«К»
Но водитель уже проехал светофор, раздосадовано пожимая плечами и извиняясь за свою рассеянность. — Да ладно, — вступает в диалог Сережа, — зато на самолёт успею. Он нарушает тишину впервые с того момента, как они сели в такси. Максима его ответ не то, что не радует, он его бесит. Блондин вжимается в сиденье, закинув ногу на ногу и всем корпусом разворачивается к окну. Не хочет с Серёжей разговаривать. Трущев закатывает глаза и раздраженно фыркает. — Макс. Макс же головой вертит, всем своим видом показывая Трущеву, что ему надо заткнуться. Сережа его жесты предупреждения игнорирует. — Да еп твою мать. Максим. — Останься, — отвечает он шёпотом, — Пожалуйста, блять. Ну останься. Сережа вскидывает голову, плотно сжимая губы чтобы не заорать и не сорваться. Ему хочется напомнить Анисимову, что они всю ночь взвешивали все «за» и «против» и «против» оказалось больше. — Так будет лучше, — терпеливо и коротко отвечает Сережа, явно беся Максима своим напускным спокойствием. — Нет. — Ты сам так вчера сказал. — Напиздел. Трущев знает, что Максу говорить сейчас особенно трудно, особенно трудно признаваться в своей неправоте и демонстрировать слабость вкупе с обречённостью. Но он делает это, чтобы остановить машину, остановить Серёжу и время. Максиму же кажется, что Трущев в отличие от него, не делает ничего, никаких шагов навстречу, а краснодаровец в этот момент закипает и борется, но не с Максимом, а с самим собой. Башкой-то он все понимает. Нельзя ему оставаться. Максим разворачивается и перехватывает его взгляд, Сережа даже защититься не успевает. Он смотреть Максу в глаза может без особых сложностей, но в этом и вся проблема. Заставить себя прекратить делать это Трущев никогда не мог, а когда на него смотрит такой Максим, с красными отливами светофора в зрачках, то все инстинкты самосохранения летят к чертовой матери и он готов сделать все, что тот у него попросит. — Повтори, — тихо просит Трущев. — Напиздел. Наврал. Ошибся. — Не это. Макс задумывается, хмурится, а потом вдруг резко меняется в лице, Сережа готов поклясться, что глаза владивостокого парня на долю секунды вспыхнули алым заревом. За горизонтом его зрачков промелькнула надежда. — Останься. Сережа ловит слово ртом, глубоко вдыхая и запуская в себя отчаянную интонацию Максима, прикрывая глаза от разливающегося внутри жара. Одно слово Анисимова взвинчивает все вокруг так, что пространство начинает плавиться и искажаться. Сережа поддаётся вперед, чтобы оказаться ближе к водителю. — Здесь развернуться можно? — Да, вполне. А зачем? Нам осталось километров пятнадцать и пробок навигатор не показывает. — Можно сменить маршрут? Максим дергается. В его глазах читается нервная растерянность. Он не верит и не понимает. — М-можно... — водитель разворачивается и стирает адрес аэропорта, — Куда едем? — До Новокосино, пожалуйста, — Сережа поворачивается к Максиму, видя как тот слишком широко улыбается и еле слышно добавляет, — Говорят там есть очень уютная однушка.***
Летом в столице духота, дышится легче только вблизи Москвы-реки. Сережа с Максом отмечают, что впервые позволили себе выйти в люди вдвоём. До этого свой секрет они делили только с новокосинской однушкой. Идут довольно близко друг к другу, но не касаются даже плечами. Макс то и дело заигрывает глазами, не упуская возможности подразнить, а Сережа в ответ улыбается, хоть и еле держится. Его раздражает, что с каждым днём контролировать внутреннюю тягу к Максиму становится все тяжелее, и это не было бы так ужасно, если бы он мог хоть с кем-то этим поделиться. — Чего хмуришься? — сквозь улыбку спрашивает Максим, — Ноги не держат, старый? — Завали... — саркастичная усмешка, ухмылка кота – все, чем может ответить Сережа Максиму прилюдно, — С чего это они не должны держать? — Ну... — тянет Макс загадочно, — После вчерашнего, например. Сережа останавливается, но Максим , хохоча, продолжает движение, приходится схватить блондина за рукав и одернуть назад. Макс останавливается слишком близко к