***
Минуты летят, а я сижу в машине такси и пустым взглядом смотрю на знакомые окна. Сейчас, когда день ещё в разгаре, территория около спортивного центра непривычно пуста, нет снующей туда-сюда молодёжи. В ярком свете обманчиво-горячего солнца знакомое мне здание кажется сонным замком, и только ряды машин на парковке дают понять, что за мерно дышащими в уютной дреме светлыми стенами кипит жизнь. Рядом паркуется чёрный автомобиль. Проскользнув взглядом по водителю, нахожу его лицо очень знакомым. Вспоминаю, где могла видеть его, и прихожу к выводу, что это именно тот парень, который подогнал нам машину на том холме. Томас, кажется. Понимаю, что угадала с именем, когда на мой отклик он замирает, а затем оборачивается. — Привет! Тебе фото или автограф? — улыбается актёр, поднимая на лоб солнцезащитные очки. — Стой-ка, мы ведь уже знакомы! — я утвердительно киваю. — Я… — Подожди, не подсказывай. Я сам хочу вспомнить. Саша, да? Подруга Германа. Журналистка из Англии. Я прав? — Почти. Я вообще-то фотограф, — поправляю я, тяжело выдыхая. — Ты как-то взгрустнула. Только же на позитиве была. Или я обидел тебя, сказав про журналистку? — Что? Нет, конечно. Как… Герман? — тихо спрашиваю, до конца не понимая, стоит ли вообще это делать. — Справляется понемногу, — после минутного молчания отвечает Том. — Вчера вот гипс сняли… — Гипс?! — неподдельный ужас, смешанный с сильным волнением за этого парня, заставляет мои глаза широко раскрыться, а брови ползти всё выше и выше на лоб. — Да не переживай ты так. Всё же нормально уже. А почему ты сама у него не спросишь? — парень недоверчиво щурится, однако заметив очередную перемену в моём настроении, сам же и отвечает на свой вопрос. — Вы поссорились, да? Извини. Герман не рассказывал. — Мы не ссорились. Мы просто… не общаемся. — Да уж. Узнаю Германа, — Том усмехается, будто сложившаяся ситуация его по-настоящему забавляет. — У него всегда так. Если радоваться — то до слёз, если страдать, то до депрессии. У него нет промежуточных состояний. Всегда всё по-максимуму. Не обижайся на него. Подожди недельку, у него обычно страдания не очень затяжные. Придёт в себя и сам к тебе прибежит. — Я не могу ждать. У меня самолёт ночью, — с грустью в голосе произношу я, опуская глаза на асфальт. — Дела. Слушай, я сейчас забегу внутрь. Герман попросил кое-что забрать. Он пока что сам водить не может по… понятным причинам. Так что я пока ему помогаю. А ты подожди меня здесь, ладно? Я жду его на скамейке около небольшой опустевшей клумбы, скромно сложив руки на коленях, и с удивлением думаю, что в очередной раз история становится похожа на выдумку киносценаристов. — Недалеко есть одно местечко, где подают отличный кофе, — мужской силуэт нависает надо мной, загораживая солнце. — Я угощаю. Мы садимся в его дорогой автомобиль, который я невольно изучила, ожидая возвращение Томаса. Он клятвенно обещает меня вернуть в гостиницу и даже потом довести до аэропорта. На немой вопрос, так отчётливо читающийся в моих глазах, Хэйес отрицательно мотает головой. — Нет, его здесь сегодня нет и не будет. Интервью перенесли. Да и тебя я к нему не пустил, уж прости. Он сейчас не в том состоянии, чтобы нормально общаться с кем-то. А как вы познакомились? — он умело меняет тему и интонацию, что действительно помогает на некоторое время забыть о прежней грусти. — Съёмки для Cosmopolitan. Я заменила фотографа, который не смог приехать. — А! Так это твоя работа? Ну, те потрясающие фотки в белой рубашке? — парень воодушевлённо и восторженно обращается ко мне, отворачиваясь от дороги. Я еле заметно киваю, чувствуя лёгкое смущение. — Они просто шикарны! Герман на них такой… живой, настоящий. Скажи, сколько будут стоить твои услуги в частном порядке? Мне определённо нужна такая фотосессия. — Я, честно говоря, не очень люблю людей снимать, — растерянно произношу я. — То есть я в пролёте, — парень в голос