Иные

      Копенгаген, 1995 год.       — Ну здравствуй, Сурт! Вот теперь ты маленький и беззащитный, какой была и я, стоя перед тобой на коленях с цепями на руках. — Элиза поднялась над полом и в одно мгновение взлетела над кроваткой, безумно смеясь. Её кожа, волосы, лицо покрылись инеем, она выдыхала ледяной пар прямо на проснувшегося демона.       Элиза улыбалась, ощущая победу над самым страшным монстром в её жизни и, протянув костлявые руки к его телу, провела пальцем по нежной щёчке ребенка, не понимая, как это чудовище может вызывать столько умиления, а не страх. Маленькая тёплая ручка схватила её за палец и выплюнув соску, потянула к себе в рот. Элиза опешила, не понимая намерений Сурта, а он, улыбаясь ей беззубым ртом, пытался дотянуться до сосулек, висевших на концах её волос.       — Ты ещё и издеваешься надо мной, проклятый Сурт! — вырвала она палец из его ладошки и взметнулась к потолку. Её прозрачные глаза уставились на младенца, и, раскрыв широко рот, оголяя острые зубы, она прыгнула на бортик. Нагнулась к ребёнку, услышала угуканье, увидела улыбку и никакого страха, а только успела заметить, как его ручки потянулись к ней, продолжая радоваться её появлению.       — Тебе нужна я? — выдохнула Элиза и соскочила с бортика кроватки, превращаясь обратно в человека услышав «угу».

       Дания, Копенгаген, 2000 год

      Элиза вытащила ключи из кармана серого пальто и, держа на руках спящего пятилетнего сына, попыталась попасть в замочную скважину. Не получалось. Но, услышав, как замок щёлкнул изнутри, подумала, что сестра снова прячется у неё в квартире от родителей с очередным ухажёром. «Почему нельзя было предупредить?» — подумала она, не решившись выругаться вслух: всё-таки Ханс спал на её плече очень сладко. Дверь распахнулась, и из тени показалась двухметровая накаченная фигура. Очень знакомая.       — Тор…       То ли стон, то ли рык. Вспомнив о сыне, она еле сдержалась, чтобы не применить силу и не заморозить ухмыляющегося бога, что обнажил свои зубы в ослепительной белоснежной улыбке. Элиза плотнее сжала губы, не позволяя вырваться из горла ни звуку, и оттолкнула в сторону того, кому раньше доверяла. Она вновь совершила ошибку: влюбилась. Сердце кольнуло, пропустило удар. Пройдя в детскую комнату и уложив Ханса на кровать, сняла с него ботинки и шапку. Полностью раздеть решила после того, как выпроводит непрошеного гостя. Но для начала выскажет всё, что о нём думает.       Метнувшись назад, и снимая на ходу пальто и шарф, прикрыла дверь.       — Какого хрена ты делаешь в моей квартире? — спросила она, как только Фридрих попался ей на глаза. Он стоял в гостиной в свете ночника и наглаживал чёрного котёнка. — Ты оглох?       — Нет, я слышу. Твой отец дал мне адрес и ключи, попросил покормить кота. Ты его для Ханса завела, чтобы он продолжил заботиться хоть о ком-нибудь? — поинтересовался Фридрих, оставляя в покое животное, и направился к ней.       — Ах, папа значит… Сам запрещал мне с тобой связываться, а теперь привёл ко мне?       — Нам нужна твоя помощь…       — Никакой больше помощи ты от меня не дождёшься! — рявкнула она и глубоко вздохнула. Следовало успокоиться и остыть: она, всё-таки, дочь снежной девы. Но почему-то больше похожа на отца.       Элиза сделала шаг в сторону, кивнула на входную дверь, намекая, что ему пора. Но Фридрих не шелохнулся.       — Ты предал меня. Обрёк на мучительную смерть. По твоей вине я впервые ушла на перерождение, — слова падали глухо, тяжело, словно камни. — Но тебе всё было мало. Ты и вторую жизнь оборвал: пристрелил, даже не вздрогнув. Хватит! — голос чуть не сорвался на крик, но она сдержалась, поджала губы и мотнула головой в сторону выхода. — Оставь меня, уходи.       — Мы с тобой создали новый вид. Ханс — полубог и полудемон.       — Ты создал, Фридрих. Ты. А я лишь выносила и потом умерла, — проговорила Элиза, держа руки скрещенными на груди, и покачала головой. — По твоей вине погибла наша дочь, ты позволил убить мою Мариэллу, — хрипло продолжила она, невидящим взглядом уставившись в стену. — И что ты сделал потом? Покарал нашего убийцу? Нет. Оставил в живых. Гордился им ещё поди, да? — сглотнула ком, вставший в горле. — Почему молчишь?       Но так и не дождавшись ответа, Элиза переборола себя и, подняв голову, требовательно поинтересовалась:       — Тогда, может, хотя бы скажешь, почему в этом перерождении первым в мою жизнь пришёл Сурт? Наша дочь — первенец, именно она должна была появиться на свет. Где моя Мариэлла?!       — Рядом с тобой.       Отмер тот, кто жестоко поступил, того кого полюбила. Думала не испытает никогда подобие влюблённости.       — Я поэтому и пришёл. Но хочу дать тебе возможность выговориться, чтобы между нами не было недоговоренностей. Это ведь важно для тебя, — спокойно проговорил он.       Она молчала. Фридрих отправился на кухню и подошёл к шкафчикам на стене, поочерёдно их открывая. Что искал, стало понятно после третьего по счёту шкафа: была извлечена целая бутылка вина и чистый бокал. Он достал штопор, немедля выдернул пробку и, не дождавшись какой-либо реакции, наполнил бокал наполовину. Ступор с непониманием медленно исчезали, на их место пришло тихое раздражение, и Элиза, упрямо проигнорировав предложенный бокал с вином, обошла стол, выхватив бутылку из руки. Сделала быстрый глоток и была тут же наказана за спешку: жидкость попала не в то горло. Фридрих терпеливо ждал, когда она сможет спокойно, без кашля, сделать вдох.       — Даже не думай, что я буду помогать тебе, — ткнула она ему в грудь пальцем.       Фридрих поморщился, почувствовав укол холодом, и как бы невзначай заметил:       — Вино заморозишь.       — Что? — растерянный взгляд, непонимание, а потом тихое «Ох!».       Пока она с досадой рассматривала изморозь на тёмном стекле бутылки, Фридрих подушечками пальцев ласково провёл по запястью свободной аккуратной руки. Элиза окаменела, словно статуя. Он же неспешно продолжил рисовать узоры на нежной коже, пока не добрался до пальца с острым и холодным, как льдинка, ноготком, который упирался в грудь и доставлял некоторый дискомфорт. Отвёл его в сторону, перевернул прохладную руку ладонью вверх, наклонился и поцеловал. Страстно. Будто не ладонь, а губы… Элизу захлестнула волна жара, распространившаяся от низа живота.       «Ну уж нет!» Она вырвала руку и завела за спину. Он сделал шаг назад.        — Выскажись, не сдерживай себя.       — Разрешаешь? О, неужели можно? Держи тогда вопрос на засыпку. Кто я для тебя? Инструмент?       Ей резко захотелось развернуться, уйти, но бархатный голос остановил.       — Стой, — Фридрих схватил её за плечо и несильно встряхнул, заставляя остановиться и выслушать. — У Ханса есть душа. И чувства. Ты родила настоящее чудо, дала зародиться свету в его душе. Сурт тосковал по тебе, — глухо произнёс он. — Там, в прошлом, в первом перерождении. Я не оставил его умирать в беззащитном теле младенца. Хотя очень хотел, не скрою, убить. Он рос обычным ребёнком и скучал по тебе. Каждый вечер перед сном просил рассказывать любые истории, случаи или просто описать один день из твоей жизни. Засыпал с твоей фотографией под подушкой. Мечтал о встрече. Тогда я поверил, что у меня получилось… — его голос дрогнул. — Я назвал его Хансом, дал ему фамилию, знания, профессию. Сделал личностью.       