Мой домашний ягуар. Путь из темноты

Начать жизнь заново. Это звучит с некоторой долей романтизма. Шаг к прекрасному будущему, к новому началу. Так вот — всё это чушь, потому что новое начало начинается со старых вещей. Не первой свежести одежда, от которой за километр несёт, как от грязного мужлана, не способствует ощущению обновления. В обломанных ногтях, спутанных до колтунов волосах и лёгком расстройстве желудка тоже приятного мало, к тому же волшебного порошка неосмотрительно никто не взял, понадеявшись, что магия лорда Рала вернёт нас в Народный Дворец после победы над противником. Кто же знал, что всё обернётся так? Сёстры молчат, и напряжение, густое, физически ощутимое, висит в воздухе, напоминая мне лишний раз, что тот хвалёный шаг к новому началу обещает стать одним из самых трудных в моей жизни. Далия идёт по правую сторону от меня, и она единственная, кто совершенно точно не нанесёт мне удар в спину. Уверена, в вопросах лидерства она поддержит меня. Как лидер, я должна позаботиться о благосостоянии сестёр, так что я прикидываю наши дальнейшие шаги, руководствуясь не только собственной выгодой. В том будущем, в котором мне довелось побывать, я видела деревню в паре часов ходу от скалы Крови. Тогда она была разрушена, но сейчас наверняка наполнена жизнью, там я и планирую привести себя в порядок, если, конечно, не найдутся очередные умники, которые начнут возмущаться от одного только факта нашего присутствия. Там же мы сможем и перекусить, снова же, в том случае, если нам что-то продадут. Сёстры по эйджилу следуют за мной без разговоров, и это, определённо, добрый знак. Власть никогда не была моим стремлением, но ведь никто не откажется от неё в здравом уме, верно? Власть отобрала всех, кто был мне дорог, так что она — моя должница. Она возвысит моего сына, у которого бы никогда не было шанса при других обстоятельствах. А пока… Пока я должна терпеть нытьё и недовольство. — И долго ты собираешься водить нас по бездорожью? Триана. Далия рассказала мне, что случилось с Констанцией. Будь её воля, она бы первая принялась возмущаться, но сейчас её голосом выступает другая властолюбивая выскочка. — Через час у нас будет еда и крыша над головой, — отвечаю я, игнорируя её тон. Триана фыркает и, пройдя чуть вперёд, пробует задавать направление. Пока это не сложно — между скал дорог немного. — Ты объяснишь, что произошло? — Далия заговаривает со мной шёпотом, и она права — других это не касается. — Долго рассказывать, — говорю я, поправляя потрепанную сумку на плече. — Сперва приведу себя в порядок, потом можно и поговорить. — Хоть так. — Голос у Далии недовольный. — Ни с того, ни с сего просто пропадаешь во вспышке света и уже через секунду появляешься, изрешеченная болтами, грязная с головы до пят, будто с поля боя вернулась. Хорошо бы узнать, что и как. — «Спасибо», кстати, за воскрешение. Яд моих слов невозможно не заметить, но Далия лишь отмахивается. — Чтобы дать тебе дыхание жизни, нужно, чтобы ты была мертва, для начала, а этот… Искатель решил тебе «помочь». Возился не один час, хотя это было дело пары секунд. Но нет, он «не мог допустить твоей смерти» — его слова. Что ж, резон в этом есть, я предпочитаю видеть в Далии добрую союзницу, так что не стану копать глубже. Остальную часть пути мы идём молча, и когда перед нами возникают первые деревянные постройки, я слышу одобрительный шёпот, пробегающий среди сестёр. — Тоже мне «деревня», — Триана снова корчит недовольную мину. — Пять несчастных домиков, да одна тощая корова. Её мяса нам хватит дня на три, а дальше что? Я кладу руку на эйджил, показывая свою серьёзность, и строго отрезаю: — Мы не станем убивать корову. Мы — гости. Если мы хотим создать для Д’Хары достойное будущее, мы должны научиться жить в мире с народом Срединных Земель. Для выживания в мире будущего мне пришлось отнять последние крохи у семьи из шести человек, а отца семейства и старшего сына даже избить перед этим. Того будущего нет и не будет, но повторять подобного в этом времени я не стану. Мой сын должен вернуть мир на эти земли, а мир не достигается запугиванием, теперь я это поняла. — Достойное будущее для кого? Для тебя? — Триана складывает руки на груди, и Констанция по левую руку от неё повторяет этот жест. Говорить о сыне сейчас необдуманно. Он уязвим, как никогда, и пока он не окажется рядом со мной, заявлять на его права нельзя. Я пошлю на его поиски Далию, она исполнит мою просьбу, а до тех пор я должна защищать даже свои мысли, чтобы не спровоцировать никого из сестёр. — Для меня, — отвечаю я, извлекая