paris with you

— Почему ты захотел со мной встретиться? Я ведь просто случайно врезался в тебя. Так почему же? Хороший вопрос, конкретный ответ на который Саске так и не нашёл. Их первая встреча произошла как-то слишком сумбурно и спонтанно, и они оба чуть больше чем за сутки успели сотню раз её проанализировать. Учиха же предпочитал считать, что просто чувства и эмоции взяли верх над разумом. И, наверное, это был тот (пока что единственный) случай, когда интуиция его не подвела. Вот только он вряд ли мог сказать это Наруто. Сказать то, что прозвучало бы до жути мерзко, противно даже для него самого. И Учиху передёргивает, когда он это представляет. «Понимаешь, я, честно говоря, и сам не знаю, но ты меня вроде как заинтересовал, и я подумал, что мы могли бы познакомиться поближе...» Нет. Он просто не мог так ответить. Ведь даже правдой это до конца не было. Тогда что? Саске, чёрт возьми, не знает. Саске так и не понял. Саске попросту запутался. — Почему ты так легко согласился? Отвечать вопросом на вопрос в сложившейся ситуации — это, конечно, лучшее решение. Но другого варианта он не видит. И свою растерянность он показать тоже не может. Учиха чуть приподнимает уголки губ, за усмешкой в глазах прячёт свою неуверенность. Он будет выглядеть как ни в чём не бывало, даже несмотря на смятение, в кровь терзавшее его изнутри. Просто по-другому он не привык. А Наруто хлопает глазами, стараясь поскорее сообразить, как ему лучше ответить. Вот только в голове абсолютная пустота. Дыхание Узумаки заметно учащается, и он тщетно пытается привести его в норму. Нет, нет, нет. Только не здесь, не сейчас. Этого ведь очень давно не было, он почти справился. Так почему? Что он делает не так? Наруто словно мантру повторяет такие привычные, въевшиеся в кожу, до боли знакомые вопросы, чуть прикрывает глаза и горько улыбается. Он знал. Знал, что приходить сюда было плохой идеей. — Наруто, с тобой… с тобой всё в порядке? — изменения в состоянии парня, конечно же, не укрываются от Учихи, и тот обеспокоенно смотрит, подходя к Узумаки почти что вплотную. А когда Наруто открывает глаза — их взгляды сталкиваются в нескольких сантиметрах друг от друга. Слишком близко. У них как-то всё, блять, слишком. Слишком глупо. Слишком нелогично. Слишком абсурдно. Слишком волнительно. Слишком… желанно? Хотя о каком желании может идти речь — они только вчера познакомились. И ведь было бы гораздо легче, если бы было одно лишь «слишком безразлично», вот только его вероятность улетела в минус в тот момент, когда Наруто налетел на Саске. Просто потому, что они могут испытывать по отношению друг к другу абсолютно все эмоции, абсолютно все, кроме чёртовой безразличности. Аксиома. Их личная патология. — Да… да, со мной всё хорошо, — Наруто старается улыбнуться, прийти в норму. От Учихи он не отходит, не отталкивает его, потому что сейчас ему спокойно. Когда они стоят так рядом, когда Узумаки чувствует на себе взгляд тёмных глаз. Просто ему спокойно. Вот только есть то, что его действительно беспокоит. — Саске, если… если ты убийца, то, пожалуйста, не тяни, — бормочет он, отводя взгляд в сторону. — Что? Убийца? Ты… с чего ты вообще взял? — голос Учихи наполнен чистейшим удивлением и, кажется, шоком, что вполне понятно: не каждый же день за убийцу принимают. А потом, когда он немного отходит от этой новости — заливается смехом. (А ведь Саске даже не помнил, когда смеялся последний раз. И смеялся ли вообще.) — Нет, Наруто, я не собираюсь тебя убивать. И я честно не понимаю, почему ты так решил. — Ну… я просто подумал… — Ладно, не переживай, твоя жизнь в безопасности, — по-доброму усмехается Саске, замечая смятение Наруто. Он старается вести себя как можно осторожнее и немного расслабляется, когда видит слабую улыбку Узумаки. — Прогуляемся? И Наруто с радостью соглашается. Что ж, получается, он зря так переживал — общаться с Саске оказывается на удивление легко. Наверное, по большей части из-за