смеётся, заворачивая к той самой кофейне. — Прости. Но я могу предложить альтернативу. У меня в Стокгольме подруга живёт. Мы с ней со школы знакомы, а потом и колледж искусств вместе заканчивали. Она просто охрененный фотограф. Могу дать контакты, если надо? — А она красивая? — лукаво улыбнувшись, интересуется Томас, отстёгивая ремень безопасности. — Она замужем и у неё двое детей. Увы! — я развожу руками и открываю дверь автомобиля. — Эх, невезуха, — наигранно-тяжело произносит Хэйес и тоже вылезает из машины. Мы устраиваемся за столиком внутри тёплого уютного заведения, Том ныряет в небольшую толпу, образовавшуюся у витрин кафетерия, через несколько минут возвращается с двумя кружками горячих дымящихся напитков. — Твой латте с кучей сахара и карамелью, — я удивлённо приподнимаю брови. — И что же ты ещё обо мне знаешь? — Ты не подумай, Герман редко вообще обсуждает с кем-то свои увлечения, — на последнем слове парень осёкся и выжидающе посмотрел на меня, но, не заметив никаких перемен, продолжил: — Однако в этот раз ему было очень тяжело молчать. Это было заметно. Как я уже сказал, когда он счастлив, то хочет поделиться этим со всеми вокруг. Можно сказать, я практически силой заставил его рассказать о тебе. — И что, он серьёзно так просто говорил обо мне несмотря на то, что я старше? — Да. А что в этом такого? — непонимающе произнёс Том. — Нет, ничего. Просто, я думаю, что в вашем возрасте принято встречаться с ровесницами. Это ведь нормально, — парень спрятал лицо в ладонях и покачал головой. — А мне всю жизнь говорили, что у меня нет способностей к музыке и театру. Преподаватели, друзья, родители… И что же теперь? Я работаю в лучших клубах страны, снимаюсь в прибыльных фильмах. Если вестись на поводу у общественного мнения, делать только так, как принято, то счастья не найдёшь. — Наверное, ты прав. Но мне бы знать, что это нужно не только мне, что и он пойдёт мне навстречу, — Хэйес пожимает плечами, а затем накрывает мою кисть, лежащую на столе, своей. — Я поговорю с ним ещё раз. Но нужно подождать. Дай ему время, — успокаивающе проговаривает он. — Подождать, — тяжело вздохнув, повторяю я. — Вечно ждать не выйдет. Мне же не двадцать, чтобы в запасе ещё вся жизнь и куча новых возможностей. В моём возрасте пора о семье думать, — моя рука соскальзывает со стола, чуть не опрокидывая полупустую чашку. — Вы такие милые влюблённые дурачки, — усмехается он, вызывая очередную волну гневного непонимания с моей стороны. Я начинаю вести себя, как Герман. — Кстати, я тут подумал, дай мне контакты той девушки, про которую ты говорила…***
Разговор с Томасом немного поднял настроение. Не знаю, почему, но я доверяю ему, его суждениям. Он говорит не торопиться, и я гоню прочь бесполезные мысли. От любовной лихорадки хорошо помогают сладости и работа; я работаю, работаю, разбираю завалы документов, сортирую по каталогам последние съемки. Дни, казалось бы, должны летать, но тянутся, как приторная жевательная конфета. Даже частые телефонные звонки не вносят оживления, я на автомате отвечаю всем, сохраняя дружелюбный тон. В очередной раз не глядя поднимая трубку, бросая такое приевшееся «Слушаю». — Привет, Саша! — телефон чуть не выпадает из рук. Герман. Зачем? Почему именно сейчас? — Да, привет! — хоть мой голос и звучит в крайней степени безразлично, я ни на секунду не перестаю дрожать от звуков его голоса. — Ты как? — Хорошо. А ты? — мне хочется кричать, рассказать ему о стольком, злиться, ругаться, а потом плакать и говорить, как я скучаю. Но я вынуждена отвечать сухо и коротко, дабы не вызвать у самой себя очередную волну истерики. — Слушай, я сейчас в Лондоне по делам. Могу приехать к тебе? Сегодня, завтра — когда тебе будет удобно. Я очень хочу тебя увидеть. Пытаюсь воскресить в голове список дел, которые необходимо сделать в ближайшее время: сегодня нужно отсортировать фотографии, а завтра работа