«Ты просыпаться думаешь?» — проносится где-то на задворках сознания знакомый голос, однако я благополучно пропускаю его мимо ушей. Только не сейчас. Мой воспаленный мозг пока не готов соображать, да и вообще воспринимать хоть какую-то информацию.
В попытках скрыться от надоедливой реальности, я с головой кутаюсь в теплое одеяло. Единственное, чего хочется в данный момент — наконец-таки выспаться. Кто бы знал, как мне уже надоело о чем-то постоянно думать, надоело подрываться посреди ночи от кошмаров, надоела эта гребанная вечная бессонница. Как же мне, черт возьми, не хватает нормального и здорового сна. Кажется, еще несколько подобных ночей, и я буду валиться в обмороки от банального переутомления и постоянного недосыпа.
«Мирослава, блять!» — вновь слышу тот же голос, но на этот раз уже громче и четче. Он буквально прорезает сонную пелену сознания и отдается пульсацией в висках. Такое ощущение, как будто меня долбанули по голове, поскольку постепенно пульсация перерастает в невыносимый гул, а гул, в свою очередь, в адскую боль.
Головная боль. Как же давно мы с тобой, родная, не встречались, проходи, располагайся, чувствуй себя как дома.
— Пошел к черту, — еле-еле бормочу в подушку и давлю большими пальцами на виски. Однако это совершенно не помогает. Да и раньше не помогало в принципе, на что я только надеялась?
— Если тебе это поможет проснуться, то через час ты должна быть на встрече с ублюдком-Удаловым, — сквозь очевидную неприязнь произносит Раевский и, покидая комнату, громко хлопает дверью.
Стук обрушивается на меня очередной волной боли, проходящей по всей голове. Хочется зарычать от злости, но вместо этого я лишь сбрасываю с себя одеяло и сажусь в кровати. Как. Же. Меня. Все. Бесит.
— По голове себе постучи, идиот, — бормочу себе под нос, бросая беглый взгляд на электронные часы. Семь вечера. Времени на сборы нет. — Ты специально не будил меня раньше?! — кричу, все-таки вскипая от нахлынувшей ярости, и спрыгиваю на пол.
Ни много, ни мало, но все-таки успеваю натянуть на себя серые потертые джинсы и толстовку с какой-то «безумно» мотивирующей надписью. С макияжем смысла заморачиваться нет, с прической тем более, поэтому быстро подкрашиваю ресницы и делаю небрежный пучок.
Когда выхожу из комнаты, Артур осматривает меня презрительным взглядом, однако не говорит ни слова. От подобного взгляда мне становится не по себе. Он никогда не смотрел на меня вот так — холодно и высокомерно. Сглатывая подступивший к горлу мерзкий комок обиды, прохожу мимо и задеваю его плечом.
— Надеюсь, ты успеешь довезти меня за полчаса? Если нет, то отчитываться перед отцом и Удаловым будешь сам, — бросаю слова и покидаю квартиру, не дожидаясь ни ответа, ни самого Раевского. Всего на секунду в голове мелькает мысль, что пропасть между нами увеличилась в тысячу раз и вряд ли уже когда-нибудь сократится. Кажется, я добилась, чего хотела… только почему вдруг стало настолько обидно?
— Я буду ждать в машине. Если что-то пойдет не так — позвонишь, — также кратко и с неохотой говорит молодой человек, залезая в машину и проворачивая зажигание.
— Разве в твои обязанности не входит помощь при подписании каких-либо договоров, чтобы я не наделала каких-то ошибок? — мельком смотрю на него, но быстро отвожу взгляд.
Лицо парня выглядит невероятно напряженным: брови сдвинуты к переносице, желваки буквально ходят ходуном, губы плотно сжаты. Нехотя отмечаю, что даже в таком состоянии он выглядит как никогда привлекательным.
— Андрей Станиславович уже все решил на счет этого договора, поэтому мое присутствие не обязательно, — костяшки Раевского белеют от силы, с которой он сжимает руль. Кажется, ему неприятно не только находиться рядом со мной, но и говорить. Мда. — Да и тебе нужно учиться принимать решения самостоятельно.
— Отец звонил тебе? — закусив губу, спрашиваю. Вопрос звучит совсем тихо и повисает в воздухе. Сначала мне кажется, что Артур не услышал, что я вообще что-то спросила, но затем он усмехается.
— Звонил, но это не важно. Мне плевать, — Раевский пожимает плечами, набирая высокую скорость, от которой внизу живота начинают порхать бабочки. Приятное ощущение, но только не вперемешку с чувством досады и физическим напряжением. Все это вместе вызывает лишь тошноту и волнение, объяснение которым найти сложно.
— И давно ли тебе плевать? — фыркаю, складывая руки на груди. Хочется показать, что мне аналогично на все наплевать, но дрожь в голосе, кажется, выдает меня с потрохами.