Элиза внимательно слушала, всё больше удивляясь. Не самому рассказу, а теплоте и горечи в его словах.       — Ты знаешь, — вдруг весело усмехнулся Фридрих, — когда Хансу исполнилось пять, он нашёл твоё платье. Надевал и ходил в нём, пока никто не видел — как он думал. Сначала я недоумевал, а потом понял: хотел ощутить твой запах, твоё присутствие. Потом снимал, прятал под подушку. И не догадывался, что знаю об этом. Ханс боялся, что накажу. Я не наказывал, наоборот, радовался, ведь он сожалел, — Фридрих посмотрел в сторону кровати, где сейчас спал сын. — Потом, в начале Первой Мировой, мне стало некогда заниматься его воспитанием, хотя старался как можно больше времени уделять ему. Но армия забирала слишком много сил, и пришлось отдать Ханса в военное училище. Прогремела Вторая Мировая война в той проклятой Германии. Я знал. Знал, что люди найдут возможность уничтожить друг друга и без помощи демона. Мы служили вместе. Да, были фашистами. Но по другому мы не смогли бы защитить себя, я пошёл на службу не для того чтобы воевать, а чтобы у меня была тоже власть человеческая, чтобы спрятать неземную силу. Я и Ханса боялся оставить простым солдатом. Знал, что если его отправят на фронт, то там всё закончится пожаром. —протянул руку предатель и кончиками пальцев нежно коснулся щеки Элизы.       Она не стала отстраняться, а подняла руку и перегородила доступ к губам. Но Фридрих не растерялся, оставив быстрый и невесомый поцелуй на пальцах. Элизе пришлось сделать шаг назад и спрятать руку за спину.       — Красивая история. Рада слышать, что хоть кто-то вызывает у тебя чувство привязанности.       — Я был фанатиком своего божества, своего всемогущества, как и немцы. В них я нашёл себя, думал, что стану единственным Богом во всей Вселенной, как и Германия хотела захватить весь мир. Я многое не понимал, — Фридрих в один миг очнулся от воспоминаний.       — А сейчас понимаешь? — невесело усмехнулась она.       — Я стремлюсь к этому.       — Почему не поведал мне о «великом плане» пленения и последующего перевоспитания Сурта?       — Не мог. Демон должен был поверить в твои эмоции. Знать, что это не наигранное, и ты по-настоящему испытываешь ужас, такой же, какой испытывали другие. Он должен был видеть тебя, слабой, беспомощной, чтобы он победил тебя, оказался, сильнее. Если бы я тебя тогда не избил, не сделал слабой, победила бы его ты, а мне хотелось другого Сурта, — сухо обрисовал мотивы, побудившие поступить именно так.       — Да здравствует герой! Что ж, у тебя получилось, молодец! — почему-то вместо гнева с её губ сорвался смех.       — Прости, — покаянно прошептал он, двигаясь ближе.       — Боюсь прощать, не хочу знать, что ты снова хочешь лишить меня силы, не любишь, — выплëвывала она каждое слово сквозь стиснутые зубы. — Рядом с тобой я слишком быстро проживаю свои жизни!       Элиза резко оборвала признание, подняла палец вверх, жестом попросив не отвечать. Слегка повела другой рукой из стороны в сторону, прислушалась к ощущениям: вино плещется на дне. Прекрасно. Сделала большой глоток, со стуком поставила бутылку на стол и, широко улыбнувшись, продолжила:       — Ты всадил мне пулю в лоб. Вот сюда, смотри! — она подошла вплотную к Фридриху и ткнула пальцем в точку над переносицей. — Ты и сейчас готов убить меня, да? Ну давай, доставай пистолет, стреляй! Тебе же это как раз плюнуть. Что молчишь? Пистолет забыл? Так можешь придушить. Помочь?! — Элиза схватила руку онемевшего от словесного потока Фридриха, приложила ладонь к своему горлу. — Души! Лучше сразу со всем покончить. Не хочу ждать, когда ты ещё захочешь из кого-нибудь чудовище сотворить, себе подобного. Давай!       — Не трогай мою маму!       Детский крик прозвенел яростно, отчаянно, и события понеслись вскачь. Фридрих дёрнулся, зашипел и, круто развернувшись, перехватил маленькую ручку мальчика. По светлой ткани штанов растекалось красное пятно. Ханс яростно вырывался из захвата, рычал. По плитке пола зазвенел выдернутый из раны штопор.       — Ханс! — Элиза налетела коршуном, вырвав сына из захвата, прижала к себе и крепко обняла. — Всё хорошо, малыш. Меня никто не обижает, всё в порядке, — ласково шептала, успокаивающе поглаживая по спине.       Фридрих, прихрамывая, проковылял до раковины, сдёрнул с крючка полотенце и зажал рану. Продолжая тихо материться под нос, рухнул на стул.       — Ты кричала. Я испугался, что тебе делают… больно… — шмыгая носом, тихо оправдывался мальчик, но его сердитый взгляд из-за плеча матери внимательно следил за незнакомым дядей.       — Теперь-то видишь, на что демон способен ради тебя? — расхохотался Фридрих, подмигнув маленькому защитнику. — Мы немножко поругались с твоей мамой, но я её не трогал.       Элиза укоризненно посмотрела на него, подхватила сына на руки и вышла из кухни.       — Скажи ему, кто я, а то прирежет втихушку, — крикнули ей вслед.       Спина напряглась, но шага Элиза не сбавила. Внутри кипело и пыталось вырваться наружу возмущение. Её сын не… чудовище? Резко остановилась и посмотрела на Ханса. Он не плакал. Уткнувшись лбом в плечо матери, крепко обнимал. Её малыш… Сердце наполнилось любовью и тревогой. Сейчас мальчик ничем не отличался от своих сверстников: любопытный, шебутной, любознательный. К нему ещё не вернулась память перерождений: не помнит ничего, знает лишь эту жизнь. Элиза, как заботливая мать, дарила любовь, тепло и видела, как сильно Ханс привязан к ней, как любит. Как бывшая жертва, боялась. Нет-нет да и забирался страх под кожу: что же будет, когда память вернётся?       В сознании забрезжила идея, но только время покажет, была ли она хорошей.       — Ханс, помнишь, ты просил познакомить тебя с папой? — задумчиво спросила Элиза.       Мальчик поднял голову и, умилительно захлопав пушистыми ресницами, кивнул.       — Ты всё ещё хочешь познакомиться с ним? — для верности переспросила, кивком указала в сторону кухни, намекая, о ком хочет рассказать.       Маленькие бровки нахмурились.       — Хочу, а… он меня не накажет? — прошептал Ханс на ухо маме, посмотрев в сторону Фридриха с интересом.       «Уже наказал. Теперь мы всё это расхлёбываем. Так что пусть тоже включается в процесс воспитания, благо опыт есть», — решила про себя Элиза и ласково посмотрела на сына.       — Не накажет. Тогда я познакомлю тебя с ним, но помни, что ты можешь отказаться от него в любой момент, — с улыбкой добавила она ему на ушко.       Дождавшись уверенного кивка, она ободряюще улыбнулась, поцеловала детскую пухлую щечку и, развернувшись, направилась обратно к Фридриху.       — Ты правда мой папа? А почему мама ругалась и кричала на тебя? Ты её обидел? — на одном дыхании выпалил мальчик, сползая с маминых рук.       — Обидел. Давно. Поэтому пришёл просить прощения. Мужчина должен признавать свои ошибки, и учиться на чужих, стараться их исправить, показывать пример другим, — сказано предельно серьёзно, без толики смеха Фридрих.       — И ты больше так не будешь? — явно копируя интонацию взрослых, строго уточнил Ханс.       — Не буду, — спокойно подтвердил Фридрих и, стараясь не потревожить рану, потрепал сына по тёмным мягким волосам. — Хорошо, что ты любишь маму, я свою тоже любил и защищал.       — Правда защищал? — недоверчивый прищур детских глаз.       — Да, — утвердительный взгляд в ответ.       — А у тебя есть Уроборос? — продолжал допрос Ханс, стараясь выглядеть как можно более суровым. Получалось неплохо, если бы не лёгкая картавость.       Фридрих не сдержался, хмыкнул и задрав футболку, оголил мускулистую грудь, обнажая рисунок свирепого чёрного змея с красным глазом, глотающего собственный хвост.       — У тебя он тоже есть?       — Да! На спине, — обрадовался малыш и развернувшись, потянул вверх оранжевую кофту, показал отцу свою метку.        Элиза молча стояла в стороне, не вмешиваясь в разговор. С интересом наблюдала, как Фридрих старался протянуть мосты, найти точки соприкосновения.       — Ты знаешь о нём всё?       — Только то, что рассказала мама, — честно признался мальчик, снимая вязаную вещь, и, повернувшись, выпалил с затаённой надеждой. — Ты попросишь у неё прощения? Вы помиритесь?       Элиза судорожно вздохнула, посмотрела на Фридриха. Прозвучит ли очередное «прости»?       — Попрошу.       Лукавая усмешка промелькнула да исчезла. Он подмигнул сыну, развернулся к Элизе и с покаянным видом произнёс:       — Прости.       Ханс хитро улыбнулся, копируя отца. Пожал протянутую руку.       — Мама, ты же прощаешь? — так и не отпустив крепкую руку новообретённого отца, с утвердительными нотками в голосе поинтересовался мальчик.       — Прощаешь? — присоединился к давлению Фридрих.       «Мне точно не справиться с этой парочкой, чëрт». Странное чувство клокотало в груди Элизы: было горько, радостно, легко и тяжело одновременно. Она так их боялась тогда, в Эдде, смотрела на вершителей её судьбы снизу вверх, сидя на коленях; это сейчас она стоит на ногах и умиляется милому демону и его отцу. Элиза отогнала от себя мысли, мотнув головой:       — Да, Ханс, я прощу, если для тебя это так важно, — согласилась она, зная, что сын — такой же манипулятор, как и отец. — На полотенце кровь, — переключила разговор в другое русло. — Может, стоит обратиться в больницу? — обогнув сына, решительно подошла к пострадавшему от штопора «мученику».       — Не надо, ты лучше справишься. Поможешь мне? — приподняв уголок губ в лёгкой улыбке, спросил Фридрих. Заметив испуганные глаза сына, подмигнул ему. — Сейчас это лишь царапина, но быстро может превратиться в рану.       Элиза прикусила нижнюю губу, не понимая, почему бы Фридриху не воспользоваться божественным исцелением.       — А как же способности к регенерации? — решила уточнить и сделала вид, что не слышит сладкие речи Тора.       — Нет, ты решишь, жить мне или нет, как решал я. Хочу, чтобы ты оказалась на моём месте, — объяснил Фридрих, стараясь не морщиться, когда она потянула за край импровизированного тампона, стараясь оценить глубину пореза.       — Ладно, я заморожу рану. Хочу подольше понаблюдать, как ты якобы страдаешь из-за своего предательства, — и в ухо уже прошептала. — Зря ты пустил меня на своё место.       Элиза повернулась к сыну, подарив ласковую улыбку.       — Ханс, малыш, я бы хотела, чтобы ты пошёл спать. Сейчас твоя помощь не нужна. Справлюсь сама. А тебе надо выспаться после долгого перелёта. Давай пойдём наденем пижаму, раз уж ты проснулся. Хорошо?        