***
Чай и фрукты — это, конечно, хорошо. Но хорошее вечно продолжаться не может. Есть на свете такое понятие как «надо», и сегодня Фее кровь из носу надо работать над композицией. Акварель — как витраж — и контур чернилами… А вот Косте почему-то никогда не надо было работать. Он просто улёгся на диван, задрав ноги, и читал вслух очередную книжку. Не то фэнтези, не то фантастику… Благодаря таким чтениям — этой конкретной книги, «Посмотри в глаза чудовищ» называется, — у Феи не так давно появились стойкие неприличные мысли о жирафах. И уходить не спешили. Это уже не говоря о паре книжек Пратчетта месяц назад… Неприличные мысли о ёжиках — это, можно сказать, классика. Фея (несмотря на все издевательства авторов над строкой известного стиха и над образом чудесного африканского животного вообще) ещё неделю назад поняла, что ей книга интересна. И попросила Костю не спойлерить — но нет же! Сидит и внаглую читает ключевой момент, уже почти из самого финала. Выразительным, вкрадчивым голосом — за легендарного Фламеля, который, оказывается, вовсе и не человек… — После великой войны остались всего две расы. Они условились, что усыпальницы будут находиться на противоположных полюсах планеты, что искусственные существа, которые должны заботиться о целостности усыпальниц, не будут похожи ни на одну из рас — и даже при их необыкновенной способности изменять внешность они не смогут принять вид ни Дево, ни Сора, — как хорошо, что легенду об этих Дево и Соре Костя когда-то тоже прочитал вслух, и Фея происходящее примерно понимала. — Эти существа — мангасы — имеют не только интеллект, сравнимый с интеллектом их Творцов, но и мощнейший инстинкт, программу, которая может при необходимости подчинять себе интеллект, направлять его на исполнение Цели… Костя сделал торжественную, выразительную паузу. Фея отчего-то почувствовала, как по спине у нее ползут противные ледяные мурашки. Словно эта история была не просто страшной — словно она была знакома и близка лично ей. — Да, это было обусловлено, но и Сор, и Дево в тайне друг от друга заложили в некоторых мангасов, еще в зародыши, в яйца — чтобы невозможно было обнаружить — программы уничтожения усыпальниц противника. Да, война продолжалась, — продолжил Костя ещё выразительнее. Сердце ухнуло куда-то, а дрожащую руку с кистью пришлось убрать подальше от рисунка. Золотого, с алым гребнем, дракона. Если тебе целую неделю читают про приключения неубитого поэта, то отсылки к его стихам в творчестве почти неизбежны… И даже фон рисунка, запланированный нежно-лазурным и облачным, как-то сам собой превратился в сколы и грани бесконечного искристого аметиста, обрамлённые тропической зеленью. А Костя всё читал и читал… — Ледниковый период, вызванный Большой войной, подходил к концу, когда выяснилось, что обе усыпальницы уничтожены. Создатели довели до конца дело своей жизни. Хотите знать, что собой представляла их цивилизация? — Ты не поверишь, — сказала Фея, — но — совершенно не хочу. И встала, чтобы, раз уж работа прервалась — и для успокоения, — сбегать на кухню за печеньками. Костя удивленно запрокинул голову. Неудобная поза и перевернутый взгляд на мир, похоже, его полностью устраивали. — Ты не поверишь, но Николай Степаныч ответил точно так же! Почти один в один, — ткнул он пальцем в книжку. Фея бездумно кивнула и всё-таки пошла за печеньками. Десяток метров туда, минутка на кухне, потом обратно, под неразборчивое, хоть и на повышенной громкости, бурчание из-за стенки… —…Дуэль была важнейшим государственным институтом. Да, вы же сказали, что не желаете ничего знать о них. — Именно так, — припечатала Фея, вернувшись в комнату. — Как ты это делаешь? — Костин голос мигом растерял всю внушительность. — Ты опять читаешь по тексту! Фея только пожала плечами и хрумкнула печенькой. Костя подождал ответа. Не дождался. Потом откашлялся и величественно продолжил: — Тогда я возвращаюсь к временам позднейшим. Подходил к концу ледниковый период, мангасы — кто-то в образе змей, кто-то — обезьян, — несли службу, и вдруг удар: Создатели мертвы. Он снова замолк. Надолго. И, когда начал читать дальше, в голосе его слышалось странное волнение — которого у книжного персонажа быть не могло. Фея медленно опустилась на табуретку. По спине снова пробежались мурашки, а крошки откушенного печенья сухо царапались во рту. — Умом мангасы все могли понять, но — инстинкт, но — программа. Это было сильнее. И мангасы, зная о том, что жизнь их отныне бесцельна, продолжали вести себя так, как будто Создатели живы и лишь по каким-то высшим причинам медлят с выходом, — странно, глубоко, невозможно горько в душе. — Даже себе мангас не мог признаться в том, что Цели Жизни более не существует. При этом все прекрасно зная. Представляете коллизию? Слава небесам, после этих слов Костя наконец заткнулся. Фее удивительно не хотелось думать на эту философскую тему дальше — по крайней мере, прямо сейчас. Судя по Костиному лицу, ему тоже.***