эйджил из петли. — Для нас. Делаю шаг к Триане и протягиваю в её сторону своё оружие. Она не двигается, лишь шире распахивает глаза. Мой эйджил плавно очерчивает воздух в миллиметре от её лица, повторяя изгибы её подбородка и щёк, касается волос, срезая выбившуюся прядь, как самое острое лезвие. Моя ладонь горит огнём, но я не показываю боли. Лишь своё превосходство, и это должно умерить пыл бунтовщицы. — Смой с себя грязь, прежде чем задирать нос, — всё же едко советует Триана, я отвечаю ей усмешкой. — Непременно воспользуюсь твоим гениальным советом. С этими словами я оставляю её и спускаюсь от скал к деревне, где в этом часу уже вовсю кипит жизнь. Первой нас замечает прачка, вывешивающая бельё на провисшие верёвки во дворе. Поднимает такой вой, что, вполне возможно, даже с другой стороны скал его можно расслышать. Другой реакции я и не ожидала. Если одна морд-сит может вызвать недовольство, то целый отряд из восьми человек сразу наведет на мысли, что мы здесь ради девочек. Но я выставляю вперёд ладони и громко объясняю, что мы нуждаемся в помощи, и что в мыслях не имели забирать их детей. Крестьяне, повыбегавшие на крик из домов, не спешат оттаивать. — Чего вам нужно? — мужчина, по всей видимости, староста, выходит вперёд с тесаком наперевес и подкидывает его на ладони. — Прояви своё ораторское искусство, — с насмешкой бросает мне Триана, я игнорирую её выпад. За всё терпение, что я проявляла к этой женщине в течении двух часов, мне нужно уже памятник воздвигать в саду Народного Дворца, честное слово. — Нам нужно немного еды в дорогу и возможность помыться, — отвечаю я и слышу, как Триана прыскает со смеху. Что ж, однажды я припомню ей всё. Староста колеблется, оборачивается к односельчанам, и с минуту они перешептываются о чём-то. Наконец он снова разворачивается к нам и кивает. — Еду найдём, коли заплатите, а у Виллы можно ополоснуться и отстирать одежду, — он указывает рукой в сторону прачки, и она потупляет взгляд. — Но если начнёте вести себя грубо, мы покажем на дверь. Глупые людишки. Их в деревне — раз, два и обчёлся, и две морд-сит справятся. Нас же восемь, но крестьянам повезло, что они имеют дело со мной. — Вы получите деньги, — обещаю я, едва заметно кивая. — Мы не принесём вам неудобств. Про гибель лорда Рала я молчу, крестьянам опасно говорить о таком. Решив, что над нами больше нет покровителя, они могут устроить бунты, превратив наш путь до ближайшей башни морд-сит в полную опасностей дорогу. Мне этого и в другом мире хватило, где я совершала путь по точно тому же маршруту. От одной только мысли, что мне снова придётся пройти те же самые места, становится дурно. Впрочем, наличие ванны, уверена, немного поднимет настроение. Я убеждаюсь в этом, когда прохладная вода касается моего обветренного лица, снимая ощущение стянутости кожи, убирая даже самые мельчайшие частички пыли, очищая порезы. Это большее блаженство из всех возможных. Полноценной ванны нет, но есть чистая ткань и три кадушки воды, подготовленные, по всей видимости, для стирки. Их мне хватает, чтобы выполоскать волосы, попутно вычесывая колтуны, ополоснуть тело и отстирать одежду. Зашить бы её тоже не помешало, но как-нибудь до Храма это дотерпит. Интересно, кто из сестёр сейчас служит там? Кто из моих питомцев прислуживает? Чем больше знакомых лиц, тем выше вероятность, что мои претензии на лидерство будут одобрены. — Очень надеюсь, что сёстры, оставшись без твоего надзора, не учинят кровавую расправу над коровой. Я оборачиваюсь на голос Далии, она стоит в дверях, откинувшись спиной на косяк. — Корова — меньшая из моих забот, честно признаюсь я, и Далия кивает. — Убедить всех в твоих лидерских качествах, поставить на место особо дерзких сестёр, обеспечить всем нам безопасность. Бремя власти будет для тебя тяжелее, чем ты думаешь. Она подходит ко мне, расправляет мокрые волосы на моих плечах, разбрасывая их по спине, чтобы быстрее высохли. Движения её аккуратные, а сама она — заботливая, как и всегда. И когда губы Далии касаются моей шеи, а рука скользит под ворот халата, я не сопротивляюсь. Такой долгий трудный путь, постоянное напряжение и беспокойство, но в руках Далии я становлюсь мягкой, как воск. Она знает меня, как никто другой. Знает, что мне приятно, чего я хочу. Знает так, как знал меня лишь ещё один человек, но он исчез, оставив после себя одни только сны. И я ощущаю чёртову боль, к которой не была готова. Боль, которая рвёт изнутри — я впервые настолько уязвима. Боль, которую я хочу забыть, и вариант Далии вполне подходит для этих целей. Я