immortals

По истечению третьей недели Чонгук всё чаще вспоминает чуть грубоватые, но бесконечно ласковые руки Чимина; выжженую на самой душе, солнечную улыбку Тэхёна. Он вспоминает их смех и холодные майские ночи, горящие в свете костров глаза. Чонгук – сам того не желая – вспоминает и то, как они обнимали его на прощание. О застывших в глазах слёзах, - и своих и не, ‐ он тоже помнит. Возможно даже лучше, чем следовало бы. – Ты повторяешь мою судьбу, ребёнок, застряв между ними третьим лишним, - голос Хосока пронзает утреннюю тишину и на секунду срывается. Холодный ещё июньский ветер доносит до Чонгука тонкий перезвон колокольчиков и легко трепает волосы. – Не вороши чужие судьбы, не гневи богов. Тебе это ни к чему. Озёрные духи играют в свои отраженья, и древняя ворожба застывает вокруг кружевами. Чонгук окидывает взглядом долину, стоящего у стен родного дома Хосока. Он растрёпанный и с цветами в волосах, смотрит на Чонгука упрямо поджимая губы и укоризненно качая головой. Глаза в глаза, не укрываясь за посторонними мыслями. – Мне плевать на богов, братец, - Чонгук говорит усмехаясь и опустив голову вниз. Извиняется. Воздух за спиной опасно клубится, оплетая руки, и зябкое утро опускается на долину туманным маревом. Хосок кутается в тонкую накидку, дрожа то ли от холода, то ли от чего ещё, и глаза его полыхают ярче рассветной зари. Он сжимает в ладони жёсткую узду и одними губами шепчет что-то в кристально чистое небо. Чонгук ясно чувствует что быть беде, но легко соскакивает с языка, уже не раз обдуманое за всё то время: –...а судьба моя, теперь навеки с ними связана.