"Милый, не надо..."

       Отчаянно борясь с режущим глаза солнцем, Елена сильнее зажмурилась и повернулась на другой бок в попытках скрытья от ярких лучей, нахально пробуждающих ее в ранее утро. Сонно и невнятно что-то пробормотав тихим голосом, девушка уютнее расположилась на кровати, одной рукой крепко охватывая мягкую подушку, а другой нащупывая что-то теплое, сильное, вздымающееся от дыхания. Она проскользила ладонью вверх, всё еще усердно стараясь оставаться в своем сне, и ощутила как сверху ее руку накрывает приятная, легкая ткань. Но в тихой, светлой комнате, пока Гилберт настойчиво продолжала обнимать что-то рядом с собой, улавливая сладковатый аромат, раздался глухой, хрипловатый стон, который заставил шатенку резко открыть глаза, отогнав остатки сна. Часто моргая и пытаясь сфокусироваться хоть на чем-то, Елена рассмотрела светло-бежевые стены, устремляющиеся к высокому потолку, панорамное окно, идеально ровный, кипельно-белый потолок. Все вокруг было светлым, чистым и богатым, но осознание того, что ничего из этого не было ей знакомым, навеевало тревогу. Она помотала головой, выбрасывая странные, нагло лезущие к ней в сознание мысли, и вспомнила лишь один отрывок вчерашнего вечера. Елена четко припоминала, как забросила тревогу и окунулась в сон, слишком уютно и удобно устроившись на плече Кая, но всё ее проснувшееся вместе с телом волнение вмиг исчезло, когда Гилберт перевела карий взгляд на лежащего рядом с ней парня, под тканью темной рубашки которого лежала ее ладонь, поглаживающая мускулистое сильное тело. Девушка с искренней, слегка тронувшей ее губы улыбкой разглядывала лежащего рядом с ней, подкатившевогося почти вплотную Деймона, чьи обрамленные чуть вздрагивающими длинными ресницами глаза были закрыты, и всё его бледное, заспанное и милое лицо говорило о его крепком сне, сквозь который с его чуть приоткрытых губ срывался очередной тихий, безнадежно хрипловатый полурык-полустон, когда Елена с нежностью своего касания обнимала его под рубашкой. Зашевелившись во сне, брюнет снова глухо простонал и пододвинулся еще ближе к Гилберт, заключая в свое теплое, невинное и до безумие удобное объятие.        — Перестань, Елена… Иначе мне придется тебя тр… Мне придется. — сквозь свой всё-таки фальшивый сон хриплым и предательски севшим голосом произнес Сальваторе, проговаривая каждое слово прямо на ухо лежащей в его объятиях Елены, обжигая своим горячим дыханием. Она резко отстранилась от него, немного округлив от удивления карие глаза, что выражали шуточный упрек, и внимательно оглядела заулыбавшегося парня, который сдался и открыл серо-голубые глаза, обдавая Гилберт таящим странную похоть и нежность одновременно хитрым прищуром.        — Ты не спишь? — возмущенно спросила шатенка, но Деймон в ответ лишь снова притянул ее ближе к себе, обнимая ее стройное и покорно поддающееся его власти тело, и с нежностью, что уже огненным теплом прошлась по его покрывшейся мурашками коже, поцеловал Елену в плечо, от чего она снова заулыбалась и соединила с Деймоном свой взгляд. — Когда ты вчера вернулся? Я, наверное, уже спала…        — Да, мне Кай сказал, что перенес тебя, спящую, в гостевую спальню Майклсонов. Я вернулся поздно и сразу пошел к тебе… — бархатистым голосом сказал он, коротко поцеловав девушку в шею, и его звучание имело определенное магическое свойство, которое вынудило Елену ощутить приятный жар, что подобно мелким электрическим зарядам прошелся по каждой клеточке ее тела мелкими шажками так же медленно, как теплая ладонь Деймона плавно переместилась с талии девушки до бедра.        — Вчера тебя долго не было… Что произошло? Почему ты снова виделся с Энзо? — донимая театрально закатившего глаза Деймона вопросами, немного взволнованно поинтересовалась Елена, не способная унять свое любопытство. Брюнет, выпустив ее из своих рук, перевернулся на спину и уставился в действительно безукоризненно идеальный потолок, оказавшись на соседней половинке кровати, а Гилберт продолжала рассматривать его красивое, запрятанное под черной одеждой тело, на котором заметно напряглись мышцы, когда он тяжело вздохнул.        — В общем… Кое-что случилось, чего тебе не особо нужно знать. Только вот… Мейсон погиб. — чуть замявшись, по-прежнему с хрипотцой сказал Деймон, не зная, какой ему стоило ожидать реакции от услышавшей подобное Елены, которая проявила свои эмоции лишь искренней жалостью в карих, до сих пор направленных на Сальваторе глазах.        — Я знаю… Мне Клаус вчера рассказал об этом. — с явной досадой в своем погасившем игривость и радость тоне произнесла девушка, а потом, устало закрыв глаза и уже игнорируя нагло пробивающееся в комнату солнце, пододвинулась ближе к Деймону, уютно положив голову ему на плечо, а он не смог не приобнять ее свернувшееся в комочек и прижавшееся к нему тело шумно дышащей Елены. — Это как-то связано с Энзо?        — Нет… Просто… Надо было кое-что обсудить. — будучи абсолютно уверенным, что Гилберт не стоит знать полностью всю правду о произошедшем прошлым вечером событии, без угрызнения совести соврал Сальваторе и крепче обхватил шатенку, которая грустно улыбнулась на его слова.        — Знаешь… Когда я проснулась, увидела всю эту незнакомую комнату, зажмурилась от слишком яркого света, а потом увидела тебя рядом, то успокоилась. И я подумала, что таким должно быть утро. Счастливое утро… Ты проснулся рядом со мной, и во мне сразу же включилось какое-то чувство… То ли безопасности, то ли комфорта. Но… — сделав короткую паузу, чтобы перевести дыхание, шатенка с серьезностью своего отчаяния в карих глазах заглянула в лицо внимательно слушающего Деймона. — Но всё опять как-то не так. Мы обсуждаем чью-то смерть, я выясняю, где ты был всю ночь, мы который раз говорим про Энзо, что, я уверена, того не стоит… Деймон, мы слишком сильно поддаемся этому миру и его происходящему. Нас отвлекают, ссорят, забирают друг от друга. Так не должно быть… Я не хочу, чтобы так было…        — Знаю, малышка. — на выдохе сказал парень и, со всей кипевшей внутри нежностью и болью натянуто улыбнулся, пытаясь как можно ближе прижать к себе изучающую его карими глазками Гилберт, словно желая заполучить все ее тепло, которым пылало уже разгоряченное тепло. — Но мы ничего не можем с этим поделать.        — Я веду к тому, что… — Елена с растерянностью помолчала, подбирая нужные слова, и только в этот миг почувствовала, как сильно бьется ее сердце, будто пытаясь со всеми своими усилиями вырваться из грудной клетки. — Ведь… Я прекрасно понимаю, как на тебя это могло подействовать вчера. Смерть Мейсона… Ты, конечно, часто видел, как погибают люди, но Локвуда ты знал хорошо. И… Тебя снова не было рядом со мной всю ночь, ты где-то пропадал, явно пил, а я не хочу, чтобы всё повторялось. Я не хочу, чтобы эта смерть как-то плохо повлияла на тебя. Да, мне тоже его жаль, но мы не можем с тобой постоянно впадать в депрессию. Я не хочу тебя терять, Деймон… Твоя проблема в том, что ты боишься проблем. Как только что-то случается, тебе сносит крышу. Ты чувствуешь себя виноватым, ненавидишь окружающих, не хочешь видеть меня и избегаешь встреч, прячешься в безбашенных тусовках, стараясь потерять себя. Это неправильно… Поверь, мы сможем справиться с подобным. Сейчас нужно заботиться лишь о том, что наша некогда сильная любовь трещит по швам. Ты почти сильный. Почему почти? Потому что все свои проблемы ты поднимаешь как самую легкую бабочку и подбрасываешь в небо, но когда из-за твоих же ошибок она падает обратно на землю, то накрывает тебя своими широкими крыльями как муравья.        — Да. Но муравьи поднимают вес тяжелее себя. — немного напрягшись, уловив настолько серьезный и отчаянно смелый тон Елены, с усмешкой ответил Деймон, и она, не в силах скрыть улыбки от сумевших действительно тронуть ее слов своею решительностью, с пылкостью своих движений сразу же потянулась к губам брюнета, жадно и требовательно целуя его.        