В начале нового пути

      Кареты на станцию отбывали сразу после завтрака. Ещё в зале к Альбусу подбежала Фрида и от всей души обняла его, сильно сдавив плечи.       — Ауч!.. — Альбус смущённо вскрикнул и покраснел. — Я так понимаю, у вас всё хорошо?       — Вполне. Спасибо, что вы с Геллертом догадались и помогли. А я вот искренне не понимала первое время, что что-то не так! Сейчас невозможно представить, как я могла считать, будто я с самого начала была влюблена именно в Сьюзен, а тогда ни одна извилина не шелохнулась! Кошмарная вещь, эти привороты по колдографиям.       — Ты почти освободилась сама, ещё до снятия чар.        — Уж скорее чары стали ослабевать. С какого-то момента вообще ничего не помню, будто уснула прямо посреди Бала, а потом проснулась и грохнулась мимо стула, потеряв равновесие. Кругом грохочет музыка, сверкают вспышки света, люди веселятся, а я лежу под столом и не понимаю, что происходит. Ещё и рука вся в чём-то липком… Жаль, ты не видел, как Сьюзен от меня убегала. Аурели я тоже хотела задать перцу, но не нашла её, а эта чёртова англичанка запутала меня в коридорах, воспользовалась тем, что она тут все ходы знает. Ничего, вот соберёмся мы все на второе испытание Турнира, и тогда обе эти кумушки от меня не уйдут!       — За две недели каникул у тебя запал злости пропадёт. Вы с Минни к ней домой поедете?       — Ага. И вы с Геллертом тоже к тебе домой поедете. А эти две курицы тут остаются, я уже узнала. Много иностранцев остаются в Хогвартсе, им обещали организовать экскурсии по некоторым местам магического мира, так что, наверно, не соскучатся.       «Сьюзен её родные не захотели видеть дома на каникулах? Бедная девчонка, наверно, она такая злая, потому что родным на неё плевать. Или наоборот, родным на неё плевать, потому что она злая. Ох, хорошо бы у нас с Мердоком всё обошлось…»       Геллерт на завтрак опоздал, зато явился уже с чемоданом и весёлый. Радован с дальнего стола покосился на него враждебно, однако ни на одном из них не было следов драки или чего-то вроде, похоже, вчера парни так и не встретились больше. На робкие попытки Альбуса объяснить, куда и почему он вчера удрал из зала, Геллерт только отмахнулся, мол, он всё понимает, у самого не было настроения продолжать веселиться после такого, зато утренняя война с Долбиком привела его в чувство. Его пришлось усыпить, чтоб засунуть в затемнённую клетку для транспортировки.       — А где он обитал всё это время? — Альбус сообразил, что с момента приезда дурмстрангцев ни разу не видел карликового дракона.       — У вашего странного преподавателя магзоологии… или как там у вас называется этот предмет. Он крутой мужик, пришёл от Долбика в такой восторг, что чуть не переломал всю мебель у себя в доме, всё прикидывал, как его пристроить. Бедный дракон сам ошалел от него, сидел тихо, только дым пускал. Сегодня этот преподаватель, кажется, расплакался, не хотел с ним расставаться.       Клетка с Долбиком ждала Геллерта у выхода из замка, накрытая тёмной, слегка мерцающей тканью, которая чуть колыхалась от медленного дыхания спящего дракона. Наверно, на ткань были наложены некие усыпляющие чары. К карете, которую облюбовали себе парни, Минни и Фрида весело притащили Фитца.       — Не сопротивляйся, твоим кралям не мешает пообщаться без твоего присутствия и в чисто женской разборке выяснить, кому ты в итоге достанешься, — хихикала Минни.       — Да ну тебя, нет у меня никаких «краль» во множественном числе! Ребята, вы уверены, что я вам не помешаю?       — Звучит так, будто мы собрались оргию устраивать, — фыркнула Фрида. Геллерт тут же с притворным ужасом округлил на неё глаза:       — О боже, Фрида, зачем ты сказала про оргию?! Теперь у меня всю дорогу не выйдет из головы эта идея, мы все в огромной опасности!       — Пф, я бы посмотрела, как ты решишься на инцест. Тебя стошнит. Да и зоофил из тебя, мягко говоря, никудышный.       — Ты чертовски права. Залезай, Фитц, ты будешь пользоваться популярностью в нашей оргии.       «Они так похожи, эти Хайлеры, так идеально понимают друг друга и, не сговариваясь, нарочно стебут нас на английском, чтоб мы понимали».       К «Хогвартс-экспрессу» прицепили дополнительный вагон для иностранцев, но, разумеется, они не сидели отдельно, распределились по группам своих новых друзей. После Бала стало очевидно, что все надежды мадам Эмонье не оправдались, зато для прессы взорвалась очередная информационная бомба: оказывается, Чемпион Дурмстранга встречается с Чемпионом Хогвартса. Вот это поворот, что об этом думать, замешены ли здесь настоящие чувства или всё же межшкольные интриги, а может, парни нарочно сговорились, чтоб эпатировать публику, отвести внимание от Жаклин или ещё с какой-нибудь туманной целью? Вдруг в этом замешан тайный магический тотализатор, и неизвестные взрослые злодеи ведут свои грязные игры, используя глупых горячих тинейджеров? Да ещё и странная история с сестрой Хайлера и сразу двумя английскими девушками, тут вам и очередные странные однополые отношения, и жульническая магия, ссоры, тайны и непонятки. Ух, какой насыщенный выдался этот Турнир и всё с ним связанное! Альбус чувствовал, как на их компанию пялился практически весь поезд, у него горела спина от жгучих взглядов, пока они продвигались по вагонам в поисках свободных мест, отовсюду раздавались смешки и перешёптывания, которые сразу же обрывались, стоило кому-то обернуться в ту сторону. К счастью, с разговорами ни к Чемпионам, ни к их «свите» не лезли, ребята там подобрались опасные, один только Геллерт чего стоит, вон, живьём сердце из груди вырвать может.       Сам Геллерт, казалось, ничего не замечал и ни капли не беспокоился по поводу каких бы то ни было разговоров. Когда они впятером втиснулись в купе, разложили вещи и пристроили клетку с Долбиком так, чтоб она не рухнула и не разбудила гиперактивного дракона, он принялся рассказывать, как однажды им с Фридой пришлось лететь домой на рождественские каникулы на мётлах, и они попали в жуткий снежный буран. Их занесло в Швейцарию, где они вынуждены были приземлиться, чтоб не упасть и не переломать все кости, Геллерт нагло стащил еду в ближайшем кафе, но их быстро поймала полиция. Обычная маггловская полиция. И как же сложно было объяснить, кто они такие, откуда взялись, почему у них нет документов, и что это за странные мётлы у них в руках! Использовать магию вне школы Хайлеры тогда ещё не имели права, на полёт получили специальное разрешение директора Дурмстранга ввиду чрезвычайной ситуации, но в итоге, после долгих мытарств по маггловским инстанциям, всё же использовали, чтоб их хотя бы обнаружил родной Магический Совет и забрал домой. Это были их худшие каникулы.       За дверью их купе всё время будто не нарочно сновали кучи народа, заглядывали внутрь, смущённо улыбались, жадно рассматривая всех — иногда выглядело так, словно народ реально надеялся увидеть внутри оргию и разочаровывался, видя мирную беседу, — и проходили мимо, а некоторые ребята помладше вообще задерживались прямо у двери и нагло пялились в основном на немцев. Но, стоило кому-то в купе подняться им навстречу, они тут же убегали. Девушек это раздражало, особенно Фриду, которая выпустила поползать по ней своего скорпиона, чем привлекала к себе много внимания, а Геллерта веселило. Он даже выходил в коридор поговорить с зеваками — которые его откровенно побаивались, — а, услышав в соседнем купе звуки гитары и рождественскую песню, заглянул туда. Спустя пару минут к нему присоединились остальные, потому что теперь пел Геллерт, и играл тоже он под изумлёнными и немного любующимися взглядами пассажиров купе. Песня была на немецком, судя по отдельным словам, которые Альбус смог понять, тоже на рождественскую тематику, что-то об огне, к которому «в эту ночь» приглашают гостей.       «Он настолько потрясающий, что это прямо настораживает. Уже оказывается, что и на гитаре играет, и поёт хорошо… Трудно представить себе настолько талантливого разностороннего человека в несчастных семнадцать лет, о котором ещё и никто ничего не знал до недавнего времени, даже того, что он и есть тот самый «болгарский ловец». Сейчас опять полезут в голову мысли о Гриндевальде, у которого было много времени накопить талантов…»       — Что это? — Геллерт отложил гитару и взял у одного из ребят в купе вкладыш от шоколадной лягушки с портретом Дамблдора. Портрет спустя мгновение исчез.       — Мы коллекционируем такие штуки, — охотно пояснил сияющий мальчишка, хозяин вкладыша. — На них портреты знаменитых волшебников и их краткие биографии. У вас в Дурмстранге такого нет? А в наших лягушках даже Гриндевальд встречается.       Наверно, парню казалось хорошей идеей сообщить об этом Чемпиону Дурмстранга, но Альбуса прошиб холодок по спине: зря, очень зря! Геллерт, пробегавший взглядом по биографии Дамблдора, зыркнул на бедного студента так, словно тот залепил ему пощёчину, хорошо, хоть не стал совершать никаких угрожающих телодвижений.       — Безумно важная информация. Я правильно понимаю, что карточки с Дамблдором — далеко не эксклюзив?       — Что?.. А, нет, они часто встречаются… — мальчишка перестал сиять, даже испуганно побледнел. — Можешь забрать себе, если хочешь.       — Хочу. Спасибо, — Геллерт порывисто вышел из купе.       — Перестань так реагировать, — буркнул Альбус, подобравшись к нему со спины. — Меня тоже иногда сравнивают вот с ним, — он кивнул на снова появившийся на вкладыше портрет. — Тёзка и умный, этого достаточно. Но я стараюсь проще к этому относиться, иначе можно с ума сойти.       — Ну, это совсем другое дело! Всенародный английский герой, практически новый Мерлин в здешних краях, — и один из самых жутких злодеев столетия!       — Если бы ты знал о «новом Мерлине» немного больше, чем позволено знать иностранцам, ты бы понял, что разница невелика. Он тоже вполне заслуживает называться одним из самых жутких злодеев столетия. И я бы ни за что на свете не хотел им быть.       Геллерт странно замер, уставившись в окно пронзительным ледяным взглядом, и его рука с такой силой сжалась на дверной ручке, что, казалось, останутся вмятины на металле. Потом сердито встряхнул головой и полез проверять клетку с Долбиком, так и не отреагировав на заявление Альбуса о Дамблдоре. Но вкладыш с портретом припрятал.       На станции Уэйденов и их гостя ждали мать и эльфийка Стейси. Пока Альбус и Геллерт прощались с остальными, которых тоже явились встречать, к миссис Уэйден подбежал Мердок и, тыча пальцем в Геллерта, начал возбуждённо что-то рассказывать.       — …убийца! — услышали парни, приблизившись. — Я всё тебе написал о нём, в подробностях! Конечно, такой человек не может жить с нами, и ты не можешь ему позволить!..       — Какая чушь! — отмахнулась миссис Уэйден и расплылась в приветственной улыбке, вешаясь Альбусу на шею. — Наконец-то, мой мальчик, я могу лично тебя обнять! Ты так возмужал за эти полгода, и не удивительно, ты у меня теперь настоящий герой! Ну, представишь гостя?       — Мама, это Геллерт…       — …Гриндевальд! — рявкнул Мердок, сверля немца яростным взглядом. — Он вернулся, и это слишком очевидно! Его собственный одноклассник вычислил этого засранца по колдографии, и я с ним целиком согласен, потому что таким агрессивным и кровожадным может быть только!..       — О, Мерлин всемогущий, этот ребёнок меня доконает! Не ори на весь вокзал, да ещё и такие вопиющие глупости! Стейси, голубушка, забери его и багаж.       Эльфийка схватила всё ещё вопящего Мердока за руку и аппарировала с ним и чемоданами. Миссис Уэйден была сразу же очарована вежливым, галантным, так хорошо говорящим по-английски немцем, даже его, к счастью, всё ещё спящим дракончиком, поспешила сообщить гостю, что никогда не верила никаким скандалам вокруг него в прессе и ещё обязательно накажет языкастых журналистов за их больные фантазии, и принялась вовсю расписывать красоты Годриковой Впадины, от которой у мистера Хайлера совершенно точно останутся лучшие впечатления. Они все трое аппарировали к дому, где уже был готов вкусный ужин, всё сияло идеальной чистотой, для Геллерта была приготовлена комната, в которой обычно спал дедушка Манфред, когда приезжал со своей фермы келпи в Аризоне, но на это Рождество его визита не предвиделось, и пусть милый мальчик не пугается, если его среди ночи укусит вставная челюсть: она давно сбежала от дедушки Манфреда, спряталась в той комнате и одичала. Мердок к ужину не вышел, заперся у себя и, когда мать сама к нему сходила, закатил ей грандиозный скандал.       — Кошмар какой-то… — Альбус нервно прислушивался, как наверху двигается мебель под аккомпанемент истеричных воплей о побеге из дома и вызове авроров, пока «эта мразь» их всех тут не перебила. — Не думал, что мой брат настолько псих. Да, эмоциональный, упрямый и глупый, но чтоб до такой степени… Эта чёртова книга Скитер произвела на него колоссальное впечатление…       — Не волнуйся, я найду где остановиться в Годриковой Впадине. Мне совсем не хочется быть катализатором ваших семейных скандалов, и вправить мозги Мердоку у меня точно не выйдет. Разве что вышибить, если окончательно выведет из себя, и в твоих интересах держать меня подальше от него. А матери скажешь, что у меня аллергия на вставные челюсти, — Геллерт подмигнул ему, хотя улыбка была натянутой.       Сконфуженная миссис Уэйден даже обрадовалась такому повороту. Конечно, Альбусу она писала, что с удовольствием примет такого особого гостя в доме, если ничего не сорвётся, и сокрушалась, когда возник риск, что Чемпион Дурмстранга проведёт рождественские каникулы вовсе не в Англии, но письма младшего сына её сильно нервировали и заставляли предвкушать множество проблем, которые она решать не умела. В конце концов, она в семье добытчик, а не психолог, содержать мальчиков в материальном благополучии у неё вполне выходит, так пусть уж они сами заботятся о моральном. Геллерт после ужина ушёл, и спустя пару часов в окно комнаты Альбуса влетел бумажный самолётик с запиской, сообщавшей, что парень пристроился в местной гостинице. С трудом нашёл место с минимумом удобств, поскольку на Рождество в одно из самых известных магических поселений постоянно приезжает много народа, но не жалуется, ему достаточно одной кровати. Мердок успокоился, правда, перед сном к Альбусу заглянула мама, встревоженная, то краснеющая, то бледнеющая. Парень и сам покраснел, когда сообразил, о чём будет разговор.       — Да, это правда, — Ал не стал дожидаться неуклюжих намёков, он представлял, насколько эта женщина в панике от перспективы вести душещипательные беседы с шестнадцатилетним сыном о половом воспитании. — Мердок ведь рассказал, что мы с Геллертом встречаемся, я и не сомневался, что он сделает это сразу же, как только Геллерт уйдёт. Давай говорить буду я, а ты поправляй, если я не прав, хорошо? Так нам двоим будет проще. Тебя смущает то, что я выбрал человека своего пола?       — Не то, чтобы… — мать мялась, нервно перебирая пальцами. С одной стороны, её нервировало, что ей ужасно трудно вести откровенные разговоры со старшим сыном, всегда выходило так, будто это он, взрослый и мудрый, ведёт разговоры с ней, наивной и глупой. Но с другой стороны, женщина всякий раз испытывала малодушное облегчение в духе «он у меня очень умный, ему все эти сложности родительского участия не нужны, сам прекрасно справляется, а моя совесть чиста, я же поинтересовалась, не проигнорировала».       — Ага. Значит, ты в курсе, что подростки часто делают такой выбор из чувства своего подросткового противоречия, но потом, повзрослев, меняют свои взгляды на людей, на отношения, на жизнь вообще. И ты думаешь, что мне нужно пройти через юношеский гомосексуализм, чтоб разобраться в природе этого явления, не сожалеть во взрослом возрасте об упущенных возможностях, быть способным сравнивать разные виды отношений и трезво определиться в них.       — Ты прав, сынок… да… — Альбус постарался не улыбнуться, подумав, что мать вряд ли смогла бы так изложить свои спутанные мысли.       — Значит, тебя беспокоит физиологическая сторона проблемы? Я ещё несовершеннолетний, хотя мой возраст уже может считаться возрастом сексуального согласия, — миссис Уэйден зарделась, как будто это ей тут было шестнадцать лет, а то и все двенадцать, и Альбусу всё труднее было сдерживать прорывающиеся смешки. — Уверяю тебя, мы оба с Геллертом мыслим достаточно взросло и подходим ответственно к этому вопросу. Переводить наши отношения в физиологическую плоскость мы пока не собираемся и соберёмся только в том случае, если будем целиком уверены друг в друге и в своей готовности пойти на это. Пока что мы не готовы, наши отношения только начались и вполне могут прекратиться, едва закончится Турнир. Мне нужно ещё год отучиться в Хогвартсе, его жизнь бросит куда-то дальше, и говорить о чём-то серьёзном можно будет, если наши чувства сохраняться после этого, пройдут не одно испытание на прочность.       — Это всё замечательно, я рада, что вы такие молодцы, но…       — … но вдруг мы потеряем голову, и гормоны возобладают над интеллектом? Никогда нельзя отрицать такую вероятность, согласен. На этот случай могу тебя заверить, что никакой психологической травмы у меня не случится. Я осведомлён о том, как именно это происходит, знаком в теории с физиологией процесса и сам приду в согласие со своей моралью. Умные люди всегда учатся на чужих ошибках, и, поскольку я очень много читаю и художественной, и документальной, и медицинской литературы, я знаю множество примеров ошибок людей в неудачно сложившихся отношениях. Постараюсь учесть их все.       — Прекрасно, — миссис Уэйден не сдержала облегчённого вздоха и широкой улыбки. — Я и не сомневалась, что у меня самый лучший в мире сын, гений, вундеркинд, герой и настоящий взрослый мужчина! Вы с Мердоком слишком не похожи, он ещё такой импульсивный ребёнок с такой богатой фантазией… Конечно, если вдруг тебе понадобится моя помощь…       — Я знаю, что могу обратиться к тебе, — «но ты всё равно ничем не поможешь, поэтому не буду».       Мать ушла от него радостная и довольная, хотя потом ей пришлось пережить вторую волну возмущения Мердока, который кричал, что проклятый немец загипнотизировал Альбуса.       — Ты что, не видишь, что Ал ему почти сапоги лизать готов?! Смотрит, как на божество какое, несмотря на тот ужас, который он устроил на первом туре! Все кругом считают его неадекватным маньяком, один Ал пялится, как будто его каждый день любовным зельем накачивают!       «Забавно, а Аурели думает, что это я Геллерта любовным зельем накачиваю».       — Когда-нибудь ты тоже влюбишься и тоже будешь на кого-то так пялиться.       — Но он же Гриндевальд! Мама, я видел колдографию, и Радован Милетич видел, он столько всего рассказал про этого Геллерта, как он вёл себя в школе!..       — Хватит! Ты совсем с ума сходишь со своим квиддичем! Ещё услышу хоть одно слово о Гриндевальде — и ты лишишься метлы! Я тебе её купила, я и отниму, заработаешь сам — купишь! И мне плевать, что ты ловец и хочешь заниматься этим профессионально, выкручивайся со школьными мётлами, как хочешь!       — Он и тебя загипнотизировал! Теперь понятно, этот парень не даром в своё время собрал целую армию отморозков, у него талант очаровывать людей! Хорошо, мне тоже наплевать, и не говори, что я не предупреждал, если однажды тебя вызовут на опознание трупа Альбуса!       «Какая трогательная братская забота обо мне, прямо умиляюсь».       — Гипноз? Серьёзно? — встретившись на другое утро после завтрака — Геллерт ждал Альбуса возле соседнего дома, тихонько подкармливая чем-то пышногривых пони, с любопытством сующих морды в щели забора, — парни первым делом обсудили домашний скандал Уэйденов. — Я даже знаю, кто его надоумил: у нашего Радо постоянно был пунктик на том, что кто-то однажды залезет в его голову и будет им управлять. Он очень этого боится, то ли начитался, то ли наслушался страшных историй об ужасах, которые творили люди с окружающими и с собой под Империо и прочей подчиняющей сознание магией, и давно ходит весь увешанный какими-то амулетами, защищающими мозги. С окклюменцией у него всё глухо, приходится искать альтернативу. После того случая с Колодцем Радован особенно поверил в силу своих амулетов. Его тогда не накрыло, и, разумеется, это именно те побрякушки его спасли, а не то, что он наблюдал за состязанием с балкона над дуэльным залом и рванул оттуда одним из первых, пока вырвавшиеся души ещё толком вселиться ни в кого не успели.       — А было бы неплохо уметь подчинять себе оппонента в дуэлях, не используя магию, которую можно засечь. Смотришь ты такой на противника, и противник сразу забывает щитовые чары или вместо боевого заклинания запускает в тебя каким-нибудь безобидным пальцекусанием.       — Хочешь мармеладку?       — Давай… Что ты так смотришь?       — Просто проверяю, правда ли ты мой честный справедливый Альбус, а не самозванец какой. Если бы отказался от мармеладки, я бы решил, что это какой-нибудь хитрый жучара выпил оборотку и рассказывает мне тут про преимущества жульничества на дуэлях.       — Геллерт, блин!       Весело жуя мармелад, парни пошли бесцельно гулять по деревне, как счастливые люди, дорвавшиеся наконец до неограниченного свободного времени. Немец с жадным вниманием разглядывал рождественское убранство домов, заглядывал во дворы, наблюдая урывки местного быта, слушал нёсшиеся из многих окон праздничные песни, долго смеялся над потасовкой заснеженных садовых гномов в чьём-то саду. Ему были любопытны буквально все мелочи, вплоть до того, кто такая Селестина Уорлок, и в свою очередь он рассказывал, что в магическом поселении, где они живут, жители каждый год состязаются в самом вычурном рождественском дереве, так что Рождество там похоже на настоящую выставку странных поделок, плодов фантазии местных магов. Зачастую вообще не скажешь, что это нечто имеет отношение к Рождеству, поэтому жители обязательно украшают свои труды венками для ясности. Разок Хайлеры выиграли это состязание, и их «дерево» из покрышек маггловских грузовиков удостоилось Вифлеемской Звезды по решению бургомистра. В Годриковой же Впадине существовала традиция обзаводиться специальным «праздничным деревом» для любых праздников: на Рождество его трансфигурировали в ель, на Пасху — в что-нибудь садовое, пышно цветущее, на Хэллоуин — чаще всего в жуткие ветвистые дубы, абсолютно голые, безумно старые, с живущими в дуплах злобными филинами. Ребята немного постояли возле мемориала Поттерам, вместо которого магглы до сих пор видели военный обелиск со множеством фамилий, и Альбус рассказал, что теперь Гарри Поттер тоже живёт в Годриковой Впадине со своим большим семейством, он возглавляет Аврорат, и наверняка ему в эти праздничные дни не совсем до веселья даже дома, слишком уж много разного народа сюда понаехало к родичам с разных концов Англии.       — Сходим на кладбище? Тоже одна из местных достопримечательностей, там похоронено много удивительных личностей, — предложил Альбус, наблюдая, как по дороге мимо них с громким перезвоном колокольчиков несётся призрачная тройка лошадей с такими же призрачными санями. Геллерт как-то смутился, затоптался, косясь на мемориал.       — Не слишком удачное место для прогулки…       — Оно совсем не мрачное, как, наверно, в ваших краях. У кладбища есть свой смотритель, он на Рождество украшает надгробия, к которым никто не наведывается, чтоб это сделать, и в эту пору там красиво, торжественно и очень умиротворяюще. Я всегда любил проводить там время, даже в темноте. Конечно, на кладбище есть привидения, которых так боятся магглы, но они все добрые, а от живых злодеев всё поселение хорошо защищено… В Годриковой Впадине похоронен Игнотус Певерелл. Знаешь, кто это такой?       — Эмм… нет… — Алу показалось, что Геллерт заволновался, не сводя напряжённого взгляда с мемориала. — Пошли лучше сходим в Музей Героев? Там должно быть интересно.       — Сейчас в Музее будет слишком много народа, лучше идти туда вечером. Меня в любое время пропускают, я там каждую половицу в лицо знаю, — парень помолчал, потом сам не понял, зачем это ляпнул, но почему-то очень захотелось: — Дамблдор тоже жил в Годриковой Впадине когда-то давно, тот, чью карточку тебе подарили в поезде. Только никто уже не знает, где был дом его семьи, а если вдруг кто-то знает, молчит. Никому нет дела до этой информации.       — И он тоже похоронен на местном кладбище?       — Нет, — сердце Альбуса быстро билось в висках, аж перед глазами красные мушки вспыхивали. — Он похоронен на территории Хогвартса. Я покажу, когда вернёмся в школу, если захочешь.       — Посмотрим… Ладно, пошли, проведёшь мне экскурсию по знаменитым покойникам.       «Моя паранойя прогрессирует, или он на самом деле согласился на эту «экскурсию», только когда узнал, что на кладбище нет могилы Дамблдора?..»       С некоторых надгробий приходилось отряхивать снег, чтоб прочитать имена покойных, Альбус подводил Геллерта только к знакомым могилам, о хозяевах которых мог что-то рассказать. Вот это — аврор, погибший при штурме Хогвартса армией Волдеморда, это — жертва военных действий, был зверски замучен за единоличную защиту целого маггловского посёлка от Пожирателей Смерти, а это — мать-героиня, приютившая у себя одиннадцать детей, ставших сиротами после Салемского процесса. Симпатичное надгробие в виде молодой женщины и маленького мальчика, улыбающихся и кланяющихся всем прохожим, принадлежало волшебнице, повешенной во время инквизиции в шестнадцатом веке, и её сыну, который, пытаясь её спасти, левитировал её, задыхающуюся в петле, при всей озверевшей публике, одним лишь выбросом детской магии, пока это не заметили и не забили мальчика камнями там же, у трупа матери. Могила, над которой при приближении взрывался настоящий красочный фейерверк, принадлежала весёлому старичку, обожавшему розыгрыши и пышные магические шоу по любому поводу и без повода, говорят, он и умер-то, когда в ходе очередного его шоу что-то пошло не так, и его убило собственным отрикошетившим заклинанием, сродни поджигающему. А вот тут, где на всех агрессивно рычит большой каменный сфинкс, похоронен известный учёный магии, посвятивший полжизни изучению биографии, деятельности и вклада в магические искусство и культуру великого восточного мага Зороастра, который на юго-востоке почитается не меньше, а может и больше, чем Мерлин в Европе.       — Батильда Бэгшот, — тяжело вздохнул Альбус, смахнув снег с очередного надгробия. — Выдающийся историк магии. С ней в военные годы случилось ужасное: то ли она была убита Волдемортом, то ли её уже мёртвое тело было использовано как маскировка для змеи Волдеморта… Подробности мало кто знает, только в общих чертах, но история даже по общим чертам звучит жутко.       — Её могила так просто украшена, — буркнул Геллерт, разглядывая маленький еловый венок с красной лентой. На надгробие намело много снега, из-под которого виднелись жалкие высохшие растения, кое-как скошенные разве что смотрителем кладбища.       — У неё не было семьи, некому сюда приходить. Захоронение устроили после войны по распоряжению Министерства, и далеко не факт, что там действительно её останки. Весьма вероятно, от неё не осталось ничего, что можно было похоронить.       Альбус нервно облизал губы, но так и не решился уточнить, что у Батильды Бэгшот был внучатый племянник — Гриндевальд. Геллерт слишком болезненно реагирует на любое упоминание своего злобного тёзки, чего доброго, решит, что парень нарочно его нервирует, потому что ему ведь нет никакого дела до родственников какой-то там мёртвой английской старухи. Они пошли дальше, и Ал немного ушёл вперёд, разыскивая одну вполне конкретную могилу. Он не заметил, как Геллерт вдруг обернулся и едва заметно взмахнул палочкой. Надгробие Батильды Бэгшот увила целая гирлянда анютиных глазок, живых, не мёрзнущих и не увядающих.       — Вот она! — Ал с торжественным видом остановился возле полностью запорошенного снегом надгробия, тоже украшенного лишь дежурным венком смотрителя. Расчистив снег руками так, чтоб можно было прочитать имя покойного, парень коварно зыркнул снизу вверх на Геллерта. Тот старательно выглядел спокойным. Слишком старательно, его усилий было трудно не заметить.       — Игнотус Певерелл. И кто это?       — Ты точно не знаешь?       — А должен? Этот тип жил слишком давно, аж в тринадцатом веке, с тех времён до нас дошло мало сведений о выдающихся деятелях магического мира. Тем более, что… ну, ты понимаешь, инквизиция, все дела. Многие маги просто не дожили до возможности прославиться.       — Тебя ничего не смущает в самом надгробии? Приглядись получше.       Геллерту ужасно не хотелось этого делать, но Альбус пристально следил за ним, и немец наклонился над могилой. Нахмурился.       — Похоже на знак, который я видел на стене Дурмстранга. Все видели и все, чёрт возьми, знают, что это знак Гриндевальда. Ты хочешь сказать, что какой-то последователь этого психа нарисовал тут его знак? Певерелл был чем-то важен для этой банды террористов?       — Нет, Гриндевальд сам срисовал его отсюда.       — Откуда ты знаешь?       — Прочитал в книжке, которую стащили Мердок и Радован. Именно ради этой могилы Гриндевальд когда-то приезжал в Годрикову Впадину, ещё в юности. История любопытная, могу рассказать.       — Ну, расскажи…       Прозвучало настолько сквозь зубы, что даже маленький ребёнок понял бы, как сильно Геллерту не хочется слушать эту историю, но Альбус сделал вид, что ничего не заметил, или просто откровенно это проигнорировал и спокойно взялся рассказывать сперва сказку о трёх братьях. Немец в процессе закурил, и искра, которая зажгла сигарету, выскочила у него прямо из пальцев, едва сигарета их коснулась. Нервы потихоньку сдавали.       — Чушь! Полная чушь! — фыркнул он наконец, нагло вышвыривая окурок в снег возле надгробия.       — Ты не веришь, что Дары Смерти существуют? Но уже точно установлено, что как минимум один из них — Бузинная палочка — существовал. И, если Игнотус Певерелл настоящая личность, младший из тех трёх братьев…       — …это значит, что сказка об этих якобы любителях поболтать на мосту с подозрительными старушками — на самом деле история об изобретателях трёх уникальных магических артефактов. Ну, двух уникальных артефактов, палочку я в расчёт не беру. Дураку понятно, что никакой «Старшей палочки» быть не может, она лишь инструмент, проводник магии, которая в человеке. Иначе любой маггл мог бы взять любую палочку и колдовать. Старший из этих братьев явно был могучим дуэлянтом, и то ли он сам распустил слух о том, что у него типа самая сильная палочка, то ли его поверженные соперники предпочли списать всё на инструмент, не признавая личное могущество победителя. В итоге беднягу прирезали, по сути, ни за что, и забрали палочку, которая ничем от других не отличалась. Камень, воскрешающий мёртвых, наверняка просто рождал призраки людей, о которых думали те, кто его держал. Помешавшийся после потери любимой женщины средний брат изобрёл эту штуку, чтоб облегчить свои муки, а в итоге окончательно свихнулся, потому что мёртвые никогда не воскреснут в живом плотском виде, это дичайший антинаучный бред. Ну, и мантия-невидимка с вечными и очень сильными маскирующими чарами — единственная реально полезная и крутая вещь из этого перечня. Игнотус молодец, если он и правда сделал такую штуку, хотя доказать её существование по понятным причинам очень сложно, разве что владелец открыто заявит, мол, смотрите, у меня один из тех самых «Даров Смерти». Но разумный человек о такой штуке трубить во всеуслышание не станет, иначе тоже прирежут и ограбят.       — Вот, значит, как? — Альбус разулыбался. — А ведь Гриндевальд верил в эту сказку и считал, что, если собрать все Дары, станешь самым могущественным и одолеешь саму смерть.       — Чего ещё ожидать от больного на всю голову мерзавца! Конечно, всем этим так называемым «Тёмным Лордам» подавай могущество готовеньким, прямо на золотом блюде! Загрёб себе пару-тройку артефактов — и всё, ты круче гор, люди падают в обморок при одном упоминании твоего имени! И никому в дурную башку не приходила мысль, что магическое могущество всегда в самом человеке, всегда! Вместо того, чтоб гоняться за артефактами, надо прокачивать свой дар, который у тебя уже с рождения, нигде его добывать не нужно!       — Тут проблема в том, что так называемые «Тёмные Лорды» боялись смерти и искали способы жить вечно. Один хотел найти Дары, второй разорвал свою душу…       — …а надо было всего лишь спереть философский камень у Николаса Фламеля! — Геллерт как-то почти истерично расхохотался. — А ты вообще задумывался когда-нибудь о смерти?       — Нет. Мне ещё слишком рано об этом думать.       — Вот именно! Если парень в шестнадцать лет боится смерти и ищет способы не умирать, значит, у него в жизни всё очень плохо, а в голове творится сущий кошмар. Беднягу никто не любит, но многие ненавидят, а, если парень ещё и умный, амбициозный, целеустремлённый, это всё запросто перерастёт в навязчивую идею доминировать и силой выгрызать у вселенной свой кусок счастья. Единственное препятствие на его пути — смерть. Всё остальное можно обойти, а тут, говоря примитивно, — раз уж смерть пришла, так умрёшь, никуда не денешься, хах.       — Трудно объяснить этому парню в шестнадцать лет, что вместо борьбы со смертью за счастье нужно ковыряться в себе самом и искать истинную силу внутри себя.       — Это верно, — Геллерт снова нервно закурил. — Меня бесит, когда в школе решают за меня, что мне есть на завтрак, а начни кто указывать, чем мне заниматься по жизни, я бы начал убивать. Но я не собираюсь побеждать смерть и завоёвывать мир, просто живу в своё удовольствие, пока живётся.       — У тебя есть любящий отец, прекрасная сестра, друзья…       — Ты, — немец отвернулся, выдыхая облачко дыма. — Да, это всё очень важно. Это нужно каждому человеку, и тогда никаких «Тёмных Лордов» не будет…       — Хм. Дослушать историю о Гриндевальде и этом знаке не хочешь?       — Давай потом? Ещё до недавнего времени мне было плевать на старого террориста, но теперь, после всех этих страданий из-за своего имени, я слышать о нём не хочу.        Альбус посмотрел на дрожащую руку Геллерта, которая еле держала сигарету, покивал каким-то своим мыслям и пошёл в сторону Музея Героев.       Музей представлял собой с виду обычный двухэтажный жилой дом, внутри изрядно больше, чем снаружи, и вовсе не акцентировал внимание на героях магических войн. Министерство приняло решение учредить его в целях популяризации истории магии и отдавало таким образом дань всем сферам магической жизни, причислив к героям тех магов, кто прославился в той или иной области. Так, в Музее можно было найти стенд с очень древней алхимической посудой, принадлежавшей Ганхильде из Горсмура, изобретательнице противодраконьей сыворотки, победившей драконью оспу. Под самым первым экземпляром книги «Русалки: полное руководство по их языку и обычаям» находилась витрина с артефактами водного народа, которые некогда собрал автор этой книги Дилан Марвуд, великий исследователь всех народностей русалок, много сделавший для их интеграции в магическое сообщество. Целая комната была посвящена истории квиддича и самым выдающимся его игрокам от Великобритании: «Стоунхейвенским Сорокам», «Пушкам Педдл», «Катапультам Кайрфилли», как командам в целом, так и отдельным их наиболее прославленным членам. Не обошли вниманием и деятелей искусства, которым тоже посвящалась отдельная комната, например, сэра Эмилиуса Ярчайшего, непревзойдённого до сих пор мастера изготовления магических портретов, чьи работы невозможно уничтожить, и стоят они баснословных денег (по слухам, существует портрет самого Эмилиуса Ярчайшего, им же и написанный, и он тоже пишет портреты, которые не просто оживают, а могут выпасть из холста и принять трёхмерное воплощение). Или Рэджинальда Габбса, очень талантливого актёра, больше выступавшего во Франции, но уроженца Британии — самой знаменитой его ролью считается роль Гриндевальда, которую он исполнял в пьесе «The Darkest Times» в пятидесятых годах двадцатого века. Геллерт, глядя на его портрет в образе, принимающий пафосные позы, старательно давил смешки, всё равно срываясь в неприличное похрюкивание.       — Ты чего? — удивлённо скосился на него Альбус.       — Да так… Этот Габбс сам придумал, что Гриндевальд носил бант на шее, и у него были разноцветные глаза?       — Это не бант, а галстук.       — Нет, это чёртов бант! — Геллерт откровенно рассмеялся. — Он бы его ещё в волосы заплёл, честное слово!       — Ну, Габбсу не удалось лично повидаться с Гриндевальдом. А разноцветные глаза выглядят устрашающе. Наверно.       — Выглядят так, будто бедный тёмный колдунишка зарядил себе в глаз пробкой от шампанского, когда хотел опохмелиться с бодуна.       — Думаешь, он открывал бы шампанское руками? Такой могучий маг?       — С бодуна и не такие глупости делают, — Геллерт отвернулся, с преувеличенным вниманием разглядывая чью-то машущую рукой статуэтку и краснея.       Альбус остановился возле портрета, в пустой раме которого никого не было, и долго задумчиво созерцал его. Геллерт напрягся, с недоумением глядя на парня, но не задавая вопросов. Наконец Ал тяжело вздохнул и пояснил сам:       — Мне раньше говорили, что этот портрет бракованный, изображение с него убежало и не вернулось, так что смотритель Музея даже затрудняется сказать, кто тут был изображён. Теперь я знаю, кто… и знаю, почему она убежала…       — «Она»?..       — Ариана Дамблдор. После смерти Аберфорта Дамблдора её перенесли сюда, и девочка, оказавшись в непривычной среде, где на неё каждый день пялились незнакомые люди, покинула портрет.       — Значит, она сейчас где-то на чужом холсте, — Геллерт нервно заозирался. Альбус пристально уставился на него.       — Ты не спрашиваешь, кто такие Ариана и Аберфорт Дамблдор. В Дурмстранге изучают всю их семейку, что ли?       — Да какая мне разница? Ну, какие-то родственники вашего великого учёного и общественного деятеля. Можно, я ещё раз схожу в комнату квиддича? Там есть ужасно любопытные моменты…       Геллерт неловко развернулся и нечаянно налетел боком на постамент с маленьким странным прибором, похожим на серебряную зажигалку. Защита постамента предупредительно полыхнула холодной белой вспышкой, намекая, что экспонаты лучше руками не трогать, если не хочешь остаться без рук. Но Геллерт и не пытался ничего потрогать, только странно завис, глядя на прибор круглыми, сразу как-то потемневшими глазами.       — Дезиллюминатор Дамблдора, — равнодушно буркнул Альбус. — Поглощает свет из светильников и выпускает его в любом другом месте. Забавная штука, иногда, наверно, полезная.       — Только поглощает и выпускает свет? И всё?       — Известно только такое его свойство. Наверно, Дамблдор придумал его от скуки примерно в восьмидесятых годах. Всё тихо и гладко, все Тёмные Лорды побеждены, главные овации в его честь сорваны, никаких интриг больше плести не нужно, и занять себя больше нечем.       — Звучит так, будто ты его ненавидишь…       — Я пока не определился. До этого года он мне казался героем, как и все те, кому посвящён этот Музей, даже в большей степени, чем многие, но… потом я начал писать о нём научную работу…       — И твоё мнение резко изменила та же самая книжка, которую украли Радован и Мердок? — в глазах Геллерта мелькнуло что-то отчаянно злое. — У каждого человека есть светлая и тёмная сторона, только, если этот человек пользуется популярностью, одни люди раздувают его светлую сторону, другие — тёмную. А правда всегда где-то посередине, и, чтоб докопаться до неё, надо знать человека лично. Наше с тобой поколение уже никогда не узнает правду о Дамблдоре, да нам это и ни к чему, а для научной работы нужно оперировать только неопровержимыми фактами, не размениваясь на слухи и теории недоброжелателей.       — Звучит так, будто ты его оправдываешь…       — Господи, Альбус! — опять нервы Геллерта затрещали по швам, голос сорвался в крик, и несколько посетителей Музея удивлённо на него обернулись. — Хватит дурить голову этими древними стариками и себе, и мне! Я всё-таки вернусь в комнату квиддича, это куда интересней.       Он почти убежал, ещё раз зыркнув на дезиллюминатор с таким видом, будто сбегал как раз от него. «Нам определённо нужно поговорить об этом. Раз уж мы договорились обсуждать друг с другом проблемы наших отношений, то ЭТО — наша самая главная проблема. Нужно ещё решиться самому и подобрать удачный момент, чтоб мой импульсивный засранец с катушек не съехал…»       Когда ребята вышли из Музея, уже стемнело, по земле ползли загадочные синие сумерки, в отдалении на кладбище зажглись блуждающие огоньки. Расставаться обоим не хотелось, хотя уже начало давать о себе знать чувство голода, да и разговор не клеился, парни в основном молчали. Впрочем, молчать друг с другом им было по-прежнему уютно, особенно взявшись за руки и медленно, нога в ногу, шагая по тёмной улице в сторону рощи за деревней. Этакий беззвучный сговор, мол, у каждого из нас есть червоточины в душе, но и мы есть друг у друга, вместе со всем справиться легче.       Уже зайдя в рощу, Геллерт остановился и тихо выругался на немецком. Проследив за его взглядом, Альбус понял, что парень таращится на здоровенный старый ясень неподалёку.       — Что случилось?       — Ничего… чёрт… — Геллерт нервно потёр свободной рукой лицо. — Мне просто показалось, что там кто-то движется… какая-то тень…       — Где, возле того дерева? Странно, я всё время смотрел в ту сторону, но там ничего не двигалось.       — Обман зрения. У меня такое бывает, я уже изрядно задёрган кошмарами.       «Не убедительно врёт. Такой же вид у него был, когда он увидел дезиллюминатор».       — Тот огромный ясень очень старый. Возможно, он помнит ещё самые первые поселения здесь. Его хотели срубить, когда деревня расширялась, но не стали, наоборот, именно с него начинается эта роща, он как будто предводитель всех молодых деревьев. И у него есть одна необъяснимая странность: обычно такие старые деревья дуплистые, там живут какие-нибудь птицы или звери, а в нём нет ни одного дупла. Словно живность нарочно не хочет там селиться.       — Нет ни одного дупла?.. — Геллерт издал нервное фырканье. — Действительно, тайна века, просто какой-то магический феномен. Наверно, людская молва придумала об этом красивую и жуткую легенду в духе «Даров Смерти»?       — Ты опять почему-то распсиховался. Кажется, Годрикова Впадина плохо на тебя воздействует…       В воздухе резко похолодало, словно кто-то применил замораживающее заклинание. Прямо на глазах парней ствол ближайшей молодой берёзки покрылся трескучим инеем. Сердце Альбуса сжалось страхом и отчаянной тоской, нахлынувшей так же внезапно, как и холод, от судорожного вздоха изо рта вырвалось облачко пара. Он ещё успел подумать, что подобные явления обычно свидетельствуют о присутствии дементоров, но откуда им тут взяться, их давно убрали из Англии вообще, как вдруг прямо у него перед носом из воздуха соткалась плотная тёмная фигура, намного темнее сумеречной рощи. Она была огромна, метра три в высоту, не меньше, подавляла своей мрачной мощью и внушала такой всепоглощающий ужас, что Альбус не мог шевельнуться, словно его сковало льдом, даже моргнуть не мог, не говоря уж о том, чтоб закричать. Фигура с хриплым звуком, похожим на дыхание астматика, придвинулась поближе, наклоняясь к лицу парня, и он обречённо ждал контакта, не пытаясь защититься и не думая об этом вообще. Но в следующее мгновение его с силой толкнуло назад и больно впечатало в ствол заиндевевшей берёзы, аж искры стрельнули из глаз. Геллерт заслонил Альбуса собой от дементора, вжимаясь в него спиной, а затем рощу озарил сплошной поток синего пламени, словно его выдохнул атакующий дракон. Дементор шарахнулся назад, Альбус порывисто вцепился Геллерту в шубу обеими руками, спрятал лицо в волосах, знакомо и как-то утешающе пахнущих шоколадно-вишнёвыми сигаретами, и пришёл в себя. Первая же осознанная мысль принесла очередную волну страха: это синее пламя — плохо, его не должно быть! Оно так похоже на то, что горело над Кубком Огня, но гораздо хуже…       — Нет, стой! Не надо так!.. — Ал вцепился немцу в руку, вооружённую палочкой. Рука заходила ходуном, и пламя пропало. Вместе с ним пропал и дементор.       — Всё хорошо… — Геллерт обернулся, обнял парня и ободряюще сжал его плечи. — Я убил его…       — Кого?.. Ты убил дементора?..       — Не знаю, как они у вас называются. На севере такие существа встречаются нередко, мы зовём их навь — энергетические вампиры, высасывающие положительные эмоции. Их сложно убить, но я уверен, что справился… Опасная мерзость, от одного контакта с нею можно полностью сойти с ума…       — Я знаю… Чёрт, что именно ты сделал?! Есть ведь другой способ их отогнать!..       Голос Альбуса полностью утонул в жутком вое, потрясшем рощу и, казалось, всю Годрикову Впадину, они невольно зажали уши, но вой прекратился спустя несколько секунд, когда вокруг них столпилось человек пять аппарировавших к ним магов, все в чёрных плащах, с палочками наизготове, яркие лучи из которых резко и агрессивно забегали по парням. Палочка Геллерта вырвалась из руки хозяина и прыгнула в руку одному из прибывших.       — Не двигайтесь! Назовите себя, немедленно! — велел грозный мужской голос.       — Я Геллерт Хайлер, гражданин Германии, студент Дурмстранга! По какому праву вы отобрали у меня палочку? — похоже, на немца это эпичное появление не произвело впечатления, он стал в горделивую позу и изобразил на лице оскорблённую невинность.       — Это авроры… Не спорь с ними… — шепнул Альбус, чувствуя, как его начинает колотить до стука зубов: то ли шок после дементора, то ли волнение от всей этой ситуации, то ли всё вместе.       — На этом месте было зафиксировано использование сильного темномагического заклинания. По территориальному принципу действия наших законов мы имеем право задерживать гражданина любой страны, если он совершил правонарушение на нашей территории, — чрезвычайно весомо заявил тот же голос, и один из авроров подошёл к Геллерту вплотную. — Вы задержаны до выяснения обстоятельств и сейчас будете сопровождены…       — Подождите! — Альбус выскочил вперёд, невольно оттирая плечом и заслоняя Геллерта. — Здесь был дементор! Он напал на нас, и мы попытались защититься, как могли!..       — «Мы»? — в свете «Люмоса» стало видно, как аврор недоверчиво вскинул брови, да и Геллерт удивлённо зыркнул на парня. — У вас даже палочки в руках нет, молодой человек.       — Это не важно! — Альбуса почти лихорадило, у него был болезненный и жутковатый вид, казалось, этот нервный подросток сейчас прыгнет на аврора и натурально вопьётся зубами ему в шею. — Вы хотели выяснить обстоятельства, вот и выясняйте! Возьмите мои воспоминания, допросите меня с сывороткой правды… Участвовал я в этом вашем правонарушении или нет, я всё равно свидетель, вы увидите, что это была чистая самооборона!       — Я знаю этого парня. Это старший Уэйден, — буркнул другой мужчина, тоже подойдя ближе, и Альбус узнал сына своих соседей, разводящих пони.       — А этот блондинчик, выходит…       — Ты же слышал, он представился. Чемпион Турнира, да. Газет не читаешь, что ли?       — Да наплевать! Тут всю защиту чуть не разнесло к чертям собачьим, и, будь тут хоть Министр, я бы и его задержал! Всё, забираем обоих, там разберёмся!       Они оказались в доме старосты — скорее административном, чем жилом здании. Парней засунули в маленькую комнатку со столом и двумя лавками, без окон, и на дверь сразу же наложили множество защитных заклинаний. Перед Альбусом поставили пустой, не слишком чистый флакончик и с ехидной ухмылкой кивнули на него, мол, давай, умник, сцеживай воспоминание. Наверно, узнав Альбуса, всего лишь шестикурсника Хогвартса, авроры подумали, что в таком возрасте студент ещё не умеет работать с воспоминаниями и вообще ковыряться в чьих-либо мозгах. Однако этот их удивил: запросто приставил палочку к своему виску, сосредоточился, и вскоре во флакончик по палочке медленно стекла серебристая светящаяся субстанция. Альбус очень надеялся, что не захватил лишнего, ибо сегодняшние его разговоры с Геллертом были явно не для ушей авроров и далеко не в пользу Геллерта. Палочку последнего тем временем проверили по «Приори Инкантатем» и озадаченно почесали затылки. Наверно, идентифицировать последнее заклинание им так и не удалось, хотя, судя по тихим перешёптываниям, остановились на некоей разновидности Адского Пламени.       В комнату вошёл крепко сколоченный мужчина в круглых очках, заросший жёсткой чёрной бородой, и авроры сразу затихли, посуровели, обступили его и начали тихо докладывать обстановку. Спустя несколько секунд мужчина их прервал и подошёл к Альбусу.       — Привет, Ал, — слегка улыбнулся он.       — Здравствуйте, мистер Поттер, — парень знал, что грозный глава Аврората относится к нему хорошо, скорее всего, потому, что один из сыновей мистера Поттера носит то же имя, но теперь его присутствие только добавляло нервного мандража, аж колени начали подгибаться.       — Что это? — аврор взял со стола флакончик с воспоминанием и удивлённо обернулся к подчинённым: — Серьёзно? У вас есть омут памяти, чтоб это просмотреть?       — Эмм… нет… — промямлил кто-то, пока остальные переглядывались. Поттер тяжело вздохнул с выражением лица, мол, и каким местом эти долбоящеры сдают экзамен в Аврорат. Потом, после кратких сухих приветствий с Геллертом, в его руки перекочевала палочка Геллерта и снова была проверена по «Приори Инкантатем». Поттер нахмурился, достал из внутреннего кармана куртки блокнот и обычную маггловскую ручку, быстро написал что-то, выдрал лист и протянул немцу. Парень зыркнул на лист и кивнул.       — И откуда же вы, мистер Хайлер, знаете это заклинание?       — Я читаю не только учебную литературу, но и очень много дополнительной. Однажды я чуть не погиб после встречи с навью… так у нас называют существ, которых вы зовёте дементорами, или им подобных, есть несколько разновидностей нави… но не важно. С тех пор я начал искать способ, как уничтожить этих тварей, и нашёл сведения об этом заклинании.       — А вы в курсе, что далеко не у каждого мага оно подействует?       — Разумеется, в том источнике было написано, что требуется немалое магическое могущество. И, если бы не инцидент с задержанием вашим ведомством, я бы сейчас вопил от восторга, поскольку заклинание у меня вышло, а это значит, что я действительно могучий маг.       — Хотите сказать, вы используете его впервые?       — Конечно, больше с навью мне встречаться не довелось, а на тренировках у меня не выходило. Видимо, здесь огромную роль сыграло то, что я защищал любимого человека от смертельной опасности.       Поттер глянул на Альбуса, и Альбус моментально покраснел, и от смущения, и от горячей вспышки радости в груди. Защищал любимого человека…       — И о том, что оно однозначно относится к тёмным искусствам, вам тоже?..       — Да, да, знаю! — Геллерт раздражённо переступал с ноги на ногу и смотрел на главу Аврората такими глазами, будто вот-вот жахнет этим синим пламенем в него. — Но в Дурмстранге придерживаются другого взгляда на эту проблему. Есть очень мало действительно тёмных заклинаний, все остальные заклинания, на которые навешан такой ярлык, делают тёмными только сами колдуны, используя их в злых целях! Вот вы в курсе, что первоначально Империус использовался для усмирения диких магических зверей, чтоб им можно было оказать помощь, потому что, раненые или спятившие, они могли причинить большие разрушения? Только потом некоторые маги догадались, что Империусом можно порабощать разум людей, но создавалось-то заклинание не для этого! Люди сделали его Непростительным! И да, та штука, которой я уничтожил дементора, может уничтожить практически всех и всё, если использовать её с достаточной мощью, но я изучил её ради самозащиты и применил её с этой же целью! И теперь я тёмный маг?!       Поттер помолчал некоторое время, и Альбус ощутил паническое желание схватить Геллерта за руку и попытаться немедленно оттуда аппарировать. Опять этот импульсивный засранец всё себе портит, ещё и на главу Аврората наорал, ещё и Непростительные Заклятия оправдывает! Наверно, сейчас его арестуют и потащат в Визенгамот… Затем Поттер достал палочку.       — Вы позволите заглянуть в ваши мысли, мистер Хайлер? Меня интересует исключительно инцидент с дементором, имел ли он место вообще. Вспомните его и думайте о нём.       Геллерт нервно забегал взглядом по комнате, видимо, очень не желая впускать постороннего в свою голову, но понимал, что другого выхода не было, собрался и кивнул.       — Легилименс!       Немец, услышав заклинание, не сдержал лёгкой улыбки, но потом замер, и на его лице отразился усиленный мыслительный процесс. Альбус не заметил, как начал грызть ногти, то краснея, то бледнея. Бурление адреналина в его теле было сродни тому, которое он испытал при встрече с мюлингом. Но сеанс легилименции длился не долго, от силы минуту, и Поттер опустил палочку.       — Вы подумали о том, что настоящему легилименту не требуется произносить заклинание вслух, правда? — слегка улыбнулся глава Аврората. — Согласен, это именно та область магии, в которой сотрясения воздуха только всё портят. Увы, у меня нет достаточной сноровки. А вы смогли бы проникнуть в чужие мысли, ничем не дав этого понять?       Альбус почему-то точно знал, что да, смог бы, и с трудом удержался, чтоб не пихнуть Геллерта в бок. Эта зараза ведь не упустит случая похвастаться!..       — Сомневаюсь. Мне не интересно ковыряться в чужих мозгах, я догадываюсь, что там можно найти такое, после чего на людей вообще смотреть без отвращения не сможешь.       — Хм… Альбус, можешь предоставить мне свои мысли о том, что случилось в роще? Нужно сравнить, одинаково ли вы помните эту ситуацию.       — Конечно… Сейчас… я всё вспомню в деталях…       Самым сложным было заставить себя не думать ни о чём лишнем. О волнении за Геллерта, например, о том, что он, возможно, переродившийся Гриндевальд… и о том, как он фантастически красив, когда злится и ярко проявляет свои исключительные магические таланты, просто хочется броситься к нему, вжать спиной в стену или дерево, прижаться всем телом…       «Думать о дементоре, думать о дементоре, думать о дементоре!..»       «Чертовски похож на молодого Гриндевальда…»       Вдруг в процессе сеанса легилименции в голове Альбуса отчётливо образовалась чужая мысль, а затем он увидел промелькнувшую колдографию юных Дамблдора и Гриндевальда из книги Скитер, небольшой портрет, освещённый лишь огоньком спички — несомненно, тоже принадлежащий Гриндевальду, но двигающийся, моргающий и горделиво вскидывающий голову, — и снова тот же портрет, но уже на дне ящика стола, хорошо освещённый сверху и застывший, как обычная маггловская картинка. На этом сеанс прервался.       — Всё абсолютно совпадает, — заявил Поттер, убирая палочку. — Несомненно, вы оба видели одну и ту же сцену. В связи с этим кое-кому не мешало бы всерьёз озаботиться вопросами, что в Годриковой Впадине делал дементор, был ли он тут один, и как эта тварь умудрилась просочиться через защиту поселения незамеченной! Или много лет назад изгнанные с британской территории чудовища имеют право разгуливать здесь свободно?!       Глава Аврората с суровым рявком развернулся к подчинённым. Те собрались в кучку в дальнем углу и растерянно переглядывались, боясь встретиться с ним взглядом, чтоб со смельчака, поднявшего глаза, не потребовали немедленного отчёта о случившемся. Геллерт презрительно ухмыльнулся краем рта, безмолвно выражая всё, что он думает о местных аврорах, и его палочка незаметно скользнула ему в руку сама по себе, безо всяких заклинаний.       — Что ж, будем считать данный инцидент исчерпанным, — Поттер снова обернулся к парням, и его лицо будто потемнело. — Но не думайте, мистер Хайлер, что использование подобных заклинаний сойдёт вам с рук. Вы уже давно попали «на заметку» в Аврорате, ещё с тех пор, как нашим французским коллегам стало известно о применении вами в Шармбатоне чего-то темномагического, активировавшего защиту школы, — внушительный взгляд, мол, нам ВСЁ известно. — И после этого у вас было множество, скажем так, проколов. Допустим, я готов списать случай с дементором на один из таких проколов, но как глава Аврората официально предупреждаю вас: ещё раз будете замечены в использовании тёмных искусств — и будете немедленно арестованы с последующим полноценным судебным разбирательством, не тем цирком, который устроил ваш Магический Совет после нападения на французского журналиста. Поскольку вы совершеннолетний, к вам могут быть применены любые меры наказания, вплоть до пожизненного заключения. Будь вы хоть сто раз иностранным гражданином, защитником находящихся в опасности и… — Альбус услышал у себя в голове «чёртовым философом тёмной магии», видимо, до сих пор машинально выпасался в мыслях Поттера, не желая этого, — …вольнодумцем, но, находясь на территории другого государства, вы обязаны исполнять его законы и нести ответственность за неисполнение этих законов. Возможно, вам кажется крутым в семнадцать лет быть «на заметке» в двух Авроратах и пережить один судебный процесс за применение тёмного колдовства, возможно, вы из-за юношеского максимализма не осознаёте всю серьёзность таких вещей, поэтому искренне желаю вам повзрослеть в этом плане и научиться сочетать импульсивность молодости с взрослой ответственностью. А ещё выучить другое заклинание против дементоров, не имеющее ничего общего с тёмными искусствами. Думаю, Альбус вам в этом поможет.       Ребят отпустили из дома старосты, и Альбус, не спрашивая, почему-то пошёл проводить Геллерта к гостинице, хотя для этого прошлось пройти мимо его дома. Всю дорогу было сильное ощущение преследования, и парни понимали, что за ними однозначно следят под маскирующими чарами или ещё какими-то специфическими аврорскими способами. Говорить даже на невинные темы не хотелось, они даже побоялись взяться за руки, но у Альбуса внутри нарастало какое-то горячее лихорадочное чувство, зародившееся в животе, жгучей волной растекавшееся по жилам и заставлявшее мелко подрагивать, аж до стука зубов. Перед глазами всё проносилась огромная холодная тень дементора, физически ощущалась твёрдая спина Геллерта, вжимающая его в дерево, запах его волос стоял в носу, и это чувство опасности, резкий переход от панического ступора до всплеска адреналина почти на грани истерики, волнение от встречи с аврорами, замерший портрет Гриндевальда в чужих воспоминаниях…       — А правда есть такое заклинание? — услышал Альбус словно сквозь вату в ушах, вздрогнул, огляделся и понял, что стоит уже в гостинице, в каком-то тёмном углу, где, казалось, слышно шуршание пауков. Знакомый чемодан стоял рядом с узкой кроватью, явно из чего-то трансфигурированной, и под ней, довольно урча, Долбик с аппетитом пожирал крысу. Увидев Альбуса, он слегка чихнул в его сторону снопом искр из ноздрей, типа поприветствовал старого знакомого, но от еды не оторвался. Геллерт тихо фыркнул. — Не смотри так, я существо неприхотливое, мне вполне нормально пожить в таких условиях. Заодно мой дракон переловит всю дикую живность в округе. Видимо, в хвалёной Годриковой Впадине всё не так гладко, как расписывают: и крысы в гостинице, и какие-то тёмные твари в роще…       — Но можно было бы снять комнату в частном доме…       — Спокойно, я же маг. Это магглу пришлось бы туго в такой конуре, а я могу наколдовать себе что угодно в любое время. Сначала хотел вообще палатку на окраине деревни поставить, но потом подумал, что до меня докопаются местные правоохранители… впрочем, всё равно докопались… Так есть такое заклинание, как говорил этот твой мистер Поттер?       — Против дементоров?.. Да, Патронус. У вас его не изучают?       — Первый раз слышу. Научишь?       — Конечно. Только уже не сегодня… — Альбус судорожно вдохнул, вдруг бросился Геллерту на шею и жадно поцеловал взасос.       От неожиданности Геллерт покачнулся, оступился и наверняка больно впечатался спиной в шершавую стену. Долбик изумлённо клекотнул, бросив терзать трупик крысы и наполовину высунувшись из-под кровати. Надо же, что эти бесчешуйные вытворяют? У Альбуса что-то замкнуло в мозгу, он шумно прерывисто дышал, срываясь в короткие стоны, прижимался всем телом, пытаясь потереться, с силой цеплялся обеими руками в одежду Геллерта, соскальзывал, снова цеплялся, словно норовил содрать её к чертям, и целовал, глубоко, яростно, неумело, стукаясь зубами о зубы и быстро задыхаясь от такого напора. Горячее чувство в животе заставляло терять рассудок и желать скорейшего выплеска.       — Тихо-тихо-тихо!.. — быстро зашептал Геллерт, умудрившись вырваться из захвата, обхватив лицо Альбуса обеими руками и удерживая напротив своего. — Это состояние аффекта, так бывает после встречи с навью, если удалось спастись… И ещё ты переволновался за меня… Успокойся, Лисёнок, всё хорошо… мы ещё всё успеем…       Наверно, немец использовал ещё одну разновидность беспалочковой магии, потому что от его медленных нежных поглаживаний ладонями по лицу Альбусу действительно стало легче. Перестало трясти, жар в теле спадал, дыхание выравнивалось… заодно он вдруг понял, что успел самым постыдным образом возбудиться, да так, что чуть не испачкал себе штаны за этот короткий приступ страсти, но теперь возбуждение спадало. И на смену ему приходил ужасный стыд, такой, что было ни слова вымолвить, ни глаза на Геллерта поднять. Геллерт понимал и это, мило потёрся носом о чужой нос и слегка чмокнул в самый кончик.       — Я тебя не отвергаю, ни в коем случае. Но мы же не позволим какой-то мерзкой твари испортить естественный и пока что просто прекрасный ход наших отношений! Мне безумно льстит то, что ты так сильно хочешь меня, и, если при других обстоятельствах, без предварительного стресса, твоё желание сохранится, я не остановлюсь… Иди домой, Лисёнок. Пусть твоя ночь будет спокойной… а завтра я опять приду…       Лёгкий ласковый поцелуй в губы — и вот Альбус уже стоит во дворе гостиницы. Холодный ветер приятно обдувает горячее лицо, смахивает с ресниц невольно выступившие слёзы.       «Он не Гриндевальд! Он не может быть Гриндевальдом, ни за что! Слишком хорош для старого террориста, слишком честный, справедливый, понимающий, готовый защитить любой ценой… Тёмный Лорд просто не мог быть таким! Но этот портрет, хранящийся у Поттера… чёрт, в глубине души я ведь всё равно знаю, что мои самые худшие опасения правдивы! Он — Гриндевальд!..»       Едва Альбус скрылся за поворотом на пути к дому, Геллерт, наблюдавший за ним из окна, моментально аппарировал к старому ясеню во главе рощи.