того, что почти всё время говорил сам Узумаки. Хотя ладно, это было утрировано — Учиха тоже старался поддерживать разговор. В своей манере (с легким сарказмом, порой едкими комментариями и долей скептицизма) он всё же проявлял интерес. Их вкусы в большинстве вещей оказались противоположными: Наруто любил динамичные боевики, а Саске психологические триллеры и артхаус; Наруто предпочитал шоколадный ява фраппучино, Саске — обычный американо без добавления сахара; Наруто влюбился в Париж с первой секунды, Саске же считал его отвратительным. Наруто — это неон, Саске — нуар. Однако всё же в чем-то их взгляды совпали. Например, выяснилось, что и Узумаки, и Учиха обожали историю о Мулан (они непонятным образом перешли от обсуждения французской архитектуры к диснеевским мультикам, и Саске, честно говоря, не хотел в этом признаваться, но, увидев огоньки в глазах Наруто, как и у него самого — в итоге сдался), а ещё — они оба любили круассаны с лососем. — Погоди, так ты тоже? — изумлённо спросил Наруто. — Я думал, я один такое люблю. Мои друзья считают меня на голову долбанутым из-за этого. Чёрт возьми, я наконец-то нашел человека, который тоже ест круассаны с лососем! — То же самое. Обычно у всех реакция, словно это не обычные круассаны с лососем, а что-то аморально-извращённое, — в ответ усмехнулся Саске. И им было чертовски комфортно рядом друг с другом. Они разговаривали на самые разные темы, и время летело как-то незаметно, будто прошло пять минут, а не почти четыре часа. Ни Саске, ни Наруто за ним совершенно не следили, да и, в конце концов, какая была разница? А ещё Учихе очень понравилось комментировать их разницу в возрасте (на самом деле каких-то три с лишним месяца, но всё же), как-никак, Наруто по японским меркам даже совершеннолетним не был. И с каждой минутой, проведённой рядом с ним, Саске всё больше убеждался, что жизнь нехило так над ними обоими пошутила. Вот только было ли это шуткой? Потому что с каждой минутой, проведённой рядом с ним, Саске всё больше понимал, что нехило так влип.

***

Они обменялись контактами в первый же день (по факту, во второй, но осознано — в первый). Саске, конечно, не особо горел идеей давать свой номер, предполагая, что Наруто будет заваливать его бессмысленными сообщениями. Однако он ошибался. Очень сильно так ошибался. Наруто не присылал идиотские смайлики, не писал глупости. Их беседа шла невероятно легко, диалог стремительно пополнялся, а каждый раз, когда телефон оповещал о новом сообщении — внутри Саске всё замирало. И это пугало. Не на шутку так пугало. Потому что Учиха к такому совсем не привык. Проявление искренних, тёплых чувств к какому-либо человеку (за исключением Итачи) было в новинку, ощущение чего-то приятного (счастья ли?) внутри при одной лишь мысли было непривычно, как-то настораживающе. И Саске попросту не знает, как поступать дальше. Он закрывает глаза, пытаясь понять, что же ему делать. Ведь он, блять, был экспертом в области презрения, отстраненности и безразличия к людям. Но что насчёт обычных человеческих эмоций? Положительных, чёрт возьми, эмоций? Счастья, тепла, радости, нежности… любви? В этом Саске профи никогда не был. Даже отдалённо не был. И сейчас, находясь рядом с Наруто, глядя на него и слушая его, Учиха понимает, что хочет всё это чувствовать. Всё бывает в первый раз, так ведь? И за эти несколько дней (с появлением Узумаки) в его жизни действительно многое изменилось. Саске даже не заметил, как прошли эти пять дней: они практически всё время проводили вдвоём с Наруто, хотя, казалось бы, это должно было быть с точностью да наоборот. Они гуляли по Парижу, общались, всё лучше узнавали друг друга. Это было так, словно они были знакомы добрую сотню лет. Теория о родственных душах уже не казалась такой абсурдной и глупой. Потому что всё, что между ними происходило — было из ряда вон, выходило за рамки здравого смысла. Каждый взгляд будоражил сознание, случайные касания