«Сексуальность никогда не бывает явной, она скрыта в походке, во взглядах, в разных мелочах, которые ты выхватываешь из образа. Иногда достаточно просто посмотреть человеку в глаза — и всё становится понятно» ©Шарлотта Гилман
***
— Интересное место для свидания, — подмечаю я, старательно потирая ладони в надежде хоть немного согреться. Ночное сообщение с указанием времени и уже известного мне адреса тренировочного центра юного дарования загнало мой мозг в тупик: одновременно обрадовало и чрезмерно напугало. Почему-то вдруг стало казаться, будто я делаю что-то не так. Однако любопытство всё же взяло верх над сомнениями. Недолго думая, я всё же решила узнать подробности запланированной встречи в столь необычном для подобного месте. Написав с десяток сообщений с кучей вопросительных и восклицательных знаков на концах, я так и не удосужилась получить ни одного ответа. Герман даже не посчитал нужным прочитать их. Придя к назначенному времени, полная гнева и желания высказать этому высокомерному мальчишке всё, что я о нём думаю, а потом просто развернуться и уйти, я вновь потерпела сокрушительное поражение. Быстро сбежав по лестнице в одной лишь майке и тонких спортивных штанах, парень широко улыбнулся, сразу же выбивая меня из колеи и заставляя забыть все те слова, которые я уже несколько раз отрепетировала у себя в голове. — Прости, что не отвечал вчера. Был немного занят, — по голосу норвежца становится понятно, что ему не жаль, он не испытывает вообще никакого сожаления и не чувствует вины. Совсем наоборот. Приподняв хитрые лисьи глаза, он внимательно наблюдает за моей реакцией, будто бы испытывая удовольствие от того, как я теряюсь от его слов. — Пойдём со мной, — небрежно махнув рукой, Герман поднимается наверх и приоткрывает входную дверь, галантно пропуская меня вперёд. «Мы останемся здесь?» — звучит у меня в голове, но я не успеваю спросить это вслух, ибо Томмераас, очевидно, завидев этот самый вопрос в моих глазах, сразу же отвечает: — Здесь, по крайней мере, я делаю то, в чем ты не считаешь меня ребёнком. Территория тренировочного центра пустынна, тусклое ночное освещение сужает пространство, превращая коридоры в лабиринты мрачных тоннелей, раздевалки и некогда просторные залы — в безмолвные, пугающие и одновременно привлекающие своей таинственностью пещеры. Мой спутник имеет ключи от всех дверей. — Персональная раздевалка? — интересуюсь я, наблюдая за нехитрыми манипуляциями парня и за трясущимся на связке неоновым зелёным брелком. — Почти, — ухмыляется Герман, — обычно я занимаю её, когда тренировки поздно вечером, или же когда у родителей наступает романтический период. — Ты здесь ночуешь? — Регулярно. Оказавшись внутри помещения, принимаюсь изучать интерьер: несколько шкафчиков для одежды, кулер, деревянная скамейка около стены и тёмно-синий диван, стоящий в самом дальнем от двери углу. Небольшой столик, на котором стоят термос, две пустые чашки, электрический чайник и парочка контейнеров, в которые обычно мамы кладут детям сэндвичи на школьный ланч. В целом здесь очень уютно, однако в голове всё же проскальзывает мысль о том, что сама бы жить я здесь не смогла. — Можно сказать, что у нас с тобой пикник. Но это чуть позже. Сейчас же я хочу выполнить своё обещание и потанцевать с тобой. И плевать, что в нашем уговоре о совместном танце не было и речи. Я настолько удивлена и шокирована, что не могу сказать ни слова. Всё, на что меня хватает, это глупая улыбка и покачивания головой. — Переодевайся и пойдём в зал, — из большой тёмной сумки, на которую я поначалу вообще не обратила внимания, Герман достаёт чёрную майку с надписью «Italy» на спине, выложенной мелкими переливающимися стразами и обрызганной золотым лаком и такие же чёрные немного растянутые штаны. — Это одежда девушки брата. Надеюсь, тебе подойдёт. — А девушка брата знает, что ты украл у неё одежду? — усмехаюсь я, продолжая разглядывать неброские, но всё же достаточно дорогие вещи. — Я не украл, а взял на временное пользование. Уверен, она не будет против. Когда я сказал, что у меня появилась… подруга, и описал тебя, все члены моей семьи были в таком восторге, что и не передать