-Ты же знаешь, что мы все равно связаны, так зачем же ты бежишь от Судьбы? -Я бегу не от судьбы. Я бегу лишь от тебя. -Почему? -Потому что я из-за тебя три года страдал. Твоя очередь.
Он смотрит, видит, все чувствует. И боль-боль-боль на краю сознания, таится на дне зрачков, смеётся откуда-то из уголков губ, скапливаясь мягким ядом. Глотай-глотай-глотай сладкий яд нерастраченной нежности и вырывающей трахею любви. Отрава выступает на губах, стекает из глаз солеными каплями, течёт по венам, отравляя и без того сгнившее от одиночества и безысходности сердце. Плач-плач-плач от горя и ярости. Слушай его голос и вой в тишине своего сознания от неприкрытой ненависти и злости, что пенится на его губах. Кричи-кричи-кричи в пустоту. Души крик подушкой, костяшками пальцев, документами, формой. Кричи мысленно на него, на каждую злую фразу, на каждый ненавидящий взгляд. Кричи мысленно на него, рви горло криком, жмурь светлые, блеклые, выцветшие глаза, но молчи-молчи-молчи. Ни слова ему не говори вслух. Не говори, не выдавай себя, не открывайся, не пытайся. Не позволяй выплюнуть боль, выблевать всю любовь, зажимай руками рот и глотай все то, что так хочется высказать. Зажимай рот руками, вытирай кровавые разводы рвущейся от несправедливости души и терпи. Привычно-привычно-привычно. До чего же обыденно смотреть прямо ему в глаза, заводить руки за спину, чтобы сдержать отчаянное желание дотронуться, прикоснуться, прижать к себе и наконец-то ощутить кожей свою душу. Свою половину, свою чёртову судьбу... Но синие глаза лишь блестят как топор палача, неотвратимо, определенно. Дамы и Господа! Приговор вынесен и готов к исполнению! Наказание- смерть в муках. Для кого? Для него самого? Для него? Для них обоих? Да гори огнём вся эта война, весь чертов мир, галактика, вселенная! Не нужно спичек, не нужно зажигалок, все сгорит от ненависти внутри, все полыхнёт прямо как его душа. Клаус устало трёт лицо и пробегает глазами по бумагам. Какая к черту разница, что будет дальше? Он ведь знает-знает-знает, что всему пришёл конец. Зачем ему мир, если его собственный расколот? Разбит на части, разорван неосторожными руками. Клаус так пытался собрать его заново. Сшить той самой красной нитью их судьбы воедино снова. Той самой, что соединила их, связала, сшила. Но нити просели, разошлись, обнажили швы. Нить порвалась местами в тот самый день три года назад. Порвалась, разошлась, истлела от пороха и пули. Той самой. Не может соулмейт стрелять в соулмейта. Не может-может-может. Может. Усмехаясь, Судьба дала шанс. Вручила гордо нить и иглу. Но Клаусу досталась лишь нить. Коля забрал себе иглу. Которую просто выбросил себе за спину, в грязь, в месиво их общих чувств. Втоптал в осколки расколотого мира, что, режа собственные руки, пытался собрать Клаус. Этот пазл нельзя было собрать одному. В эту игру играли двое. Но заигрался лишь один. А проиграли оба. И Клаус прикрывает усталые глаза, пряча за веками как за ширмами внутреннюю войну, в которой он заведомо в проигрыше. Именно его внутренности полыхнут, именно его часть души истлеет. Он знает это. И Николай это знает. И, кажется, ещё совсем немного, и все вокруг будут это знать. Первый акт они отыграли. Зрители аплодировали и требовали продолжения. Зрители рукоплескали драме. Зрители разошлись, не заметив мольб актеров. В руках Николая игла обратилась в нож и перекочевала в синий взгляд. Холодный, острый, решительный. Он обрезал нити, плюнул в лицо Судьбе и ушёл вслед за зрителями. Клаус лишь ещё больше запутался в своих нитях. Судьба разозлилась и опутала его своей паутиной, усмехаясь. Душа одна, пускай и половинчатая. Знала, чертовка, что делает. Клаус не слеп. Хотя ему ужасно хочется выколоть себе глаза, лишь бы не видеть больше никогда эти осуждение и ненависть. Он не слеп. И потому, он видит все то, что