Серёже и тот уверен, что Анисимов это сделал специально. — Вчера ничего такого не было. — Ага. Вот как значит. У Макса хорошо получается играть в обиженного, Серёжу это всегда забавляло, но сейчас ему казалось, что это только привлекает внимание прохожих. — Я ничего не делал. — Ну да, оправдывайся. — Ну а что я делал? — По крайней мере мне, смотря снизу вверх казалось, что ты кайфуешь. Или ты у нас любитель симулировать? Сережа резко разворачивает Макса от проходящей мимо пары, хмурясь ещё сильнее. — Тише будь. — Ты че стремаешься? Да всем похуй на нас, Серый. — До поры до времени. — Ты меня стесняешься? — Ебнулся что ли? Сережа поворачивается лицом к набережной и закуривает. Макс делает то же самое. Между ними опять сильная напряжённость и желание сказать слишком много, но оба не находят слов. — Я же не прошу тебя за ручку ходить. — Блять. Макс. — Да что?! Сережа оставляет вопрос без ответа. Он смотрит на водную гладь, пока его взгляд не останавливается на оранжевом отражении «Меркурия».«О»
Оба синхронно переводят взгляд на башню, расплываясь в грустной улыбке. — Никогда не думал, что скажу это, но там было проще, — нарушает тишину Серёжа, медленно выпуская дым. — Никогда не думал, что скажу это, но ты прав. У обоих вырывается смешок. — Как думаешь, много они нашего базара в эфир пустили? Ну этого, ночного? — Так похуй, Сереж. Ты не представляешь. — Действительно. Макс ёрзает на месте. Может от вечернего холода, может от дискомфорта, но Серёже тут же хочется это исправить. Трущев подходит ближе, касаясь плеча Максима своим. — Извини. Я скоро привыкну. Максиму моментально становится легче и совсем не от извинений. Ему легче, когда он знает, что между ними все в порядке. Анисимов чуть наклоняется к его плечу, а Сережа ловит себя на том, что вот сейчас бы он Макса за руку взял. Но мысль эту он так и не озвучивает.***
Максим едет в метро, а перед глазами все размазывается. Сегодня он очень пьян. Не знает, как это вышло, но посреди репетиции его сорвало. Саша с Ваней на рожон не полезли, они до сих пор думают, что их Максим убивается по прошлому. Не знают они своего Максима совсем. Теперь точно не знают. Макс пытается разглядеть хотя бы одно человеческое лицо в вагоне, но вместо этого он видит лишь жутковатую серую массу. Головы пассажиров устремлены в настенные мониторы. Все озабочено о чем-то переговариваются — Максим не может разобрать ни слова. Он думает только о том, что хочет поскорее вернуться домой и застать там Серёжу, в потрёпанной домашней футболке и потёртых штанах. Вспоминая о доме, Анисимов в панике начинает искать глазами электронную схему линии на верхней панели. Выдыхает, когда понимает, что веткой не ошибся. Он на желтой.«Ж»
Вываливается из метро шатаясь, проблевывается в рядом стоящую мусорку. Чувствует себя жалко. Пока идёт по знакомой дороге пытается понять, зачем он такой Серёже сдался. Его начинает трясти. Злится практически до слез. Ему кажется, что сейчас он ввалится в квартиру, а его прогонят. Обходя припаркованные у подъезда машины, вспоминает, что давно не писал, что нет от него никакого толку. Максиму кажется, что его начинают забывать. Он нажимает на звонок, когда чувствует в кармане толстовки вибрацию. Ему звонит Сережа. Дверь открывается, на пороге стоит Трущев в домашней одежде, с трубкой у уха и с очень взволнованным видом. — Мась. Телефон где? — Здесь... — Макс пытается протянуть ему телефон, но теряет равновесие. Сережа за два шага подходит к двери, подхватывая Максима под плечо. Он оглядывает Анисимова с головы до ног, пока не срывается на разочарованный вздох. — Макс, опять? — Серый... Сереж... Ну прости. Максим буквально лезет к нему на шею, обхватывая её руками. Трется об висок по-кошачьи, и дышит. Очень глубоко и жадно. — Я волновался, Макс. — Знаю. — Я чуть Ване с Сашей не позвонил. — Нельзя же, дубина. — Блять, Макс. Я думал, что ты помер. Максим отстраняется, но только для того, что встретиться с Серёжей взглядом. Умиляется, когда видит в его глазах