словами. А Агни — как раз невеста брата — сказала, что готова помочь, если это вдруг потребуется… — парень ещё долго продолжал что-то говорить о своей семье и друзьях, но я уже не слушала. В висках пульсировала фраза «появилась подруга», разносившаяся эхом по всему телу. — Иди переодевайся, — пощёлкав пальцами у меня перед лицом и тем самым выведя из трансового состояния, Герман указал рукой на серую дверь. — Там душевая. Я тебя здесь жду. Через пару минут я тёмным пятном стою перед ним, скрестив руки на груди и заметно съёжившись. Меня никак не отпускает ощущение, что я стою перед ним голая, слишком странно он смотрит на меня. Когда его глаза доходят до моих ног, парень хмурится и немного наклоняет голову в бок. — Что-то не так? — посмотрев на свои ноги, но не увидев на них ничего странного, спрашиваю я. — Не думаю, что тебе будет удобно танцевать в этом, — указав кивком вниз, проговаривает Томмераас, и я, наконец, понимаю, что так сильно его привлекло: тёмно-коричневые угги действительно были не самой подходящей для спорта обувью. — Какой у тебя размер ноги? — Тридцать седьмой — тридцать восьмой, — отвечаю я, наблюдая за тем, как норвежец копошится в одном из металлических шкафов. — Держи, — поставив передо мной на пол пару серых кроссовок с розовыми шнурками, он облизал алые пухлые губы, так сильно выделявшиеся на фоне бледной кожи. — Это тоже подруги брата? — подкалываю я. — Нет, это моей подруги. Бывшей подруги, — уточняет он, видя мои затрясшиеся руки. — То есть ты всех своих потенциальных девушек танцевать учишь? — мой голос звучит совсем не убедительно, в нём чётко слышатся нотки разочарования. — Нет, я никого не учу. — А это тогда что? — веду себя, как ревнивая женщина лет сорока, внезапно обнаружившая следы губной помады на рубашке своего мужа. Понимаю, что не имею никакого права так делать, но внутренняя уже совершенно не скрываемая обида берёт своё. — Это она меня учила. Она была моим хореографом, когда мне было семнадцать, — от его слов становится не просто больно внутри, но ещё и до тошноты мерзко. Сладкий запах шоколада, лежащего на столе; аромат цветочных духов, исходящий от чужих вещей, надетых на мне; и вид этих кроссовок заставляют непроизвольно зажать рукой рот, дабы всё содержимое моего желудка не оказалось на чистом полу или же на самом парне. С горечью осознаю, что отношения со взрослой женщиной для него не что-то запретное. Словно не замечая моего состояния, норвежец просит присесть на диван, но я не могу даже пошевелиться. С трудом поворачиваю голову в сторону и вижу перед глазами неприятные картинки. Мозг начинает выстраивать логические цепочки: «У него в шкафчике хранятся её кроссовки, значит, они непременно были близки. У них определённо был секс и, скорей всего, прямо на этом диване». В конечном итоге я всё же пересиливаю себя и сажусь на этот злополучный диван. Опускаясь передо мной на колени, парень принимается аккуратно стягивать с меня обувь. Отставив её в сторону, он натягивает на меня сначала один, а затем и второй кроссовок. Я жмурюсь и чуть ли не плачу от досады. — Тебе больно? Малы что ли? — взволнованно спрашивает Герман, глядя на меня. Я лишь мотаю головой не в силах произнести ни слова и страшно боясь разрыдаться прямо здесь. Через пять минут я более менее прихожу в себя и мы направляемся в хореографический зал. — Я включу музыку, а ты мне что-нибудь покажешь. Двигайся так, как считаешь нужным и как… чувствуешь, — не дожидаясь моего ответа, парень нажимает на кнопку магнитофона и зал заполняется звуками медленной настолько красивой и душевной мелодии, что слёзы, которым до сего момента удачно удавалось держаться внутри слёзных каналов, одна за одной начинают скатываться по щекам и разбиваться о серый линолеум. Я опускаю голову, отчего мои волосы спадают на лицо, закрывая его с всех сторон. — Что с тобой, Алекс? — Герман оказывается рядом как-то быстро и незаметно. Положив свои горячие руки на мои обнажённые плечи, он немного приседает, пытаясь разглядеть моё лицо. — Ты… плачешь? — его голос наполнен таким удивлением, будто бы он впервые в жизни видит чьи-то слёзы, да и вообще только сейчас понимает, что