затевают русские. Видит, подмечает, лицезреет. И, кажется, Коля особо-то и не скрывается, будто бы ждёт, что же он сделает, что предпримет, что выдаст. Клаус не глух. Он бы так хотел закрыть уши руками или пережить контузию вновь, лишь бы не слышать, как ему в лицо выплёвывают яд и злобу, что бурлит внутри Коли. Клаус не нем. Но он бы хотел замолчать навек, ведь даже язык, его родной, искренне любимый, бьет по оголенным проводам нервных клеток Коли. Клаус далеко не глуп. Но он бы с большим удовольствием поддался детской наивности и поверил в то, что у него есть шанс на счастье. Второй акт. Все по шекспировской пьесе. Чертовы Ромео и Джульетта. Запретно, сладко, больно. Вот только в их романе нет места взаимности. Ромео уже давно нашёл себе другую и теперь поит ядом Джульетту, добровольно толкая ее на смерть, самостоятельно убивая ее. Пей-пей-пей, душа моя. До встречи в аду. И Клаус бы и рад выпить яд из родных рук, рад бы отрешиться от мира и больше никогда не чувствовать рвущей на части боли. Больше никогда не иметь возможности жить. Но он так иррационально хочет жить. Так бездумно и бесполезно надеется. Он так смешон в своих надеждах. Столь глуп и столь самонадеян. Разве его жизнь что-то значит? Не для мира, нет. Для него. Клаус закрывает глаза. Закрывает на то, что его родственная душа явно имеет план побега. Закрывает на то, что Коля не думает о том, что для него это смерть. Трибунал, расследование, смерть. Закрывает на то, что со сцены сойдёт лишь один. Закрывает глаза на то, как его душа смотрит на другого человека. Джульетта глупа, слишком влюблена, слишком смела. Она бы смогла спасти их обоих. Она бы сумела повернуть все вспять. Она бы сумела избежать смерти. Она бы сумела доказать, что она лучше всех прочих. Но шанса ни ей, ни ему не дали. Но Коля лишь ухмыляется и стреляет в башню с командным составом. К Дьяволу все. Один-один. Клаус бы мог их остановить. Да что уж там, он мог бы все это предотвратить. Он мог бы вообще с самого начала это все не затевать. Но он не оставил, не предотвратил, затеял. Глупец-глупец-глупец. Теперь остается лишь стонать от боли и одиночества, что топит, выбивает воздух из легких, проникает внутрь и не дает дышать. Давит на грудную клетку. И не выплыть, не выплыть. Клаус почти захлебывается, давится, когда чувствует, что Николай отрывает от их общей души части и вручает Анне. Девушка держит кровавые ошметки чужого счастья в своих руках и улыбается счастливо, подставляясь под поцелуи. У нее душа целая, ей не понять. Клаусу бы прокричаться, прорыдаться, выплюнуть части тлеющий половины души и собраться с силами. Никогда в жизни ему так сильно не хотелось иметь половину души. На мосту жарко. В свете рассвета мир так красив. Расколотый, треснувший как фарфоровая ваза. И не собрать же воедино. Но до чего красиво. Ему бы надышаться, насмотреться. И воздух так сладок, и мир столь прекрасен. Но перед глазами больная пелена красным заволакивает все вокруг, да синий-синий, уже не ненавидящий, но все еще слегка злой взгляд. Коля будто бы больше его не ненавидит. Да и разве можно злиться на того, кто проиграл? Клаус щурит серые глаза и впервые не хочет их закрывать. В голове будто наяву Судьба ведёт обратный отсчёт. Клаус лежит на собственном танке и думает. Он так боялся, что за его спиной будет тень его соулмейта. Он так боялся проснуться в один день и обнаружить ее. Он так боялся, что Николай сгинет и встанет за его спиной вечной хмурой и ненавидящей тенью. Судьба хмыкает. Она придумает наказание хуже за оскорбление. Ей под силу это. Она изобретательна. Клаус уверен, что заслужил все это. Заслужил смерть как подарок в честь знакомства. Он уверен, что Николай найдёт способ развеять его прах по осколкам вселенной, чтобы он никогда не родился впредь. Он уверен, что это даже будет справедливо. А затем Судьба хохочет и ведёт обратный отсчёт чуть громче. Десять Клаус протягивает руку для прикосновения. Неужто хотя бы своим самопожертвованием он не заслужил возможности хоть единожды коснуться своей души? Девять Коля режет по чувствам удивлённым взглядом, но руку пожимает. Ухмыляется. Победил. Выиграл. Молодец, хвалю. -Идиот!