Carino

* Юдзуру стискивает зубы, чтобы не застонать во весь голос. Юдзуру морщит влажный от испарины лоб и перед глазами, кажется, всё плывёт и дрожит: стена раздевалки и тонкая змеящаяся по ней трещинка, свет флуоресцентных ламп, безжалостно бьющий сверху и чуть шероховатая поверхность деревянной скамейки под подушечками пальцев. Он теряет связь с реальностью. Капелька пота, стекающая по шее, щекочет его чувствительную кожу. Хочется скулить, но Юдзуру всё- таки сдерживается, не позволяет себе издать ни звука, хотя есть ощущение, что он балансирует на самом краю пропасти, вот-вот готовый сорваться вниз. Хавьера одновременно и слишком много и слишком мало – в нём самом и в его готовом выскочить из груди, бешено колотящемся сердце. Он затопил собой всё окружающее пространство: запахом своего разгоряченного тела, своими тихими, но отчётливыми звуками наслаждения. Его приглушенные полустоны могут их выдать, и тогда, наверное, небеса рухнут на Землю, а их жизни неминуемо превратятся в Ад. У них от силы есть минут пятнадцать, а может и того меньше и это чистейшее, совершеннейшее безумие. Это именно то, что Юдзуру заводит больше всего на свете. - Юзу, что ты творишь…Мы не можем вот так просто…Прямо здесь и сейчас. Я даже не смогу тебя как следует подготовить…Чёрт… Щёки Хавьера пылают от смеси возбуждения и смущения. Юдзуру прикусывает губу, смотрит с вызовом, гордо вскинув голову. Не оставляет Хавьеру никакого выбора. Безумец. Юдзуру думает, что и десять минут могут превратиться в бесконечное блаженство, которое может показаться настоящей вечностью. Что только в руках Хавьера он может забыться и перестать существовать вовсе на какие-то драгоценные мгновения. Ведь это так легко отдаться в его власть полностью, позволить взять себя и заполнить собой без остатка так, чтобы боль превратилась в сладчайшую муку. Юдзуру хватает Хавьера за руку, подносит его пальцы к приоткрытым губам, тщательно и быстро облизывает до автоматизма отточенными движениями проворного языка. Не отрываясь, смотрит в расширенные от дикого возбуждения зрачки, медленно, но уверенно насаживаясь и замерев только тогда, когда они оказываются глубоко внутри. Так как он любит. От нахлынувших ощущений сбивается дыхание и Юдзуру судорожно всхлипывает всего единожды, когда Хавьер задевает заветную точку внутри его тела. Он нетерпеливо вскидывает подрагивающие от напряжения бёдра. - Хватит… Давай уже. Хочу тебя немедленно. Хавьер качает головой и усмехается. Его улыбка радостная и немного безумная, но Юдзуру она определенно нравится. Так, должно быть выглядят смертельно больные только что получившие известие о своём чудесном исцелении; Хавьер смотрит на него именно так, как если бы он был единственным лекарством способным спасти его от неминуемой смерти. Юдзуру терзает губы Хавьера, прикусывает нижнюю так, что выступает алая капля, и вкус меди на языке заставляет его сладко содрогнуться всем телом. Юдзуру разворачивается и прогибается, бесстыдно подставляясь. Хавьер медлит, всё ещё боится причинить ему боль: всегда такой учтивый и осторожный, думающий иногда за них обоих – как бы не допустить какой-нибудь неловкости, избежать недоразумения, ненароком не обидеть неосторожно брошенной фразой или словом. - Пожалуйста, поторопись, Хави… Ласки Хавьера похожи на морской прибой – то покорно лижущий берег, то неистово врезающийся в него волнами, словно пытающийся поглотить неподатливую сушу. Пальцы до боли сильно впиваются ему в бёдра, и у Юдзуру нет никакого сомнения в том, что от их хватки останутся следы. Он молниеносно прокручивает в голове короткий диалог завтрашнего утра, которого ему не избежать: - Тебе помочь, милый? У тебя всё там в порядке? Лёгкий стук в дверь запертой на защёлку ванной. - Да, мам! Не волнуйся! Я скоро! Юдзуру ни минуты не сомневается, что она, скорее всего всё поймёт. Разве может быть как-то иначе? Они слишком хорошо изучили друг друга, как, пожалуй, и полагается матери и сыну. Естественно он не откроет ей, пока не втиснется в облегающие джинсы и не оденет водолазку с горловиной по самый подбородок. На его длинной, изящной шее будут явственно видны следы от пальцев Хавьера, и перед глазами будут прокручиваться кадры подобно поставленной кем-то на повтор отснятой плёнки. Не то, чтобы он был против. - Сильнее…Сильнее… Юдзуру жадно хватает ртом воздух, не может вздохнуть. Кажется, что его засосало в тёмный туннель, и он несется по нему с околосветовой скоростью. Пальцы Хавьера сдавливают ему шею, перекрыв доступ кислороду. Это может быть опасным, особенно в его случае, но сейчас Юдзуру откровенно плевать на всё кроме ощущения парящей невесомости охватившей всё его тело. Ему кажется, что он не весит ничего и, что нет ничего лучше, чем вот так парить; быть подхваченным их страстью, возноситься всё выше, пока не