Сегодня, когда я «проснулась», то узнала, что впала в кому из-за шока от произошедшего на два года. Говорила мне это пугающая своим равнодушием медсестра, а любящих родителей, которые обязательно должны были сидеть рядом со своим ребёнком в такой «хороший» момент, не было. Это меня напугало. Я лежала в стерильно-чистой палате на больничной койке, увешанная кучей различных приборов, о значении большинства которых даже не догадывалась.
У меня все плыло перед глазами, в ушах стоял звон, голова раскалывалась, тело дрожало от предательской слабости, от чего я даже руку толком поднять была не в состоянии. В носу и горле першило от стойкого запаха хлорки, который я еще в прошлой жизни терпеть не могла. Я попыталась что-то произнести, но мгновением позже закашлялась от боли в горле: такое ощущение, что во рту у меня была пустыня.
Меня бил озноб, когда мне дали напиться воды, а потом равнодушным голосом произнесли, что… моя мама умерла. Моя мама умерла неделю назад, так и не выйдя из комы. Да, это было страшно. Это было невероятно, ужасающе страшно, но гораздо больше меня пугало то, что я не могла вымолвить ни слова. Словно какой-то барьер не давал мне выразить свои мысли в речи. Наверное, она рассмотрела весь ужас в моих глазах, но не совсем поняла причину, потому что сообщила, что отец скоро придет.
Я была в настоящем шоке от происходящего. Конечно, я подозревала, что переродилась отнюдь не в детской сказке, где сплошные песенки-пляски-бабочки-цветочки, но даже я не была готова к тому, что подобное произойдет. Что такое вообще может произойти. Что это будет настолько… ужасно. Моя мама… моя прекрасная и такая добрая мама, которая пела мне колыбельные, ласково гладила по голове, заплетала мои волосы и играла для меня на рояле, умерла.
Пусть я не так уж много времени проводила с ней, когда «просыпалась» в этом теле, но я все равно успела ее полюбить всем сердцем. Я знаю, что эта боль пройдет, но сейчас я даже подумать не могу, что когда-нибудь перестану ее оплакивать или скучать по ней. Медсестра мне сказала, что я где-то месяц назад очнулась и слабым голосом позвала свою маму, но когда узнала, что она скорее всего больше никогда не очнется, снова впала в кому.
Меня откачали, но я провалялась все это время в реанимации.
Мне было страшно. Мне было настолько страшно, что я просто впала в ступор, широко распахнутыми глазами глядя куда-то в окно. Даже плакать не могла. До того, как я очнулась, мне показалось, будто снилась малышка Мира, умоляющая занять ее место и дать ей уйти к маме. Она настолько горько плакала, что мне было невыносимо на нее смотреть. Я не выдержала и согласилась, прекрасно осознавая последствия. Я была готова ко всему. Видимо, этот момент все-таки не приснился. По крайней мере, теперь я понимаю, почему она меня просила об этом.
Маленькая девочка… Маленький хрупкий цветочек, который рос в своей теплице, был не готов к суровой правде жизни, с которой она столкнулась. Думаю, ей хватило даже моих воспоминаний о том, что произошло. Она была не готова к кошмару в реальной жизни, а когда поняла, что ее мама умерла…
Это было последней каплей. Все же, я была более взрослой и обладала более гибкой психикой, хотя, разумеется, обычно такое говорят про детей. Видимо, малышка Мира, в отличие от меня, не выдержала происходящего. Впрочем, имею ли я право ее винить, учитывая, что на момент комы ей было всего два с половиной года? Впрочем, когда она очнулась — тоже.
Через час меня перевели в обычную палату, после чего пустили ко мне моего отца. Этот сильный мужчина плакал, когда сжимал в объятиях мое хрупкое тельце и когда я осторожно гладила его по голове. У меня сжималось сердце, когда я смотрела на это, но я не могла ничем помочь. Я не могла произнести ни звука, а простых касаний было недостаточно.
Впрочем, даже если бы я могла говорить… Это бы не помогло: он два года жил только на надежде того, что я и моя мама проснемся, и хотя он счастлив, что его дочь жива, но он оплакивает женщину, которую любил больше всего на свете.
Потом он тихо и максимально доступно, всхлипывая и глотая звуки, попытался объяснить, что произошло. Когда я услышала правду, меня удивило то, что отец даже не пытался соврать или скрыть от меня что-то. Просто про
такое соврать действительно сложно… Оказалось, он не последний человек в какой-то крупной мафиозной семье, поэтому его родные всегда были под угрозой. Но раньше его враги ничем не могли навредить, потому что он всегда тщательно следил за тем, чтобы вокруг нас было достаточно охраны. В этот же раз ему пришлось куда-то уехать по делам, вот его враги и решили, что это самый удачный момент, чтобы напасть. Отец узнал о нападении, когда уже возвращался домой.
Эти люди нейтрализовали охрану и отправились в дом. Моя мама… маленькая и храбрая женщина защищалась, как могла, чтобы не дать им добраться до своего ребенка. Конечно, мама была всего лишь учительницей музыки и почти ничего не умела, чтобы убить их, но зато она смогла нажать тревожную кнопку, заманить их в подвал с железными дверьми, запереть их там и сдержать последнего оставшегося на свободе человека достаточно долго, чтобы отец успел примчаться и скрутить его уже у самого шкафа, где пряталась я.