столько беспокойства. Понимает, что Сережа никогда не стал бы его прогонять, в каком бы состоянии тот не приперся. Анисимов тянется к губам Серёжи, но тот внезапно опускается на колени. — Сам ведь не развяжешь. Сережа начинает развязывать шнурки, а Максим теряется. Он не осознаёт, что кто-то может испытывать к нему что-то настолько сильное. От переполняющих чувств и алкоголя он мог бы и разреветься, но вовремя решает защитить себя шуткой. — Ух. Ну и видок. Запомнить бы. — Сомневаюсь, что ты хоть что-то из этого вечера запомнишь, — отшучивается в ответ Сережа. Трущев чувствует, как его плечо сжимает чужая ладонь и это прикосновение от чего-то распаляет очень сильно. Может он скучал, а может ему всегда Максима мало. — Все. Готово. Максим тут же скидывает с себя развязанные кеды и садится на колени, чтобы снова поймать южный взгляд. Несколько секунд они изучают глаза друг друга, чтобы убедиться, что за день ничего не изменилось, что они все те же и до сих пор одержимы взаимным чувством. Потом в ход идут руки, которые осторожно касаются кончиками пальцев скул, губ, шеи, щек, лба. Все в порядке — целы и все так же друг-другу принадлежат. У Сережи внутри все сводит от податливого взгляда Максима, он буквально кричит ему в лицо — «забери. возьми. я твой.» И в такие моменты его «флагштоки» позволяют сменить чёрное знамя на белую пустоту. Сережа властно обхватывает руками лицо Максима и целует. Он хочет, чтобы все прикосновения к Анисимову были аккуратными, но от одного его запаха все сдерживающие цепи, рвутся и со звоном разлетаются в стороны. Поцелуи горячие и рваные, до вспотевших ладоней под толстовкой, до цепких пальцев в волосах друг-друга, до сбивчивого шепота на ухо и просьб не останавливаться. Максим все еще пьян от выпитого на студии алкоголя — Сережа же пьянеет от Максима. Начатое на полу переносится в кровать, когда Максим наконец сознается, что его коленям и телу слишком больно. Для Серёжи «боль» самое главное стоп–слово, которое отрезвляет сильнее пощечины. Он долго свыкался с тем, что Максиму приходится испытывать это чувство в процессе, да и если говорить откровенно, то он до сих пор не может относиться к этому с принятием. Макс понимает это, когда садится на кровать и жмурится от ломоты во всем теле, а Трущев бесшумно присаживается рядом, озабочено заглядывая в его лицо. — Точно порядок? — Точно, Сереж. Макс вымученно улыбается, убирая с вспотевшего лба прилипшие пряди волос. Сережа помогает ему сделать это, но Анисимов перехватывает его руку, целуя тыльную часть ладони. — Прекрати, — шепчет Максим в его костяшки. — Что? — Сережа наклоняется ниже, почти касаясь губами его виска. — Прекрати обо всем так беспокоиться, Трущев. Ну пожалуйста. Все портишь же. Сережа недовольно фыркает, но все же касается губами соленого виска. — Так я не обо всём... Максим резко оборачивается и снова целует Серёжу, как в самом начале сегодняшнего вечера. Секунда за секундой он крадёт новые поцелуи, а Трущев даже не сопротивляется, хоть и до конца свою мысль он снова не озвучивает. Он не обо всём. А только о Максиме. Сережа просыпается посреди ночи удивляясь, что он заснул у Макса на плече. Обычно происходит наоборот. Сплетённые ноги, смятая простынь и почему-то работающий телевизор. Мужчина поднимает взгляд наверх и видит слишком обеспокоенный взгляд Максима. Анисимов дёргается. — Разбудил? Извини. — Почему не спишь? — хрипит ему в шею все ещё сонный Сережа. Макс вертит головой и кривится — всегда так делает, когда хочет уйти от ответа. — Макс? Максим не отвечает, а лишь делает громче телевизор. Кивает в сторону болтливого ящика, мол сам посмотри. Трущев приподнимается на локтях. «... Небесный объект был обнаружен несколько недель назад. NASA, как выяснилось позднее, не спешили делиться этой информацией с исследовательскими центрами. Комета, по словам учёных, появилась буквально из ниоткуда. Ее перемещения осуществляются резкими скачками, что совершенно не характерно для подобного вида космических тел. Раннее такие перемещения никогда не фиксировались. 