"Милый, не надо..."

       Сильный, неизвестно почему нагрянувший прохладный ливень, не ожидаемый многочисленными прогнозами, крупными каплями падал на темный от сырости асфальт, отбивая собственные шумные ритмы на крышах домов, в глубоких лужах. Непрекращающийся дождь оставлял на стеклах окон, длинных и только в этот день незашторенных, мокрые и кривые дорожки, которые словно печальные слезы затянувших небо бледно-серых туч распространяли по вмиг опустевшим улицам свою тоску и боль.        Большой двухэтажный стеклянный дом, величественно возвышавшийся громоздкой темнотой над зеленой, свежей апрельской травой, что была такой аккуратной и легкой лишь внутри широкого круга территории, обнесенной изящным, черно-золотистым кованым забором. Сам дом, как внутри, так и снаружи, был обделен чрезмерным богатством и пышностью, и сохранял весьма лаконичный черно-белый стиль, становившийся в пасмурную погоду более мрачным и опустошенным, заставляя одну единственную постоянную жительницу теряться среди высоких потолков и многообразия темных, серых картин, сидеть в окружении черных стен и бордовой или же дорогой деревянной мебели, будто находясь в никогда не досягаемом для ее сознания сумраке, что смог полюбиться лишь Деймону.        Елена, спускаясь осторожными шагами по стеклянной лестнице, изо всех сил тянула за собой необычайной тяжести чемодан, который еще пару минут назад она с таким же усердием пыталась застегнуть. Ее стройные ноги в синих джинсах едва могли идти дальше, то ли от невыносимого количества вещей, то ли от ужасного внутреннего состояния, раскалывающего сердце от собственного же нестабильного и усиленного стука. Спускаясь еще чуть ниже и вместе с этим издавая усталое пыхтение, девушка с собранными в хаотичный пучок каштановыми волосами украдкой взглянула в окно и, найдя лишь сырые и как всегда омерзительно мрачные стекла, сама невольно начала жалеть, что не имеет ни грамма сил, чтобы заплакать. Да, она решительно и весьма обдуманно покидала этот дом, что не могло не вызвать слезливую досаду в ее шоколадного оттенка глазах, но в них виднелась лишь нескрываемая боль и настоящая усталость. Усталость от всей окружающей ее тьмы, от одиночества, от переживаний и неразъяснимых ссор. Елене было бы намного легче и проще просто поддаться своим эмоциям, разрыдаться подобно обиженной маленькой девочки и, закрывая заплаканное лицо руками, опуститься на одну из ступенек, ожидая, когда он всё-таки придет и обнимет ее. Обнимет ее вопреки всем ее хоть и капризным, но обоснованным возражениям, и без единого слова поселит внутри нее уже совсем забытое и незнакомое чувство безопасности и спокойствия, которое когда-то могли подарить лишь его крепкие теплые руки, никогда не готовые отпустить ее. Однако Елене не хватало сил разрешать проявляться слезам именно потому, что каждый день, каждую неделю и час она поддавалась своим смутным и разломанным чувствам. Она утопала в собственной панике, рыдала, заводила истерики и нервозно смеялась сама над собой, и при всем этом, что приносило страдания только ей, где-то в самой серединке сердца она ждала, что он придет. Она ждала, что он наплюет на свое загруженное время, принципы, ее же обиды, и просто придет и успокоит ее. Однако истерики не прекращались, но он не приходил. Так длилось около недели, месяца, другого месяца, и с каждым разом этой, казалось бы, уверенной надежды ожидания становилось всё меньше и меньше. И теперь, пожалуй, только сейчас девушка решилась осознать то, что от той самой предательской и такой долгой надежды не осталось и сотой части, которая смогла бы вынудить Елену остановиться и, бросив к чертям тот неприподъемный чемодан, убежать к двери, но не для ухода, а безумного объятия с Деймоном, так просто, но проникновенно сказавшего одно-то слово «Прости». Но и сейчас этого не произошло. И не произойдет через минуту. Через две. Через час, неделю. Год. Елена, как бы то ни было больно и убивающе, абсолютно точно понимала, что наступил тот самый конец, заставивший рухнуть будто весь мир.        — Мисс Гилберт, прошу Вас! Остановитесь. — требовательно, сухо и как всегда официально приказал Мейсон, быстро выбежавший на лестницу с первого этажа и преградивший девушке путь. Он одним резким движением вырвал у шатенки чемодан, от чего она чуть покачнулась, но Елена, не желая подчиняться не являющемуся авторитетом человеку, не сдавала попыток отвоевать свои вещи обратно, пытаясь выцапнуть хрупкими ручками чемодан и отталкивая от себя охранника, но он лишь едва заметно усмехнулся. Второй раз Гилберт не отважилась нападать на Мейсона, который как каменная горилла закрывал ей дорогу, осознавая неравенство их сил.        — Пусти, пожалуйста. — уравновешенно и спокойно попросила шатенка, что весьма удивило Локвуда, однако истинную нервозность девушки выдавал грустный блеск карих глаз и чуть дрожащее стройное тело. Она тяжело вздохнула, когда парень проигнорировал её в какой-то степени вежливую и молящую просьбу, но потом вновь подалась вперед, намереваясь пройти мимо Мейсона, который как раз-таки неожиданно схватил ее за талию и оттолкнул на прежнее место, даже в мыслях не допуская возможную двусмысленность в своем грубоватом касании.        — Если Деймон узнает, что ты пытался взять меня в заложники, а уж тем более трогал, то он убьет тебя! — стараясь хоть как-то повлиять на недвигающегося и, как ей показалось, даже немигающего охранника, который вопреки чьим-либо убеждениям всецело поддерживал стереотипы о телохранителе, обязанным быть молчаливой, защищающей от нападений; равнодушной стеной.        — Если Деймон узнает, что его милая Елена снова пробует себя в роли актрисы в драматическом сериале, то убьет именно ее. — ответил ей хрипловатый и внезапно появившийся голос, доносящийся с подножия лестницы. На короткий миг Гилберт оцепенела с широко раскрытыми от удивления глазами, поражаясь незаметному и внезапному приходу Деймона. Вскоре Елена вспомнила про свою ранее продемонстрированную обиду и уничтожила любой намек на зародившуюся в душе радость на своем лице, засиявшем как у маленького встретившего после столь долгого расставания родителей ребенка. Девушка вернула себе немного лицемерный и недовольный взгляд, что сопровождался полным отсутствием улыбки на плотно сжатых чуть припухших губах, и решилась направить всё свое внимание иключительно на Сальваторе, на идеальном лице с высокими скулами которого читалась равнодушная холодность и серьезность, но хищный словно выискивающий в шатенке какую-то оплошность прищур голубых глаз проявлял все его спутанные в единый ком непонимания чувства, прятавшиеся внутри, под самой кожей, за черной рубашкой и фальшивым самодовольством.        — Неужели ты соизволил вернуться? Тебя вроде бы двое суток не было. Извини, но не считала. — недовольно и размеренно произнесла Елена, выводя Деймона из себя совсем несвойственной ей интонацией, включающей в себя пофигизм и упрек одновременно. Брюнет, нахально улыбнувшись в знак издевательской насмешки над девушкой, привалился плечом к стене и выжидающе посмотрел на Мейсона, желая его скорого ухода.        — Продолжаешь свой концерт, Елена? — не проявляя ни единой эмоции в своем на странность оживленном голосе, задал риторический вопрос Сальваторе, а Гилберт лениво, словно была ничуть не тронута подобным высказыванием, медленно спустилась вниз по ступенькам, делая каждый шаг плавным и долгим, заставляя парня невольно приковывать свой взгляд к ее спокойно спускающейся к нему фигурке, подчеркнутой облегающими узкими синими джинсами и свободным лиловым свитерком, который всегда прекрасно и выгодно украшал девушку весьма большим вырезом.        — Если бы это был концерт, то вместе с моими песнями тебя бы встречал танцующий румбу Мейсон, но, как видишь, всё иначе. — сказала Елена и остановилась напротив Деймона, который неодобряюще хмыкнул. — Просто дай мне уйти. Я не хочу больше терпеть всё это безумие, творящееся здесь. Отпусти. Разреши съехать…        — Нет, Елена. — четко и ясно наотрез выпалил Деймон, и теперь в его льдистых глазах промелькнул огонек, вспыхнувший разрастающимся раздражением. — Я не допущу того, чтобы ты покинула мой дом из-за собственных заскоков. Нет, Елена. Это может сделать кто угодно, но не я.        — Хорошо, но тогда объясни мне, почему ты так охотно распоряжаешься моим выбором жилища, если несколько суток ты где-то пропадал, а до этого между нами и вовсе происходил какой-то бред! Деймон, пропусти меня. Я хочу уйти отсюда. Четыре месяца, Дей. Четыре долбанных месяца! Мы уже никто друг другу, а ты не потеряешь многого, имея хорошенький запас личных шлюшек. Я. Хочу. Уехать. — требовательно отчеканила она, изо всех сил стараясь контролировать своё терпение, дабы сдержать очередную подступавшую истерику, однако сейчас, когда эти голубые и до покалывающей боли в сердце знакомые глаза в упор смотрели на нее, ей совсем не хотелось проявлять свою слабость. Нет, она не будет плакать. Всё, что собиралась сделать Елена — отстоять свою четкую позицию, которую в этот раз он будет не в праве подавить.        — Ты никуда не уедешь. — сквозь зубы прошипел он, с таким же усилием сдерживая закипающую ярость, как Елена спасала себя от нервного срыва.        — Я, конечно, могла сделать это и раньше, но меня останавливала жалость к тебе. Которая, к твоему сведению, уже полностью исчезла. — Елена еще на шаг приблизилась к парню, заставляя его вжаться спиной в стену, удивляясь самоуверенности в прямом смысле загнавшей его в тупик девушки. — Я боялась лишь того, что произойдет, когда отец узнает о моем возвращении домой. Он просто убьет тебя. Но сейчас мне плевать. И на тебя, и на отца, и на всё, что именно ты мне дал. Любовь. Помнишь такое слово? Я уже нет…        — Елена, перестань… — протяжно и устало взвыл Деймон, закатив глаза, сдавшись под пристальным, презрительным и упрекающем вглядом шатенки.        — Я просто уйду. И всё это прекратится. — девушка в последний раз наградила брюнета злостным и всё же по-прежнему наполненным нежностью сиянием карих глаз, и, развернувшись, собиралась направится к выходу. Деймон же быстро и неожиданно схватил ее за руку, грубо и с силой, притягивая Елену обратно к себе, но она лишь резко остановилась и с большим неуважением оглядела его.        — Не трогай меня, Сальватор. Ты жалок. — громко, будто бы это в действительности приказывающе повлияло бы на парня, сказала Елена, и Деймон, уверенно решив перейти на крик, собирался что-то возразить, но предстоящий скандал подобно кнопке «пауза» остановил настойчивый звонок и тройной стук в железную, темную входную дверь, через которую Гилберт так и не удалось покинуть дом, жестоко распрощавшись с Деймоном.        — Снова привет. — серьезно пробормотал стоящий на пороге Аларик, что с тревогой в своем взгляде осмотрел вновь нервозного Деймона и находящуюся позади него не более спокойную Елену.        — Заходи. — сказав всего лишь одно слово, Сальваторе кивнул в сторону просторной, но темной гостиной, куда он прошел вместе с озадаченным Зальцманом. — Елена, иди к себе. — неоднозначно требовательно приказал брюнет, исподлобья смотря на увязавшуюся вслед за ними шатенку. Она стойко проигнорировала слова парня, переглянувшись с окунувшимся в неловкость Алариком. — Елена, иди к себе.        — Что, если я скажу «нет»? — с вызовом произнесла Елена, накаляя непонятную для Рика ситуацию, погрузившуюся в жуткую, напряженную тишину мрачной гостиной.        — Елена. — почти прорычал он, продолжая говорить каждое слово с особой и скрытой властностью, от чего Гилберт недовольно и наигранно улыбнулась двум мужчинам и назло неприятно шаркающими шагами ушла прочь.        — Деймон… Я… Ты и Елена, я думаю… — замявшись и не зная как правильнее озвучить ему свое мнение, невнятно проговорил Аларик, но Сальваторе лишь неодобрительно глянул на него и сел возле друга на черный кожаный диван.        — Тебе об этом думать вообще не надо. — огрызнулся брюнет, разглядывая темно-зеленую папку в руках Зальцмана. Заостренное внимание на принесенных документах подействовало на Аларика как призыв к действию, поэтому он, впредь не делясь своими глубокомысленными советами, бросил папку на журнальный столик и сразу же раскрыл ее, представляя взору Сальваторе лист чьего-то досье с весьма неудачной фотографией незнакомого человека, чье лицо было скрыто за брутальной черной щетиной. Деймон бегло осмотрел несколько листов, не вчитываясь досконально, и непонимающе оглядел Рика.        — Ну и что это? — начиная мысленно ненавидеть постоянную озадаченность друга, поинтересовался Деймон, когда Зальцман прям-таки залип на фотографии. Брюнет последовал его примеру и, нахмурив изящно изогнутые брови, изучил лицо неизвестного ему человека, пытаясь узнать хоть что-то в его портрете, но эти попытки оказались тщетными.        — Лоренцо Сент-Джонс. Он же Энзо. Эту биографию раздобыл Кай. — пояснил Рик, всё еще оставляя брюнета в неведении. — Известен тем, что вот уже много лет держится на плаву в наркобизнесе, несмотря на довольно-таки молодой возраст. Вот. Почитай.        — И зачем мне узнавать про эту симпатягу? — спросил Деймон, подсознательно боясь ожидаемо серьезной причины.        — Ты издеваешься? Тебе разве не звонил Клаус?! — возмущаясь и удивляясь одновременно, вопросительно воскликнул Аларик. Сальваторе показал ничто иное, как абсолютное непонимание и любопытство на уставшем от людского занудства лице. — Когда ты уехал и не стал заходить в дом, к нам пришел Логан. Он рассказал, что они с Энди шли по улице после ресторана, но к ним подошел странный тип. Он сначала не хотел с ним говорить, но был вынужден, когда тот стал угрожать Энди. Тот незнакомец говорил о тебе. Что кто-то из его знакомых хочет увидеться с тобой. И… В общем, дал этот адрес. — закончил говорить Зальцман и протянул брюнету помятую бумажку, на которой корявым почерком были нацарапаны буквы и цифры синими чернилами ручки.        — И почему же, собственно, я? — забирая своеобразную визитку, спросил Деймон.        — А кто из нас возомнил себя главарем? — язвительно ответил Рик, и оба парня усмехнулись, поднимаясь с дивана. Зальцман целенаправленно устремился к выходу, провожаемый Деймоном, который безостановочно прокручивал в голове полученную и не до конца принятую информацию. Конечно, большую часть жизни он провел в постоянной суете, нервозности, драках и крупных делах его весьма незаконного способа добычи крупных сумм денег, но сейчас эта назначенная незнакомцем встреча оставалась поистине чем-то волнующим и странным, селясь и крепко держась в мыслях. — И кстати, Клаус и Элайджа зовут всех нас на ужин к себе. Думаю, они были бы рады видеть тебя с Еленой. С Еленой, Деймон, а не с кем-то из твоего длинного списка шалапендр. Либо ты приходишь с Еленой, либо не приходишь вовсе. — на той же серьезной тональности добавил мужчина, вынуждая Деймона вновь цыкнуть и поспешно закрыть за другом дверь. Захлопнув со всей силы железное полотно с омерзительно громким звуком, Сальваторе словно освободился от тяжелого груза, лежащего до этого момента на его плечах. И совсем маленький выплеск рвущейся наружу из молодого и горячего тела силы смог кое-как успокоить парня, который выпустил тяжелый вздох и, собираясь с мыслями словно перед страшным прыжком в темную глубину воды, набрался новой порции терпения и соблазнительности в своей самодовольной ухмылке.        — Елена. Елена? — как и ранее, оживленным, немного нахальным хрипловатым голосом позвал Деймон, поднимая серо-голубые глаза, наполненные напряжением и встревоженностью, на стеклянную лестницу, на которой всего через миг показался аккуратный силуэт невысокой шатенки, до сих пор не расстающейся с обиженной гримасой на лице.        — Что тебе от меня надо? — недовольно проворчала девушка, начиная опасаться демонических огоньков в его взгляде, хищно изучающем ее с ног до головы.        — Собирайся. Мы едем к Майклсонам. — кратко пояснил Деймон и уже зашагал обратно в гостиную с целью еще раз просмотреть содержимое зеленой папки, но резко остановился и, повернувшись к Гилберт в полоборота, усмехнулся и добавил: — И да. У тебя нет выбора.        Девушка, ничего не сказав ему в ответ, только в течение нескольких секунд вопросительно посмотрела на Деймона, словно ожидая продолжения скомканной информации, полученной наровне с его приказом, но Сальваторе уже скрылся в гостинной. И именно сейчас, потеряв грациозный силуэт в черной, впрочем как и всегда, одежде, Елена начала ощущать подступающие к ее карим глазам слезы. Она не знала были ли они вызваны таким владельчиским отношением Деймона касательно нее или же той же самой долгой обидой, но из глаз действительно побежали предательские, но искренние слезы, оставляющие соленые дорожки на ее щеках. И снова она плакала. И снова его не было рядом. Деймон находился с ней в одном доме, в одном пространстве, но в эту минуту он не оказался позади нее, крепко прижимая к себе и покрывая ее шею успокаивающими прикасновениями губ. И это чувство вечного одиночества, зарывающего девушку в яму нестерпимой ненависти к самой себе и своей слабости, напоминало Елене их с Деймоном отношения — для всех и них самих они существовали как пара, однако у них не было друг друга. Шатенка закрыла ладонью рот, боясь выпустить шумные и различимые в тиши дома всхлипывания, и бегом устремилась в свою комнату.