Разный кофе

Комната Долорес была залита светом восходящего солнцам. В углу стоял шкаф для одежды с распахнутыми дверьми, на которых висели пара футболок и юбка. Напротив, недалеко от окна был письменный стол, на котором были навалены какие-то тетрадки, книги и листы бумаги, исписанные округлыми буквами девчачьего почерка. Чуть поодаль около стены была кровать, на которой посапывала сама Маккартур, скинув подушку на пол и обмотавшись одеялом. В ногах кровати стояла тумбочка. На ней не было почти ничего, кроме одной единственной фотографии, на которой были изображены двое детей лет 12 – мальчик в школьной форме с застывшим на лице удивлением и полуулыбкой на губах и девочка с рыжими волосами, широко улыбаясь обнимавшая его за плечи. Это было любимая фотография Долорес. Её сделала тётя девочки в её День рождения. Пятому пришлось сильно постараться, чтобы убедить «отца» и «маму», что он болен и лучше ему день отлежаться одному в комнате. Только так он смог вырваться, хоть и притворился совершенно не заинтересованным, когда появился у порога дома Долорес. Они тогда весь вечер были как попугаи-неразлучники – не отходили друг от друга почти ни на секунду. Тётя с дядей прямо диву давались, как их племянница искрилась счастьем рядом с этим странным хмурым мальчиком. Под конец вечера, когда Пятому уже нужно было идти, он отозвал Долорес в сторону и протянул небольшую книгу в тёмно-синем переплёте: - Это подарок. Я постарался записать всё, что вспомнил, - чуть ли не впервые за всё их знакомство он выглядел смущённым. Долорес раскрыла книгу и увидела, как на страницах почти что с точностью до дня описаны почти все их встречи. Неровный почерк Пятого усеивал страницы одну за другой, запечатляя в каждом слове счастье тех мгновений, что дети проводили друг с другом. Последняя запись была датирована этим днём и гласила: «Отметили День Рождения Долорес. Надеюсь, подарок пришёлся тебе по вкусу.» А на следующей странице эпиграфом шло: «А дальше будет ещё лучше». Девочка тогда почти не верила в то, что Пятый был способен на что-то настолько милое. Она пару раз моргнула, подняла на мальчика глаза и обняла его так, чтобы он почувствовал, как много это всё значило для неё. А в нашем времени Долорес наконец проснулась под звуки будильника. Девочка продрала глаза и оглядела комнату. «Сегодня важный день, Долорес. Сегодня ты наконец-то скажешь ему, что всё серьёзно. Тот раз на крыше не мог быть проявлением простых дружеских чувств. Я точно себе ничего не придумала, и это не было простым совпадением!» Маккартур быстро умылась, собралась в школу и, выходя из комнаты, привычным движением провела по рамке фотографии рукой. В приподнятом настроении Долорес выбежала из дома к школьному автобусу, дожёвывая по пути бутерброд с сыром. На последнем уроке девочка сидела как на иголках и то и дело поглядывала на часы. «Ещё немного, ещё полчаса и всё». Как только прозвенел звонок, Долорес со скоростью торпеды вылетела из класса и пешком побежала к Академии Амбрелла. «Это будет лучший день в моей жизни!» Запыхавшаяся она стояла на перед входом и думала, как лучше сейчас поступить – зайти открыто, ведь она точно знала, что сейчас у ребят свободное время открытое для посещений, или проникнуть как обычно через окно прямо в комнату Пятого, чтобы сделать ему сюрприз. Ещё немного подумав она решилась и позвонила в дверь. Открыла ей Ваня, пропуская внутрь. Долорес тут же поняла, что что-то явно не так. Не может быть у Вани настолько обречённый вид. Даже, если Реджинальд превзошёл себя и сказал ей очередную гадость, даже если все перестали с ней разговаривать, никогда ещё у неё не было такого выражения лица. - Что произошло? – серьёзно спросила Долорес, - Говори. - Он пропал. Выбежал вчера днём из дома и больше не вернулся. Папа