Game over

Огни вывесок, светофоров и фар, мелькавшие за окном такси, сливались в единое сюрреалистическое полотно. Веки казались свинцовыми, а в голове был туман. Усталость брала своё, но она была приятной. Ровный голос в наушниках начитывал: «Японцы — это люди, которые в основе своей повседневной жизни всегда осознают смерть. Японский идеал смерти ясен и прост, и в этом смысле он отличается от отвратительной, ужасной смерти, какой она видится людям Запада… Японское искусство обогащает не жестокая и дикая смерть, а, скорее, смерть, из-под ужасающей маски которой бьет ключ чистой воды. Этот ключ дает начало многим ручейкам, которые несут свою чистую воду в наш мир…» Подумать только — обвинение пыталось доказать наличие мотива для убийства через литературные вкусы подзащитного — не иначе, как от отчаяния, вызванного тем, что защита сумела вскрыть факты фабрикации свидетельских показаний и утаивания жизненно важных улик. Однако было бы странно, если бы доцент литературного факультета Джапанифорнийского университета не был подробно знаком с творчеством Юкио Мисимы, и для них с Райтом не составило труда объяснить суду, что цитата из его эссе имела прямое отношение не к инкриминируемому ему убийству, а к его лекциям. Машина проехала знакомый поворот, и Майлз поставил аудиокнигу на паузу. Хотя, пожалуй, можно было бы и выключить — прошедшие сутки, почти подошедшие к своему финалу, отняли столько сил, что единственным желанием было упасть на кровать и провалиться в сон. — Всего хорошего, — на прощание равнодушным тоном пожелал ему таксист, хмурый седой мужчина лет пятидесяти на вид, в строгом костюме и старомодной фуражке. Эджворт пожелал ему того же, однако, подумав про себя, что с тем, кто готов платить за проезд по такому сумасшедшему тарифу, можно было бы быть немного вежливее. После оборудованного кондиционером салона такси казалось, что на улице нечем дышать. Неудивительно — это лето выдалось достаточно жарким. Тяжёлую и влажную ночную тишину порой нарушал шум автомобильных двигателей. Антрацитово-черное небо светлело у горизонта от яркой подсветки неспящих улиц — всего полчаса назад они с Фениксом праздновали их общую победу там в одном из баров. Здесь же было темно — кажется, из-за локальной аварии вышло из строя несколько фонарей, кроме пары в конце улицы. Темно было и в подъезде — кнопку лифта на лестничной клетке пришлось искать на ощупь. Эджворт зажмурился, когда его двери распахнулись, и по глазам ударил яркий холодный свет, отраженный в большом зеркале внутри кабины. Прежде, чем он успел дойти до квартиры, внутри, за дверью послышался топот маленьких лап и нетерпеливое тоненькое поскуливание. И, как только он переступил через порог, пушистый померанцевый шпиц радостно помахал ему хвостом, а затем, сев, приподнялся и помахал передними лапками, требуя хозяйского внимания. — Ты только взгляни, что мистер Мастер и Кейт оставили для тебя! — послышался из кухни голос отца. После того, как карьера его сына пошла в гору, он постепенно отстранялся от дел, все чаще и чаще брал выходные, которые проводил со старыми друзьями. — Они передавали свои искренние поздравления. — Но откуда они узнали? — с удивлением спросил Майлз. Воспользовавшись моментом, шпиц, которого он поднял на руки, попытался лизнуть его в нос. Отец улыбался, прислонившись плечом к дверному косяку. На блюде в его руках под прозрачным пластиковым куполом, среди вафель и шариков мороженого красовался адвокатской значок из вишнёвого желе, сиявший золотыми кулинарными блёстками. — Прочли в газетах, — невозмутимо, будто бы речь шла все о том же желе, ответил он. — Наша фамилия рядом с именем прокурора фон Кармы снова оказалась на первой полосе. — Ах, это… — смущённо улыбнулся Майлз. — Как обычно, врут: наш клиент был невиновен и Райт чувствовал это. Я лишь помог ему, где было необходимо. Но он знал, что лукавит — то, каким образом было распутано это дело, значило для него намного больше. В начале он не был уверен, верно ли поступил Феникс, взявшись защищать на своем первом суде человека, которого обвиняли в убийстве — цена ошибки неопытного адвоката в таких случаях очень высока. Но тот верил в невиновность своего клиента и с нечеловеческим упорством искал противоречия в картине, которую в пыталось сфальсифицировать обвинение. Конечно, сам Феникс полагал, что исход дела решила личность его наставника и ассистента — за несколько лет адвокатской практики Майлз Эджворт заслужил репутацию лучшего молодого юриста Джапанифорнии. Журналисты назвали его гением, хотя это было не так: формула его успеха заключалась в огромном интересе к работе, развитом аналитическом мышлении, скрупулезной работе с фактами и знании основ, часть которых он усвоил очень рано, наблюдая за отцом в зале суда. Пожалуй, это уже тянуло на талант, но гениальными в их дуэте в были интуиция Райта и его чутье на противоречия. Хотя, как любой гений, он не умел управлять своей гениальностью. Впрочем, Майлз, начавший карьеру на два года раньше, всегда был готов прийти ему на помощь. Он не боялся, что друг когда-нибудь превзойдет его — даже если это случится, это не будет иметь никакого значения: изучать противоречивые показания, искать неочевидные зацепки, собирать разрозненные части картины произошедшего в одно целое и продумывать линию защиты до поздней ночи, обложившись книгами и заказав рамен с доставкой в бюро, чтобы на следующее утро отстоять невиновного человека в неравной схватке — вот что было важным. Пожалуй, бесценным. — Подарок мистера Мастера ведь не испортится до завтра? — на всякий случай уточнил Майлз перед тем, как пойти к себе. Сам он не любил сладкое, и Райт заслужил этот подарок не меньше, поэтому самым верным решением было бы угостить его и других сотрудников бюро, морально поддержавших их в деле против Кармы. Эджворт даже не стал включать свет в своей комнате — когда, сбросив пиджак, он коснулся головой подушки, а пальцы коснулись мягкой шерсти померанцевого шпица, устроившегося рядом с хозяином, сознание провалилось в кромешную темноту.

***

— Ты уверен, что это правильное решение, Ник? — спросила Мая. В её голосе не осталось ни следа от былого оптимизма, хотя она старательно держала лицо, чтобы не сделать другу ещё больнее. — Да, — бесцветным голосом отозвался Феникс. — По крайней мере, пока акулы пера не уймутся и не перестанут марать грязью его имя… «Скандал в прокуратуре», «Тёмный век правосудия окончен?», «Дьявольскому прокурору — гореть в аду», «Феникс Райт — адвокат дьявола», — после исполнения приговора подобными заголовками пестрели все газеты. Феникс не мог сказать Мае, что готов сдать свой значок. Что после этого поражения его мир пошатнулся и рассыпался, как карточный домик. Что ему нужно время переступить через удушливое чувство собственного бессилия. Только не ей, не Мае, для которой их общее дело значило все. — Не переживай, — отступив на шаг от двери, Феникс мельком взглянул на табличку «Закрыто», которую только что повесил, и улыбнулся своей ассистентке, как когда-то учила Мия. — Я не знаю, сколько мне нужно времени, но я вернусь. Мая, слушавшая его, опустив голову, подняла взгляд, полный теплоты и понимания. — Год… Мие потребовался год, чтобы вернуться в зал суда, после того, как она потеряла человека, который был ей дороже всех.