2002 NT7 летит к нашей планете с невероятной скоростью и по некоторым предположениям такое «аномальное» передвижение возникает от сильных волн, исходящих от ее комы (атмосферы). Учёные до сих пор не могут определить, какие именно элементы входят в состав ее хвоста и атмосферы, но все признаки указывают на то, что это космическое тело способно искажать временное пространство...» На экране картинки меняются слишком быстро, в глазах пестрит до одури. Ничего не осознающий Сережа переводит взгляд на Максима. — Ты в это веришь? — Пиздёж. Анисимов агрессивно хватает с простыни пульт и выключает телевизор, погружая комнату во мрак. Сережа теряет его взгляд в темноте и ему становится беспокойно. Максим нервничает, он это чувствует. — Эти суки в телике опять отвлекают нас от чего-то более важного, — Максим забирается под одеяло и отворачивается к стенке. Сережа решает его не трогать и ждёт, когда Максим уснёт. Сам берет с тумбочки телефон и заходит в сеть, чтобы больше узнать о происходящем. Никакой конкретики. Узнает только то, что эта новость крутится по телеку с вечера, но он настолько был погружён в поиски Максима, что не обратил на мировую сенсацию никакого внимания. Максим начинает сопеть и дышать ровнее, а Сережа надеется, что с утра владивостокскому парню будет легче.***
Максим вертится на кухне как бабка-хозяйка, пытаясь уследить за чайником, и кастрюлей одновременно. Он надеется, что Трущев хотя бы бульона сегодня попьёт, а то такими темпами придётся вводить ему пищу через трубки. Анисимов заваривает крепкий чёрный, херачит в него слишком много малины, успокаивая себя тем, что это Серёже только на пользу. Трущев плавится на диване с тридцатью девятью и стонет при каждом повороте головы. В ушах какой-то навязчивый звон, иногда переходящий в тонкий писк. — Ну че ты тут? Не уснул? За спиной Серёжи слишком громко раздаётся голос Макса и тот жмурится. — Убей меня. — Не-а, — Макс садится на пол и ставит чашку с чаем на крохотный столик из ИКЕИ. — Ну ты и мразь... — скорее не обидно, а обречённо. — Прекращай говниться, Серый. Пей давай. — Блять, Максим, ну я не могу больше пить эту хуйню! Я вообще больше не могу пить, я сейчас лопну нахуй... Ну все, пожалуйста, хорош... Сережа добавляет к своей тираде ещё щепотку нытья, пока не осознаёт, что Макс молчит. — Конченый. Че молчишь? — А? Че говоришь? — совершенно отстранённым тоном отвечает Макс, — Я просто слышал какое-то «мяу-мяу-мяу», но так нихуя и не понял... Сережа бесится, пытается подняться с кровати, но на его грудь тут же ложится чужая ладонь, которая возвращает того в лежачее положение. — Пей, Трущев. Хорош как целка ломаться. Сережа как обычно сдаётся. Макс помогает тому сесть, подкладывая под спину больному подушки. — Нормально? — уточняет Макс. Сережа в ответ еле-еле кивает, погружаясь всем лицом в большущую кружку чая с малиной. Максим от него почти не отходит, приносит таблетки, салфетки, воду, градусник. Радуется, когда Сережа проваливается в сон и беспокоится, когда тот начинает что-то шептать в бреду или вовсе просыпается. Трущев в очередной раз открывает глаза, обхватывая себя руками. — Ты чего, Серёг? — Да замёрз чего-то, Мась. Максим приподнимается и целует того в лоб, чтобы проверить температуру. — Да блять... — Дашь таблетку? — Да нельзя тебе больше таблеток сегодня, Серёж. Сердце тебе посадим нахуй. Трущев уже собрался ныть и возражать, но Максим успел куда-то слинять. Сережа по привычке тянется к телефону и замечает «плюс тысяча одно» сообщение в беседе плохишей. Сердце сильно-сильно сжимается от тоски. Он не был в Краснодаре несколько месяцев и так ничего никому и не объяснил. Самое поразительное, что они его отпустили и не торопят возвращаться, не давят и не треплют нервы — они смиренно ждут, когда их Серёжа наконец-то сможет говорить. Он заглядывает в беседу и понимает, что на этот раз обсуждается не проходящая мимо ересь, а что-то важное. Видит несколько скинутых видео, которые