- хочется орать во все горло Судьбе. Топать ногами и размазывать тушь по лицу в порывах гнева и истерики. Она дала шанс. Последний. Решающий. Да она столько шансов никому не отсыпАла. Столько растраченных возможностей. Она кидала под ноги Николаю иголки, а он выбирал ножи. Она толкала его к его душе, а он разворачивался и уходил. Она сама собирала их душу вместе, чинила, штопала, вручала в руки Клауса нити, а Николай тянул на себя полотно души, вырывал из чужой груди, не думая, не спрашивая. Восемь Клаус сам отпустил его руку. Судьба бы бросилась на помощь, но ее удержал Выбор. Удержал, покачал головой и опустил низко голову. Семь Николай в недоумении изогнул брови, но разжал пальцы. Шесть Судьба вскрикнула и отвернулась. Она сделала все. Она больше не причастна. Она устала и заебалась. Она больше не хочет вмешиваться во все это. Выбор вздохнул и вверил человека в руки Ответственности. И лишь когда танк накренился, перевалился, ухнул в воду, подняв целый фонтан брызг и похоронив под собой Клауса, душа натянулась, нити, местами ослабленные, рваные, испещрённые трещинами, с громком треском рванули. Половина души просто сгорала вместе с кончающимся кислородом в легких. Полыхала ярко, так красиво, так страшно. Пять Клаус бы подумал о том, что это очень символично. Клаус бы подумал о том, что это конец. Клаус бы подумал о том, что был прав. Клаус бы... Джульетта с мягкой улыбкой приняла яд и одним глотком осушила сосуд. Джульетта просто закрыла глаза и приготовилась падать. Джульетта... Клаус просто упал. Они танцевали с самого начала на краю пропасти. Они с самого начала играли. Только Клаус в шахматы, а Коля в покер. Они с самого начала были на этой сцене. Вот только Клаус так и не смог обрезать нити кукловода. Четыре Клаус просто смеётся и жмурится. Закрывать глаза так сильно не хочется, но вода мутная, тёмная, не разглядеть ничего. Он просто закрывает глаза. И открывает их за спиной Николая. Три Он смотрит на их разорванную душу, сожженную ровно наполовину и ни о чем не думает. Он смотрит на упавшего на колени Колю, в глазах которого боли и отчаяния больше, чем во всем мире, но ему не жаль ни капли. Он смотрит на то, как Василенок буквально удерживает Ивушкина от того, чтобы прыгнуть с чертового моста следом, но не может понять, зачем это Коле нужно. Он же добился, чего так жаждал. Ему больше никто не помешает. Его больше никто не остановит. Его больше никто не будет тянуть на себя. Два Клаус смотрит на свои серые, будто бы истлевшие руки и не думает ровным счетом ни о чем. Ему и не о чем. Ему теперь придётся стоять за спиной Николая до его смерти, если, конечно, тот не придумает, как от него избавиться. У него теперь лишь одна задача: направлять своего человека. Ни более, ни менее. Отсутсвие эмоций- тоже эмоция. Безразличие. Один Они повенчаны Судьбой, и Клаус мягко обнимает за шею сидящего на земле разбитого и уничтоженного Николая, утыкаясь ледяным носом ему куда-то в макушку. Теперь-то он может его касаться, сколько ему того захочется. -Зачем же ты плачешь?- шелест вместо голоса куда-то ветром в волосы.- Все будет хорошо. Теперь уж точно. И Коля бы соврал, если бы сказал, что не чувствовал дыхание смерти себе в затылок. И что не хотел бы повторить эти объятия, но с живым человеком. Судьба махнула рукой и разложила новую игру. Она, на самом деле, далеко не сука. Ноль.-Я тебя никогда не любил.
-В таком случае вытри слезы и живи дальше.
-Прости меня за все.
-Может быть в следующей жизни.