оборачиваюсь к ней в тот момент, когда подушечки её пальцев достигают моей груди. Далия кусает губы, призывно глядя на меня, дразнит. Эта игра мне знакома, и я отдаюсь ей, грубо впившись в напомаженные губы подруги. У них слегка солоноватый привкус, но это перестаёт иметь значение в тот самый миг, когда её язык вторгается в мой рот, выпивая дыхание, а вместе с ним и тревоги. У нас есть час или около того — столько будет сохнуть моя одежда под летним солнцем. В помещении же прохладно, и это сильнее толкает нас друг к другу. Вся моя жизнь была бы подобна Подземному Миру, если бы не Далия. Она была со мной в трудные времена, не оставляет и сейчас. Моя нервозность относительно Трианы и Констанции, моё смятение после смерти лорда Рала, моё волнение о судьбе сына и скорбь по Локи отходят на второй план под напором её ласк. Завязок на её униформе слишком много, и Далия помогает мне с ними справляться. Шейный доспех, корсаж, наручи, перчатки — всё отправляется на пол, в то время как мне открывается всё больше настоящей Далии, живой, уязвимой. В ответ на мои поцелуи она издаёт тихий стон, подталкивая меня к дальнейшим действиям. Всё ещё слишком много одежды, но избавиться от нее теперь проще. Сапоги, пояс, перевязь — Далия сдирает всё это с себя нетерпеливо и раздраженно, но мне отдаёт лишь тепло и любовь. Поцелуи, которые выбивают прочие мысли из головы, касания. Последнюю часть униформы она стягивает в тот самый час, когда я, развязав халат, позволяю ему упасть к моим ногам. Вот мы, такие как есть, без прикрас, без напускной брони. Две женщины, которые хотят лишь немного тепла, лишь немного радости. — Нас ждут, — поддразнивает меня Далия, но я знаю, что никто из нас не отступит от начатого. — Подождут. Я притягиваю лицо подруги для поцелуя, попутно изучая изгибы её тела кончиками пальцев. В ответ она властно накрывает мою грудь ладонью, пробегает огрубевшими в боях пальцами по нежной коже, и остатки мыслей напрочь испаряются из моей головы. Остаются только руки, только губы, и час времени, из которого мы не намерены упускать ни одной минуты. И всё же, когда первые волны страсти опадают, я не даю Далии втянуть меня в новые игры. Мне необходимо поговорить с ней о сыне, и другой возможности может не представиться. Далия, не понимающая, что происходит, протестующе тянет меня к себе, когда я нагибаюсь за халатом, но я все же успеваю ухватиться за ткань и набрасываю её на плечи. — Мне потребуется от тебя одна услуга, — говорю я, поднимая с земли детали её униформы. — Это очень важно. И пока она одевается, я напоминаю про своего сына и про моё решение объявить его новым лордом Ралом. — Ты же понимаешь, что, заикнись ты об этом, он подвергнется серьёзной опасности? — Далия оглядывается на двери, но я ни секунды не сводила с них глаз и знаю — нас не подслушивали. — Знаю, и потому прошу тебя найти его. Только тебе я могу доверить его жизнь. Всё в этой жизни циклично — восемь лет назад именно Далия была той, кто направил моего ребёнка на воспитание д’харианцам, спустя восемь лет ей предстоит вернуть его мне. — О, Создатель, где мне искать-то его?! — подруга справляется с последними ремнями своего корсажа, поправляет эйджил. — Сколько времени прошло? Он может быть где угодно. Узнать это, не привлекая к себе ненужного внимания, я не смогу. Мы выходим во двор, где на верёвках сушится моя униформа. От ткани так и веет теплом, полностью высохло. Собираю все детали вместе и под недобрые взгляды Констанции, стоящей чуть в отдалении, вновь возвращаюсь в дом. Здесь я, наконец, могу продолжить наш с Далией разговор. Она стоит на пороге, одним глазом наблюдая за группой сестёр по эйджилу. Никто не сможет подойти незамеченным. — Я не знаю, как, но найти ты его должна. Он — единственный наследник лорда Рала, а ведь основная задача морд-сит — служить лорду Ралу. Далия закатывает глаза. — Я знаю, в чем состоит задача морд-сит, но не понимаю, чем знание устава поможет мне в поисках. Я, конечно, могу помотаться по гарнизонам в надежде, что солдаты обладают сознательностью и подскажут мне, где найти юного лорда, а не перережут ему горло, но не обещаю, что справлюсь с этим быстро. Я могу отсутствовать как месяц, так и год, ты понимаешь это? — Разумеется понимаю! — я натягиваю униформу и Далия подходит, чтобы зашнуровать мне воротник. — Трон, конечно же, попробуют узурпировать, — продолжаю я. — Но даже через год вопрос с наследником не утратит своей актуальности. Д’Харе нужен лорд Рал. — Я всё это знаю, — Далия заканчивает с воротником и принимается затягивать корсаж. — И я сделаю