люди умеют плакать. Я не выдерживаю и начинаю громко рыдать. Обхватив парня за талию, я прижимаюсь к нему всем телом, утыкаясь носом прямо в грудь. Растерявшись всего на секунду, норвежец обнимает меня в ответ, ещё сильнее прижимая к себе. Целует меня в макушку и что-то шепчет прямо на ухо, но я не могу разобрать ни слова. Тепло, исходящее от его тела, полностью поглощает меня. Я прикрываю глаза и невольно прислушиваюсь к громкому звуку его учащённого сердцебиения. — Что мне сделать, чтобы ты перестала плакать? — он не пытается докопаться до причины моих слёз, а лишь тихо спрашивает, как поднять мне настроение. — Станцуй для меня, — шепчу я, вытирая с щёк мокрые дорожки и остатки косметики. Парень помогает мне усесться на стул, а сам включает музыку и двигается в центр зала. Словно завороженная, я наблюдаю за каждым его движением. Он живёт в танце, в каждом взмахе рук, в каждом шаге, в каждом повороте. Впиваясь ногтями в жёсткий пластик невысоких ручек стула, я обретаю недостающую уверенность, и хочу немного поиграть. Музыка стихает, и парень подходит ко мне. — Удовлетворена? — ухмыляясь, спрашивает он, заметив перемены в моём настроении, и, открыв бутылку с водой, делает несколько больших глотков. — О, нет. Ещё нет, — протягиваю я. Герман беспрекословно принимает нашу игру в тренера и ученика, выполняя все немыслимые комбинации, которые я на ходу придумываю в своей голове. Всё ещё продолжаю наблюдать за ним и чувствую, как за спиной вырастают крылья и я отрываюсь от земли, буквально паря и зависая в воздухе. — Ауч! — его вскрик мгновенно возвращает меня обратно, выдёргивая из этого волшебного состояния. От испуга я даже вскакиваю со стула, но не осмеливаюсь подходить ближе к парню. Прихрамывая на правую ногу, Герман медленно плетётся ко мне и… улыбается. — Всё в порядке. Просто подвернул. Такое бывает, — успокаивает он меня. — Но боюсь, что на сегодня нам придётся закончить. Прости, — опустившись на стул, на котором всего несколько секунд назад сидела я, Герман стягивает с повреждённой ноги кроссовок и начинает ощупывать щиколотку и стопу. — Шутишь что ли? Это я должна прощения просить, — теперь на коленях перед ним стою я. — Из-за моих капризов ты получил травму. — Глупости. Лёгкое растяжение. Пройдёт за два дня, — всунув ногу обратно, норвежец поднимается со своего места и протягивает мне руку. — Надо наложить повязку, — замечаю я, хотя парень, кажется, даже не слышит, увлечённо рассказывая о том, какие серьёзные травмы можно вообще получить из-за неосторожности. — Умолкни, — шиплю я. — Я сейчас в обморок упаду от твоих этих рассказов.***
Оказавшись в раздевалке, чисто интуитивно подхожу к первому же шкафчику. На этот раз метод тыка сработал. Вытаскиваю небольшую аптечку и, положив её на стол, принимаюсь изучать мелкие надписи на многочисленных тюбиках с мазями. Наконец, среди кучи полупустых сосудов раскапываю эластичный бинт. Усаживаюсь перед ним на корточки и аккуратно закатываю штанину, пытаясь вспомнить курсы первой помощи, которые я когда-то посещала. Когда мои холодные руки задевают кожу парня, он вздрагивает, напрягая все мышцы. Заматываю бинтом, время от времени интересуясь, больно ли ему или нет. — Надеюсь, у тебя там чай, он бы мне не помешал, — краем глаза заметив термос, произношу я. — Ага, — кивает Герман и как-то неожиданно дёргает меня за плечи, привлекая к себе. Чувствую горячую ладонь, сквозь майку обжигающую кожу чуть выше поясницы. Второй рукой проводит по щеке, выдыхая тихое «спасибо». Этот еле слышимый мягкий звук я ловлю губами. «Это было неизбежно», — подмечаю про себя, усмехаясь сквозь поцелуй всей несуразности и невозможности происходящего. Всё шло именно к этому с тех самых пор, как я пришла сюда, как приняла его приглашение, как впервые встретила его. — Нужно было сразу сделать это, — шепчет он, разрывая поцелуй. — Ещё в прошлый раз, когда ты меня к себе пригласила. Я мог бы тебе уже тогда доказать, что я не маленький мальчик. — Замолчи. Не лишай меня удовольствия любоваться тобой. — Теперь ты владеешь мной, — рука, которая мгновение назад гладила меня по спине, потянулась к выключателю. Помещение окунулось