Рваный парашют

      Весь оставшийся день я просидел в комнате. Я был слишком запутан. Я не знал, как мне дальше доверять людям. Я вообще был потерян. Почему Рейх так мил? Подумал, что ему все сойдёт с рук?! А США? Он считает, мол он такой крутой, что может играть на чувствах людей?! Твари все…       Естественно, в течение дня все мои родственники стали возвращаться домой. Кто-то пытался попасть ко мне в комнату, а кто-то просто забил. Ну и черт с ними.       Я лег спать. Я не мог долго уснуть. Ворочился, переворачивался с бока на бок. Ничего не помогало. Так ещё и отец с Великобританией что-то так яростно обсуждали уже час в гостиной. Сколько можно? Их крики разносились по всему дому. Боже, поимейте совесть! Так как у меня комната находилась дальше всех от гостиной, я мог слышать только отдельные, самые громкие фразы. Это были фразы по типу: «Он не мог этого сделать!», «И ему я доверил своего сына!», «Нет, я его давно знаю, он чудесный человек.» Эх, когда они уже заткнуться?       Спустя ещё час наши крикуны закончили спектакль и замолкли. Наконец, я могу уснуть.       Я резко просыпаюсь среди ночи весь в слезах.       — Н-нет, только, пожалуйста, не снова… — прошептал я.       Мне опять приснилось, что я падаю на землю с порваным парашютом, никто и ничто не может мне помочь. Я опять чувствую ту боль, которую испытал при приземлении. Когда я понял, что это был сон, я откинулся на подушку и тяжело вздохнул. «Попытаюсь уснуть», — подумал я и обнял одеяло.       Утро и стук в дверь.       — М-могу ли я войти? — произносит до боли знакомый голос.       — А…а? — спросонья спросил я.       — Можно мне войти? — повторяет собеседник только с какой-то малой раздрожительнностью.       — Кто это?.. — все ещё не сообразив, сказал я.       Голос за дверью чуть-чуть замешкался и тихо со вздохом выдал:       — Америка.       «Мх, пендос, что ему ещё надо?» — подумал я и решил, что разрешу ему войти.       США пулей влетел в комнату.       — Ну и что тебе надо? — начал я.       — Я… как сказать… соскучился, — тихо сказал мой оппонент.       — Смешно, — коротко ответил я ему и встал с кровати.       — Что? Эй, вообще-то правду говорю! — выкрикнул США, на его лице появился лёгкий, еле заметный румянец.       — Нет, — с некой усмешкой тогда промолвил я.       — С чего ты взял?!       — Эх, пендос-пендос.       — Хей, только вчера ты радовался моему приходу, а сегодня уже грязью поливаешь. Ну спасибо! И это после того, что я сделал…       — Да что ты сделал? Ничего по факту. Тебя же батя заставил ко мне приходить.       — Нет…       — Мне отец все рассказал.       — Ладно, первый раз я правда не хотел идти к тебе. Отец тогда Канаду на расследование послал, а меня тебе, как поддержку. Но потом я понял, что поступаю очень плохо, поэтому я стал чисто искренне ходить к тебе каждый день. Мне хотелось, чтобы тебя заставило хоть что-то улыбнуться. Но у тебя было не много поводов для улыбки.       Я сначало немного помолчал, а потом тихо, почти шепотом, сказал:       — Да, ты тогда помог, даже не представляешь, как.       — Я вообще сначало порофлить хотел, но я все же понял, что ты мне по настоящему нужен.       Тогда все как буд-то рухнуло. Я решил не показывать своих настоящих эмоций.       — Серьезно? Охренеть.       — Я над рофлом думал, — продолжал США, — до того, как понял, что по настоящему в тебя втюрился.       Но не смог. Прости, папа.       — Что? Раз так, ты мог не говорить мне об этом.       — Я никогда ничего не скрываю. Особенно, от близких. Не понимаю, как только можно что-либо скрыть от того, кому доверяешь.       — И вот опять я разочаровался в людях.       — Я надеюсь, ты понял то, что я влюбился в тебя до того, как я стал навещать и пытаться сблизиться, а не после.       — Понял, ну, может, ты не врешь… надеюсь.       — Я не могу ничего скрывать! Совесть мучать будет. И рофлить первое время после нашего сближения и доверия друг другу, а потом бы осознать, что влюблен. Получилось бы так, что первое время я пользовался тобой, но это было бы бесчеловечно. Я бы себя возненавидел!       — Вот после такого теперь мысли из головы не вылезают, что мало ли ты всё ещё стебешься надо мной.       — Т-ты…не веришь мне? — дрожащим испуганным голосом спросил Америка.       — Столько людей предало, что уже не поймёшь, кому верить, кому не стоит. Но я хочу верить.       — Я понимаю, после того, как я тебе сказал про это… мне трудно верить. Но знаешь, если ты в меня не веришь-то и я сам не верю в себя.       — Может, я реально настолько доверчивый?       — Прошу, поверь мне. Ты мне по настоящему нужен. Я люблю тебя-и это не пустые слова!       Я не знал, что и ответить. Он меня любит? Что, извините? Но это ещё ладно, мне стало настолько жалко Мурику, что мне пришлось соврать. Я до сих пор не верил ему. Но я понимал, что если отвечу отрицательно, то сломаю его.       — Хорошо, верю, — соврал я.       — Я знаю психологию людей, говорят, что верят, но сомнение осталось.       — Если бы у меня не было тех «ран жизни», я бы и что-то другое сказал.       — Знаешь, если бы я все ещё над тобой стебался, рассказал бы я тебе про эту историю?       — Вряд-ли, но все равно неприятно. Америка крепко обнял меня.       — Я не намерен тебя отпускать. Я люблю тебя и не смогу пережить твой уход от меня. Я не требую от тебя взаимности, ведь я понимаю, что сердце твое занято, просто я хочу, чтобы ты был рядом, хотя бы в виде друга, и знал, что я люблю тебя!       — Я не собираюсь уходить.       — Я так же не хочу потерять доверие.       — Знаешь, вся эта ситуация, как ножом в живот.       — Прости… прости-прости меня. Я не хотел, но я должен был сказать. Я не могу скрывать все либо!       — Ладно, закроем тему.       — Заслужить доверие сложно, а вот потерять легко, — продолжил США, будто не слышал меня, — прости…       — Не извиняйся, я просто раним и с этим ничего не поделаешь. Кто-то воспринимает это спокойной, а кто-то близко к сердцу.       — Я ненавижу себя, я не хотел тебя ранить!       — Америка, тебя можно понять, просто у меня характер совсем другой, — я взглянул на его лицо, было такое ощущение, что он вот-вот заплачет, я отвёл взгляд, — и я опять сломал всем жизнь.       — Нет-нет! Только ты делаешь мою жизнь лучше! Хоть бы ты мне нагрубил, хоть бы послал, я бы все равно любил тебя.       — Из-за меня ты ненавидишь себя, а теперь из-за этого и я себя ненавижу. США обнял меня ещё крепче.       — Давай, просто полежим и успокоимся, — предложил Мурика. Я обнял его в ответ и мы упали спиной на кровать.