это для тебя. Месяц, год — я проведу в поисках столько времени, сколько потребуется, и доставлю юного лорда. Она отрывается от шнуровки, но только для того, чтобы обнять меня за талию, склоняется к моему уху и выдыхает: — Я рада, что юный лорд именно твой сын, — а затем, как ни в чем не бывало, возвращается к корсажу. — Я отправлюсь сегодня же. Я оборачиваю к ней лицо, и Далия, поняв мой немой вопрос, спешит ответить. — Что время зря терять — прихвачу припасов и отправлюсь искать гарнизоны. Стояли бы они на месте, порошок волшебника мигом бы туда перенёс, но нет, увы. Да и в Книге Пути ни о чем подобном упоминать нельзя. Так что — возьму ноги в руки и окольными путями куда-нибудь да выйду, а там и лошадь заполучу, и квод для охраны. Всё со мной будет в порядке, можешь даже не волноваться. Пока говорила, она стояла, замерев, но вот её пальцы вновь касаются шнуровки, затягивая её до треска. Далия — сильная, смелая и надёжная. Она сделает всё, что в её силах, я не сомневаюсь. Она нужна мне рядом, если я хочу завоевать уважение и верность прочих сестёр, но я вынуждена расстаться с ней, с единственным близким мне человеком, и принять бой за своё место в Храме в одиночку. Впрочем, я и так всё всегда делаю одна, так что… Далия уходит сразу же, как только мы двигаемся с места, и я остаюсь среди сестёр, по которым ещё недавно скорбела, вот только теперь меня не покидает чувство, что я среди ядовитых змей. Не уверена, что мне стоит этой ночью спать, доверять нельзя никому. Ощутив мои возможности, каждая из них теперь может захотеть для меня смерти. Утро сменяется жарким днём, сводя на нет все мои водные процедуры. Униформа парит, отчего взмокает не только спина, но и каждый сантиметр моего тела, покрытый одеждой и нет. Ветра, который мог бы стать каким-никаким союзником против жары, нет вовсе. Единственная радость — никто из тех, кого мы встречаем на пути, не пытается нас задирать. Семь морд-сит — всё равно, что д’харианский легион, связываться с нами — самоубийство. Жаркий день сменяется душным вечером, а подошвы моих сапог, изрядно вытоптанные за месяц, истончаются до предела. Ещё немного, и мне придётся идти босиком. Три дня они точно не протянут. — Алина, — я кивком подзываю сестру по эйджилу, и она, отделившись от прочего отряда, всем своим видом выражая недовольство, всё же подходит ко мне. — Свяжись с Народным Дворцом, пусть направят к нам навстречу нескольких сестёр с лошадьми. Остановимся на ночлег, а они пусть скачут всю ночь, чтобы уже завтра к обеду мы могли встретиться на равнине Боли. — Ножки боишься перетрудить? — язвительно бросает Триана, её слова я пропускаю мимо ушей. Опять. — Не много ли на себя берёшь? — хмурится Алина, доставая Книгу Пути. — Командовать Джиллером, раздавать приказы сёстрам. За пособничество в убийстве лорда Рала ты должна быть объявлена преступницей, а не нашей госпожой. Я понимаю, как это выглядит, и я знаю, что Алина права — я должна объяснить сёстрам свой поступок, вот только для меня это выглядит, как попытка оправдаться, а это ниже моего достоинства. Тем не менее, я вижу, что ситуация достигла своего пика, и вынуждена сделать то, чего не хочу. — Да, я помогла Искателю победить, — я повышаю голос, чтобы все сёстры меня слышали. — Потому, что я была в будущем, где он проиграл, и увидела весь тот ужас, к которому привело правление лорда Рала. Они с Кэлен Амнелл произвели на свет мерзость, мальчика-исповедника, который вырос и разрушил всё. Он напал на башни морд-сит и убил всех. Ты, — я указываю на Алину, — умерла от жажды при длительной осаде. А тебе, — тычу пальцем в сторону Трианы, — вогнали стрелу в грудь, в благодарность за годы преданного служения. Не осталось ничего. Ни вас, ни лорда Рала, ни Народного Дворца. То, что я сделала, было необходимым злом. А теперь, если вы не против, мы напишем послание в Народный Дворец. Эти сапоги развалятся в течении часа. Никакого умысла в моих последних словах нет, просто объяснение, почему мне так необходима лошадь, однако Райна, одна из самых тихих и неконфликтных морд-сит нашего нынешнего отряда, тотчас нагибается и стягивает с себя сапоги, один за другим. — Сестра Кара, возьми мои, — предлагает она, неуверенно улыбнувшись. — Это меньшее, чего ты заслужила за наше спасение. Её поступок немного неожиданный для меня, но я не дура, чтобы отвергнуть такую возможность. — Однако, это не отменяет того факта, что нам нужны кони, — говорю я, принимая из её рук сапоги. — Алина, ты отправила послание волшебнику? Старшая из сестёр в этот момент как раз оборачивает полоской