отдавались ожогами на коже, близость была невыносима. Но грань до сих пор была. Грань, перейдя которую назад дороги не будет. И это была высшая степень насмешки сучки-судьбы, ведь Саске так глумился над всей этой пресловутой «французской романтикой», однако в итоге сам угодил в её эпицентр. Стал героем историй о любви, которые так яро презирал. Могло ли быть ещё ироничнее? Итачи же обрадовался, что его младший брат наконец-то перестал ходить вечно недовольным и по своему виду напоминать старого ворчливого деда. «Вот видишь, не зря ты согласился полететь в Париж. А то остался бы в Токио и не смог бы покорить Наруто. И вообще, почему ты до сих пор тут со мной, а не с ним?» — выразился он, а Саске, наверное, уже в сотый раз закатил глаза. А действительно, останься он в Токио, то ничего этого не произошло бы. И если бы Саске перед поездкой рассказали о том, что его ждёт в Париже, то он и подавно остался бы дома. Тогда. Ёбаную неделю назад он бы так и поступил. Ёбаную неделю назад он считал совершенно иначе. Но теперь... Он сидел с Наруто на скамейке, отдалённой от основной части парка Монсури, где можно было расслабиться и не переживать, что кто-то сюда забредёт. Они и сами-то наткнулись на это место по чистой случайности: когда впервые гуляли по этому парку и, заблудившись, искали дорогу на выход. В итоге же вместо дороги они нашли эту скамейку, скрытую в глуби парка кустами и деревьями. И это стало чем-то их личным, обладающее особой атмосферой, когда всё было просто вот так, как оно есть сейчас. Вот только была одна деталь, которая всё не давала Учихе покоя. — Наруто, ещё при нашей первой встрече я хотел спросить... — осторожно начал Саске, заглядывая Наруто в глаза. — Насчёт тех таблеток. Почему... почему ты их принимаешь? Узумаки тут же помрачнел, отводя взгляд куда-то в сторону. Конечно, он предполагал, что когда-то прозвучит такой вопрос, но предпочитал думать, что они обойдут эту тему стороной. Ведь об этом не знали даже близкие друзья Наруто. Никто не знал, кроме Джирайи. Готов ли он впервые об этом рассказать? Готов ли он открыться тому, кого знает каких-то пять дней?.. Саске, заметив волнение Наруто, продолжил: — Если ты не хочешь об этом рассказывать... — Я расскажу, — твёрдый ответ и вновь столкновение двух взглядов. Готов. Наверное, он был готов с самого начала, когда они только познакомились. Наверное, если бы Саске спросил — Наруто бы рассказал. Наверное, он был готов ему довериться с самого начала. Но только вопрос: куда бы это привело? Куда это приведёт? — В общем... мои родители погибли, когда я был ещё совсем маленьким, — тихо начал Наруто и, кажется, от уверенности, что была пару секунд назад и следа не осталось, — и после их смерти я попал в детский дом. Я почти не помню то время, но единственное, что ярко отпечаталось в моей памяти — я ждал их обратно. Долго ждал, надеялся, что они вернутся ко мне, и мы пойдём домой. Но они не вернулись. Наруто сглотнул, ощущая подступающие слёзы. Было тяжело вспоминать, ещё тяжелее — говорить об этом. Но он чувствовал, что поступает правильно. Иного варианта быть не могло. — Знаешь, одиночество — штука хуёвая, я тогда сполна это осознал. Уже в дет.доме я старался подружиться с ребятами, но они… они почему-то все от меня отворачивались, словно со мной было что-то не так. Я, чёрт возьми, до сих пор этого не понимаю! Но... это было действительно ужасно: когда все тебя игнорируют, когда ты подходишь поговорить, а от тебя наоборот отходят, когда все между собой шепчутся, поглядывая на тебя. И ты начинаешь задаваться кучей вопросов: что же со мной не так? Что я делаю не так? Почему никто не хочет со мной дружить? Почему? Почему, почему, почему? Узумаки невольно содрогается, и по его щеке катится слеза. Он старается сдерживаться, но эмоции захлёстывают, словно это всё происходит по второму кругу. Словно этот чёртов ад и не заканчивался. — Но, правда… был один случай, когда со мной начал общаться один