Пару часов и три пары чашек спустя, когда Фея, щурясь и чуть высунув розовый язычок, сверялась с картинкой на телефоне в попытках что-то исправить в огромном натюрморте, а Костя отстранённо листал новости в соцсетях… Нет, не так. Когда Фее надоело щуриться — и видеть краем глаза лапищи в чёрных носках, в бесконечной праздности задранные к потолку. — Слушай, Старик, я вот иногда думаю, — выпрямилась она, поднимая уставшие глаза от планшета. — Это у тебя собственная квартира есть или у меня? Какого чёрта ты сутками тут пропадаешь, а? Костя отложил телефон и устремил на Фею взгляд, полный оскорблённой невинности. — У тебя тут уютно, — поднял он неуверенный палец. — Светло. Мне твоя компания нравится. Атмосфера, опять же… Нет, Фея тоже про себя признавала, что Костино присутствие делало эту самую атмосферу в ее скромной съёмной квартирке чуть приятнее — как будто он огромный кот, обычно кошки так умеют, — но… к делу это отношения не имело. Совершенно никакого. Она встала с табуретки и отошла на пару шагов. Пора разминаться: всё тело затекло уже. — А у меня, — тут Фея покрутила головой, — складывается впечатление, что ты просто таким хитрым способом электричество и воду экономишь. А, а ещё заварку и сахар. Не дожидаясь ответа, она нечеловечески согнулась вперёд — носом прямо в коленки в белых спортивных штанах, — потом назад, и снова выпрямилась. Йога — это всё-таки мощь… Отопление работало вовсю, и в штанах было, конечно, жарковато. Но шортики Фея по квартире давно уже перестала носить. На всякий случай. — Это для тебя что, и правда так критично? — слабым голосом спросил Костя. — Это наглость, — твердо ответила Фея. — Хочешь, я буду платить? — Костя предложил (и похоже, всерьёз!), наконец-то нормально садясь на диване. — Как в антикафе, что ли? — Ммм… нет. Не думаю. Деньги — это ужасно низко, тебе не кажется? Я бы предпочел расплачиваться натурой. Многозначительная улыбка — руки накрест — майка через голову… Фея разинула рот и попятилась. Ноги тут же, как у героини плохого спектакля или фильма, предательски подкосились, и она без малейшей капли грации повалилась назад и шлёпнулась на пятую точку. — Нет! — в панике замотала она головой. — Но почему? — невинно захлопал он ресницами. Майка — в сторону, палец к губам. Задумчиво. — Я слышал, что вам, художникам, обязательно надо рисовать обнажённую натуру, и не так уж легко её найти… Пальцами — провел от плеч по ключицам, потом вдоль грудины, потом в стороны; задел — будто случайно — самыми кончиками соски… Фея молча сидела на полу, вся красная, и не могла даже зажмуриться. Не было сил: ни простых, ни воли. Аполлон Бельведерский из Кости, может быть, и не получится… но вот какой-нибудь Гермес — вполне, вполне. В фитнес-клуб, блин, ходит трижды в неделю. Деньги ему девать некуда. — Мне кажется, это просто отличный план, — Костя красиво поднял руку, демонстрируя свои мышцы в действии, и чуть взъерошил на затылке длинные — для парня — каштановые волосы. — О! А ещё ты можешь нарисовать картину… — Написать, — рефлекторно поправила Фея. — А? — Картины пишут, а не рисуют. — Ну ладно, ладно, написать. Ты только посмотри, это же уникальный шанс! Вот он я, добровольно, весь твой. Да один только выбор меня в качестве модели может обеспечить тебе всенародное признание! Нет, всемирное! Я уже вижу это: шёлковые драпировки, вино, сложный свет, таинственный блеск моих глаз… Фея нервно всхлипнула и снова замотала головой. Ее длинная чёлка подлетала, как крылья. — Но почему? Я уверен, твои преподаватели оценят… — Нет!!! — Не пойму, и что тебе не нравится? — Костя внимательно осмотрел себя, потрогал пальцем ненавязчивые, но заметные кубики пресса. — Я же знаю, тебе уже приходилось раньше голых людей рисовать… — Так это совсем другое, — Фея наконец-то нашла силы, чтобы принять более достойную позу: села ровно и сложила ноги «бабочкой». Но краску со щёк усилием воли ей согнать всё-таки не удалось. — Одно дело рисовать незнакомых людей, чтобы потом показывать кому-то, а другое — близких. Друзей. Я так не могу!***
Костя тяжело вздохнул и потянулся за своей майкой. Все его надежды на то, что эту майку — по той или иной причине — ему ещё долго не придётся надевать обратно, совершенно не оправдались. Эх. Это ж надо: едва выбрался из злейших врагов — и сразу же загремел во френдзону…