Он, не раздумывая над столь романтичным и наконец-то оставивших их одних моментом, углубил поцелуй, заставляя Елену улыбаться уже от настойчивых движений их языков, которым Деймон, чуть отстранившись от девушки, оставил влажную дорожку на ее шеи, вызывая неугомонную, возбужденную дрожь на женском теле. Елена, когда брюнет резко приподнялся с кровати и навис над ней, вдавливая ее несильным весом в теплую кровать, обхватила его крепкую спину руками, притягивая его, не останавливающего покрывающих ее кожу поцелуев, ближе к себе.        — Я люблю тебя, Елена… — шепотом, едва слышным из-за своей вызванной возбуждением хрипоты, произнес Деймон, и его слова очередным теплым разрядом ударили шатенку в низ живота, заставляя Гилберт поспешно срывать с брюнета рубашку, чьи пуговицы непослушно выскальзывали из ее пальцев, которые сразу же после этого впились в кожу парня, от чего он снова выпустил стон, смотря на девушку затуманенными диким желанием голубым взглядом. Он на локтях держал свое тело над ней, пока она начала нетерпеливо извиваться на кровати, пытаясь ближе прижаться к нему, обхватывая руками его шею. Сальваторе с хищной ухмылкой с трудом подавлял собственную страсть и нетерпение, с игривостью в насмешливом взгляде наблюдая за шатенкой.        — Деймон… Пожалуйста… Прекрати издеваться! — покрывая его напряженное плечо мелкими и быстрыми поцелуями, с мольбой в карих глазах протяжно произнесла Елена, и он, вдоволь насладившись этой безобидной пыткой, вновь с жадностью впился в ее губы, с самодовольством вслушиваясь в тихий стон, который издавала девушка.        — Можно войти? — неясно раздался чей-то голос по другую сторону закрытой двери в спальню, прежде чем послышался настойчивый стук. Елена, словно ошпаренная чужими словами, скинула с себя разгорячившегося и ставшего щедрым на поцелуи и касания Деймона, пригладив свои чуть взлохмаченные и помятые от подушки каштановые волосы.        — Черт. Меня это уже действительно начинает бесить. — недовольно пробурчал Сальваторе, чересчур резко потерявший тепло таявшей в его руках тело симпатичной жерты. Он издевательски усмехнулся, когда шатенка почти до подбородка натянула одеяло, выдавая всю играющуюся внутри неловкость через перепуганный взгляд. — Входи. Кто бы это ни был, я тебя ненавижу.        — Извините, что помешал. — с робостью сказал Кай, осторожно открывая дверь и останавливаясь на пороге комнаты. Он своими глазами наткнулся на лениво валяющегося на кровати Деймона, что с довольной, будто хищной улыбкой поедал серо-голубым взглядом Елену. Елена. Паркер не сразу заметил ее, полностью скрывшуюся под светло-золотистым одеялом, по которому беспорядочно спадали ее запутанные темные волосы. Однако не смог он сдержать добрую улыбку, когда на щеках девушки от неловкости и стеснения появился легкий розоватый румянец. — Эл попросил меня позвать вас к завтраку. Правда, он еще добавил, цитирую: «Эти страдающие биполяркой тюлени не должны порочить мою кровать», но… Вряд ли это важно. Так, вы идете?        — Да… Да, конечно… — запинаясь, нервозно ответила Елена и попыталась вежливо улыбнуться Каю, который до сих пор с недоумением разглядывал их раскрасневшиеся лица и подмятую постель. Деймон по-прежнему не сводил чуть прищуренных, радостных глаз с шатенки и соблазнительно облизнул губы, заставля Паркера почувствовать неудобство и отвернуться от них. — Извини, что мы тут… Да, мы идем завтракать.        — Ладно. Ждем вас внизу. — как можно просто и добродушно отозвался молодый парень и, поправив капюшон синей толстовки, поспешил покинуть комнату, но даже озабоченная волнением и стыдливостью Гилберт заметила в его рассеяно блуждающих по комнате глазах виновтую досаду. Однако от мыслей Елену отвлекла проскользнувшая под одеяло рука Деймона, что вмиг очутилась на ее ноге, нахально поднимаясь вверх, но девушка быстро перехватила его ладонь и поднялась с кровати, поправляя на себе одежду и собирая темные, длинные волосы в хаотичный пучок.        — Да, но всё-таки… — Клаус резко прервал свои слова, устремив свой изучающий ярко-зеленый взгляд на приближающихся Деймона и Елену, совсем забыв о том, что так рассудительно рассказывал сидящим за столом брату, Дженне, Ребекке, Кэролайн и Каю. — Елена, как ты? Всё в порядке после вчерашнего?        — Да… Всё хорошо. — с искренней улыбкой ответила Гилберт, садясь вместе с брюнетом за стол, где аппетитно была расставленна свежеприготовленная еда. Голос шатенки действительно прозвучал уверенно и радостно, поэтому Клаус согласительно кивнул ей, наблюдая как Елена обменивается с Сальваторе неоднозначным и горящим страстностью взглядом.        — Кстати, Дей, а что с вашим домом? Вы уже сегодня возвращаетесь? — сделав глоток горячего, но неповторимо ароматного кофе, заинтересованно спросила Ребекка, и Элайджа, поддерживающий этот вопрос, тоже уставился на брюнета.        — Наверное… Если Елена захочет. — пожав плечами, безэмоционально ответил ей Деймон и с новой дозой игривости посмотрел на шатенку, которая лишь мило улыбнулась.        — И всё-таки это не миф, Эл. Хороший секс умеет делать людей счастливыми… — сквозь коварную усмешку проговорила Кэролайн с ядовитой, но не опасной колкостью в своих словах. Елена вновь почувствовала прилив стыдливости, проявляющейся красными пятнами не ее лице и шеи, но Деймон, заслышав ехидный смешок Элайджи, совершенно спокойно отреагировал на сказанное.        — Особенно, если это Бекс-секс. Аларик же стал счастливым. — язвительно поддержал разговор Сальваторе и нахально улыбнулся подобно Чеширскому коту. — Но в нашем случае всё проще. Нас постоянно отвлекают, и до заветного счастья ничего не доходит. — упрекающе сверкнув льдисто-голубыми глазами, глядя на Паркера, Деймон вышел из-за стола, отвечая на оторвавший его от друзей звонок телефона.        — Вовсе не обязательно посвящать всех в свои сексуальные проблемы, Деймон. — вслед удаляющемуся от стола темному силуэту прошипел Элайджа, пытаясь найти одобрение в задумчивом и серьезном взгляде горящих как у дикого кота зеленым цветом глаз брата, но в столовой поселилось только всеобщее молчание, разбавляемое лишь негромким звоном посуды. И эта тишь, захватившая всех друзей, прервалась лишь под тяжестью жесткого голоса Деймона, чье настроение резко переменилось в худшую сторону, и в прозрачно-голубых глазах вновь заблестела затлевшая ярость и недовольство.        — Елена, нам надо ехать. По дороге объясню. Поедим чего-нибудь дома… Идем. — твердо и решительно произнес брюнет, направляясь к выходу и заставляя напоследок улыбнувшуюся друзьям Гилберт поспешно последовать за ним.        — Что стряслось? — почуяв тревогу за вмиг оледеневший взгляд Деймона, с трепетом в сердце спросила Елена, едва успев пристегнуть ремень безопасности, прежде чем черная Феррари, выкладываясь на всю свою свирепую мощь, помчалась в направлении их дома.        — Звонил отец и спрашивал, где я мотаюсь. Видите ли, моя заботливая мамочка заждалась меня на крыльце закрытого дома! Сука… — вскипев до предела контроля своих шатких нервов, вспыльчиво прорычал Сальваторе и, собрав всю играющуюся в венах ярость, с силой ударил по рулю, вынудив Гилберт зажмурить глаза от испуга и неожиданности. — Эта тварь снова приперлась к нам и требует приюта.        — В каком смысле «мамочка» и «снова»? — и вправду ошарашенная новостью, с явным упреком и требованием переспросила Елена, заметно изменив тон голоса, и Деймон, заметно замешкавшись, совсем забыл про вмиг улетучившийся гнев.        — Прости, что не сказал раньше… Я как-то не особо про это думал и… Поверь, не стоит уделять ей и ее присутствию внимание. — крепче сжав в руках руль, уже спокойно сказал парень, но внутри Елены зародилось настоящее удивление и любопытство, которое серьезностью и легкой обидой выливалось на брюнета.        — Деймон! То есть, приехала твоя мама, а ты мне ничего не сказал? — возмущенно, поражаясь скрытости Сальваторе, произнесла она. Парень же, вместив в серо-голубые зрачки невиновность и едва правдивое равнодушие, смотрел исключительно на дорогу, пытаясь не замечать внимательно прожигающих его карих глаз.        — Она мне не мать.        — Плевать, Деймон! Ты мог хотя бы просто сообщить о ее возвращении. Я знаю твою трогательную и по-настоящему печальную историю детства, но ведь это хорошо, что она всё-таки вернулась! Теперь у тебя появился шанс поговорить с ней, всё выяснить, простить ее и…        — Я не хочу ее видеть. — с холодностью в хрипловатом голосе уверенно пробурчал он. — И уж точно не буду ничего выяснять. Тот, с кем она изменяла моему отцу, подставил пистолет ко мне, а она сама на следующий день свалила черт знает куда и наплевала на меня. У меня нет матери. По крайней мере, теперь.        — Но ведь… — пытаясь найти хоть какие-то аргументы, Елена с растерянностью смотрела на Деймона, злого, напряженного, и только наткнулась на его пронзающий взгляд, в котором была настолько сильная боль, что голубой оттенок глаз перешел в темную синеву.        — Я не буду это обсуждать. — твердо и недовольно прошипев это, брюнет положил начало длительной тишине внутри автомобиля, которая сохранялась до самого конца дороги, что заканчивалась у кованых ворот их дома. Гилберт, сдавшись обоюдному молчанию, отвернулась от парня к демонстрирующему цветную ленту пролетающих видов окно, а сам Деймон сгорал от охватившей его нервозности, что проявлялась силой, направленной на сжатый в руках руль.        — Вот сейчас познакомишься с этой мразью, и поймешь, что я прав. — как-то угрожающе проворчал Сальваторе, лениво покинув машину. Елена ничего не ответила на его самоуверенное и оскарбительное высказывание и, отказавшись отдавать свою руку в его ладонь, быстрой походкой, приосанившись, поспешила к дому, где уже стоял невысокий силуэт незнакомой ей женщины, чьи темные волосы были собраны в аккуратный, слишком ровный пучок, а на худощавой фигуре виднелось простенькое бледно-желтое платье.        — Здравствуйте, мисс… Миссис… — дрожащим от волнения голосом, несмело проговорила шатенка и совсем растерялась, не зная, как стоит обращаться к этой женщине.        — Можно просто Лили. Здравствуй… — так же робко, тихо и совершенно нелепо отозвалась она, наконец-то повернувшись к Елене, представляя возможность разглядеть ее чуть вытянутое лицо, круглые, будто выпученные от какого-то страха глаза, кривоватая улыбка, которая всё-таки выражала доброту и радушие. Нет, они не похожи. Еще задолго до этой встречи Гилберт слепо рисовала в мыслях портрет той, что могла бы быть матерью Деймона. Матерью, бросившей Деймона. Часто ей представлялись ее шелковистые, черные как смоль волосы, горящие равнодушным холодом синие глаза, всегда прямая от уверенности спина, хитрая и всегда насмехающаяся улыбка, что могла обезоружить каждого человека вблизи. Но все эти догадки резко рухнули внутри девушки, которая видела перед собой совсем потерянную, сломленную, замученную жизнью женщину, ничуть не схожую с Деймоном. Лишь искренняя, но сокрытая боль в глазах.        — Я Елена Гилберт. Мы с Деймоном… — смущаясь столь доброй и радостной, будто умиляющейся улыбки Лили, начала говорить шатенка, но подошедший к ним парень мгновенно оборвал ее речь.        — Убирайся отсюда. — грубо высказался он. И приобнял едва заметно вздрогнувшую от стали в его голосе Елену. — Думала, что настучишь отцу, и он повлияет на меня? Спешу огорчить. У тебя не вышло. Знаешь ли он потерял мое уважение к нему, когда на старости лет решил вспомнить сопливо-пеленочный период. Но есть тут странная ирония. У этого ребенка хотя бы будет мать. Если не сбежит, как ты.        — Деймон, дорогой, прости меня… — тихо пролепетала она, смотря на него с мольбой и надеждой, но брюнет только нервозно усмехнулся.        — Простить? Нет… За такое не обижаются, а вычеркивают из жизни. Понятно? Вали отсюда. — Елена, недовольно приняв его слова, адресованные едва сдерживающей слезы женщине, наградила Сальваторе презрительным и гневным взглядом, выражая свое неодобрение к его тону.        — Деймон, хватит! Что ты такое говоришь?! — взорвавшись после долгого, но натянутого как тонкие струны терпения к услышанному, громко выкрикнула Гилберт и, открыв дверь в дом, кивком пригласила женщину войти. Брюнет был способен только удивленно оглядеть девушку и с неодобряющим всё вокруг прищуром пройти внутрь.        — Знаете, Лили, он бывает вспыльчив… Не всегда. Я извиняюсь, ведь Вы лишь хотели поговорить с ним, а он… — шумно выдохнув и сменив властный и недоволный тон на мягкий, произнесла шатенка, проходя в сопровождении женщины на кухню. — Я, наверное, лезу не в свое дело… Простите. Может, Вы хотите есть? Чай?        — Елена, ты милая и очень хорошая девочка. Нет, спасибо. Не нужно… Я действительно этого не заслуживую… — подпустив к своим часто моргающим глазам слезы, она вытерла мокрые дорожки на лице ладонью, тихо всхлипывая. И шатенка увидела в ней уже не свои представления, а ее истинное лицо. Несчастная. Она была несчастной, подавленной, ненужной, недооцененной. Но уж точно не противной, стервозной, злой, равнодушной или обнаглевшей, как ранее ее описывал Деймон, что в этот миг с ненавистью разглядывал мать.        — Лили, а Вы не поможете мне приготовить завтрак? Мы с Деймоном так и не поели сегодня. Так что? — выжидающе приподняв брови, предложила девушка, и женщина, не зная, как следует поступить, переменалась с ноги на ногу, пытаясь выбрать ответ. Однако Сальваторе, демонстративно пройдя мимо женщины и Елены к холодильнику, вытащил оттуда ярко-красное, почти кровавого цвета яблоко и с фальшивой радостью в улыбке переглянулся с шатенкой.        — Спасибо за завтрак, зайка. — явно подразумевая издевательскую колкость, достаточно громко прошептал брюнет, приблизившись к Гилберт и поцеловав ее в щеку. Он с той же наигранной ухмылкой подхватил со стола бутылку элитного виски и размеренно, не торопясь, зашагал к стеклянной лестнице, скрываясь где-то на втором этаже.        — Так… — протяжно и решительно прозвучало это от девушки, что с упреком проводила идеальный темный силуэт своим карим взглядом, и Лили, присев на край стоявшего у стола стула, поежилась, заслышав ее серьезно намеренный голос. Шатенка, полностью потеряв самообладание, поддалась раздражительности и быстро прошла в комнату Деймона, будучи уверенной найти его именно там.        — Вернись вниз. — влетев в мрачную, ничем не освещаемую комнату и с грохотом захлопнув за собой дверь, Елена требовательно прожигала сидящего на краю широкой кровати брюнета своим взглядом, но Деймон равнодушно повел изящной бровью и сделал глоток алкоголя из бутылки. — Сальваторе, вообще-то, я разговариваю с тобой. Мне плевать на твои семейные разборки, и я не хочу в них ввязываться, показывая к этой женщине свое неуважение. Потому что уважение к ней у меня как раз есть! Во-первых, она родила тебя, и без нее я бы никогда не обрела такую ненормальную любовь, которая наперекор трудностям поглощает меня. Во-вторых, она все-таки стала благоразумной и пытается наладить отношения, несмотря на прожитые в глупой обиде года. В-третьих, я хочу… Чтобы у тебя была семья, Деймон.        — Значит, всё-таки приняла вражескую сторону… — словно разговаривая исключительно сам с собой, саркастично отозвался брюнет и резко поднялся с кровати, приближаясь к Елене. Она с испугом подловила его хищный, поистине животный и неадекватно привлекательный взгляд, пропитанный таким сильным соблазном, что у девушки невольно ослабли ноги, и она медленно попятилась назад, вжимаясь в стену и разрешая парню вплотную подойти к ней, прижимая собой и своим сбивчивым горячим дыханием.        — Деймон… Ты чего… — осознавая, что сама начала тяжело дышать, и ощущая как бешено забилось внутри сердце, словно само желало вылететь из груди и наброситься на соблазнительно ухмыляющегося Сальваторе, в чьих голубых глазах вспыхнул яркий демонический огонек похоти и страсти, отражающийся на теле Елены мурашками. Она невольно закусила губу, чувствуя, как ослабевает под натиском этого крепкого мужского тела, что близко прижалось к ней, передавая свое обжигающее тепло, но попыталась оттолкнуть парня от себя, что оказалось безуспешным.        