"Милый, не надо..."

       Деймон, чей синий и поистине взволнованный взгляд был переполнен отчаянной тревогой, не замечая угрожающих ворчаний испуганнной молоденькой медсестры, быстро влетел в больницу и направился к коридору возле реанимации, сразу натыкаясь на растерянно смотрящего перед собой отца. Как только Джузеппе поднял красные и беглые глаза на сына, внутри брюнета что-то резко кольнуло при виде всей его напряженности и страха.        — Эй, пап, ты как? — с осторожностью во вздрогнувшем голосе спросил парень, пытаясь остановить трепещущее волнение за эту грусть в усталом лице взрослого мужчины, который медленно опустился на стул и нервозно вцепился в край белого, накинутого поверх строгого синего костюма медецинского халата.        — Всё нормально… Елена дала мне успокоительное… — глухо и монотонно ответил Джузеппе, с прежним испугом разглядывая пустоту, и Деймон только после его слов смог оторвать сосредоточенный на ссутулившемся силуэте отца взгляд и перевести его на прислоненную плечом к стене шатенку, что с молчаливым сожалением смотрела в пол. Поддерживающе коснувшись плеча мужчины, Сальваторе кое-как унял проступившие в суровом голубом прищуре переживания и приблизился к так и не посмотревшей на него девушке.        — Елена… — еле слышно прошептал брюнет, зная как нелепо и абсолютно бесполезно ворвался в эту напряженную тишь коридора, разрушив ее своим незнанием и воинственно настроенной тревогой. Деймон, чьи нервы беспрерывно натягивались подобно гитарным струнам, когда шатенка обездвиженно игнорировала его голос, собирался сказать что-то еще, совсем бессвязное и неуместное, но его бархатистый голос внезапно исчез, словно его смогло забрать крепкое и неимоверно чувственное объятие неожиданно подлетевшей к брюнету Гилберт. Она тесно прижалась к его тяжело вздымающейся груди, словно навсегда пытаясь заключить брюнета в стальной круг своих слабых рук. Деймон же, после их последней ссоры не ожидая такого нежного порыва Елены, с неловкостью приобнял ее за тонкую талию, зная как буйственно отражается в его виновато опущенном синем взгляде отчаянная жалость и ненависть к самому себе, что теперь бился в неловкости из-за сказанного.        — Когда твой отец позвонил мне и сказал, что нужно приехать в больницу… Я… Я так испугалась, Деймон… Я думала, с тобой что-то случилось… Ты еще и наговорил всякого, я испугалась… — нервным, совсем потерянным из-за накатившего страха в ее печальных карих глазах голосом пролепетала Гилберт, крепче прижимаясь к парню, но он лишь тяжело вздохнул и очередной раз почувствовал внутреннее угрызнения беспробудно спавшей всё это время совести.        — Никогда не слушай мой бред. — тихо, над самым ухом прошептал Сальваторе, стараясь унять дрожь в прильнувшем к нему хрупком теле, но смог лишь заглянуть в ее растерянное лицо, поделившись тревогой своих голубых глаз. — Я погорячился… Но давай обсудем это потом, хорошо? Что тут произошло…        — Да… Хорошо. — уже намного спокойнее ответила шатенка, медленно отстранившись от Деймона. Она посмотрела на продолжающего одиноко сидеть на стуле Джузеппе, что погасил все свои эмоции в бесконечной веренице мыслей и страха, но поспешно переместила свое внимание на парня, не вынося повисшую в воздухе горечь. — Твой отец позвонил мне, сказал, что ему срочно нужна моя помощь в больнице. Я сразу подумала худшее и примчалась сюда, но… Дело в Викки. Она оступилась на лестнице и упала. Ее увезли в реанимацию, а потом врач сказал, что какие-то проблемы с позвоночником. Возможно, что она потеряла ребенка. Но умоляю, Деймон, ничего не говори отцу!        — Ладно… — только и смог пробормотать он, вновь наткнувшись на искреннюю боль и усталость в печальном лице сидевшего поодаль от них отца. Деймон очередной раз прочувствовал укол вины, но уже сожалел не о грусти карих и смотрящих на него с нежностью в этом коридоре глаз, а о словах, так свирепо и глупо сказанных отцу. Парень мысленно корил себя за недавнюю вспышку совсем по-детски разыгравшихся чувств, нелепо проявляя свою ревность и недовольство, когда узнал о новой радости и в какой-то степени даже надежде Джузеппе. И сейчас, стоя в этой больнице и наблюдая за отчаянием этого близкого человека, Деймон не знал, куда скрыться от собственных терзаний, зная, что еще несколько часов назад был бы рад новости, говорящей о потери ребенка. Однако в любом случае и в любое время это внутреннее и жестокое желание оставалось бы на его совести, которая в этот миг молила лишь о лучшем исходе, который бы не резанул сердце его отца шоком и болью. И каждая частичка его нервов, вздрогнувшая от перегрева взволнованной крови брюнета вмиг утихла, когда мягкая ладонь девушки коснулась его руки.        — Всё будет хорошо, Деймон… Всё обойдется. — словно стараясь что-то внушить ярко-голубым глазам напротив, тихо и совсем слабо произнесла Елена, вновь обнимая его крепкую фигуру, что резко вырвалась из ее рук и направилась к отцу, когда возле него появился высокий и довольно-таки старый врач в белом халате и сломанных очках, которые он нервно и лихорадочно поправлял. По всему виду этого незнакомого и старого человека, на чьем лице виднелось бесконечное число морщин, казалось, что он обладает чрезмерной мудростью и уверенностью, что зародилась в его добром медецинском сердце вместе с бледной сединой. И Джузеппе, резко поднявшись со стула, завидел истинную надежду и веру в этом враче, абсолютно такую же тревогу которого удалось заметить лишь промолчавшему Деймону, что со всей серьезностью был готов к поддержке отца.        — Вы — близкие родственники? — будто бы контролируя аккуратность своего тона, громко спросил врач и его голос гулким эхом разнесся по пустынному кипельно-белому коридору, который подсвечивался жутким светом ярких ламп.        — Почти. Он — ее муж, я — его сын, а она — моя невеста. Поэтому говорите уже. — четко и быстро проговорил Сальваторе, пока взрослый мужчина едва мог собраться со своими мыслями и вымолвить хоть слово. Елена же, чей взгляд искозило удивление, в отличие от врача была поражена не решительным тоном брюнета, а его обдуманно произнесенным «невеста». Однако Гилберт, не придавая внимания ни своей заинтересованности, ни произнесенному, лишь так же бессловесно посмотрела на врача в ожидании его ответа.        — Хорошо… Доктор Джейсонс. — по-прежнему безэмоционально, но официально представился врач, с опаской поглядывая на едва державшегося на ногах Джузеппе. — Ситуация крайне сложная. Дело в том, что миссис Донован, то есть Сальваторе, получила серьезную травму позвоночника и шейного позвонка. Во-первых, нужно сказать, что ребенка она потеряла, и при таких травмах было бы бесполезно это исправить. Сейчас ее состояние очень тяжелое и действовать нужно немедленно. Для нее потребуется срочная операция, которую, увы, проводят только в другом штате. Операция и переезд составят немалую сумму, поэтому решение нужно сразу.        — Деньги не проблема. — строго и быстро выпалил Деймон со всей серьезностью в своем тоне, прерывая успокаивающую размеренность голоса врача. Доктор Джейсонс лишь смущенно прижмурился и снова поправил дрожащей старой рукой очки, в упор смотря исключительно на затуманенный горечью взгляд Джузеппе, будто усердно пытаясь найти в его мрачной хмурости хоть каплю надежды и воодушевления, что замертво растворились в его выражающей лишь панику кривой ухмылке.        — Если у вас есть уверенность в бюджете, который вы собираетесь затратить на лечение миссис Сальваторе, то рекомендую вам курс реабилитации. Дело в том, что операция предстоит очень сложная, а результат непредсказуем. Ни один врач не знает как поведет себя организм, и тут никакие деньги не в праве решать. Возможно, что всё пройдет успешно и не отразится на будущем. Но есть вариант, что она навсегда останется инвалидом. Всё зависит от нее самой.        — Насколько срочно нужна операция? — впервые заговорив с врачом, спросила Елена, и все взгляды за один миг переметнулись на нее.        — Чем быстрее, тем лучше. Это отразиться на лечении. — намного озадаченнее произнес доктор и заметил проблеск оживления на печальном лице Джузеппе.        — Самолет… У меня есть частный самолет. Мы же можем организовать поездку сейчас? — мужчина, то ли с истерической, то ли радостной ноткой в словах, с ожиданием ответа глянул на врача, который не сразу подобрал слова.        — Понимаете, трудно сказать. Необходимо отправить запрос в Калифорнию и зарегистрировать пациентку. Если найдется свободное место, то можно будет организовать поездку, мистер Сальваторе. — с частыми паузами проговорил он, и Деймон начал осознавать, как раздражающе начинает действовать на него дрожащее движение руки, поправляющей очки.        — Любые деньги, доктор какой-то-там. — более требовательно и грубо сквозь зубы наравне с недовольством прорычал Деймон, и врач невольно вздрогнул, наткнувшись на обжигающий холодом и нарастающей яростью взгляд чуть прищуренных льдисто-голубых глаз.        — Мистер Сальваторе… — обращаясь к старшему представителю фамилии, неуверенно промямлил доктор Джейсонс. — Думаю, Вам нужно поговорить с главным врачом. Я Вас провожу.        — Слушай, пап… — удивив доктора яркой и внезапной сменой суровости на скрытую заботу в спокойном голосе, сказал Деймон и кивком попросил отца отойти чуть поодаль от врача и со скромностью в опущенных глазах Елены. Они остановились в каких-то жалких трех метрах от них, и брюнет заметил как отвратительно белый свет слепил уставшие глаза отца, но и уловив эту грусть и тоску мужчины он был способен только тяжело вздохнуть. — Знаешь, я могу тебе помочь. Лили скорее всего останется у меня, поэтому Елена не будет такой беззащитной. Я попрошу Кая и ребят приглядывать за ней. Давай поедим вместе. Хотя бы на время операции…        — Не надо, Деймон… Сынок, поверь, я справлюсь… — сорвавшимся на шепот голосом возразил Джузеппе, и в его потухших глазах читалось то странное, разбитое чувство, которое ранее парню не удавалось видеть в растерянном взгляде отца, что заставлял нервничать и ненавидеть себя за невозможность помочь одновременно. — Это только мои проблемы, которые я не собираюсь перекидывать на тебя. Я уверен, что тебе хватает своих. И я не про деловые дела… Сейчас тебе надо думать о Елене. О будущем. Ты должен оберегать ее, поэтому не переживай за старика. Живи своей жизнью. Живи своей семьей.        — Ты серьезно, отец? Какая нахер семья? Я не для этого… — ворчливо отозвался Деймон, вновь вспылив от одной лишь мысли о покорной смиренности и преданности близким людям, но быстро осекся и глянул на шатенку, которая с совершенно ангельской улыбкой тихо разговаривала с доктором Джейсонсом и заставила брюнета с отчаянием в голубых глазах нервозно усмехнуться.        — Она — та девушка, которая тебе нужна. Она до сих пор не сбежала от тебя и твоих выходок, а это достойно уважения. Елена тебя любит. И я очень уверен, что и ты ее. Я не прощу тебя, Деймон, если ты потеряешь такую. Сейчас мне надо биться в тоске и бороться за здоровье Викки, а ты, сынок, обязан решить свои трудности. Дай знать Елене, что она не просто игрушка. Да, сегодня ты не хочешь семью, детей и покой. Но. Позже ты устанешь от всего, чем ранее наслаждался, и захочешь получить тихое счастье. Пойми, она тебе нужна. Поэтому просто бери ее за руку, вези ее домой и целуй до тех пор, пока она не умрет от счастья. — требовательно проговорил Джузеппе, и парень еле слышно рассмеялся, разрешая отцу видеть в его лице ту самую, потаенную душевную боль, обнажающуся вместе с белоснежными в улыбке клыками.        — Я люблю ее, но ты для меня важнее. Отец… — опять с надоедливой настойчивостью в мягком бархатистом голосе затараторил Деймон, но мужчина быстро перебил его, подобно зеркалу отразив на своем лице его неодназначную и хитрую улыбку.        — Я в порядке. Проблемы у Викки, а она для тебя никто. Поэтому прекращай свою бесплатную и добрую помощь пенсионерам и отправляйся налаживать свою жизнь. — Джузеппе, убедившись в правдивом согласии кивка сына, поспешил вернуться к доктору, в чьем сопровождении направился прочь, удаляясь за угол коридора, в котором вновь застыла безмолвная тишь, намеревающаяся разорвать беспрерывный, прочный канат между пристальными и до невыносимости задумчивыми взглядами оставшихся наедине Елены и Деймона.        — Скажешь что-нибудь? — тихо и аккуратно развеяв молчание, с легкой и скорее нервной улыбкой произнесла Елена после длительных и бесполезных переглядок с парнем, стоявшим в тех же трех метрах от нее.        — Я действительно должен что-то сказать? — ответив встречным и хрипловатым вопросом, Деймон сам не заметил, как на его лице появилась такая же неуместная и черт знает из-за чего возникшая улыбка.        — По-моему, наш разговор дома закончился не лучшим образом. Или это только «по-моему»? — словно наслаждаясь тем, как начинает нервничать и заметно волноваться от неловкости этого странного диалога Деймон, Елена очередной раз улыбнулась и прислонилась спиной к белоснежной стене, когда Сальваторе медленными, какими-то до возмущения размеренными, будто прогулочными шагами приближался к ней.        — Может нам не стоит говорить об этом? — изящно приподняв бровь, выпалил брюнет, пытаясь замаскировать внутреннее волнение за грациозностью своих движений. Он наконец-то добрел до девушки и остановился в мелком расстоянии от нее, улыбающейся и следящей за его прозрачным взглядом, вынуждая инстинктивно сильнее вжаться в стену.        — Тебе не кажется, что в последнее время слишком много вопросов? — с непонятным недовольством сказала Гилберт, наблюдая за тем, как парень, отдалившись от нее, сел напротив нее на стул, не забывая прожигать ее своим серьезным взглядом.        — Этих гребанных вопросов вообще много. — по-прежнему спокойно ответил Деймон, но в каждом его слове Елена могла различить бурную и коварную эмоциональность, какая плескалась в лазури его прищуренных и направленных на нее глаз. — Мне плохо, Елена. Я даже не знал, что доживу до такого состояния. Черт, мне очень плохо, а самая ужасное то, что никто не может этого понять. Я несу всякий бред, пытаюсь оттолкнуть тебя… И всё потому, что я хочу скрыться от этого долбанного мира! Мне всё надоело. Этот чертов Энзо до сих пор разбрасывается своими загадками и невинными трупами, очень классные друзья, которым нет до меня дела, моя шальная семейка резко задумалась о камбэке… Достало. Я не знаю, что я вообще должен делать. Порой хочется всех к чертям послать и сдохнуть от бурной пьянки, но потом всё равно начинаешь думать, думать, думать… И уже не хочется даже подыхать. Это будто изнутри, черт возьми, убивает! И даже сегодня, Елена, я с какого-то хера дико хочу, чтобы ты знала правду. Хоть ты и не должна ее знать…        — Какую правду? — боясь каждого напряжения в его идеальном, изящно сидящем на стуле теле, каждого хищного и невероятно эмоционального взгляда, каждого с внутренней болью сказанного слова, Елена сделала один неуверенный и маленький шаг в сторону брюнета, но резко застыла на месте, различив в больничной тиши нервную усмешку парня.        — Ты меня кинешь, если скажу. Хотя… Странно, что ты до сих пор меня не бросила, когда я сотни раз творил всякую херь. — хрипловато произнес он, отведя в сторону серьезный взгляд, не имея возможности хоть на миг задержать его на такой нелепой надежде в ее карих зрачках. — Много бурбона, вонючие сигареты, душераздирающий разговор с Энзо о жизни, нещадно грубый перепих с Кэтрин. Это всё, что я делал сегодня, пока ты опять ковырялась в причинах ярости моего сломленного разума. Я — сволочь, Елена. Это далеко не первый раз, когда я тупо напеваюсь до потери себя самого и трахаю всё, что только движется. Тебе просто необходимо меня бросить. Поверь.        — А ты только этого будто и хочешь. — с пугающей уравновешенностью в своем ничуть неизменившемся тоне отозвалась Елена, с абсолютным вниманием выслушив отчаянный монолог Деймона, который с неподдельным удивлением и настороженностью в чуть расширившихся глазах смотрел на ее спокойное, не тронутое истерикой или же шоком лицо. — Ты серьезно думаешь, что я такая дура? Конечно! Я же и догадаться не могла, сколько у тебя шкур! Прости, Деймон, но ты реально идиот. Я поражаюсь, как ты мастерски ломаешь то, что хоть чуточку становится лучше. И да, я знаю, что тебе нелегко. Просто ужас. Знаю. И вот уже не в первый раз говорю тебе, что это не только твои сложности, но и мои. Я готова тебе помочь преодолеть эти трудности. Почему тебе так трудно поверить, что есть люди, которые могут разделить с тобой не только радость и успех? Мы можем это пройти вместе, но ты отталкиваешь меня… Зачем?        — А твой столь проницательный ум не догадывался, что я не хочу тянуть в это чертово болото еще и тебя? — вселив в девушку непосильное мыслям чувство испуга и насмешки его буйственной смеси сарказма и злости в единой фразе, выпалил Деймон, но Елена позволила себе лишь слабую улыбку и отвела потерянный, грустный взгляд печальных темных глаз в сторону, чтобы вновь не прочесть яркую боль на серьезном лице парня. — Пойми, Елена. Всё очень далеко зашло, а я к такому не готовился. Мне сложно. И ты, малышка, самая жуткая трудность…        — Давай просто вернемся домой. Я не хочу больше ничего выяснять. — холодно отозвалась шатенка, внезапно отстранившись от стены и направившись к выходу, вынуждая брюнета быстрым шагом последовать за ней, не расставаясь с замешательством и растерянностью.        — Елена, подожди! — хрипло выкрикнул Сальваторе, разнося свой властный в этот миг голос по всей безлюдности белого коридора, что каждой высокой стеной разносил неясный звук пугающего эхо. Однако ни его оклики, ни резкая остановка не приковали к себе внимание девушки, которая стремительно покинула больницу, даже не дав Деймону попытку поравнять с ней шаг. Она ушла прочь, словно не слышала его столь жалкого и молящего голоса, и весь ее силуэт растворился за дверью холодной и пустой больницы, на стульях перед выходом которой виднелся лишь один единственный худенький силуэт, содрогающийся в собственном плаче. Ее тихие всхлипывания заставили Деймона резко обернуться на шорох ее неразборчивого шепота, что будто огораживал свою громкость прекрасными светлыми прядями волос, спутанно падающих на ее узенькие плечи и лицо. — Мэрилу? — не громче ее бормотания произнес брюнет, не отрывая удивленных голубых глаз от хрупкой девушки, что смогла показать ему в ответ свой собственный взгляд, проявляющий небывалую ненависть, ярость и несносное отчаяние, какое могло быть только у самого парня. Блондинка словно терялась в правильном выборе своих действий, не зная прыгнуть ли в его безопасное и сильное объятие или же кинуться с абсолютно бесполезными и слабыми кулачками, проклиная каждую его соблазнительную ухмылку, каждое сумасшедшее прикасновение и каждое произнесенное с особой нежной и страстной хрипотцой слово.        — Я ненавижу тебя… Это всё ты виноват… — без привышения своего тона выговорила Мэри-Луиза, и ее голос монотонной тирадой донесся до Сальваторе, который поплелся ближе к ней, сев на соседний стул.        — И в чем именно я виноват? — изящно изогнув бровь в знак заинтересованности, с заметной саркастичной ноткой спросил парень, прежде чем блондинка снова поддалась своим истеричным слезам.        — Это всё ты… Ты… ты… Ты! — продолжая рыдать, невнятно проговорила девушка, и Деймон сделал попытку отвлечь ее от плача, взяв в свои руки ее перепачканные потекшей тушью ладони, но она быстро их отдернула, вырываясь из его несильной хватки. — Это ты виноват! И этот… Этот Энзо! Я уверена, что это его люди! Это ты виноват… Всё из-за тебя… Моя мама… Какие-то люди пришли сегодня… Они… Они заперли меня и Вайлери в комнате, но мы слышали их мерзкие голоса… Они, эти уроды, были в масках, и постоянно что-то говорили… А когда мы вышли, то их уже не было… Они избили ее! Нашу мать… Вайлери сейчас говорит с врачами, но мама… Умерла! Они избили ее до смерти! Твари…        — Поверь, я тут не причем. — сурово и твердо сказал Деймон, но Мэрилу не останавливала своих прерывающихся всхлипываниями слез.        — Знаю, она… Мама была ужасна, но она не всегда была такой! Они убили ее… — девушка неразборчиво лепетала сквозь свои рыдания, что заставили голос сорваться и закончить воспроизведение всех тех слов, которые больной колючей льдинкой входили в сердце.        — Послушай… Успокойся. — намного мягче прежнего произнес он, очередной раз намереваясь взять ее за руку, не обращая ни малейшего внимания на безнадежные рывки и визги. И, наконец-то сдавшись под спокойным и непоколебимо решительным напором его ярко-голубого, пронзающего взгляда, Мэри-Луиза резко затихла, поэтому Сальваторе только в этот краткий миг ее внимания протянул блондинке внушительную пачку денежных купюр из кармана и положил ей в ладонь, не принимая неодобрение ее заплаканного лица. — Это на первое время. Сейчас же найди Вайлери и вызывай такси. Вы должны поехать к Майклсонам. Ребекка вас поймет, а Клаус наверняка поможет. Завтра я к вам заеду, и мы решим, что делать. Договорились?        — Не надо, Деймон… Ты же знаешь, на что я это спущу. Я снова подсела… — пробуя вернуть деньги обратно брюнету, тихо и едва слышно сказала она, словно боясь собственной тональности настолько жалкого отчаяния.        — Мне плевать, на что ты это спустишь. Я не хороший полицейский, поэтому, если тебе и понадобиться быть под кайфом, это твое дело. Тем более сейчас. Так мы договорились? — Деймон резко поднялся со стула рядом с девушкой и встал напротив нее, надеясь услышать ее хоть немного позитивный настрой, однако Мэрилу только медленно кивнула и принялась вытирать с щек темные мокрые полосы от смеси соленых слез с черной тушью.        