Чонгук не был властен над чувствами, которые шли из глубины сознания и грозились вылиться на Чимина непрекращающимся потоком. Ему было до крайней степени тошно сознавать, что они имели примерно такую же вероятность на взаимность, как зомби-апокалипсис или спонтанное нашествие фэнтезийной расы из популярной нынче компьютерной игры. То, что Чимин безнадёжно влюблён, было как никогда ясно и понятно; положа руку на сердце, Чонгук, не отличающийся привычкой подслушивать чужие разговоры, однажды всё-таки не сдержался и стал свидетелем пламенного поцелуя Чимина с Юнги — главным раздолбаем и плейбоем их школы.
Что могло связывать таких непохожих друг на друга людей, он ломал голову до сих пор: Чимин и его пушистые свитера никак не стыковались в сознании с кожаной курткой и драными джинсами, кои обожал носить старший. Уровень репутации в школе, внешно… Стоп, ну как же он не додумался раньше?! С чьей подачи до этого лояльный к правилам школьной формы Чимин стал бы выжигать себе волосы краской?!
Однако же, это было даже в какой-то степени любопытно. Чем именно Юнги так очаровал его? Неужели стереотипы в духе «девушки любят плохих парней» — вовсе и не стереотипы, и относятся не только к девушкам, но и к геям? В случае, если это действительно было так, Чонгуку оставалось только горестно вздыхать и поправлять дурацкий значок старосты, который ни один уважающий себя человек за пределами обзора учителей носить бы не стал.
Однако же, Чонгук чувствовал, что должен объясниться. Даже если у него не было никаких шансов, даже если это грозило окончательно разрушить то хрупкое подобие дружбы, что ему удалось выторговать у Чимина, даже если это — идея, гарантированно обречённая на провал.
Иногда обилие чувств, бурлящих внутри, слишком велико для одного человека, и когда такое случается, он начинает испытывать острую необходимость выплеснуть их на других. Тогда становится не важен ни результат, ни последствия — лишь бы только перестать ощущать, как внутренности медленно выжигает изнутри, и как тщательно выстроенная душевная организация разваливается на куски.
Чонгук решался на это все выходные: план был до банального прост, а оттого максимально осуществим и понятен. Прийти домой к Чимину. Признаться Чимину. Уйти. Однако же, всё с самого начала пошло не так, как задумывалось, ведь, стоило ему подойти к месту жительства объекта своих грёз и мечтаний, как тот буквально выбежал ему навстречу, куда-то слишком явно торопясь.
И чёрт его знает, что дёрнуло Чонгука спрятаться за ближайшим деревом, тем самым укрываясь от рассеянного взгляда старшего, но фокус удался, и он остался незамеченным, донельзя раздосадованным чуваком за чем-то, смутно напоминавшем дуб. Шестерёнки в голове заработали с поражающей скоростью: обычно степенный Чонгук нехарактерно шустро сориентировался в ситуации, осторожно выбираясь из-за дерева и скользя вслед за удаляющейся фигурой, слишком занятой для того, чтобы смотреть по сторонам.
Что он рассчитывал увидеть, буквально преследуя старшего, Чонгук, положа руку на сердце, не мог определить даже для себя. Надеялся, что всё-таки выловит его если не дома, то на улице, и поставит в этой истории жирную точку, пока по крупицам собираемая решительность не улетучилась вместе с дуновением ветра? Кто его знает, может быть, и так.
Тем временем Чимин, целенаправленно попетляв по жилому району, в конце концов затормозил у автобусной остановки, после чего практически впорхнул в открывшиеся двери подъехавшего транспорта. Чонгук замялся: к такому повороту он готов не был, когда спонтанно сталкерил старшего, ступая по его следам из-за кустов и коротких, нехоженых троп.
После секундных торгов с собственной совестью он всё же сдался, покоряясь уже разгоревшемуся любопытству и резонно подмечая, что после столь упорного преследования просто глупо было бы свернуть свою бурную деятельность и уйти домой ни с чем. Шустро словив первую проехавшую мимо машину, он попросил удивлённого водителя следовать за удаляющимся автобусом, однако, судя по довольной улыбке на лице пожилого мужчины, столь безумного заказа он ждал уже очень и очень давно.