достигнешь самого предела, пока не переступишь грань, за которой только взрывающиеся звёзды на обратной стороне век. В уголках глаз собираются жгучие слёзы, и у Юдзуру вырывается немой крик. Хавьер явно сбивается с ритма и, глубоко толкнувшись несколько раз, резко выходит, перед тем как кончить. Они оба тяжело дышат, пытаясь хоть немного прийти в себя. Юдзуру касается белесых капелек спермы у себя на ягодицах и пояснице, подносит руку к губам, пробует на вкус. Хавьер резко хватает его за изящное запястье. - Прекрати эти игры сейчас же, не то мы никогда не сможем остановиться, и нас кто-нибудь обязательно застукает! Юдзуру улыбается одними краешками губ и нарочито хищно облизывается, дразнясь. Хавьер достаточно ощутимо шлёпает его по идеальной заднице. Юдзуру невинно хлопает ресницами, а затем тихо выдыхает. - Жаль, что на этот раз не в меня…Такая потеря… - Господи, Юзу… Хавьер хочет обхватить его за талию, но Юдзуру как всегда оказывается проворнее. Ловко увернувшись от его объятий, он скрывается в душевой. Хавьер ещё с минуту сидит, не двигаясь и зарывшись руками в короткие волосы. Пульс никак не желает приходить в норму и в крови бушует адреналин, от которого трясутся руки. - Что этот мальчишка со мной делает... Наконец, он заставляет себя подняться, обтирается своей же футболкой и небрежно отбрасывает её в сторону прямо на пол. Ему и самому не плохо бы сейчас в обжигающе горячий душ. Закрыв на мгновение глаза, Хавьер представляет себе стройное тело Юдзуру под ласкающими струями воды: его преступно тонкую талию, его сильные бёдра и длинные стройные ноги; то, как он опустился бы перед ним на колени, как заставил бы его беспомощно стонать так, чтобы услышали все, а его пальцы впивались бы ему в затылок, направляя и безмолвно прося не останавливаться… Хавьер знал как заставить Юдзуру умолять. Вместо этого он спешно натягивает брюки и вытаскивает из рюкзака чистую футболку. Быстро зашнуровав кроссовки, Хавьер выходит за дверь. В коридоре он останавливается у автомата с кофе. Безумно хочется закурить, но Брайан его убьет. Впрочем, наверное, он его и так убьёт, особенно если увидит сейчас в таком виде. Хавьеру кажется, что у него на лице всё написано крупными буквами. Доза кофеина немного приободряет, пробуждает разум, выдёргивает тело из приятной послеоргазменной неги. Допив кофе за несколько глотков и выбросив бумажный стаканчик в урну, Хавьер направляется к выходу. На парковке возле дверей «Toronto Cricket Club» уже стоит чёрная Toyota Юми-сан, и Хавьер приветственно кивает ей, не забыв ослепительно улыбнуться. Она сдержанно улыбается в ответ и Хавьеру кажется, что взгляд её тёмных, проницательных глаз прожигает дыру ему в спине весь долгий путь до самого поворота. Всю дорогу до дома он проводит, устало прислонившись лбом к прохладному оконному стеклу автобуса. Хавьера преследуют мысли о чувственных губах и горячем гибком теле, в котором так легко потерять себя. Кажется, что ещё чуть-чуть, и он станет их бездумным рабом; конечно же, у Хавьера нет сомнений в том, что их обладателю в принципе только этого и надо. Обреченно вздохнув, он закрывает глаза. Хочется вернуться домой, упасть на кровать прямо в одежде и забыться сном. * Сквозь шум воды Юдзуру слышал звук закрывшейся за Хавьером двери. Он таки ушёл, не рискнув к нему присоединиться. Пожалуй, это было бы слишком безумным даже для них. Юдзуру осторожно проводит кончиками пальцев по начинающим «распускаться» на его бледной коже «порочным цветкам», хочется удостовериться, что они существуют на самом деле, оставленные на ней руками Хавьера. Хочется касаться их снова и снова, пока воображение услужливо воссоздаёт всё в мельчайших подробностях от начала и до конца: призывный, украдкой брошенный взгляд, шуршащий звук скомканной, брошенной в спешке прямо на пол одежды, его горячее дыхание у самого уха; то, как Хавьер сбивчиво шепчет загадочные слова, которых Юдзуру не понимает. Эти слова скорее похожи на подхваченные ветром лепестки сакуры – красивые, но по сути бесполезные и бессмысленные, ведь в такие моменты на особом языке говорят их тела. Единственное, что Юдзуру способен различить с достаточной степенью достоверности, это сказанное на выдохе: "cariño". Он знает несколько оттенков тона, которым Хавьер произносит это испанское слово: во время оргазма – протяжно и страстно; обнимая его за плечи и легонько целуя в макушку с практически отеческой заботой пока они сидят вдвоём, уютно обнявшись у него на диване – трепетно и предельно нежно; когда Юдзуру капризно надувает губы, требуя всего его внимания и ласки вновь и вновь, словно заигравшейся котёнок – терпеливо и с любовью. Юдзуру хочет слышать это особенное слово, хочет, чтобы оно никогда не потеряло своего значения и скрытой в нём теплоты. Он знает, что в случае с Хавьером так и будет.