говорит, что Пятый прыгнул во времени и застрял там. Он говорит…, - голос Вани дрогнул. Она сглотнула, как бы ища в себе силы. Только сейчас Долорес заметила, что глаза у неё совершенно заплаканные. Сделав над собой усилие, Ваня продолжила – Он говорит, что Пятый может быть сейчас где угодно, и что из-за того, что прыжки во времени неуправляемые, он никогда не сможет вернуться обратно. Долорес, он пропал… Навсегда. Ваня не могла больше сдерживаться и, сделав шаг вперёд, обняла Маккартур и начала тихонько плакать. Видно было, что пока это первый и единственный человек, с кем Номер Семь могла разделить боль утраты любимого брата и единственной поддержки в этом доме. Долорес машинально, как будто на автомате гладила её по волосам и спине, шептала что-то, чтобы успокоить, но в голове не было ничего. Ничего кроме отдававшейся вновь и вновь эхом фразы: «Он пропал. Навсегда». Эти три слова как будто летали внутри головы от одной стенки черепа к другой, отскакивали и летели дальше. Осознание никак не приходило. Это всё казалось дурацкой шуткой, глупым фокусом Пятого. Вот сейчас он материализуется рядом с ними со своим надменным выражением лица и, улыбаясь скажет что-то про то, что они распустили нюни или про их излишнюю доверчивость. Нет, это просто не могло быть правдой. Не сегодня. Не сегодня и не с ним! Спустя какое-то время до Долорес донёсся как из под воды голос Вани: - Мне так жаль. - Что? - Тебе сейчас наверное хуже всех, ведь вы были так близки. Прости, что напрягаю тебя своими слезами, - девочка шмыгнула носом, утирая мокрые дорожки с лица. - Да…, - всё было как в тумане, - А можно мне в его комнату? - Думаю да. Только давай всё равно тише. Отец сейчас очень злой. Ваня на цыпочках провела Долорес в комнату Пятого и собиралась оставить её одну, но Маккартур задержала её: - Постой. А почему вообще вы решили, что он прыгнул во времени? - Пятый и отец давно спорили на эту темы. Пятый считал, что раз так хорошо овладел прыжками в пространстве, то и время ему подвластно. Вчера за обедом он опять заговорил об этом с отцом, но тот запретил ему. Пятый разозлился и видимо решил доказать обратное…на практике. Он выскочил из дома и больше его никто не видел. - Но есть же шанс, что он просто пропал? Не обязательно же он мог прыгнуть во времени. Может он решил сбежать или что-то вроде того, - Долорес тараторила этот бред и сама понимала, что говорит полную ерунду. Конечно он прыгнул во времени не смотря на запрет. Это же грёбанный Пятый! Мистер самовлюблённый индюк, который совершенно не видит предела своему эго! И Долорес, и Ваня это знали, поэтому не сомневались, но хвататься за последнюю призрачную соломинку так приятно. - Да, возможно. Прости, я должна идти, - Харгривз вышла из комнаты и тихо закрыла дверь. Долорес огляделась вокруг. Всё было как обычно. Абсолютно всё было в идеальном порядке на своих местах. Она подошла к его кровати и села на неё, затем легла, поджав под себя ноги и обняв подушку, которая всё ещё хранила запах Номера Пять. Его сложно описать, просто это запах Пятого. Долорес вдохнула его, уткнувшись носом в подушку и заплакала. Она плакала почти беззвучно. Знаете, когда так плачут, горло сдавливает точно тисками, а воздух поступает в организм исключительно короткими вдохами и его категорически не хватает. Когда так плачут, человек себя сжимает так сильно, что ему физически становится больно. Пусть лучше физически больно, чем так рвёт всего тебя изнутри. Хочется кричать, но весь крик пропадает и остаётся только сдавленный писк, который исходит откуда-то из эпицентра, того месте, где раньше было сердце. Это был худший день в её жизни. После этого она начнёт курить, а раз в год, именно в этот день, на подушке в комнате Пятого будет появляться письмо, написанное Долорес для него.