в студии до двух… Потом готова увидеть его. Если, конечно, к этому вообще можно подготовиться. — У меня завтра фотосессия в… Вот чёрт, — название студии напрочь вылетает из головы. — Я скину тебе адрес чуть позже. — Тогда до скорой встречи. Следующие полтора дня стараюсь жить, как обычно, не думать о предстоящей встрече, но от этого становится только хуже. Тряска в руках, появившаяся в тот самый момент, когда я услышала его голос, никак не хочет уходить. Фотографии получаются смазанными, неидеальными. Я бешусь всё больше и больше, время от времени поглядывая на часы и проклиная их за то, что они идут так медленно. Мы заканчиваем ровно в два, однако мои сегодняшние модели не торопятся покидать площадку, мило чирикая о новых нарядах и нарочито медленно собирая все свои многочисленные вещи. «Боже, давайте уже быстрее!» — мелькает в голове, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сказать этого вслух. — О! Мы же не посмотрели фотографии, — взвизгивает одна из девушек и переводит на меня выжидающий взгляд. — Оставьте мне свою почту. Я всё скину к вечеру, — быстро проговариваю я и спустя пятнадцать минут практически силой выпихиваю моделей из студии в прихожую. За столом, как и всегда, сидит администратор — молодой темноволосый мужчина, весь забитый татуировками. Дежурно улыбаюсь ему и разворачиваюсь, дабы вновь оказаться в съёмочном зале, однако глазами невольно цепляюсь за парня, сидящего на мягком стуле и листающего какой-то журнал. Девушки продолжают собирать свои вещи и одеваться, поглядывая в сторону норвежца и как-то хитро посмеиваясь. — Это же он! — проговаривает одна из моделей. — Кто он? — Тот парень, которому в Cosmopolitan ещё целый разворот посвятили. Тот актёр, то ли финский, то ли русский. Ну помните те фотки? — разъясняет она, опускаясь на одно колено, дабы завязать кроссовок, но всё также продолжая неотрывно пялиться на Германа. — Да ладно! Неужели это он?! — чуть громче восклицает третья девушка, до этого момента молча изучавшая юношу. — Герман! Ты уже приехал? — три пташки тут же замолкают и переводят на меня вопросительные взгляды, которые быстро сменяется неким разочарованием, когда парень, улыбаясь, встаёт с места и обнимает меня, целуя в щёку. Сборы красавиц заметно ускоряются, и спустя всего три минуты я закрываю за ними входную дверь. — Решил подождать тебя здесь. Не хотел мешать, — от его взгляда по телу пробегает лёгкий холодок. Он совсем другой. Похудевший, светловолосый, а в медовых глазах затаилась… грусть. Парень протягивает мне пластиковый стаканчик с эмблемой Starbucks. — Мне показалось, что цветы — это слишком банально, а тебе будет приятно выпить со мной горячий кофе после работы. Делаю шаг назад и сильно жмурю глаза, просто не веря во всё происходящее. Он здесь. Стоит передо мной. Спустя полтора месяца с нашей последней встречи, когда внутри меня поселилась уверенность, что он меня забыл. По бледным щекам сбегают самые настоящие ручьи из слёз, оставляя после себя широкие мокрые дорожки. — Саша, я что-то сделал не так? — взволнованно произносит Герман, приобнимая меня за плечи. — Нет, всё так. Просто я… Я… так рада тебя видеть, — уткнувшись лицом в белый джемпер, я крепко обнимаю норвежца, стараясь впитать всего его в себя. Спустя пятнадцать минут и пол кружки кофе я обретаю способность мыслить более-менее связано. Мы сидим на маленьком диванчике, тесно прижавшись друг к другу. Говорим о прошедших днях, о какой-то бессмысленной ерунде, но постепенно всё равно приходим к тому, что произошло между нами. — После того случая я был так зол. Я просто ненавидел всё и всех вокруг: себя, тебя, всех остальных. Мне почему-то казалось, что это окружающие виноваты в том, что произошло. Не очень-то взрослый поступок, знаю. — Нет. Всё нормально. Я понимаю тебя. Как… твоя нога сейчас? — Оу, всё хорошо. Уже даже танцевать разрешили, перегружать, правда, всё