Папа мне многое не досказал, а я не решилась расспрашивать. Все же, будет странно, если четырехлетняя девочка (благодаря коме по уму все еще двухлетняя) начнет задавать вопросы, про которые не каждый взрослый подумает. Думаю, я знаю, что они сделали с моей матерью. Я многое читала про мафию, но если честно надеялась, что никогда не столкнусь с чем-то подобным. Значит, в этом мире есть мафия… Мафия… Ну, в принципе, я знаю только один мир, в котором есть мафия. Ан нет, два, но второй не котируется, потому что там нет мафиозных семей.
Неужели меня все-таки занесло в мир Реборна? Впрочем, не самый худший вариант, но и не самый лучший.
***
Меня выписали из больницы на следующий день, потому что должны были состояться похороны матери. Врач, который осматривал меня, объяснил моему отцу, что скорее всего пропавшая речь связана с невероятным шоком, который перенес детский организм. Это немного странно (все же, мою мать ведь не на глазах у меня убивали или расчленяли), но я согласилась и с такой постановкой диагноза, потому что ничего более в голову не шло.
Изначально, конечно, отец не хотел брать меня на похороны. Все же, не дело маленькому ребенку находится там, но… я устроила такую молчаливую истерику, что им пришлось согласиться. Они не могли позволять мне нервничать, так как это могло усугубить мое состояние. В общем, своего я добилась.
Меня нарядили в черное платье до колен, черные туфельки и черный ободок с черной розой с боку. Когда я заглянула в зеркало, то окончательно убедилась в том, что я попала в мир Реборна. У меня были рыжевато-красные волосы и синие, почти что фиолетовые глаза. В общем, как я и предполагала, я попала в М.М. Интересно, почему именно в нее? Впрочем, она не самый худший персонаж, хотя, безусловно, некоторые ее поступки меня вымораживали.
Около дома нас ждал черный кабриолет, в который мы сели. Всю дорогу до церкви я молча смотрела в окно, отчаянно не понимая, почему на улице такая прекрасная погода. У меня просто возникал когнитивный диссонанс. Просто когда твоя жизнь буквально обрывается из-за смерти дорогих тебе людей, дико осознавать, что никому кроме тебя до этого и дела нет.
Церковь была невероятно красивой. Ее будто выточили из бежевой слоновой кости, настолько она была легка и мила. Множество арок, витражей и переходов украшали ее. Посреди помещения стоял белый закрытый гроб, украшенный легкой черной вязью, от чего было ощущение, будто на него накинули черную и горестную фату. Вокруг гроба было множество белых лилий, а люди клали все больше и больше этих цветов.
Разве это… должно быть так? Почему гроб был закрыт? Разве это нормально? Я безмолвно смотрела на гроб и никак не могла представить, что там лежит моя мать. Я никак не могла соотнести мою добрую, веселую и подвижную маму с этим белым ящиком, увитым черной вязью. Я никак не могла поверить в происходящее. Я знала, что если увижу там ее труп, то поверю в это, поэтому я отчасти была благодарна за то, что не вижу того, что осталось от моей мамы.
Интересно, это нормально, что меня тошнит от количества белого цвета в интерьере, льющегося света, ощущения легкости и чистого воздуха? Гораздо лучше, если бы я задыхалась. Почему я не могу плакать? Почему? Моя мама не заслужила черствости с моей стороны, потому что она пожертвовала своей жизнью ради меня. Почему я не могу плакать?
За своей спиной я слышала тихие шепотки некоторых людей, которые смотрели на меня и на гроб, рядом с которым я сидела. Они называли меня черствой и неблагодарной дрянью, которая даже поплакать о смерти матери не хочет. Они говорили, что маму хоронят в закрытом гробу, потому что ее тело было невероятно изуродовано. Они говорили, что эта маленькая храбрая женщина приняла на себя весь удар, благодаря чему ее неблагодарное дитя осталось живо, но она умерла, сгорела заживо.
Я слушала все то, что они говорили мне, но будто не слышала. Мое сознание будто закуталось в свой тихий мирок, выйти из которого равнялось практически верной смерти. Я смотрела на гроб и просто не могла понять, как подобное возможно. Почему моя мать мертва? Может, они мне все просто врут? Но нет, отец осунулся и даже поседел, хотя в его светлых волосах седины практически не видно. Уж он точно не стал мне врать.
Больше всего мне хотелось очнуться от этого кошмара, чтобы я проснулась в своей мягкой кроватке под одеялом, чтобы мама сидела рядом и напевала колыбельную, а ее лицо мягко освещал ночник, стоящий на тумбочке. Почему она мертва? Почему? Разве она это заслуживает? Разве я этого заслуживаю?
Почему… Почему… Почему?
Это просто нечестно, нечестно, нечестно! Пожалуйста, дайте мне проснуться.
Пожалуйста, просто дайте мне очнуться…