ткани порезанную ладонь. На мой вопрос она кивает, но заговаривает только когда полностью заканчивает своё занятие, затянув узел зубами. — Я связалась с Эгримонтом. Он согласился передать послание в Северный Храм, так что завтра, на равнине Боли, нас будут поджидать кони. — С Эгримонтом? Где волшебник, когда нам так нужна его магическая поддержка? Алина выглядит растерянной. Будто случилось что-то, к чему она не была готова. — Как только Джиллер понял, что лорд Рал погиб, тотчас подался в бега, побоявшись расправы народа и Искателя, — говорит она, медленно, словно параллельно пытается осознать случившееся. — Так что магической поддержки мы лишены. Что ж, скользкий магишка никогда не вызывал доверия, так что я ничуть не удивлена, что при первой же трудности он поспешил унести ноги. Его порошок — вещь полезная, я успела в этом убедиться во всех мирах и временах, и я надеюсь, что ему хватило совести оставить нам хоть немного этой прелести, чтобы другие колдуны изучили состав и повторили рецепт. Впрочем, когда это Джиллер думал о нуждах других? Мы идём ещё час или около того, и действительно, мои сапоги на ногах Райны буквально разваливаются, оставшись полностью без подошвы. Тогда я объявляю привал, и мы устраиваемся для ночлега прямо посреди поля. Не самое хорошее решение, но как лидер я должна учитывать всё — Райна идти дальше по темноте не может, есть вероятность пробить ногу чем-то острым, это и становится решающим фактором в моём выборе. — И что ты нам прикажешь, госпожа Кара? — насмешливо интересуется Триана, сбрасывая с плеча сумку. — Займись хворостом. — Этот приказ отдаёт Гарен, и Триана, секунду поколебавшись, принимается разбирать свои вещи. Выполнять указания кого-либо она явно не планирует, но хотя бы теперь помалкивает. — Как это было? — Гарен подходит ко мне и опускает свою сумку на землю. Ох, неужели она хочет поговорить по душам? Увольте. — Было что? — я надеялась избежать подобных расспросов, но, по всей видимости, не выйдет. — В том мире, в котором ты якобы была, — Гарен извлекает из сумки подстилку и раскладывает её рядом с моей. Её «якобы» о многом говорит, она ни секунды не верит мне. Стоит ли при этом вообще распинаться, что-то доказывая? — Там, где я якобы была, всё было мёртво, даже воздух. Если бы не это, я бы не стала искать пути назад, потому что в целом мир без таких язв, как большинство из вас, вполне неплох. Я усаживаюсь на подстилку, поднимаю глаза к небу. Здесь и сейчас я наконец снова могу видеть звезды, их не скрывает пепельное облако. Видеть их приятно. Созвездие Чародея слева от Дракона, россыпь звёзд Пророка сразу над Слезами Девы, красная звезда в самом центре Ока Хранителя — всё это знакомо, привычно. В чем-то мои слова Гарен правдивы, я действительно тосковала больше по самому миру, чем по людям. Оставшись без Далии, я очень остро ощущаю всю ненависть, направленную на меня, и хотела бы её не замечать, но не могу. Я понимаю лорда Рала, понимаю его чувства. Весь мир был направлен против него, и всё, что он делал во благо народа, этим же неблагодарным народом было извращено. Решение вступить в союз с исповедницей было продиктовано желанием защититься от поклёпа и жестокости. Оно привело к ужасным последствиям, и лорд Рал виноват в них, но народ виноват не меньше. Грань настолько тонка, что я боюсь также перейти её в погоне за порядком. Боюсь совершить те же ошибки, уничтожить те крохи мира, что ещё остались. Нет, я вовсе не хочу быть лидером, это сложно и неоправданно, но должна протянуть до прибытия истинного наследника. — Ты набралась от своего трикстера пренебрежения, Кара, — Гарен ложится и сует под голову сумку. — Не уверена, что это правильный подход. Именно Гарен обучала Локи, с её подачи его приговорили к смерти, и её сравнение меня с ним только убеждает меня в правильности моего поведения. — Какой есть, — бросаю я, откидываясь на подстилке. И пока сестры вокруг меня суетятся, разводя костёр и перекусывая теми крохами, что нам выделили в деревне, я просто смотрю на звезды и думаю, что пока их свет ярок, ещё не всё потеряно. Мир ещё дождется истинного магистра Рала, и я присягну ему без колебаний. *** Огонь рвал плоть. Самый большой страх Даркена Рала снова оказался так близко, яростный, бескомпромиссный, жестокий. Боль, которую никто не в состоянии выдержать, кроме того, кто прежде уже пережил такое. Это было чем-то наподобие возвращения домой, пусть и через тернии. Что-то вроде появления ребёнка на свет, через трудности и боль, но к лучшему миру, навстречу тому, от кого ощущается лишь забота и