Most crippling weakness

      Эдвард не заметил, как прошло уже почти полгода относительно мирной жизни. Он видел, что Освальд, кажется, был искренне рад остаться в этом городе, несмотря на подорванное здоровье и измотанные нервы. Только это и заставляло не жалеть о своëм выборе.       В их отношениях уже не было сильного напряжения, но и особого тепла тоже. Эд лично следил за состоянием правого глаза Освальда и с подозрением смотрел на Джисипиди. Освальд же мог во всех деталях рассказывать о своих планах на Готэм, любил его по-своему, странной, извращённой любовью. А Нигма душил в себе презрение ко всем его жителям. Освальд ратовал за полное восстановление города, готов был бороться за своё законное наследие, за которое заплатил потом и кровью, а Эд… Эд никогда его не любил.       Не любил, когда ему, ещë ребëнку, приходилось выживать под градом насмешек. Не любил, когда забитого и странного криминалиста все те, кого он в разы интеллектуально превосходил, считали либо фриком, либо пустым местом. Не любил, когда, бросив построенную с нуля субмарину и перечеркнув планы на нормальную жизнь, пошёл умирать за него. Не любил и сейчас.       Он не разделял чувств Освальда к этому неприветливому и отталкивающему городу, чьë название, словно предупреждая, отражало всю его суть*. Готэм — лишь клочок земли, на котором ему не посчастливилось родиться.       Но почему-то каждый раз, находясь в этом прогнившем насквозь месте, он, просто наблюдая за Освальдом или будучи рядом с ним, чувствовал теплом разливающееся в груди спокойствие.

***

      Я могу подкрасться сзади или поджидать тебя впереди. Но когда я покажусь, ты уже не будешь прежним. Что я?       Предательство.       Освальд резко вскинул руку и направил пистолет на Гордона, будто не замечая ещё около десятка людей, целящихся в него.       — Скажи, Джим. — В его голосе не было ни намёка на гнев. В нём слышалась лишь усталость. — После всего, через что мы прошли, после всего, чего добились вместе, — он обвёл взглядом людей Гордона, — это то, что я заслужил?       — Ты сам понимаешь, что представляешь потенциальную угрозу для Готэма, — ответил Джим, не сводя с Освальда взгляда.       — Ах, угрозу… — сказал Кобблпот и горько усмехнулся. — Да, ты прав, — добавил он уже тише, и его голос дрогнул. — Конечно… Особенно тогда, когда был готов умереть за него на тех баррикадах! — зло выкрикнул он и бросил на Джима полный ненависти взгляд. Его трясло от злости, от обиды. Но рука не дрожала.       — Твоё место в тюрьме, Кобблпот.       Злость приглушило разочарование.       Освальд всё ещё не мог смириться с тем очевидным фактом, что человек, с которым он бок о бок защищал город, человек, которого он когда-то хотел считать своим другом, сейчас стоит перед ним с ордером на арест и направляет на него пистолет. Он прекрасно помнил, как просил о помиловании. И за себя, и за Эда. Потому что знал, что сам Эд Гордона никогда ни о чём не попросит.       — Освальд, опусти оружие, — предупредил Гордон. — Для твоего же блага.       — Я понимаю, что вам ничего не стоит пристрелить меня прямо здесь. — Освальд усмехнулся. — Но тогда ты сдохнешь вместе со мной! — выкрикнул он, прицелившись прямо в голову Джеймса.       Он прекрасно понимал, что с его травмой было проблематично даже взять какую-то вещь и не промахнуться, не говоря уже о стрельбе с нескольких ярдов. Но он не мог позволить себе просто сдаться, опустить оружие. Позволить Джиму уйти невредимым. Не после всего.       Возможно, думал Освальд, их история уже затянулась. Интересно, сколько раз Гордон пожалел, что не пристрелил его тогда, в их первую встречу? Сколько раз пожалел, что не смог отнять жизнь даже у такого, как он? Это всё было странно, изломанно и неправильно с самого начала. Пожалуй, их история, которая, по сути, не должна была начинаться вовсе, действительно затянулась. И сейчас подошла к своему логическому завершению.       — Не стрелять! — крикнул Гордон своим людям, а затем вновь посмотрел на Пингвина. — Мне жаль.       Он вдруг медленно опустил оружие, и Освальд заметил мелькнувшее в его глазах то ли сожаление, то ли жалость. Ни то, ни другое ему не понравилось. Он сжал рукоятку крепче, до мелкой дрожи в затёкшей от напряжения руке.       Только сейчас он заметил ещё одного полицейского, до этого момента стоявшего за дверью. А с ним — Нигму с приставленным к голове пистолетом. Освальд судорожно глубоко вздохнул и перевёл на Джима разочарованный и испуганный взгляд. Эд не смотрел на него, потупив глаза в пол. Но Освальд всё же увидел, как едва заметно исказилось его лицо, когда пистолет с грохотом упал на пол. Кобблпот поднял руки, и Гордон дал своим людям команду отставить.       Величайшая слабость Освальда Кобблпота — его сердце. И он знал это, принял её, сжился с ней, смирился. В отличие от Эда, он никогда не пытался отрицать её. И думал, что, возможно, поступал верно. По крайней мере, он точно знал, что ему есть, что терять.       Знал и то, что глупо было обзаводиться слабостью в такое время. Ещё глупее — демонстрировать её. С его родом деятельности это было недопустимо. По его вине погибла мама, едва не погиб Мартин, а сейчас из-за него же Эдварду могут вынести мозги. Он не раз задумывался о том, что его любовь приносит только боль тем, кого он любит. И сейчас перед ним стояло живое тому доказательство. Снова. Освальд не любил лгать себе и признавал, что Эд давно стал его слабым местом, болевой точкой. Даже когда их связывала лишь вражда, он решил заковать его в лёд, вместе с ним похоронив в ледяном саркофаге и часть себя — своё сердце.       Когда-то давно Эдвард сказал ему, что он всегда будет проигрывать, потому что позволяет своим чувствам управлять разумом. Освальд не раз убеждался в том, что он прав, но давно смирился с наличием у себя сердца. Он не мог его вырвать, выжечь или вычеркнуть анатомически. Оставалось лишь жить с ним.       — К чему эти формальности? — спросил Освальд и поморщился, когда наручники холодом обожгли его запястья. Эда уже вывели из помещения, поэтому он добавил: — Ты знаешь, что я и так пойду.       — Не пытайся перечить правилам хотя бы сейчас, — устало сказал Джим.       — У тебя всегда всё по правилам. По закону, — досадливо фыркнул Освальд. — Думаешь, в жизни ты всегда во всем будешь прав, следуя лишь правилам на каком-то клочке бумаги?       Гордон ничего не ответил.       Всю дорогу до участка Освальд молчал, расфокусированным взглядом смотря куда-то сквозь переднее сиденье и глубоко задумавшись. Вряд ли его определят в Аркхэм. А вот Эда — да. Но суда ещё не было, да и вряд ли он состоится в ближайшее время.       — От меня было бы больше пользы, будь я на свободе. — Кобблпот, сидящий в одной из камер участка, пожал плечами. И отметил, что Джим всё-таки решил не пристёгивать его наручниками к столу.       — Очень в этом сомневаюсь.       — Ты совсем не изменился.       — Не могу сказать о тебе того же.       Освальд пожал плечами.       — Меня ведь не в Аркхэм определяют?       Он пытался оставаться спокойным: строить из себя обиженного и оскорблённого в лучших чувствах всё равно было бессмысленно.       Может быть, Гордон прав, и он действительно в какой-то мере изменился. Если бы не Эд, то он, скорее всего, хотя бы попытался выбраться отсюда. Закатил бы скандал, стал бы сыпать обидами и обвинениями, а, может, и вовсе нажал бы на курок ещё при аресте, положив конец этой истории длиной в несколько лет, предательств и невыполненных обещаний. Но Нигма тоже находился в руках полиции, и усугублять его положение совершенно не хотелось. Если Эда уже использовали против него, то могут сделать это повторно.       — Да. Блэкгейт.       — Так когда начнётся судебный процесс?       — Не могу сказать точно. Сам знаешь о положении в городе. Тем более что он обещает быть довольно объёмным.       Он не стал спрашивать о Нигме: стратегия полиции и так была ясна. Интересно, Эд уже понял, к чему всё идёт?       — Джим, — позвал Кобблпот уходящего Гордона. — Я могу поговорить с ним? — спросил он с какой-то обречённостью в голосе. Поколебавшись пару секунд, Джеймс утвердительно кивнул.       Что-то сжалось у Освальда в груди, когда Эда привели к нему. Тот скрестил руки в замок и отвëл взгляд. Кобблпот молчал, не зная, что сказать. Эдвард ни разу даже не взглянул на него.       — Освальд, — на выдохе начал он, всё так же смотря на свои руки. — Мне жаль, что так вышло, и я…       — Тебе не стоит винить себя в произошедшем, — мягко перебил его Кобблпот.       — Я не виню, — тихо отозвался Эд, наконец подняв взгляд. — Просто… — он запнулся. — Неважно.       — Ты ведь знал, что…       — Догадывался, — ответил Эдвард и поморщился.       — Но всё равно остался здесь, — надтреснутым голосом констатировал Освальд. Нигма, ничего не ответив, нахмурился и отвёл взгляд, явно ожидая вопроса. Но Освальд ни о чём не спросил.       Эдвард действительно ожидал такого развития событий. Возможно, он просто был менее наивен насчëт Гордона. Первые недели после осады Эд вёл себя особенно напряжённо и ожидал проблем от полиции. И именно те несколько недель ещё больше сблизили их с Освальдом, ведь Эд находился рядом с ним практически постоянно. Нигма знал, что тот сам способен о себе позаботиться. Но полгода назад, когда в городе всё ещё был острый недостаток медикаментов, ему было спокойнее самому наблюдать, как рана заживает без осложнений. Возможно, им руководило лишь чувство вины. Возможно, что-то ещё.       И всё же Нигма постоянно чувствовал угрозу, исходящую от полиции и от Гордона в частности. Скорее всего, эти подозрения были основаны только лишь на его очевидной нелюбви к Джеймсу, зародившейся ещё давно и со временем лишь разрастающейся. Но наиболее логичным решением было уезжать из города сразу же, как только восстановили связь с материком. Однако он знал, что Освальд не послушает его. Ведь тот остался в Готэме даже тогда, когда его буквально сровняли с землёй. И он любил этот город, защищал его, своё наследие. Освальд многим пожертвовал ради этого места, и Эд, даже не понимая его настолько сильной привязанности, счёл неправильным пытаться его в чём-то переубедить.       Но шли дни, недели, а никаких новостей от полиции не было. И сейчас, когда прошло уже почти полгода, он расслабился и даже почти поверил в то, что Освальду удалось уговорить Гордона. Почти поверил, что для них всё обошлось: возможно, когда оба осознали, что больше не смогут предать друг друга, судьба действительно решила дать им шанс. Но думать так было слишком опрометчиво, и сейчас Нигма жалел о своей оплошности.       — Я, если честно, не так хорош в оригами, — Освальд нервно улыбнулся, через край стола приблизился к Эду и достал карту из его нагрудного кармана, что возле сердца. Что-то написав на карте ручкой из своего пиджака, он принялся складывать какую-то фигуру. Через пару сгибов Эд распознал подобие вопросительного знака, хотя тот больше напоминал крючок. Слабо улыбнулся уголками губ.       Он молча сжал карту в кулаке, когда в комнату вошёл один из полицейских, а после так же молча покинул камеру. Освальд лишь проводил его взглядом.       Он не знал, когда они увидятся вновь, да и увидятся ли вообще. Главное сейчас — выжить, адаптироваться, найти выход. И сохранить здравость рассудка.