Услышав уверенное «угу», она подхватила сына на руки и отнесла в кровать, надев на того лёгкую пижаму с мишками. Укутала в пушистый плед, поцеловала в лоб и, глядя на встревоженное личико, успокоила:       — Спи, я помогу папе, потом приду.       — Папа останется? — приподнялся на руках и нахмурился малыш, показывая всем видом, что будет разочарован, если ответ окажется отрицательным.       — Останется, — пообещала она. Она поцеловала Ханса в щёку, пожелала сладких снов и погасила свет.       Элиза придала лицу уверенное выражение, расправила плечи и направилась в кухню, где её ждал «пациент». Вот только как с ним вести себя дальше, наедине, она не знала. С каждым шагом ей хотелось простить и снова нырнуть в омут этих карих глаз.       «Нет, нет… Чëрт!»       В итоге все процедуры проделала чуть ли не с видом мучительницы. Очень старалась не проявлять заботу. Молча подошла, села на корточки возле пострадавшего и, приблизившись, подула на рану. Остудив, убрала красноту, покрывая края тонким слоем льда.       — Надеюсь, было больно, — закончив, съязвила она.       Подняла взгляд и встретилась с затуманенным взором.       — Не надейся, моя ведьмочка, — разочаровал её Марко, блаженно улыбаясь.       — Не боишься превратиться в вечный айсберг?       — Я и был им… — хмыкнул он, открывая глаза. Ухватил за тонкое запястье, поцеловал ладонь и прижал её к груди напротив сердца. — Хочу, чтобы ты заморозила во мне всё плохое. Я хочу помогать тебе.       Элиза сердито зашипела, не веря ни единому слову гнусного манипулятора. Она вырвала руку из сильного захвата.       — Давай сменим тему, пожалуй. Где… — Элиза задышала чаще. — Где Мариэлла?       — Как я уже и сказал, рядом с тобой. Идём, я покажу.       Фридрих взял Элизу за руку и повёл в спальню. Она шла за ним, запинаясь, не решаясь произнести ни слова. Он открыл дверь, включил напольную лампу и выругался, когда на смятых простынях никого не увидел. Выбежал на балкон, не найдя, посмотрел в ванной комнате и заглянул под кровать.       — Мари? Мари, где ты? Выходи, не бойся. Я привёл маму.       Широкими шагами он ходил по комнате, заглядывая за шторы. Элиза услышала шуршание за дверцей шкафа-купе и направилась к нему. Медленно раздвинула дверцы. Она сглотнула, как только увидела испуганное существо, что сидело на полу, обнимая себя и покачиваясь из стороны в сторону.       — Мари, чего ты испугалась? Крика?       Фридрих отодвинул онемевшую Элизу в сторону и сел рядом с дочерью. Вытаскивать насильно её из укрытия не стал. Она посмотрела на него с испугом, медленно подняла взгляд на Элизу и зажмурилась, замотав головой.       — Го-о-лос демона… Я слышала Су-у-урта… — бормоча, Мари начинала раскачиваться сильнее. Её трясло. — Эта женщина воспитывает демона! — крикнула она, стараясь отодвинуться в глубь шкафа, спрятаться за одеждой.       — Это твоя мама, Мари, — Фридрих мягко улыбнулся, поглаживая дочь по волосам.       — Нет, нет… Моя мама не стала бы воспитывать демона, не стала!!! — завопила Мари, затыкая уши руками, и снова зажмурилась.        Элиза всхлипнула и опустилась на колени рядом с Фридрихом, решаясь, как и он, погладить её. Мари отстранилась, не позволяя больше касаться себя.       — Для неё я предательница, — проглатывая каждую букву, поняла Элиза, неотрывно смотря на Мариэллу, не ту прежнюю, весёлую девчушку, полюбившую змея.       — Ты для неё герой. Тебе удалось победить демона, — с нежностью проговорил Фридрих, печально улыбнувшись.