Оставив ее одну в коридоре и тем же временем страшась обернуться на ее слабый, худощавый и постоянно вздрагивающий силуэт, Деймон направился прочь из больницы, утешая себя мыслями об ожидающей его возле машины Елене, и это весьма помогало отказаться от осознания того, что сам он бежал оттуда, чтобы не видеть ее еще совсем детских и беспомощных слез, не чувствовать горечь ее слишком доброго внутри сердца, не слышать всех тех обнадеживающих слов, что поражающей правдой срывались с ее дрожащих и соленых от слез губ. Сальваторе совершенно точно знал, что Кэрол не заслуживала подобной скорби и жалости, но так же предельно точно он знал, с каким трудом это может принять Мэрилу, помнящая и признающая эту женщину в первую очередь своей матерью и только потом той слабачкой, которая опустила руки и бросила свою семью, даже не утруждая себя уходом. Однако брюнет не собирался вникать в чувства и эмоции этой маленькой блондиночки, и интересовали его лишь неадекватные намерения Энзо, что уподобился хищной твари, съедающей всех на своем пути в порыве собственной жажды. И именно эту жажду, ее вкус и количество, хотел разузнать Деймон, боясь получить и свою дозу боли потери, которая могла быть в любой момент, когда поблизости находился Сент-Джонс, перебегающий от затуманевающей дружелюбности к безжалостным убийствам.        — Думал, что я еще вернусь? — издевательским тоном проворчала Гилберт, стоя возле черного закрытого автомобиля и сильнее закутываясь в серый кардиган, ежась от прохладного ветра дарящей переменную погоду весны, когда разглядела приближающийся грациозной, прямой и изящной походкой мрачный силуэт Сальваторе.        — Просто пришлось задержаться. — сухо отозвался парень, но Елена воздержалась от расспросов и с внутренней искоркой радости поспешно села в прогретый автомобиль, спрятавшись от надоедливого холода, но не смогла избежать его прозрачного льда в обеспокоенных глазах Деймона. — Знаешь… Тебе нужно уехать.        — Я, конечно, думала, что когда-то мы можем расстаться… Но не думала, что это будет сейчас и так… — поняв, что после его короткой и по-прежнему произнесенной стальным и властным тоном фразой не последует объяснений, тихо сказала Елена, отведя от него взгляд и повернувшись к окну.        — Что за глупости ты говоришь, черт возьми! Елена… Я о другом. — намного оживленнее произнес брюнет, и те с едва заметным испугом сказанные шатенкой слова будто резко пробудили его разум и вернули в реальность, защищая от нагло лезущих к нему опасений и мыслей. — Ты больше не в безопасности. Мейсона теперь нет… А я вряд ли смогу обеспечить тебя защитой один. Я считаю, что тебе надо на время уехать отсюда, пока не станет спокойнее. Энзо — странный тип, и я уже не знаю, чего можно от него ожидать. Я попрошу кого-нибудь из наших уехать с тобой. На какие-нибудь острова или в столицу, куда захочешь. Я просто хочу защитить тебя…        — Отстань, Деймон. Защищаться надо тебе. От нежелательной беременности твоих шкур. А я могу постоять за себя, и уж тем более никакой Энзо меня не испугает. Ты забыл, кто мой отец? — подняв брови, возмущенно на одном дыхании проговорила девушка. Она с ярким возражением смотрела в упор на тяжело вздохнувшего Деймона, чем сильнее разогревала его с усилием сдерживающуюся от агрессии и вспыльчивости кровь в венах.        — В этом и проблема! Я прекрасно знаю твоего отца и его прошлое. Возможно, он тоже связан со всем этим. Может быть, Энзо найдет какие-нибудь старые счеты с ним и захочет расплату в виде тебя. Елена… — он с озабоченной тревогой смотрел на нее, надеясь, что приведенные доводы смогут уговорить ее и усмирить ее справедливый и храбрый пыл, но Гилберт, с покорностью выслушав его тираду, не разрешила Деймону и на миг думать о ее согласии.        — Я никуда не уеду. Хочешь ты этого или нет. И поверь, мой отец никак не может быть связан со всем этим. Он защитит меня, если это потребуется. — с обидой в четком голосе проворчала Елена, и Сальваторе бросил нервозную усмешку, несильно ударив по рулю.        — Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала, но это не зависит от наших желаний. Так надо. И точка. Ты, видимо, забыла, что можно полагаться на кого угодно, но не на Джона. Ему плевать на тебя. И так было всегда. — Деймон проговорил это, не сдерживая играющуюся в синих зрачках эмоциональность, но шатенка молча выдержала его грубый и настойчивый голос и сохраняла тишь, которую ослушивался лишь рев мотора мчащейся на бешенной скорости Феррари, до самого дома.        