во мрак. Ещё секунда и я сижу у него на коленях, так пошло и неправильно обхватив его талию ногами. Больше нет смысла терзать себя пустыми сомнениями. Сквозь прочную, но достаточно тонкую ткань ощущаю, насколько сильно его возбуждение, явный признак которого упирается мне во внутреннюю часть правого бедра. Самообладание и сдержанность этого парня буквально выводят меня из себя. Желая ускорить процесс, я начинаю ёрзать на нём, то и дело задевая выпирающую часть тела. Одним резким и непривычно грубым движением Герман хватает меня за бёдра, максимально близко прижимая к себе и лишая возможности двигаться. — Тшшш, — шипит он. — Не торопись. Его рука скользит под майкой по моей спине, каждое прикосновение отзывается болезненной ломотой в груди и волнами жара, поднимающимися от кончиков пальцев ног до солнечного сплетения. В голове вновь всплывает мысль о том, что хозяйка кроссовок, до сих пор надетых на мне, возможно, точно также сидела на нём, обнимала и целовала его. Однако в этот раз это вызывает у меня лишь злой смешок, ведь сейчас её здесь нет. — Что? Почему смеёшься? — Герман хмурится и смотрит мне прямо в глаза. Он невероятно прекрасен, юный бог с распухшими от поцелуев алыми губами, в его глазах вся невинность этого мира и медово-пряное желание, связывающее нас в единое целое. — Потому что мне хорошо. — Ты красивая, — его взгляд рассеянно блуждает по моему лицу. — Можно, я.? — покорно поднимаю руки, и чёрная майка летит на пол, а его горячее дыхание опаляет кожу, рядом с тонким кружевом белья. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком жарко, чтобы спастись. Мимолетное просветление наступает, когда я понимаю, что лежу на диване. Потертая обивка, царапающая кожу, свежий ночной воздух, проникающий сквозь неплотно прикрытую дверь, пропускающую внутрь луч неяркого света; и холодок, пробегающий по обнаженным ногам, кажутся невыносимой пыткой. Герман осторожно опускается на меня сверху, опираясь на поставленные над моей головой локти, дабы не придавить меня своим весом. Какое невероятное облегчение я чувствую, вжимаясь в него, впитывая его запах, просто на просто растворяясь в нём. Его пальцы пробегают по моим раскрытым бёдрам вверх, и мой мир взрывается. — Всё же без чая не обойтись, — он усмехается, перекатываясь на свободную часть дивана. — Мне нужно в душ, — я с недоумением смотрю на него, пытаясь понять, что вообще происходит. Он продолжает улыбаться, лёжа рядом со мной; а потом, бросив короткий взгляд вниз, заливается краской и быстро отворачивается в сторону. — Чёрт. Не смотри. Ах, чёрт возьми, — он соскальзывает с дивана и направляется в душевую, прижимая к себе смятый свитер. — Почему ты?.. — с трудом выговариваю я, надеясь, что он всё поймёт. — Потому что я не хочу овладеть тобой здесь, на этом диване, — от его голоса вдоль позвоночника пробегают мурашки, возбуждение отказывается отступать. Ещё чуть-чуть и я готова буду умолять его взять меня прямо здесь. — Всему своё время, — добавляет он, и я чувствую себя порочной грязной девкой, пытающейся соблазнить какого-то монаха.***
Скоро светает, а я не могу заснуть. Настолько потеряла рассудок, что тянусь за телефоном и отправляю ему сообщение. «Я тоже не сплю», — ответ приходит моментально. Похоже, мы серьёзно влипли. Сейчас совсем не время для любви. У него соревнования, съёмки и куча публичных мероприятий, у меня фотосессии и бесконечные перелёты из одной точки мира в другую. Конечно, хорошо, что современные средства коммуникации позволяют поддерживать иллюзию отношений, когда нет времени или возможности для встречи. А в нашем случае никто не должен знать о них. Герман слишком известен и слишком молод, чтобы я могла безопасно разгуливать с ним под ручку, потягивая горячий кофе. «Можешь приехать завтра вечером?» — ещё одно позднее сообщение роняет моё сердце в бездонную пропасть.***