любовь. Срединные Земли исчезли в зелёной вспышке, на их место пришёл знакомый уже мир, бескрайний, тёмный, но родной. Даркен Рал огляделся — он лежал на каменистом уступе, нагой, а вокруг такие же нагие, уродливые в своей скорби мертвецы, тянули руки к чёрному своду, стеная от мук и страха. Их тела лизало зелёное пламя, вырывающееся из-под земли. Пламя, которое приносило вред им, но не ему. Рал брезгливо вскочил на ноги, отодвинувшись подальше от липких ладоней. С высоты своего роста он мог видеть бесконечность подземного мира, чёрной пещеры, наполненной лишь ужасом и болью. Никто здесь не смел даже поднять головы, мертвецы, распластавшиеся по земле, давно превратились в одно целое нечто, мерзкое и тошнотворное. Многие из этих людей были отправлены сюда его рукой, но Даркен Рал не слишком терзался муками совести из-за этого. — Мой сын, ты вернулся ко мне? — голос Хранителя, по-отечески родной, раздался сразу отовсюду, мертвецы вмиг стихли и прижали руки к уродливым телам, Даркен Рал учтиво поклонился. — Прости, Хранитель, что подвёл тебя. Он застыл с опущенной головой, не смея поднять её без дозволения. — Нет, ты преуспел именно так, как я хотел, — плотный сгусток воздуха коснулся его подбородка, приподнимая лицо. Это касание Даркен Рал помнил. Он был маленьким мальчиком, беззащитным ребёнком, когда его отец бросил его в огонь только за то, что у него не вышло сотворить заклятье. Тогда смерть настигла его, и маленький Даркен оказался в страшном мире, где господствовала боль, и ему было больно тоже. Но потом невидимые руки подняли его, и мягкий голос сказал: — Мальчик мой, ты так слаб и так беззащитен перед лицом своих врагов, и мне больно смотреть на твои мучения. — Я умер? — спросил тогда Даркен, который не мог думать ни о чем другом, как только о страшном огне, которого было слишком много вокруг. — Да, — ответил голос, и лёгкий ветерок коснулся щеки. — Но это ненадолго, потому что я хочу помочь тебе вернуться. — Я сгорел, меня нельзя оживить, — возразил мальчик, он отлично знал законы магии. Голос глухо засмеялся. — Можно, если я захочу. А я хочу. Я хочу дать тебе то, что некогда отобрал у вашего мира, потому что я верю, что именно ты сможешь распорядиться моим даром во благо. Даркен на всю жизнь запомнил, как дрожал тогда от волнения, ведь ещё миг назад он был мёртвым мальчиком без хана, а теперь из него собирались сделать кого-то более сильного, чем любой из живущих магов. Из позора для отца он тогда превратился в волшебника, которому открылась магия Ущерба, а в ответ Хранитель просил лишь одного: присылать ему мертвецов в его тёмную армию, это было несложно. Паниз Рал даже не понял, что его сын умер в том огне, потому что Даркен, весь в ожогах, едва не теряющий сознание от боли, вдруг отшатнулся от камина и рухнул на ковёр. В этой жажде выжить отец тогда углядел перспективного волшебника, поэтому он вызвал Зорандера, сильнейшего из всех, чтобы тот восстановил плоть его сына насколько мог. Зеддикус смог, и с тех пор звезда Даркена Рала засияла ярче. Но вот он пал, и не знал, как Хранитель может быть удовлетворён таким ходом событий. — Мой господин, — начал он, но хриплый голос повелителя Подземного мира снова зазвучал отовсюду разом, перебив его. — Теперь ты поможешь мне распространить мою власть на Верхний мир! Рал снова ощутил ту дрожь, что и в детстве — нетерпение и ощущение чего-то очень важного, доверенного исключительно ему, избранному. — Повелитель… — прошептал он с благоговением, не зная, как выразить благодарность за доверие. — Но я обязан предупредить: на вашем пути стоит человек, тот, что стоял на моём. Голос Хранителя зазвучал ровно. — От смерти не убежать. Даже Искатель будет принадлежать мне. И Даркен Рал поверил. Его противостояние Искателю ещё не завершено, бой не окончен, победа возможна. От великой радости он упал на колени и воздал хвалу своему господину. В тот же миг ощутил, как на плечи его легла привычная алая мантия. Он не был обычным мертвецом среди прочих. Правая рука Хранителя — его новая роль почётнее всего, что могли дать ему когда-либо Срединные Земли, и смерть уже не казалась чем-то ужасным. *** Утро протягивает свои серые щупальца над нашим сонным лагерем, и я понимаю, что длинная ночь, наконец, прошла. Я не сомкнула глаз, тем более, что соседство с Гарен не слишком способствовало расслаблению. Теперь же я принимаю начало нового дня, как сигнал к действиям, так что начинаю сборы, не особо заботясь о тишине и покое для сестёр. Они просыпаются, одна за другой, кое-кто довольно бодро, но вот Констанция и Триана