мальчик. И я был так рад этому, я загорелся от своего счастья. Ведь это так волнительно — первый друг. Первый, кто тебя понял. Вот только, знаешь, в чём был маленький подвох? — Наруто грустно усмехнулся. — Он со мной подружился лишь из-за того, что кому-то проспорил. Вот так он лишь посмеялся надо мной перед всеми. Мой первый друг. А потом я перестал пытаться с кем-либо подружиться, в принципе перестал доверять людям. Да и другие не хотели иметь со мной дел. Я закрылся в себе, ни с кем не разговаривал, даже с сотрудниками детского дома. Я постоянно копался в себе, пытался понять, что со мной не так, почему я так выделяюсь. Я ежедневно накручивал себя, думал, что я какой-то неправильный. Я плакал и кричал от своего ёбаного бессилия. У меня начали случаться панические атаки. Сначала редко, но потом всё чаще и чаще. А после... Наруто даже не заметил, что его начало трясти. Его голос дрожал, с глаз, одна за другой, катились слёзы. Это было невыносимо. Будто с каждым произнесённым словом его изнутри резали ножом, будто его кожу вновь и вновь опаляли огнём, наблюдая, как её медленно уродуют ожоги. А Саске с каждым словом всё сильнее поражался: как у Наруто — у этого солнечного мальчика — могло быть такое прошлое? У Учихи за время рассказа сотню раз появлялось желание самолично найти и отпиздить этих детей. И неважно, что они уже не дети. Саске было почти физически больно смотреть, как страдает Наруто, как он содрогается в приступах боли от ужасных воспоминаний. Учиха подвинулся ближе к Узумаки и взял его ладони в свои, аккуратно и как-то нежно переплетя их пальцы. — Наруто, сейчас всё хорошо. Слышишь? Всё в порядке. Я здесь, с тобой, — Саске говорил тихо, почти что шепотом, большими пальцами поглаживая тыльные стороны его ладоней. Узумаки на несколько секунд прикрыл глаза, стараясь успокоиться. От действий Учихи внутри разливалось тепло. Но оно было слабое, как маленький огонёк. Этого не хватало. У Наруто не получалось взять себя в руки. Он просто не мог. — И после всего... Я попытался себя убить. Глаза Саске распахнулись, а руки непроизвольно сжали руки Наруто. — Ты... — И я бы умер, если бы меня вовремя не нашли. Мне тогда было тринадцать. Психиатры поставили диагноз: глубокая депрессия и аутофобия. И если бы меня не заметил один человек, то я отправился бы в психиатрическое отделение. Но он настоял на усыновлении, — на секунду Наруто почувствовал прилив теплоты, вспоминая Джирайю. — Он забрал меня к себе, помогал с лечением и успокаивал, когда у меня случались панические атаки. Он стал моей семьёй. Постепенно я поправлялся, становился всё более жизнерадостным и открытым. А в университете я встретил невероятных людей, которые теперь мои друзья. Но последствия до сих пор отражаются в редких панических атаках и признаках аутофобии. Вот поэтому... поэтому я принимаю антидепрессанты. Наруто тяжело вздохнул, закончив свой рассказ, а Саске ещё несколько минут старался переварить услышанное. — Наруто, я... мне так жаль... прости, что спросил об этом, — тихо произнёс Учиха, по-прежнему не выпуская руки Наруто из своих. — Ничего страшного. Сейчас ведь всё в порядке. Мне нужно было выговориться. Узумаки слабо улыбнулся, но его глаза покраснели от подступивших слёз, и Учиха не выдержал. Он подался вперёд, крепко обнимая Наруто. Сейчас это было правильнее всего. Сейчас это было тем, в чём нуждались они оба. Саске почувствовал, как Наруто тихонько всхлипнул и посильнее прижался к нему, утыкаясь куда-то в плечо. Как это произошло? Как за такой короткий срок они стали настолько близки? — Наруто, ты ведь любишь путешествия? — Саске чуть отстраняется от Наруто, заглядывая ему в глаза. — Просто у меня появилась очень интересная идея, — и на его губах появляется излюбленная хитрая ухмылка. Ответы на свои вопросы Учиха по-прежнему не находит. Был лишь один простой факт: эти пять дней изменили их обоих. Но чем всё обернётся после? Это конец или, наоборот, начало?