Следующий день относительно свободен, в семь я прыгаю в машину и мчусь в известном направлении. В вечерних сумерках окна спортивного центра сияют тёплыми огнями. Из укрытия в виде автомобиля такси наблюдаю за стайкой девчушек, сопровождаемых увлеченно обсуждающими что-то мамами, компанией мощных парней с большими сумками в руках… Таксист смотрит в зеркало заднего вида и улыбается. А мне начинает казаться, что добрая половина жителей Осло считает меня ненормальной. Из раздумий вырывает появившаяся на горизонте знакомая фигура. Герман легко сбегает по ступеням, хлопая по плечу идущего рядом с ним высокого парня, тот в ответ шаловливо треплет его по голове и провожает друга долгим внимательным взглядом. — Привет! — кинув сумку в багажник, он забирается на пассажирское сиденье рядом со мной. Его волосы слегка влажные после душа. — Моё появление здесь не вызвало вопросов? Мне кажется, твой друг меня заметил, — произношу я вместо приветствия. — Ты про Томаса? — я пожала плечами. — Нет. Он мой хороший друг. Можно сказать даже лучший. Он знает, что я… не один. — Ты очень открытый человек, как я успела заметить. Родители, друзья — всем уже всё рассказал, со всеми поделился… — Разве это плохо? — парень хмурит брови и закусывает губу, откровенно не понимая, к чему я вообще завела этот разговор. — Нет, не плохо. Просто многие скрывают свои отношения. — Не понимаю таких людей. Если я чувствую себя счастливым, почему не могу разделить это счастье с близкими людьми? — А ты счастлив? — вместо ответа он обхватывает мои щёки руками и притягивает меня ближе к себе. Мы целуемся, сидя на заднем сидении автомобиля такси. Всё происходящее никак не укладывается у меня в голове. — Безусловно, — шепчет он, разрывая поцелуй. Мы едем за город, к океану, и проводим на холодном ветреном побережье добрых два часа. Держимся за руки, обнимаемся, гуляем и разговариваем на совершенно разные темы… Около девяти возвращаемся к пустой дороге, на обочине которой виднеется лишь одна единственная машина — серый BMW. Когда водительская дверь открывается и рядом с автомобилем вырастает высокая тёмная мужская фигура, я вздрагиваю, хватая Германа за руку. — Не бойся. Всё в порядке, — поглаживая моё запястье, шепчет он. Мы перебегаем через дорогу и оказываемся ровно у этого автомобиля. Подойдя ближе, я могу лучше разглядеть таинственного незнакомца: худой и высокий русоволосый парень, облачённый в чёрное пальто. Именно его я видела там, у центра, и именно про него спрашивала у Германа. Парни недолго общаются между собой на языке, совершенно мне не понятном, смеются, и, наконец, Томмераас поворачивается в мою сторону. — Это Алекс, моя девушка. Это Томас или просто Том, актёр и по совместительству мой близкий друг. — Приятно познакомиться, — слащаво протягиваю я. — Взаимно. Я, конечно, знал, что у Германа отменный вкус, но Вы просто выше всяческих похвал, — пока я пребываю в состоянии глубочайшего шока, молодой человек берёт мою кисть в свои ладони и подносит к губам, мягко касаясь заледеневшей кожи. — Эй! — восклицает Герман, несильно ударив друга по плечу. — Не заигрывай с моей девушкой. Я тебя знаю, — после последней фразы парни снова улыбаются и перекидываются ещё парочкой слов уже на родном языке. Когда Томмераас открывает мне дверь, я озадаченно смотрю на него, пытаясь понять, что он хочет от меня. — Садись, — произносит он. — Это твоя машина? — парень кивает. — Ничего себе. Я даже не знала, что у вас в стране детям дают права, — я говорю непозволительно громко, совершенно забыв о том, что, помимо нас с Германом, здесь находится ещё и его друг. Парни вновь переглядываются, Том улыбается, а Герман морщится и, я уверена, краснеет. — Может, тебя подбросить? — спрашивает он, но Томас отрицательно мотает головой. — Думаю, ребята, вам нужно побыть наедине. Не хочу нарушать вашу идиллию. Тем более такси уже пятнадцать минут ждёт меня за холмом. Уже через пять минут после того, как мой новый знакомый скрылся из виду, я ощущаю себя героиней типичной романтической мелодрамы, предающейся любовным утехам с кавалером в авто с видом на залив. Там, на заднем сиденье BMW Герман доставляет мне удовольствие своими длинными музыкальными пальцами, заставляя поверить, что он действительно уже не ребёнок; а я постигаю уроки безрассудства, помогая снять ему напряжение. Ночь укрывает своими крыльями лихорадочный шёпот, крики наслаждения и огонь, загадочно мерцающий в бездонных глазах юного мужчины.