— С тех самых пор, как мне приказали охранять одну самовлюбленную, эгоистичную и невероятно упрямую малолетку, которая не видит ничего дальше своего носа и ставит превыше всего свои собственные никчемные желания, — на одном дыхании произносит Артур и еще сильнее вдавливает педаль газа в пол. — И сейчас мне абсолютно все равно, что будет дальше, поскольку я отрабатываю последние две недели и сваливаю подальше отсюда.
После этого, я буквально задыхаюсь от возмущения. В голове крутятся тысячи слов, которые никоим образом не хотят собираться в связные предложения, поэтому я, как рыба, лишь открываю и закрываю рот.
— Лучше молчи, — обрывает мой немой крик Раевский, резко сворачивая с главной дороги во дворы. Закусив нижнюю губу, опускаю взгляд в пол.
— Ты это сам решил или отец? — спрашиваю, когда машина останавливается рядом с рестораном. Настроения нет никакого, мысли в голове путаются, голос дрожит. Идиотка.
— Сам, — наконец переводя на меня взгляд, будничным тоном говорит Артур.
— Почему? — набираюсь наглости и задаю вопрос, ответ на который является очевидным для нас обоих. Однако я все-таки надеюсь на то, что услышу какую-то наиболее вескую причину увольнения Раевского, которая никоим образом не связана со мной. Наивная.
— Потому что заебали меня твои игры, — невозмутимо и спокойно чеканит молодой человек, внимательно всматриваясь в мои глаза, — да и ты сама меня заебала.
От услышанного у меня темнеет в глазах, а грудь начинает сдавливать от обиды. Как же сильно, оказывается, может задеть правда. Хотя моя утренняя ложь, уверена, ранила Артура не меньше, но ведь мне было на это плевать. А теперь плевать ему. Карма.
Глубоко вдохнув, фокусирую взгляд на мертвенно-спокойном лице Раевского. Кажется, что его в один миг покинули все чувства и эмоции, а все переживания отошли на второй план. Передо мной сидит абсолютно незнакомый человек, в глазах у которого бушует ледяная буря, способная заморозить насмерть. Кажется, что даже когда мы только познакомились, он был мне более близок, чем в данный момент. Хотя нет, мне не кажется…
***
— Милая, какая же ты у меня красивая… — говорит мама и, внимательно осматривая мой наряд, утирает выступающие в уголках глаз слезы. — Тебе очень идет это платье.
— Ты правда так думаешь? — я кручусь перед зеркалом, также осматривая себя с головы до ног.
Волосы у меня собраны в прекрасную прическу, над которой трудились лучшие мастера более трех часов, на лице нежный, но в то же время праздничный макияж, на ногах изящные серебристые лодочки. Но самая главная изюминка — это струящееся шифоновое платье бледно-розового цвета. Платье, в котором моя мама венчалась с отцом. Платье, которое насквозь пропитано историей любви.
— Конечно, родная, — всхлипывая, шепчет женщина и крепко обнимает меня за плечи. — Ты выглядишь точно так же, как я в тот самый день.
— Не правда, мам, ты выглядела в тысячу раз лучше, — улыбаюсь уголками губ и со всей любовью целую ее в щеку.
— Мирослава, машина подъехала! — кричит с первого этажа отец, отчего в груди начинает трепетать от волнения.
Пора идти. Это важный для
прошлой меня день. День, который я ждала с самого начала десятого класса. День, к которому готовилась больше полугода. И, наконец, день, который познакомил меня
с ним… Школьный выпускной.
Напоследок взглянув на себя в зеркало, я хватаю небольшой серебристый клатч и, еще раз крепко обнимая маму, спускаюсь вниз. Отец улыбается, когда я подхожу к нему и тоже целую в щеку. Да, тогда это было нормой.
— Иди, дорогая, машина ждет, — похлопав по плечу, говорит мужчина и открывает входную дверь.
Возле пассажирской двери я вижу парня лет двадцати пяти, который при виде меня мягко улыбается. Эта улыбка вызывает у меня тысячи мелких мурашек по коже, а бархатный голос приятно ласкает слух.
— Раевский Артур Романович, — представляется молодой человек, касаясь губами тыльной стороны ладони, — сегодня я буду Вашим личным водителем.
Кажется, что время застыло. Я стою, как вкопанная, и безотрывно смотрю в эти глаза. Глаза, в которых с легкостью можно утонуть. Глаза, в которые я впервые в своей жизни влюбилась…
***
— Знаешь, что? — прогоняя навязчивые мысли из прошлого, обращаюсь к Артуру. — Пошел ты нахер, Раевский. Думаешь, ты меня не заебал? Да я счастлива, что через две недели больше не увижу твоей рожи и не услышу надоедливых нотаций, которые стоят у меня поперек горла.
Выплеснув шквал эмоций, выхожу из машины и хлопаю дверцей. Мне плевать. Мне на все плевать. Я справлюсь сама и мне абсолютно никто не нужен. Тем более Раевский.