с явным неудовлетворением и нескрываемым раздражением. Мы расходимся на пару сотен метров для справления нужд, и лишь после возвращения начинаем собирать вещи. — Мы пойдём медленнее, — подаёт голос Бердина, возлюбленная Райны. — Вы нас не ждите, а как встретите сестёр, просто пришлите нам лошадь. — Никого мы бросать не будем, пойдём так медленно, как потребуется. Все. Я знаю, что не стоит наседать на сестёр, требуя от них полного подчинения, но плох тот лидер, который позволяет своему отряду разваливаться. — Семеро одного не ждут, — ворчит Триана, с раздражением заталкивая подстилку в сумку. Она единственная, кто ещё не собрал вещи. — Что ж, ты права, — я невинно пожимаю плечами. — Идемте, сёстры, не будем ждать. Райна и Бердина согласно кивают и пускаются вслед за мной, Алина и Гарен, немного поколебавшись, отправляются следом, и лишь Констанция остаётся стоять рядом с Трианой, нетерпеливо перетаптываясь на месте. Наконец, Триана завершает свои сборы, и обе сестры, источающие волны гнева, бросаются нас догонять. — Выскочка, — слышу я недовольный бубнёж Трианы, а следом за ним согласное хмыканье безгласой сестры. Далия сказала, что это Локи руку приложил — хотела бы я это увидеть! Констанция долгие годы была моей соперницей, и хотя между сёстрами позиционируется взаимовыручка и поддержка, таких отношений у нас с ней никогда не было. Всё её недовольство основывалось на том, что лорд Рал всегда отдавал предпочтение мне. Конечно же, было много недовольных этим фактом, но только Констанция выказывала это явно. Теперь господина нет, и больше не нужно соревноваться за чьё-либо расположение, но старые привычки ничем не искоренить. Ненависть Констанции ко мне, а моя к Констанции давно обросла массой других причин, по которым мы никогда не сможем взаимодействовать хотя бы с некоторой терпимостью. Мы идём медленно, позволяя Райне задавать темп, на середине пути к равнине Боли Бердина отдаёт ей свои сапоги, и на этот раз Триана больше не ворчит насчёт задержек, а Констанция не задирает нос. Не получив поддержки от других сестёр, они обе явно сдали позиции. — Вон и они! Гарен вскидывает руку, указывая на крохотные точки на горизонте. Сёстры и кони ещё так далеко, но мы всё равно ощущаем подъём настроения, так, что даже Бердина идти начинает быстрее, будто нет под ногами камешков и колючек. Сестёр трое, коней шестеро, но д’харианские лошади без труда примут на спину по двое седоков. Вот только сёстры по эйджилу, хоть и прибыли на зов, явно не особо довольны этим. — Это правда, что лорд Рал мёртв? — спрашивает Элеонора, одна из самых молодых морд-сит. Ей семнадцать, она хрупкая и маленькая, но не стоит обманываться на её счёт — это дикий зверёк с острыми зубами. Пленники её долго не живут, а мужчины перед ней ползают на коленях. Мы служили с ней вместе некоторое время — она не из тех, кому можно отдавать приказы. — Правда, — отвечаю я, забирая у неё из рук поводья — обсуждать события вчерашнего дня я не хочу. Подвожу коня к Райне, и они с Бердиной тотчас запрыгивают в седло. Всегда действуют слаженно, верны клятве, но при этом и головой каждая из них соображает отменно. Если кому здесь и доверять, то им. — Как же так вышло, что лучшие из лучших позволили господину проиграть? — спрашивает Элеонора, зло поджав губы. Как любая из нас, она болезненно переживает гибель господина, скрывая боль за яростью. Винить её в этом нельзя — лорд Рал был нашим единственным смыслом, так просто это не забудется. — Ха, ты не знаешь — она помогла Искателю. Вогнала эйджил Алине в ногу, вместо того, чтобы бить им мальчишку. — Триана с явным удовлетворением тычет пальцем в мою сторону, после чего все три новоприбывших сестры обращают на меня гневные взгляды. — И отчего же ты не говоришь, что тем самым Кара спасла всех нас? — На удивление, защита приходит от Гарен и рождает в несведущих сёстрах ещё больше непонимания. — Почему не хочешь вспомнить, что другой исход противостояния стоил бы всем нам жизни? — Будто ты ей веришь, — фыркает Триана, грубо выхватывая поводья из рук сестры Холли. Констанция, поколебавшись, подходит к той же лошади. Спелись, конечно же. Какая жалость, что на фоне разговорчивой подруги Констанция полностью теряет свою привлекательность. Некогда язвительная и говорливая, она становится лишь бледной тенью новой союзницы. Хотя, при этом списывать её со счетов нельзя. Такая и без голоса руку по локоть откусит, если тронь. — Подробности расскажете в дороге, — решает Элеонора и бросает мне поводья. — По коням? Бровь её насмешливо выгнута, но в случае с ней