— Просто из любопытства, — не выдержал в конце концов временный собеседник Чонгука, поправляя зеркало заднего вида. — Ты из полиции? Вроде, слишком молодой, даже как для рядового… Слушай, а может, ты просто ревнивый параноик, и мы прямо сейчас преследуем твою девушку?
Водитель, казалось, готов был выдавать версии одну за другой, и некая абсурдность половины из них, что характерно, его совершенно не смущала. В какой-то момент Чонгуку даже показалось, что, скажи он некий абстрактный бред про инопланетянина с неведомым науке лекарством, способным обратить всё человечество в тупых каннибалов, и милый старичок охотно принял бы на веру его чушь, да ещё и попросил бы поведать про его «великую миссию», связанную со столь странным заказом.
Так или иначе, но, надо было отдать ему должное, версия про ревнивого параноика была более, чем правдоподобной, учитывая истинные мотивы Чонгука, однако признаться в этом случайному попутчику в далеко не самой толерантной стране — чистой воды самоубийство. Рассудив подобным образом, Гук неохотно напряг мозг, придумывая более менее правдоподобную, но в то же время интересную историю, чтобы не разочаровывать разошедшегося мужчину.
— Понимаете ли, — всё же начал он, напуская на себя максимально трагичный вид, — дело всё в том, что я сегодня вернулся домой с учёбы, и обнаружил в постели моей матери молодого парня, буквально моего ровесника, и, приглядевшись, с удивлением узнал в нём ученика из параллели. Поскольку мы никогда не общались, не считая случайных приветствий в коридорах школы, я, разумеется, не имел на руках никаких данных этого подлеца, а потому поговорить с ним и попросить не рушить нашу семью по телефону не мог. Знаете, у моего отца очень слабое сердце, и я не думаю, что оно выдержит подобное… потрясение, поэтому я не могу позволить им видеться и дальше. К сожалению, у меня не было времени всё это растолковать: парень сбежал, подхватив штаны, и категорически не хотел со мной разговаривать, вероятно, испытывая чувство дикого стыда. Вот я и решил нагнать его — ни в коем случае не с целью рукоприкладства, — только ради искренней просьбы проявить понимание к нашей… эээ… семейной ситуации.
Судя по всему, практически на ходу выдуманным рассказом мужчина был более, чем удовлетворён. К счастью, пока Чонгук практиковался в красноречии, автобус доехал до очередной остановки, на которой и вышел чем-то даже издалека заметно взволнованный Чимин. Напоследок похвалив младшего за «несвойственную возрасту грамотную речь и благородство», водитель настойчиво отверг любые попытки оплаты, после чего похлопал Гука по плечу, желая удачи в его правом деле по сохранению отдельно взятой ячейки общества. На секунду ему даже стало немного стыдно, однако удаляющаяся фигура Чимина быстро переключила его внимание на себя.
Продолжив своё увлекательное путешествие по местным кустам и закуткам в отдалении от главной дороги, Чонгук дошёл вместе с как никогда стремительным Чимином до какого-то двухэтажного дома с качественными, довольно дорогими воротами, напрямую связанными со статусом живущих в данном коттедже людей. Робко нажав на кнопку рядом с забором, Чимин сказал нечто, приблизительно похожее на приветствие — Чонгук не расслышал точно из своего наблюдательного пункта, — после чего отошёл в сторонку, принимаясь нервно чего-то (или кого-то) ожидать.
Гук решил воспользоваться предоставленным временем и рискнуть, перебравшись чуть поближе. Конечно, нарушать личное пространство человека подобным образом более, чем недостойно, но после всего пути, проделанного младшим, Чонгук решил, что в торгах с совестью последняя уже и так благополучно проиграла, а потому опомниться и шустро свалить за горизонт уже немного поздновато, да и глупо — тоже. Поэтому, с грацией человека, которого родители с самого детства пихали на всевозможные спортивные секции, Чонгук достаточно прытко перелез через ряд естественных препятствий, при менее осторожной ходьбе способных вызвать ряд поскрипываний и хруста.
