавное сравнение. Почему именно сейчас оно пришло на ум?. — Я не умел понять любовь… Интересно, что это значило? Я не умел понять любовь… он столько грезил об Усаги и теперь… признаёт, что все это было заблуждением? Наверняка Ятен фыркнет на такое предположение. А вот припев Тайки конкретно беспокоил. Он даже сбился с ритма и пропустил несколько аккордов, чем заработал неодобрительный взгляд Ятена. Сейя ничего не заметил. Он продолжал петь, закрыв глаза, и ни разу не сфальшивил. Несмотря на то, что, как и они, играл композицию первый раз. Он не сорвался, а наоборот, вкладывал в песню всю душу, выводил каждую нотку, будто снова в те времена, когда он искал принцессу. Но тогда он писал и пел для нее одной, а для кого поет сейчас? Сейя повторил свой припев, и Тайки бросило в дрожь. Почему у него чувство, будто Сейя обещает что-то мертвецу? Наконец, Файтер закончил играть и устало склонил голову, выдыхая. — Ну как? — он поднял голову, его глаза светились. — Очень хорошо, — Тайки насилу улыбнулся. — Пойду выдохну, — радостный Сейя вытер со лба пот и вышел из комнаты. — Ну и как тебе? — Тайки едва дождался, пока Сейя выйдет, чтобы схватить Ятена за руку. — Хрень какая-то, а не песня, — с кислой миной ответил Ятен, снимая с себя гитару и ставя на пол. — Раньше Сейя писал лучше. — Да нет, я не про это, — отмахнулся Творец. — Тебе не кажется, что песня какая-то странная? Загробная, что ли? — Чего?.. Да нет, нормальная песня. Ничего из «загробного» там и в помине нет. Что хрень — да. А так… да и к тому же его аура сегодня выглядит гораздо лучше. Похоже, прогулка с Миной на него хорошо повлияла. — Знаешь, Ятен… у меня такое ощущение, что эта песня… была кому-то посвящена. *** Сейя стоял в маленькой, ничем не примечательной гостиной, отделанной светлым деревом. Что его надоумило прийти сюда — он не понимал. Он скорее понял, чем почувствовал, что Харука пришла — появилась за его спиной. Обернулся и — улыбнулся. — Тебе понравилось? Он понимал, что улыбается улыбкой глупого влюбленного идиота, но ничего не мог с собой поделать. — Да, — Харука вздыхает, будто бы этот мальчишка под пытками вырвал у нее это признание. — Только убери эти строки про «я к тебе вернусь», незачем. — Только если пообещаешь остаться со мной. Ты ведь останешься? Не исчезай больше. — Останусь, — такой же тяжелый вздох.