нельзя сказать наверняка, сменила ли она гнев на милость. Только время покажет. Северная башня на этот раз полна жизни. Всюду снуют слуги, большую часть из которых я знаю в лицо. Их имена? Пожалуй, я смогу вспомнить парочку, если постараюсь. Девушку, которая набирает для меня ванну, зовут Доротея. Или Дамиана, не важно. Главное, что я помню, что она из Драндрила. Или из Браймонта. Впрочем, какое это имеет значения — работает она хорошо, большего и не надо. Когда я погружаюсь в пенную ванну, в настоящую ванну впервые за месяц, девушка остаётся прислуживать. Она напряжена, хоть и хочет казаться спокойной. Но то, как подрагивает кувшин в её руках, когда она добавляет мятной настойки, говорит само за себя. — Как тебя зовут? Мой вопрос заставляет прислужницу замереть на месте, так и не опорожнив кувшин с настройкой полностью. — Дамиана, госпожа, — шелестит она едва слышно. Значит, я не ошиблась, запомнила-таки имя. — Сколько лет тебе, мышонок? Девушка вспоминает про кувшин в своих руках, переклоняет его до предела, после чего берёт с серебряного блюдца мочалку и, окунув её в воду, проводит по моей спине. — Пятнадцать, госпожа. Не уверена, что я это всё запомню, но если я хочу мира Срединным Землям, должна начать с малого. — Ты ведь из Браймонта, верно? — Из Бреннидона, госпожа. Разговор, определённо, мог быть живее. Питомица обучена послушанию, но оттого кажется теперь несколько скучной. — Есть у тебя мечты, мышонок? Я честно пытаюсь завести диалог, но прислужница отвечает однозначно и скупо. — Прислуживать вам, госпожа. В желании отрезвить её, я бью ладонью по её щеке, девушка отшатывается, её лицо блестит от воды и накативших слёз, но она не смеет сказать мне ни слова. — Иди и найди занятие себе по душе. Выйди замуж, в конце концов! Она кивает, хотя я знаю, что от моих приказов эффекта будет чуть — вернётся сейчас в кухню или ещё куда и начнёт прислуживать с ещё большим рвением. — Ты свободна, не поняла? Уходи. Иди в деревню, строй новую жизнь. Вместо слов благодарности я слышу рёв, странная реакция. — Только не прогоняйте, госпожа, пожалуйста, — девушка падает на колени и пытается дотянуться до моей руки, но я убираю пальцы. — Я там пропаду, госпожа. У меня никого не осталось. Нет дома, нет ничего. Мне придётся податься в самые грязные места, а здесь у меня есть крыша над головой. Здесь тепло, сыто и безопасно. — И поколачивают время от времени, — добавляю я, но девушка словно не слышит меня, всё твердит, как прекрасно ей живётся в Храме морд-сит, как ужасно ей будет за его пределами и какую милость я совершу, если позволю ей остаться. Ничего не понимаю — я ведь предлагаю ей свободу. Свободу. Неужели этому миру вовсе не нужны перемены, за которые так борется Искатель? — Что ж, дело твоё, — я киваю на дверь, и прислужница уходит. Доротея? Дамиана? Ну, как-то так, я помню. Оставшись одна, я впервые за месяц действительно расслабляюсь. Вода горячая, ароматная, травяные пары снимают тревожность, настраивают на сон, и я не отказываю себе в этом. Просто прикрываю глаза на пару минут, пока никто не придумал начать очередной захват власти или что-то в этом роде. По обыкновению, я ожидаю увидеть Асгард, я уже привыкла к нему, но вместо этого нахожу лишь бесконечную пустоту, которая сияет слабым белым светом. Ни стен, ни пола, ничего. Локи тоже нет — неужели я уже переступила через эту потерю? Неужели могу теперь идти дальше? Или теперь я буду видеть лорда Рала? А может — Далию? И тут я замечаю свиток. Он такой же белый, как и всё вокруг, легко не заметить, но что-то в нём приковывает мой взгляд. Ощущение важности. Я подхожу и подбираю свиток с земли, разворачиваю нетерпеливо, с волнением, рассчитывая на длинное послание, но нахожу лишь пару слов: «Привязанность не для богов, не для морд-сит. В одиночестве — сила, во власти — сладость. Выбор очевиден, Кара Мейсон. Твой мир — твой. Мой мир — мой. Прощай». Неужели я действительно готова отпустить его? Если это так, то у меня совершенно точно начинается новая жизнь, с этого самого мига. Та жизнь, которая и должна быть у морд-сит. Без привязанностей, без сожалений и без слабостей. Забуду ли я Локи Лафейсона, бога, который ворвался в мою жизнь, учинив в ней тарарам? Забуду ли лорда Рала, который был единственным смыслом моего существования долгие годы? Конечно же, нет. Но однажды я даже смогу вспомнить о них с улыбкой и благодарностью. А пока я должна сосредоточиться на «здесь и сейчас», поднять Д’Хару с колен и обеспечить лучшее будущее всему живому. Не много ли я на себя беру? Возможно. Но кто-то же должен.