Беспомощный город

Изначально это была его идея. Ви тогда смотрел на него со своей привычной ухмылкой и отчётливо читающимся на лице: «Какой же ты всё-таки ещё мальчишка», — но ни словом не обмолвился. Никаких возражений Неро от него в итоге так и не услышал. Только лаконичное: — Что ж, если это то, чего ты желаешь. Ему бы обидеться, решив, что Ви согласен на предложение исключительно, чтобы ему угодить, но Неро знал: будь это что-то, чего Ви не хотел, он бы сказал это открыто, ни на миг не задумываясь о том, что способен своими словами задеть чьи-либо чувства. [с учётом, насколько хорошо у того подвязан язык, стоит сказать, любое его возражение воспринялось бы скорее как голос разума] Неро, в общем-то, знал, что его предложение звучало подобно фантазии безнадёжного романтика во время конфетно-букетного периода [а ещё — как желание собственника забить территорию и человека] [подобно тем случаям из рассказов Данте, в которых они с братом подписывали свои вещи в детстве] [подписано, значит — никто не посмеет посягнуть на право владения], но Ви об этом деликатно умалчивал, так что тему на обсуждение можно было не выносить. Согласился же, а это главное. Рассматривая в зеркале набитый на плече инициал «V», Неро испытывал некое удовлетворение. Потому что он принадлежал Ви, а Ви — ему [не то чтобы раньше был повод для сомнений], и мысль об этом теплом оседала где-то в сердце. [возможно, он в самом деле являлся безнадёжным романтиком] [просто отказывался признавать] — В самом деле, есть в этом что-то… приятное, — всё-таки соглашался Ви, обнимая его со спины и касаясь губами метки. Затем он прижимался к ней щекой, и они часами могли сидеть в подобном положении, занимаясь своими делами и лишь периодически немного меняя позы. Обычно это происходило в свободное время, где-то ближе к ночи, так что деятельность ограничивалась чтением книг или просмотром чего-либо по телевизору. Или же и тем, и другим. Неро знал — желание обзавестись парными татуировками было вызвано [по большей части] его попытками подавить свою ревностную натуру, как-то себя успокоить, перестать задаваться вопросом, сколько людей точно так же считали Ви привлекательным и был ли среди них кто-то, кто хотел бы их отношения разрушить. И он также знал, что это было [возможно] глупо, местами нелепо и совершенно нелогично. Как всяческие попытки уберечь Кирие от загребущих лап Нико. Сделать, тем не менее, с этими чувствами Неро ничего не мог. Не получалось. Они мешали, зудели под кожей и вынуждали его кидать убийственные ревностные взгляды на любого, кто хоть в какой-то степени мог показаться ему конкурентом. У Ви на самом деле среди всех его татуировок мелкий инициал в виде буквы «N» едва ли был различим невооружённым глазом, но само его наличие как-то успокаивало. Не всегда и не до конца, но всё же. Его же самого инициал нисколько не беспокоил, ровным счётом как и все другие заморочки Неро. Ви на них [максимум] лишь загадочно ухмылялся, едва заметно качал головой и возвращал внимание к книге. [по всей видимости, просто смирившись, что он неисправим] Кто же знал, что какой-то мелкий символ, выбитый на небольшом участке кожи, мог обратиться в клеймо, а брошенный на него взгляд — вызвать болезненные воспоминания, которые бы закинуть куда-нибудь, да подальше, чтобы не выбирались. [сказки — это, в первую очередь, всего лишь сказки] [реальность другая] [реальность сбросит тебя с обрыва, прямиком на острые скалы, захлестнёт ледяной солёной волной, потащит за собой на дно, чтобы потом выбросить мешком на берег и ещё и потоптаться сверху в итоге] [пропустить через мясорубку, перемешать мясо и кожу, и кости — всё в одно, а получившуюся массу просто выбросить, потому что ничего из неё не слепишь] [во всяком случае, именно так оно ощущается] Это одновременно смешно [подкатывающая истерика комом застревает в горле] и до обидного больно, потому что это была его идея, и теперь она же стала его проклятием, преследуя Неро в реальности и во снах. Потому что Ви нет. Больше нет, он умер, растворился, перешёл в мир иной — как хотите зовите, но суть оттого не меняется: Неро остался один, и он принялся медленно сам себя топить в захлестнувшем его отчаянии. [спасение утопающего — дело рук самого утопающего] [только что делать, когда спасаться совсем не хочется?] Это — спусковой крючок. После него мир делится исключительно на «до» и «после», потому что, стоит его нажать, и ничто уже не станет прежним. Никогда не станет, и нет смысла обижаться за это на реальность [только на себя и собственные действия, которые привели за собой ураган последствий] [сплошных последствий и потерь]. И пальцы с силой впиваются в кожу чуть выше лопаток, едва ли не до крови, потому что метка болит и жжётся, и пусть всё это — лишь в голове, реальность, она прямо здесь, она въедается болью в грудную клетку, сжигает внутренности и оставляет после себя пустоту и сухую мысль: обратной дороги нет. И эту пустоту собой заполняют ярость и злость. Понять бы ещё, на что именно [на кого]. На мир ли, на правила, на людей или же на собственную глупость? Неро смотрит в зеркало, и там — всё его прошлое. Все попытки, успехи и неудачи, чувства, столь новые для него в своё время, неловкие. Потому что мы-же-просто-друзья и что-делать-когда-в-дружбу-с-детства-вмешался-пубертат. И все вечера, проведённые вместе, все игры — тоже там, смотрят на него через призму его же отражения [главное — не смотреть ему в глаза], и от собственного вида становится больно и тошно. [руки и волосы — всё в крови] [не его кровь, чужая, и от этого только хуже] [это неправильно] [всё неправильно, всё совершенно неправильно, должно быть не так, иначе] [без сорванной от крика глотки и красных глаз, без полос от ногтей на спине, оставленных в порыве неконтролируемого гнева] И Ви должен быть живым. Сидеть в кресле, подогнув под себя ноги, уткнувшись носом в одну из своих нудных книг. Неро бы вышел из ванной, и он поднял бы на него взгляд. Растянул губы в улыбке, от воспоминания о которой в груди щемит, подвинулся, и тогда Неро залез бы в то же кресло, чтобы они могли уместиться в нём вместе, и Ви прижался бы к нему спиной и продолжил чтение. А потом они бы провели остаток вечера за какой-то несерьёзной ерундой, такой повседневной, что даже нелепо, и всё было бы, в общем-то, хорошо. Зачем тебе эта революция, Неро? Тебя так сильно не устраивает твоя жизнь? Ладно — они, но ты-то куда лезешь? Но он же — грудью на амбразуру. Ему — бороться с несправедливостью мира, а Ви — смиренно наблюдать за его выкрутасами. Но глаза выдавали, всё выдавали: и сомнения, и беспокойство, и кучу вопросов, которые так и остались неозвученными, потому что у Неро мечты и амбиции, в землю втоптанные, и он знаков не видел. Слишком поздно очнулся. Пальцы с силой впиваются в холодную раковину по краям, а потом зеркало трещит, звенит, осколками осыпается на неё же и прямо на пол. Кровь [его кровь] стекает по руке, пачкает всё вокруг. Неро небрежно вытаскивает из кулака несколько мелких осколков. В гостиной его [конечно же] никто не встречает. Обратной дороги нет. Впрочем, терять ему тоже уже нечего. Значит — пойдёт до конца.