равно пока что нельзя, но потихоньку восстанавливаюсь. Ох, Герман. Тебе так хочется выговориться, рассказать мне всё-всё, что с тобой произошло за это время в мельчайших подробностях. И ты рассказываешь о разговорах с родителями и друзьями, о новом сериале, в который тебя позвали сниматься, о том, как переживал те мучительные две недели, сидя дома в полном одиночестве, о том, как хотел послать всё к чёрту… Вообще обо всём. Я не перебиваю и не комментирую, терпеливо выслушивая всё до последней детали, крепче сжимая руку парня. Потом норвежец помогает мне убрать аппаратуру, перетаскать весь реквизит и привести в порядок осветительные приборы. — Какими судьбами в Англии? По работе приехал? — И да, и нет. Я вообще-то к тебе приехал, — камера с трудом удерживается в моих руках, когда я ощущаю горячее дыхание, так приятно обжигающее шею. — И когда ты обратно? — на полусогнутых ногах отхожу от Германа, упорно делая вид, что ничего не происходит, вызывая тем самым у него усмешку. — Через пару дней. Вот мы всё и разобрали, — потирая руки, произносит он. — Куда дальше? — я удивлённо приподнимаю брови, восхищаясь тем, как по-хозяйски он ведёт себя в незнакомом месте, в чужой стране. — Что? Ты же не бросишь меня одного этим вечером, — его губы соблазнительно изгибаются, его глаза, в которые я имела неосторожность посмотреть в эту самую секунду, вводят меня в какой-то транс. Я не замечаю, как мы покидаем студию, как оказываемся в моей машине, как выезжаем на шоссе. Эти пятнадцать — двадцать минут словно выпадают из моей жизни. — Ты ведь пригласишь меня к себе? «Дьявол! Он самый настоящий Дьявол!» — кричит моё подсознание, но я лишь молча киваю, продолжая находиться в прострации. Дорогу до моего дома мы преодолеваем в абсолютном молчании, только слабо играющее радио создает какой-то фон и не даёт сойти с ума от гнетущей тишины. Понемногу я прихожу в себя и начинаю осознавать, что происходит. Мне почти физически нехорошо, противно внутренне. Неужели он думает, что может вот так вот, появившись из ниоткуда, напроситься на утешительный секс и чашечку кофе в придачу? Но самое страшное всё же заключается в том, что я не могу отказать ему. — Я вообще-то не думал ни о чём таком, — проговаривает Герман, хмуря тёмные брови, и я с ужасом понимаю, что сказала это вслух. — Просто хочу побыть с тобой. Можем приготовить ужин, посмотреть что-нибудь, поговорить. Я не такой озабоченный, как ты, возможно, думаешь. Я ведь не ради секса пересёк полконтинента, — резким движением головы парень смахивает со лба светлые отросшие пряди. — Но, чёрт возьми, да, Саша, я не могу не думать о сексе с тобой. Столько раз представлял, как возьму тебя на кровати, на диване, на столе, на полу. Как имею тебя в самых разных позах. Я дрочу на твой Instagram с нашей первой встречи и… — норвежец осекается, до крови кусая нижнюю губу. — Прости, я, кажется, сболтнул лишнего. Девушке не стоит всего этого знать. — Ничего, — шепчу я как можно тише, но даже это не скрывает хрипотцы, неожиданно появившейся в голосе. Непроизвольно сжимаю колени и ёрзаю на кожаном сидении, стараясь принять удобное положение и затушить пламя неистового желания, разгоревшееся между ног. «Он думал обо мне? Он представлял меня в своих фантазиях?» — моё сознание просто ликует, однако я всё же стараюсь держать себя в руках. В квартире сразу становится как-то теснее, непривычнее. И уютнее. Механически двигаюсь по комнате, предлагаю ему кофе, сок, хотя самой отчаянно хочется большой глоток вина. Герман бродит по гостиной, смотрит развешанные на стенах подборки фотографий, листает альбомы, спрашивая разрешения, включает лёгкую ненавязчивую музыку, выражая восхищение стерео-системой. Открыв холодильник, понимаю, что, кроме кефира и яблок, предложить парню мне нечего. — Может, что-нибудь закажем? Я не успела подготовиться к твоему приходу, — норвежец молча кивает, еле заметно и