Заняв достаточно близкую, но в то же время невидимую с точки зрения Чимина позицию, Чонгук глубоко вздохнул и, как завещал его наставник по каратэ, принялся «ждать неизвестности с оружием наготове». Конечно, под «неизвестностью» уже порядком дряхлый сенсей, скорее всего, имел в виду незримых врагов, а под «оружием» — стандартную деревянную палку для тренировок и собственные конечности, однако Чонгук решил, что в жизни, как и в литературном переводе, допустима некая творческая интерпретация, а потому с двойным упорством вперился в светлую фигуру напротив кованных ворот.
… Тем не менее, появление человека, вышедшего из дома, не мог ожидать ни Чонгук, ни даже его всезнающий наставник по восточным искусствам. На зелёную местность вокруг участка, удивлённо вскинув брови, вышел, ни много ни мало, сам Мин Юнги, одетый в неизменную толстовку и драные чёрные джинсы, от которых приходила в экстаз значительная часть девушек их школы. На его лице, как всегда, красовалось довольно нейтральное, если не безразличное выражение — вскинутые брови в считанные секунды встали на привычное место, — и только глаза продолжали выдавать некую степень его замешательства.
— Чимин? Что ты тут делаешь? — спросил старший, окидывая взглядом стушевавшегося парня перед собой.
— Я… Я скучал по тебе, — выпалил Чимин, после чего поспешно закусил нижнюю губу, будто жалея о словах, слетевших с языка секунду назад. — Пожалуйста, мы можем поговорить?
— Ладно, — после недолгой паузы пожал плечами Юнги. — Проходи.
Чонгук чуть ли не захныкал от досады: его гениальный план грозился сорваться, а он — отправиться-таки восвояси, несолоно хлебавши, потому что одно дело — подслушивать на улице, и совсем другое — целенаправленно врываться в чужой дом, не говоря уже о том, что сделать это так же незаметно у него не получится с вероятностью в девяносто процентов из ста.
Когда Чонгук уже мысленно смирился со своим поражением, Чимин, сам того не подозревая, пришёл ему на помощь, изъявив желание поговорить на свежем воздухе, в небольшом сквере неподалёку. Сетуя на очередные перемещения, Чонгук, тем не менее, воспрянул духом, понимая, что даже так заныкаться среди зелени было всяко проще, чем на частном участке шапочно знакомого парня из школы.
— Я тебя слушаю, — спокойно отозвался Юнги, присаживаясь на лавочку рядом с Чимином.
Порядком задолбавшийся Чонгук, тем временем, решил пойти ва-банк, а потому, особо не заморачиваясь, пристроился позади них, умело спрятавшись среди пышно-зелёного куста и молясь, чтобы ему не приползли составить компанию какие-нибудь жучки.
— Юнги, — начал Чимин, нервно перебирая пальцы, сложенные в некое подобие замка. — Я… я хотел сказать… что… Чёрт, я репетировал это несколько раз, а теперь мямлю, как на докладе по астрономии… Понимаешь ли, я… Господи, да не смотри ты на меня так, делаешь только хуже!
В тишине сквера отчётливо слышались визгливые нотки в голосе одного, а также мягкая усмешка — у другого.
— Как именно я на тебя смотрю, Чимин-а?
— Как удав на кролика, — зябко повёл плечами младший, после чего потупил взгляд и, собравшись с силами, продолжил: — Но ты снова сбил меня с мысли, хён, и, поскольку я забыл всё, что репетировал, придётся говорить от себя. В общем, я знаю, что в последнее время у нас не всё было гладко… Да что там, честно говоря, все те безумные недели, что мы знакомы, происходило какое-то непонятное странное дерьмо. Но в нём, понимаешь, были такие моменты… В американских фильмах говорят, что ради них стоит жить. Тапочки, нога, палатка, минет за стенкой от Чонгука — с кем бы ещё я пережил столько эмоций, от отвращения до выброса адреналина, и всё это — в одну минуту?
Чонгук, внимательно ловивший слова, слетавшие с губ Чимина, чуть не закашлялся от неожиданности. Что ни говори, но уж некоторые детали отношений этих двоих он предпочёл бы никогда не узнавать точно.
