Несколько причин почему.......

У него очень тонкая кожа на запястьях, поэтому Москва использует только галстуки, когда хочет ограничить его передвижение — на самом деле, он жаждет контролировать всё, даже его дыхание. Он ещё полностью одет, несмотря на то, что Петербург уже дрожит от удовольствия в его руках. Контраст бледной чувствительной кожи с грубой тканью заставляет его напряженно хмурится от болезненного возбуждения. Он запускает пальцы вниз, скользит по обнаженной коже. Краснеющее колечко мышц с трудом пропускает его внутрь, а Пётр издаёт краткий всхлип — Георгий не разрешал ему издавать каких-то звуков. Маленький вибратор внутри него так прекрасно ощущается Москвой, когда его брат послушно садится к нему на колени. От трения о жёсткую ткань брюк нежная кожа бёдер жжётся и краснеет, но они оба знают — если он начнет ёрзать, станет только хуже. Москва не просто берёт его каждый раз, нет — он вкушает его с таким жестоким обожанием, что не каждый справиться. Вибратор он проталкивает внутрь, глубже, заставляя своего братика дрожать, а потом, якобы случайно, задевает прищепочки на трогательно нежно-розовых сосочках. Он грубо тянет тёмные волосы назад, заставляет Петра запрокинуть шею, чтобы по-вампирски жадно к ней приложиться. Господи, думает он, как же сладко, что он мой. Как же великолепно — Попробуем увеличить скорость? — Шепчет столица, Петру на ухо. Резкий вскрик заставляет садиста усмехнуться. Он, конечно, играет нечестно, но так сладко кричать может только его любимый братик. Из-под шёлковой ленты на глазах у него бегут слёзы и Москва с какой-то маниакальной педантичностью их слизывает с его щёк. — Плохой мальчик. Разве я разрешал тебе кричать? — Почти ласково интересуется мучитель, зарываясь носом в тёмные пряди волос. — Придётся наказать тебя, мой хороший. Он целует взмокший висок, но руки ложатся на бархатный ошейник с серебряной гравировкой. — Помнишь, о чём мы говорили? Ты давишь на него, пока я не скажу остановиться Пётр издаёт тяжёлый вздох, но покорно проталкивает в себя свои же пальцы. Столица напоследок целует его, а затем аккуратно, затягивает ошейник сантиметр за сантиметром. Воздух покидает его лёгкие постепенно, и пока его дыхание принадлежит столице, он давит на чёртов вибратор, и всхлипывает, потому что это медленно убивает его. А ему нравится. Он такой беззащитный, такой доверчивый, что давно должен был принадлежать Москве и больше некому.Гера срывает уже ненужный атрибут с его шеи и отбрасывает в угол. Руки города он освобождает  и вибратор вынимает  аккуратно. — У меня тут кое-что есть… — Шёпотом оповещает он. — Хочешь посмотреть? Пётр кивает и столица снимает ленту с его глаз. Глазки цвета холодной стали глядят так доверчиво, с надеждой и даже какой-то мольбой, но они прекрасны — заплаканные и припухшие от слёз. Гера демонстрирует ему что-то похожее на полицейский жезл и усмехается — действительно голодно. — Ты позволишь мне ввести его в тебя? — Шепчет он Петру на ухо. — Миллиметр за миллиметром, мой хороший, он весь будет в тебе. Петербург бьёт крупная дрожь, но он кивает. И Гера приступает. Более узким концом он прижимает жезл к сфинктеру, но давит едва ощутимо. — Помоги мне, сладкий. —  усмехается Георгий. Пётр расслабляет бедра и насаживает себя на этот жезл. Миллиметр за миллиметром, как и было обещано. Легкими круговыми движениями он вводит жезл дальше, внутрь, хотя идёт он туго — бархатные стеночки не хотят впускать в себя инородный предмет. Пётр жалобно скулит, но он доводит дело до конца . Дрожащего как осенний лист город, он подхватывает на руки, тащит к себе на колени. И вытаскивает жезл, целует город в лоб и приказывает раздеть его. Пётр льнёт к нему, елозит задницей по его и без того каменному возбуждению, едва не рвет язычок молнии на его штанах. Петру просто необходимо чтобы Москва заполнил его собой — пустота внутри вызывает желание расплакаться. Москву долго упрашивать не надо — он насаживает брата на себя, сразу, как только тот избавляет его от одежды. Заполняет его до упора, жёстко, не спрашивая ни разрешения, не проявляя нежности. Он берёт, присваивает, лелеет маленького мазохиста внутри своего брата, тянет мягкие и непослушные чёрные волосы на себя, оставляет жадные метки.