слегка смущённо улыбаясь. В ожидании заказа мы стараемся поддерживать нейтральный разговор. Однако каждый взгляд, каждое неловкое случайное прикосновение, когда я прохожу мимо, или он подаёт мне раскрытый на той или иной странице альбом с фотоработами, посылает по коже миллионы жгучих импульсов. В сотый раз посмотрев в окно, решительно достаю из кухонного шкафчика бутылку вина. Нужно хотя бы немного расслабиться. Слава Богу, современные производители завинчивают бутылки обычной крышкой, так что девушка прекрасно может напиться без помощи мужчины, который должен идти в комплекте с напитком и штопором. Горлышко задевает стекло бокала с характерным звоном, расплёскивая багряные капли. — Дай помогу, — подойдя ко мне со спины, Герман перехватывает тёмную бутылку и наполняет мой бокал, а затем немного наливает себе. В голове неожиданно проскакивает мысль о том, как сильно меня заводит сложившаяся ситуация и этот взъерошенный молодой паренёк, который так боится сделать ошибку, отчего выглядит крайне зажатым. Залпом осушаю бокал и опускаю его на стол. Обхватываю руками лицо парня и, притягивая к себе, впиваюсь поцелуем в сладко-винные губы, по которым так сильно скучала всё это время. Всё меняется в один момент. Всего секунда и он перехватывает инициативу, прижимая меня к стене, в его блестящих глазах читается дикий голод и мольба, перед которой я просто не могу устоять. Я сама готова умолять его взять меня. Вихрь горячих поцелуев пьянит сильнее вина. Герман осторожно снимает с меня футболку, там, где его пальцы касаются обнажённой кожи, кажется, остаются следы, будто от ожогов. Повторяя его действия, тяну вверх белый джемпер; он с готовностью поднимает руки, помогая мне избавить его от ненужного в данный момент материала одежды. Замираю от восторга, чувствуя тепло обнажённой, фарфорово-кремовой кожи под руками, безупречные линии стальных мышц, впитываю их совершенство. Как в бреду мы добираемся до спальни, падаем на кровать, сминая покрывало. — Прости, боюсь, что не смогу долго сдерживать себя, — лихорадочно шепчет Герман, вдавливая меня в матрац весом собственного тела. — Но я постараюсь… Его слова звучат ужасно неубедительно. Даже если он сможет ещё хоть сколько-нибудь терпеть эту пытку, то я точно не смогу. Пока мы оба не потеряли голову окончательно, я тянусь к прикроватной тумбочке и достаю оттуда пачку презервативов. Неожиданности нам сейчас ни к чему. — Я надеюсь, ты знаешь, что это, — подкалываю я, выгибая бровь. — Не волнуйся, я погуглил, прежде чем ехать к тебе, — в схожей манере отвечает парень. — Ты был уверен, что я позову тебя к себе, и мы будем заниматься такими вещами? — Всегда нужно надеяться на лучшее, — усмехается норвежец, притягивая меня к себе. Больше мне не смешно, мне холодно и жарко одновременно. Я выгибаюсь навстречу его губам, боясь потерять это необыкновенное хрупкое ощущение близости наших тел. — Иди ко мне, — шепчет он, и я иду к нему, полностью отдаюсь забытым ощущениям и этому парнишке, так ловко завладевшему моим покалеченным сердцем. Уже предвкушая вкус победы, Герман заметно расслабляется, чем я охотно пользуюсь, резко переворачивая его на спину и усаживаясь сверху. Несколько бесконечно долгих мгновений парень находится в замешательстве, однако вскоре принимает правила моей игры. Пытается уложить меня на лопатки, но я не позволяю. Пытается принять сидячее положение, дабы быть ближе ко мне, но я грубо толкаю его обратно. Дорожками мокрых поцелуев спускаюсь по шее, плечам, животу, дохожу до чёрного кожаного ремня и ловко расправляюсь с ним. Слегка приспустив чёрные узкие джинсы вместе с нижним бельём, наконец, касаюсь возбуждённой плоти норвежца. Он вздрагивает, продолжая с заметным волнением наблюдать за моими действиями. Наклоняюсь ниже, практически касаясь напряжённого члена губами… — Стой. Не думаю, что тебе стоит… — отрывисто произносит он, удерживая меня