Деймон скользнул взглядом по ее оторопевшему лицу и уставился голодным, льдистым взглядом на приоткрытые губы Елены, всем своим видом предупреждая о намерении жарко впиться в них своими. Быстро сократив ничтожное, оставшееся между их лицами расстояние, брюнет наконец-то коснулся губ шатенки, игриво прикусывая их, напрочь лишая себя контроля над собственными действиями. Гилберт же, не имея сил противиться страстному и совсем сумасшедшему поцелую, заметно напряглась и уперлась ладонями в его грудь, пытаясь оттолкнуть от себя, не в силах выкинуть из мыслей осознание того, что где-то там, на кухне, их всё ещё ждет Лили, которая никак не должна была стать свидетелем их страстного и внезапного порыва. Приняв то, что ее попытки убрать от себя парня бесполезны, Елена крепко сжала губы, намереваясь не давать нахально налетевшему на нее Сальваторе возможность углубить поцелуй. Но Деймон, лишь хрипло усмехнувшись, продолжал безостановочно и пылко касаться своими губами воспаленной по его вине кожи девушки, добавляя к этому до конца сводящие с ума движения своих рук, которые настойчиво задирали вверх одежду Гилберт и боролись с непокорной застежкой того самого красного цвета кружевного бюстгальтера, что он сам подарил ей. И эти вызывающие волны дрожи и колючего тепла прикасновения, требовательные и сильные, заставили Елену окончательно попрощаться с реальностью окружающего ее мира, наплевав на посторонних людей. Ведь в этот миг, в эту минуту для нее и ее непреодолимого возбуждения существовал лишь он — Деймон Сальваторе, чьи голубые глаза сжигали до тла своим желанием. Брюнет, крепче сжав девушку в своих обездвиживающих объятиях, глухо зарычал, ощущая, как ее хрупкие, но цепкие ладошки обвились вокруг его шеи. И Елена, наотрез отказавшись подавлять свое влечение, прижалась к Деймону всем телом, ощущая собой каждой его мускул. Чуть ли не задыхаясь от поцелуя, они старались властно заключить друг друга в плен своих рук, будто ведя непремиримую борьбу, а Сальваторе опустил руки на бедра девушки, сжимая их в своих ладонях, и шатенка приглушенно застонала, не отрываясь от его губ, прижимаясь к нему еще плотнее.        И в этот миг, когда их чувства и ощущения нагрелись до невыносимой температуры их общей страсти, Деймон резко выпустил ее из своих рук, выпутавшись из ее объятий, и, пристально глядя в ее растерянные, молящие о продолжении глаза, чуть наклонил голову и самодовольно, ликующе ухмыльнулся уголком рта, словно радуясь той наивности и разочарованию Елены, что так внезапно потеряла его тепло. И она, осознавая вновь вернувшимся к ней разумом, что парень уже не накроет ее своей волной разгоряченной похоти, недовольно сверкая карими и сузившимися глазами, отдернула вниз платье и откинула назад пряди налипших на чуть вспотевшее лицо каштановых волос.        — Чувствуешь? Сначала я подарил тебе тепло, внушил надежду, полностью завладел тобой и заставил верить в большее. Но неожиданное прекратил всё это. Чувствуешь? Ощущаешь, как внутри зарождается злость, ненависть ко мне, раздражение и, что самое главное, безответный вопрос. Почему? Почему я остановил это… И на смену всем твоим эмоциям приходит разочарование. Я обманул тебя сейчас. И так бывает только тогда, когда бросают. Оставляют в абсолютном одиночестве. — не отрывая от нее своих пристально изучающих ее выражающее негодование лицо ярко-голубых глаз, едва отдышавшись, хрипло произнес он своим окончательно севшим от весьма влиятельного возбуждения голосом. И Елена мысленно удивилась тому, сколько сил ему пришлось вложить в собственное самообладание, чтобы отстраниться от нее.        — И зачем ты это сделал? — до сих пор не понимая чересчур коварной шутки брюнета, недовольным и обиженным голосом спросила она.        — Ты не понимаешь моих слов, тогда пойми хотя бы так. Именно так бросают, Елена. — слишком просто ответил Деймон и вернулся на свою кровать, вновь пристрастившись к бутылке виски и с равнодушием льдистого взгляда посмотрел на тяжело вздохнувшую Елену, ожидая, когда она сдастся и покинет комнату, оставляя его одного наедине с ненавистью к той женщине и неистовой болью внутри, которую приносили так невовремя подкравшиеся к его мыслям воспоминания. Но девушка, что непоколебимо стояла у стены, не собиралась даже сдвигаться с места. — Елена, это не твоя война. Успокойся. Тебя не должно это касаться. И ты, мой храбрый боец за мир во всем мире, не должна просить меня быть добрым к ней. Потому что бороться за мир то же самое, что трахаться