— … Но это я всё к чему… — продолжил тем временем Чимин, которому по понятным причинам было всё равно, задел ли он случайными откровениями чувства таких же случайных ниндзя в кустах. — Один мудрый человек сказал мне, что нужно сражаться за то, что тебе дорого. А мне дорог ты, понимаешь? И если у тебя есть какие-то проблемы, которые требуют решения, я готов их решать вместе с тобой. Если есть что-то, что тревожит тебя, мы с мистером Пандой не только отлично принимаем смазку, но и обнимаемся по ночам. Пожалуйста, Юнги, не отталкивай меня вот так… Я умоляю. Дай мне хотя бы шанс понять тебя, прошу! Потому что во всём грёбаном мире, во всей грёбаной Корее не найдётся человека, который был бы мне дорог в той же степени, что и ты. Я люблю тебя, Мин Юнги. Пожалуйста, позволь мне быть твоей исключительностью, а не просто очередным бойфрендом для секса.
Чонгук почувствовал, как солёная влага неторопливыми росчерками потекла по щекам, щипая кожу и въедаясь в материал наспех накинутой кофты. Ах, сколько бы он отдал за то, чтобы эти слова Чимин адресовал ему, а не Мин Юнги. А он ведь мог… Мог, но Чонгук собственноручно упустил своё счастье, позволив собственной нерасторопности угробить всё то светлое, что было в Чимине по отношению к нему.
Вспоминая все свои ошибки, хотелось скрипеть зубами от досады, рыть носом землю и обессилено бить кулаками по груше в спортивном зале, в который он забегал стабильно раза два в неделю. Ну что ему стоило отшить парочку девиц, неужели ему было сложно похвалить новую причёску хёна, когда тот нуждался в поддержке больше всего? Но нет, Чонгук испугался за свою репутацию, зарылся с головой в оценки, баллы, общественное мнение и персональные взгляды родителей, бросил Чимина на растерзание одной из самых страшных кар, существующих в мире.
Системы.
Как никогда ясно сознавая это сейчас, он резко понял, что именно умница Чимин нашёл в грубом, неотёсанном Юнги.
Поддержку.
Свободу.
Понимание.
Он оказался рядом, когда все вокруг были против него, и, вероятно, дал младшему почувствовать себя по-настоящему свободным: от обязательств, от вечных требований, да вообще от всего, в то время как Чонгук передавливал, установив в голове определённую модель и неукоснительно ей следуя.
С детства ему внушали, что побеждают упорнейшие. Господи, какая же чушь! Правда в том, что победителями зачастую становятся люди, не ставящие победу превыше всего на свете, включая себя и свой внутренний ресурс — Виктория уважает таких, а богиня победы всегда знает наверняка, кто её заслуживает больше. Чонгук проебался, и осознание этого обухом ударило по голове.
Будь его воля, Гук бы охотно свалил куда подальше, не в силах наблюдать за чужим счастьем, однако если его копошение в начале не было услышано из-за шума, создаваемого шагами Чимина с Юнги, то сейчас удалиться незамеченным в воцарившейся паузе просто не представлялось возможным. Юнги, разомкнув губы, уже собирался что-то ответить, когда их до сих пор одностороннюю беседу прервал звонкий девичий голосок, раздавшийся в сквере:
— Юни, «зови меня папой» спрашивает, почему тебя так долго нет!
По траве, на бегу откидывая мешающиеся отросшие пряди, пружинисто передвигалась девчушка, явно младше и Чимина, и Чонгука, а уж тем более того же Юнги, но при всём при том уже не являвшаяся кем-то, подпадающим под категорию несмышлёного дитя. Она, слегка отдышавшись, затормозила прямо перед скамейкой с ошарашенным Чимином, а Юнги, тяжело вздохнув, представил её двум, хотя того и не подозревал, парням.
— Это… это моя младшая сестра. Познакомься с Чимином, дорогая.
— Привет, малышка, — мягко откликнулся последний, протягивая ей правую кисть и умиленно вздыхая, едва заполучая робкое рукопожатие в ответ.
— Привет, — девочка смерила незнакомца любопытным взглядом и чуть нервно одёрнула забавный свитер с кумамоном. — Мне передать «зови меня папой», что ты задержишься с Чимином, Юни?
— Просто скажи, что я скоро приду, вне зависимости от того, что ему там нужно, — отозвался Юнги, почёсывая затылок и будто собираясь с мыслями, одновременно с этим, кажется, дожидаясь ухода своей сестры.
— Хорошо, братик, — улыбнулась она, после чего радостно заскакала в сторону их коттеджа.