за предплечье. — Моему мальчику никогда не делали так? — коварно усмехнувшись, я прикусываю нижнюю губу. — Расслабься. Тебе будет приятно, — говорю я, понимая, что сама себя не узнаю. Моё поведение превращает меня в героиню какого-нибудь бульварного романа или подросткового сериала, в одном из которых, кстати, снимался парень, лежащий сейчас подо мной. Несильно ударяю Германа по руке, заставляя выпустить меня из своей хватки, и исполняю задуманное. Опускаю глаза вниз и снова закусываю губу от увиденного, чувствуя во рту металлический привкус. В этот момент мне кажется, что ничего красивее я не видела в своей жизни — он идеального розового цвета, ровный и гладкий, среднего, самого лучшего размера, с влажной, сияющей в тусклом свете спальни, соблазнительной головкой. Он нетерпеливо подрагивает и будто сам тянется навстречу. Аккуратно касаюсь его языком, словно проверяя на вкус, и снова улыбаюсь, услышав наверху резкий выдох парня. Провожу по всей длине, уже смелее, исследуя каждый бугорок и впадинку на напряженной поверхности. Он отзывался дрожью на каждое прикосновение, призывно пульсируя изнутри рвущимся наружу желанием. Наконец, приоткрываю рот и обхватываю губами сочащуюся головку. Отключаясь от внешнего мира и полностью отдаваясь процессу, втягиваю его в себя всё глубже, обводя языком и чувствуя, как он набухает всё сильнее. Мои движения, плавные и медленные, заставляют дыхание Германа сбиваться. Он сильно жмурится, цепляясь за смятые простыни и негромко постанывает. Продолжаю сладкую пытку, обволакивая его горячим дыханием, с каждым разом позволяя проникнуть чуть глубже, но лишь для того, чтобы снова отступить назад, дразня языком и губами. Когда подпускаю его совсем близко к горлу, парень не выдерживает. С хриплым стоном, он хватает меня за волосы и толкается бёдрами наверх, требовательно раздвигая горячие стенки. Дрожа всем телом и рыча, он крепко держит мою голову, не давая отстраниться и заставляя задыхаться, но принимать его так глубоко, как только это возможно. Прилагаю немалые усилия, чтобы поднять голову. Губы блестят от смазки в лучах уличного фонаря. Я представляю собой самое что ни на есть порочное зрелище. По крайней мере, именно так мне кажется. Измученный мной, казалось бы, до предела парень достаточно быстро приходит в себя. И вот уже я лежу под ним, широко раздвинув ноги. Он в очередной раз даёт мне понять, что в наших недоотношениях главный — именно он. Упускаю момент, когда мы становимся единым целым. Его имя, словно мантра, срывается с губ полувсхлипом-полустоном. Каждое его движение отдаётся сладкой болью где-то в кончиках пальцев ног, поднимаясь вверх неукротимой волной, сквозь пелену желания вижу гримасу страсти, исказившую его прекрасное лицо, как он отчаянно закусывает нижнюю губу, пытаясь сохранить остатки контроля, заботясь о моём удовольствии, и снова и снова зову его, цепляясь за сильные плечи. Из дремотного состояния меня вырывает настойчивый телефонный звонок, и разъярённый голос курьера, который проклинает нерадивых клиентов, заказывающих пиццу не пойми зачем, когда самих нет дома. — К чёрту пиццу, — сонно тянет Герман, обнимая меня одной рукой. Я лежу на его плече и тихо улыбаюсь. Мне хорошо.***
Через пару дней, наполненных незабываемыми эмоциями и крышесносными впечатлениями от совместного времяпровождения, мы едем в аэропорт. Я нервно кусаю губы, растянутые в самой искренней улыбке, надеясь не расплакаться. Он, видя с трудом сдерживаемые мной слёзы, крепко прижимает к себе, целуя в макушку. — Приезжай ко мне как-нибудь. Я покажу тебе настоящую Норвегию: родной город, горы, море — все те места, которые мне нравятся. — Обязательно приеду, — шепчу я, держась из последних сил. Он уходит, оставляя меня в одиночестве. Однако я совершенно не чувствую себя брошенной. Я люблю тебя. Я верю в тебя. Я надеюсь, что у нашей с тобой истории будет счастливый конец.