Дорога от больница до их темного, роскошного и слишком много печали знающего дома заняла немного времени, и оно было значительно меньше нежели то, за которое Елена добралась на помощь к Джузеппе на такси. Настораживающая тишина словно выливалась из опущенных стекол машины, оставаясь сумрачными и страшными пятнами на ровном асфальте, по которому без остановки пролетали шины колес. И Гилберт, стараясь не нарушать свою молчаливую забастовку, отвлекала себя от желания сказать хоть слово, смотря на переменившиеся за несколько недель деревья, на чьих длинных и корявых ветках появлялись первые изумрудные листья, что совсем скоро заслонят своей пушистой кроной голубое небо, оставляя среди себя лишь клочковатые обрывки облаков.        — Приехали. — так же жестко и решительно проговорив это, Деймон вывел девушку из мечтательных раздумий при виде оттенков неба, которое возвращало этой девушке воспоминания, больные и радостные, вынуждая нелепо и глупо, еле заметно улыбаться пустоте. Услышав хрипловатый голос Сальваторе, Елена резко обернулась к нему, оборвала оставшиеся тонкие ниточки со своими мыслями и абсолютно внезапно даже для себя чуть подалась в сторону Деймона, нежной хваткой обвив его шею своими ладонями и прильнув к его приоткрытым скорее от удивления ее неплавных движенй и затуманенного карего взгляда губам. И странное, совсем губительное чувство внутри Деймона заставило его сердце сжаться от сумасшедшей жалости к самому себе, что вновь растаял от мягкой нежности ее рук и крепко прижимающихся ее губ к его. Не выдержав и секунды такой теплой близости шатенки, Сальваторе одним рывком переместил девушку с соседнего пассажирского сидения на себя, не выпуская ее спину из скользящих по ней рук. Елена же, оставаясь где-то на тонкой границе между нежной слобостью и страстной похотью, удобно расположилась сверху на нем, не в силах отдалиться от его сильного и вмиг ставшего обжигающим тела, и Деймон, чувствуя, как от предательского возбуждения вздрагивает шатенка, отзываясь на его движения, только углубил уже совсем дикий и жадный поцелуй, заставляя Гилберт что-то неразборчиво простонать.        — Я люблю тебя, Деймон. — напоследок прикусив губу брюнета и чуть отстранившись от его лица, абсолютно серьезно и осмысленно проговорила Елена, а Сальваторе, хищно улыбнувшись ее мягкому голосу, наклонился к ее шее, плавно опускаясь к плечу и попутно обжигая ее покрывшуюся мурашками кожу своим сбивчивым и горячим дыханием. Однако Гилберт, сумев не поддаться его соблазнительности еще и разумом, безнадежно попыталась несильно оттолкнуть его от себя, чтобы снова поймать внимание его голубых глаз. — Деймон… Подожди!        — Ну что такое… — осипшим, почти пропавшим шепотом недовольно пробурчал парень, когда не выдержал трепет вырывающегося из его объятия тела и ослабил сопровождающуюся мелкими поцелуями хватку.        — Нам нужно поговорить кое о чем. Это важно. Действительно важно… Дело касается твоих родителей, и я решила, что будет лучше тебе всё узнать от матери. Но вдруг… Если ты не захочешь говорить с ней, это могу сделать я. — ощущая странное волнение, что безумно тряслось как и ее скачущее в груди сердце, постоянно запинаясь, сказала Елена. Сальваторе, которого одно упоминание о матери будто обдало ледяной водой, поспешно открыл дверь машины и, сначала опустив на землю девушку, вышел на улицу, не рассчитывая на продолжения их общей разгоряченной растерянности.        — Она еще в доме? — торопливо подходя к крыльцу, сквозь зубы прорычал Деймон и его напряженное тело, в котором властвовала подступившая озлобленность, вынудило Елену слегка приобнять его.        — Да… Но мы же не можем выставить ее на улицу… Деймон! Деймон, стой! — нежность в карих зрачках девушки быстро сменилась на нешуточную тревогу и осторожность, когда Сальваторе, собрав всю ненависть и суровость, молниеносно влетел в дом, и один только его прищуренный и леденящий кожу взгляд передал все самые жестокие и яростные намерения его пересекшего предельную линию терпения. Брюнет быстро проследовал по коридору в гостиную, завидев именно там ярко горевший свет люстры, и его догадки оправдались присутсвием скромно сидящей на краю дивана женщины, что подпрыгнула на ноги при виде взбешенно вломившегося в комнату сына. Выпученные от природы глаза Лили в этот момент были доказаны ее неподдельным страхом, который увеличивался, когда по гостиной разнеся настойчивый и жесткий тон хриплого мужского голоса.        — Выметайся отсюда. Я сказал вон! Что из моих слов тебе было не понятно, сволочь?! Пошла отсюда. Быстро!        — Деймон, перестань! — с испуганным подвизгом выкрикнула зашедшая в комнату вслед за ним Елена, и теперь парень полностью перевел строгий взгляд на нее. Гилберт понимала, с каким трудом при виде нее ему удается усмирить внутренний пожар отрицательных эмоций, которые проступали лишь в его играющихся от злости желваках. — Просто поговори с ней. Прошу…        — Ладно. — едва выдавил Деймон, снова сверкнув яростью в потемневших синевой зрачках и плюхнувшись на диван, из последних сил скрывая бурный гнев в невольно сжатых кулаках. Елена, получив хоть натянутое, но всё же согласие, в последний раз глянула на перепуганную Лили и, тихо вздохнув, медленно покинула комнату, даже у стеклянной лестницы понимая, что в гостиной по-прежнему хозяйничает напряженное молчание и невидимые молнии сурового взгляда Сальваторе.        — Деймон… Сынок… — сбивчиво заговорила женщина, но внезапно замолчала, когда строгая свирепость лица брюнета обратила на нее внимание.        — Заткнись. Я уже говорил тебе, что не собираюсь слушать твою херню. Я не верю ни единому твоему слову. — четко начал он, намереваясь выговорить всё, что так долго копилось внутри его сердца, которое тревожно взрывалось от биения, выбрасывая из себя всю эмоциональную горечь. — Я знаю, что ты будешь рассказывать. Попытаешься показаться мне доброй, невиновной. Но я не поверю ни единому твоему слову. Теперь мне плевать и на тебя, и на отца. Мне обидно, грустно и очень плохо от всего, что вы сделали для меня или же не сделали. Но мне уже плевать. Никто из вас для меня не святой, не в приоритете. По-прежнему хочешь остаться? Хорошо. Просто отлично! Только скройся в самой дальней комнате и не смей высовывать оттуда свою паршивую и тупую башку, пока я нахожусь в доме. В своем доме. И скажу сразу. Не смей меня благодарить, обещать измениться или просто твердить, что я для тебя еще что-то значу. Это не так. Просто проваливай в гостевую дальнюю комнату и знай. Я делаю это не ради какого-то будущего, не ради собственной кармы и уж точно не ради тебя. Я делаю это исключительно для Елены, которая очень глупо и безнадежно верит тебе. И пойми, ее вера стоит очень дорого. Это надо ценить. Я разрешаю тебе остаться, потому что не хочу разочаровывать Елену. Она постоянно меня идеализирует, поэтому узнав, что я со зверским недовольством выгнал тебя отсюда, слишком разочаруется во мне. Она действительно странная, потому что, несмотря на все мои гребанные недостатки, до сих пор видит во мне героя и защитника. И я скажу тебе кое-что. Чтобы ты знала, что меня ничего не остановит, чтобы выпиннуть тебя и одновременно понять, что отца я уважаю не больше, чем тебя. Хотя, тебя я вообще не уважаю. В общем, я говорю о свадьбе отца. Знаешь, всякие песни, танцы, музыка, шампанское и безудержное веселье. Весь день и всю ночь. Но знаешь, где в это время был я? Нет, я не был в числе гостей. Я бухал весь день, уничтожая виски, а потом, отчаявшись до конца, взял гитару и поплелся в тот чертов парк. Ни одного человека. Я сидел там один, без всех, и совсем тупо думал об отце. Я его ненавидел в тот день. В какой-то дебильный миг я подумал, что он поступил нечестно, снова найдя себе жену. Была странная ревность к тому, что он был не рядом с тобой. И я пил. Опять. Пока не встретил девушку в том же парке, которая рыдала как сумасшедшая и слова сказать не могла! И знаешь, что было с ней? Та же хрень, что и со мной. Любимые родители… Елену хотел продать собственный отец, поэтому я до сих пор не выношу эту мразь. Он ради какой-то выгодной сделки решил за бабло заключить брак между Еленой и мерзким избалованным ублюком, который был сыном того союзника. Брак по расчету и всё такое. Он - последняя сука, и взбесил меня. Мы сразу же с Еленой поехали к ней домой, и я проломил голову тому уроду, который решил найти жену в виде малышки Гилберт. Именно тогда мы собрали ее вещи и перевезли в этот дом. Она думала, что я ее спаситель и безопасная стена. А я считал ее самым прекрасным, что было со мной за весь тот жуткий день. И самое забавное, что все первые полгода мы были просто друзьями и я даже не спал с ней. И все эти полгода я вышвыривал отсюда ее родителей, которые пытались вернуть ее. И я справился. Мы живем так уже пять лет. Я для нее герой, она для меня — радость. И вместе мы пытаемся откинуть от себя всех этих тварей, лезущих в нашу жизнь. И ты тоже такая. Поэтому знай, что в любой момент по моему желанию ты окажешься за порогом. И вовсе не гостевой комнаты, а всего дома. Ясно?