Чонгук, собиравшийся воспользоваться суматохой, возникшей при появлении младшенькой из семейства Мин, досадливо скривился, понимая, что в очередной раз упустил удобный момент к отступлению. В самом деле, за сегодня он услышал на порядок больше, чем надо, и это оказалось раз в десять больнее, чем он ожидал. Однако же, вместо того, чтобы позорно уползти зализывать раны, ему, казалось, придётся перед этим выслушать ответное признание, и окончательно похоронить в себе всякую надежду на взаимность со стороны Чимина.
— Нам нужно расстаться, — совсем не по сценарию ответил Юнги, поднимаясь с лавочки и, по видимому, собираясь воссоединиться с семьёй без дополнительных объяснений.
Ожидаемо шокированный Чимин поспешил пресечь столь наглую попытку к бегству, решительно хватая Юнги за рукав неизменной чёрной худи — в более приподнятом настроении Чонгук побился бы об заклад, что у него в гардеробе идентичных вещей не меньше двадцати штук. В упадке же сил всё, что ему оставалось, так это прислушаться внимательнее, и с замиранием сердца ожидать, чем закончится объяснение, принявшее столь неожиданный оборот.
— Что?! Но почему? — предсказуемо возмутился Чимин, ожидавший на свою пламенную речь какой угодно реакции, но только не такой… равнодушной, как сейчас.
— Мне казалось, что ты должен был это понять ещё давно. Мне не нужны отношения и привязанности, всё, что меня сейчас заботит — это моя сестра и то, как вырастить из неё достойного человека, раз уж моя непутёвая мамаша и очередной «зови меня папой» с этим не справляются. Я не могу растрачивать своё время, силы и заботу на кого-то ещё: ты действительно неплохой парень, Пак Чимин, но ты заслуживаешь намного большего, чем то, что я могу тебе дать. Поверь, если бы я не воспринимал тебя по-особенному, я бы ни за что не стал тебя игнорировать, и не пытался бы так усердно оттолкнуть. Прими это, как прощальный совет: к таким людям, как я, нельзя привязываться, с ними можно только классно коротать свободные часы и трахаться, да и то время от времени, во избежание лишних сплетен и проблем. Меня-то устраивает такая жизнь, но вот ты… Пожалуй, тебе стоит просто вернуться к прежнему ритму и забыть о моём существовании в нём. А уж связываться с моими семейными проблемами, как ты великодушно предлагал, не стоит и подавно. Всё это было ошибкой, Чимин-а. Желаю удачи. Прощай.
С этими словами Юнги выдернул рукав из ослабевшей хватки и удалился вслед за давно перешагнувшей порог дома сестрой. Чимин какое-то время провожал его отдаляющуюся фигуру долгим взглядом, после чего неожиданно звонко рассмеялся, пугая совсем затихарившегося в кустах Чонгука громким и резким звуком. Продирая прикрытые от усталости глаза, ненадолго выпавший из реальности младший успел подумать, что бедняга тронулся умом от горя, однако в следующую секунду тот заговорил с пустотой, что, вроде как, должно было окончательно уверить Гука в его догадках, но на деле, наоборот, расставило всё по своим местам.
— «Как трудно — любить тебя и не плакать»*. Однако, кто сказал, что великие завоевания давались генералам и их войскам с полпинка? — сказав это, Чимин, продолжая цитировать незапамятное стихотворение, неспешным шагом направился к остановке — нужный ему автобус всё равно прибывал нескоро, так что причин торопиться не было абсолютно никаких.
В это же время на телефон только собиравшегося высунуться на свет божий Чонгука пришло сразу два сообщения, содержания которых было одно другого интересней.
Кому: Чонгук-и
От кого: Тэхён-хён
Хэй, сходим погулять сегодня вместе? Ты, я и бутылка вина под звёздным небом. Не подумай, что я затесался в вашу голубую команду, но ко мне только что клеился ублюдок Сону, и теперь у меня психологическая травма :(((
Кому: Чонгук
От кого: Чимин ♥︎
Чонгук-и, в следующий раз выбирай более надёжные укрытия. Листья имеют интересное свойство просвечивать…
- - -
* — Строчка из стихотворения «Это правда» Федерико Гарсии Лорка, дословно звучащая как: «Трудно, ах, как это трудно — любить тебя и не плакать»
