***
Кто-то говорит на большой перемене какую-то странную дрянь про старосту и у Тецу оголяется дёрденовский скол на зубе. Когда он сцапывает железной лапищей того языкастого придурка и его сопиздёжника — оголяется десна. Она тонкая, белая и кровоточащая — обсыкайся от одного её вида — читается в таких же белых, кроваво-бессонно надломленных, глазах Тецу. Читается это. Говорится вот то: — Не смей. Обижать. Сис. Тецу чувствует такую же тяжёлую лапу на своей спине, и что его поднимают на несколько см от пола. — Спасибо, бро. Сама справлюсь.***
Он чувствует к Ицке приязнь, а потому мнёт края футболки, заплетаясь пальцами, стукаясь ногтями об ногти. Совсем мокрый. По улицам ползает всякая дрянь, типа тараканов — лето на идеальных, вылизанных улицах Мусутафу заменяет им мусорки. Жарко до чужой чьей-то отключки — Тецу слышит вой синих сирен. Ицка поедает мороженое. Оно тоже покрыто синим. Просто снег и какой-то подкрашенный сироп. Она смеётся в свой кулачок — он необыкновенно маленький, аккуратный и красивый, когда Ицка не чувствует витающего в воздухе напряга. — Ты, знаешь, больше не рвись так, детка. — Ицка причмокивает, набирая в рот побольше бело-синего, и у Тецу от неожиданной эмпатии саднят зубы. — Не забывай, пожалуйста, что мы оба на геройском учимся. Эти, с незакрывающимися хлеборезками, не пиздели бы, если бы меня напрягала их болтовня. Зырк. Весёлый. Тецу заглушает чужие гнусавые голоса в своей голове, один чужой звонкий — тоже. Глупо. Каждая группа борется за свои права, но ни одна из них не выплёвывает своих участников на произвол для исключительно #ихборьбы. Сообща — это важно, вроде как. Невидимая рука помощи — тоже, но за этим лучше обращаться к девчонке из класса «А». А Тецу тайны хорошо, конечно, хранит, но слишком громко. Вторая мысль: это не имеет ни малейшего значения. Зырк-зырк, весело. Срывать ногти за Кендо — не стадный инстинкт. Тецу хочет стать пёселем и спрятать морду за бескрайними ушами. — Пньл, ма. «Пньл, ма» — на их языке — полное и беспрекословное согласие. Ицка весело кивает. Клыком своим правым верхним соскребает ещё немного мороженого с шарика и ТецуТецу точно-точно убеждается — эта девушка стальнее его.***
Их кто-то явно сечёт. Кто-то явно знает, что ТецуТецу знает, что сироп на рожке Ицки оказался черничным, а не просто синим. Кто-то явно не догадывается, что подкинутая под дверь брошюрка об инцесте и домашнем насилии — охренеть как смешно, но не в этом столетии, не в этой ситуации, не с этими людьми и ни при каких обстоятельствах вообще. ТецуТецу ТецуТецу отключает мозг, перевязывает ладони и идет на пиздилку с ноунеймами. Скорее всего, кто-то из учителей, кто не Айзава и не Кан, его палит, но что поделаешь — незабываемый мужской опыт (упаси Вселенная без А-шек. Спасибо заранее, Вселенная).***
«Держи себя в руках, Ицка Кендо» — её руки могут удержать шестерых, но причуда на обладателя ведь не действует. Кто-то сжёг бы себя, Ицка оставалась бы вечно спокойной, со сломанными рёбрами, но чистой совестью. У Тецу не хватает кислорода, Ицка может придушить на раз-два — они пиздец как явно друг другу не нужны, за исключением тех случаев, когда Тецу (как сейчас, в три часа ночи, в женское крыло, через заботливо-предусмотрительно открытое окошко, блядь) приходит зализывать раны в комнату «сис», чтобы классрук не словил на горяченьком, солененьком и красненьком внешкольного спаррингера. Ненавидеть эстетику кровищи, не блевать при виде подранной до мяса щеки — Ицка Кендо. «У них был кастет» — ТецуТецу ТецуТецу. «Ты чёртова сталь» — также Ицка Кендо. Перебитая рука перевязана-поддержана незнакомой джинсовкой и Тецу говорит-не затыкается-в нужный момент, что Эйджиро, вообще-то, даже рад будет красным разводам. Близжайший МакДак был за два километра, с Тецу было два друга, нападавших было четверо — протокол. Стандартная программа девятого класса — crime report. Ицка понимает, что и он и она сама одинаково не могут читать по лицам, но вполне в состоянии бить морды. Иногда для нормальной жизни этого оказывается достаточно, но не в эту замечательно-прекрасно-охуевшую так быстро перетекать в утро ночь, поэтому Тецу отделывается всего лишь одной несильной омакэ-пиздюлиной от любимой «сис». О том, что он их честь, как-бы, защищал ему даже заикаться не хочется.