за девственность, поэтому твои попытки воззвать меня к совести бесполезны. Мне плевать на эту стерву. Это она сделала меня таким, какой я есть сейчас. Не ты, не мои друзья, не бандитские приключения, не чья-то смерть. Только она. После того, как она свалила, я перестал презирать своего отца и даже полюбил то, чем он занимается. Из-за нее я стал ненавидеть этот мир, зная, что каждый человек рядом может предать и обмануть. Я перестал верить людям. Из-за нее я стал эгоистом. Мне уже было наплевать на всё и я ничем не дорожил. Сначала был грустным, маленьким… Даже плакал. Да, черт возьми, я плакал! Потому что был ребенком, у которого резко отняли мать по ее же вине. И знаешь, мне реально не похер сейчас. Мне обидно. Обидно за то, что с такой легкостью она заявилась сюда спустя восемнадцать лет и еще что-то требует!        — Деймон… — не переставая с жалостью в кольнувшем сердце смотреть на брюнета, на выдохе произнесла Елена и приблизилась к нему, но Сальваторе сразу же соскачил с кровати, натянув на бледное и тронутое злостью лицо фальшивую уверенность. — У всех должен быть второй шанс… Поверь, я не знаю всего, но хочу, чтобы всё стало лучше. Дай ей возможность доказать тебе, что она была неправа. Деймон…        — Это как расколотая ваза. Когда она рухнула и разбилась в пыль, то невозможно сделать прежней. Как бы ты не клеил ее, останутся уродливые швы и опасение того, что она слишком хрупкая. Нет, Елена. Она не заслужила второго шанса. — направившись к двери, прорычал Деймон, но шатенка быстро преградила ему путь.        — Но ведь я дала тебе шанс… Мы снова попробовали что-то начать заново. Я закрыла глаза на всё, потому что доверилась тебе. На свой страх и риск, но я решила, что ты поддержешь и поможешь мне вернуть прошлое. Деймон, всегда есть надежда. — она с чистотой своих наивных карих глаз заглянула в его отчаянный голубой прищур, взяв в свою руку его ладонь, но брюнет поспешно вырвался из ее поддерживающих касаний.        — Нет никого второго шанса у меня, Елена… И ты это прекрасно знаешь. Невозможно резко всё забыть и начать заново. Потому что, малышка, я всегда буду помнить, какая я сволочь и не умею ценить, что имею. Прожигаю жизнь, наслаждаюсь всякой хренью и понимаю, что не заслуживаю тебя, хоть и знаю, что не изменюсь. Я боюсь тебя терять, потому что привык. Да не умею я любить, Елена! Никогда не получал этого с детства, не чувствовал этого. Не умею, прости. Но знаю, что не могу потерять, не должен. Не знаю и не помню как жить, когда рядом нет тебя. И в моем извращенном и наглом понимании это и есть любовь. Такой вот я урод… И… Нет вторых шансов. Всё что у нас было в прошлом, там и осталось. Ничего мы не вернули. У нас есть только шикарный секс и какое-то тоненькое взаимопонимание. Но нет нихрена никакой любви. Прости, Елена. Но ведь и ты вряд ли сможешь забыть, что я убил человека и заменил тебя кучей шлюх. И как бы ты это всё не скрывала, я знаю, что тебе не всё ровно. Тебе больно. А мне еще хуже. Но это так. Правда всегда охуевшая сука… — его слова. Эти тихие, искренние, сорвавшиеся с губ хриплым и совершенно отчаянным шепотом слова не просто были услышаны Еленой. Они со всей своей тяжестью и остротой пронзили девушку, что оторопело и недоумевающе смотрела на него, насквозь. И в ней оставалась лишь именно эта боль. И надежда, что так бесполезно игралась в ее трепещущем сердце. Он ушел. Его черная спина, чьи мышцы нервозно напряглись под тканью дорогой черной рубашки, скрылась на лестнице, оставив Гилберт одиноко стоять посреди его комнаты с застывшей на ее удивленном лице паникой. Больно. Грустно. И радостно. Внутри нее, что неодобрительно смотрела вслед уходящему из дома Сальваторе, еще тлел слабый уголек радости за то, что он не равнодушный. Деймон прибывал в полном отчаянии, злости, печали. И всю эту бурю его бледно-голубых глаз пробудил приезд его матери, заставившей его чувствовать по-настоящему что-то человеческое. Не страсть, не похоть, не удивление, не позитив. Боль. Самое человечное чувство в мире, преодолев которое действительно можно обрести счастье…