ребята выхватили откуда-то из сети. Новости про комету 2002 NT7. стали обновляться каждый день, но кроме расстояния до земли и увеличения частоты ее скачков по телевизору ничего не объявляли, зато в сети один за одним повалялись видео об аномальных природных катаклизмах. На этот раз, десятки горбатых китов выкинулись на сушу и тут же погибли, но при этом нигде по новостям таких кадров не показывали. Сережа приходит в чувство, когда Макс начинает чем-то его укрывать поверх тёплого одеяла. Анисимов подбил свой зелёный владивостокский плед Серёже под бока и снова сел рядом с его изголовьем.«З»
— Откуда он у тебя? — Мама прислала. — Скучаешь по дому? — Серый, ну что за вопросы? Трущев осекается, понимая, что начал слишком неприятную для обоих тему. — Прости. Я все понимаю. — А я вот сомневаюсь. Сережа озадачено морщинит лоб и вопросительно поднимает бровь. — Мой дом сейчас здесь. Голова Серёжи в один миг опустела. Ему сложно поверить, что Анисимов променял свой дом на него одного, это совсем не в его стиле и не по его правилам. Не успел он отойти от одного высказывания, как Максим решает добавить, — А вот твой дом не здесь. Я же вижу. Серёжу сильно колит, он поднимается на локтях и на этот раз чужая ладонь его не останавливает. — Макс. Они мои друзья. — Да понял я всё. Не надо как с маленьким, — Макс отворачивается и закусывает губу, ему становится противно от самого себя. Сережа ради него пошёл по пути, который никогда не признавал и даже осознавая это, Анисимову все равно было мало. — Максим, — Трущев тянется к лицу блондина и поворачивает его к себе. Анисимов же избегает контакта с его взглядом, — Вы — моя семья и я пиздец как хочу, чтобы все эти ебаные прятки поскорее закончились, но всем нужно время. Макс кивает, но только для того, чтобы Сережа отстал. — Я тогда остался с тобой. После сказанной фразы, Трущев понимает, что если это не подействует и не изменит исход разговора, то в этой ситуации не поможет уже ничего. Он с надеждой тянется к Максиму, но тот тактично останавливает его рукой. — Не надо. Заразишь ещё.***
Сережа очень давно не употреблял, но сегодня они с Максимом решили усыпать рассаду самокруток по всему открытому балкону их однушки. Они глупо смеются и пихают друг-друга в бока. Максим постоянно лезет целоваться, прижимая Серёжу к стене. Сережа же раскрашивает шею Максима своими губами. Их до безумия забавляет, что они наслаждаются друг-другом почти прилюдно, почти у всех на виду, на осенней улице. Максим начал писать альбом, Сережа старается регулярно где-то выступать и давать мини-концерты. Нужно же им на что-то жить. У них стало все настолько непросто, что во время поцелуев и прелюдий, нежности часто заканчивались грубостями. Максим агрессивно провоцировал — Сережа слишком сильно сжимал пальцы на его бледной шее. Они целовались страстно, злобно, до заломленных рук и криков, до отпечатков на рёбрах, до царапин на спине. Они стали частью друг-друга настолько, что любая разлука заканчивалась войной, в которой, в конечном итоге, проигрывали оба. Но сейчас был тот самый момент перемирия и идиллии, который хотелось сохранить в памяти как можно дольше. Они лежали на старом прожжённом матрасе и пялились в голубое небо. «Г» — Думаешь это все правда? — Что именно? Сережа продолжает перебирать волосы Максима, ожидая ответа, но тот почему-то затих. — Мась? — А? Блять. Сорян, залип, — Анисимов делает очередную затяжку, — Про комету, про все эти временные искажения. Мне даже по накурке такое не мерещится, что на этих видосах заснято. И люди все с катушек слетели, рассказывают полную хуебесию. — Да уж, жалко чуваков. Они хайпануть хотели, а их по психушкам рассадили. — Так значит ты не веришь? — Пока на северном побережье выбрасывается рыбёха, а в Австралии звери под машины кидаются, у нас тут нихуя не происходит. Как я могу верить? — Ну эта шмара хвостатая же летит... — Макс вяло поднимает руку вверх и тыкает пальцем в ярко-горящую точку в небе. — Ты же сам тогда сказал — пиздёж. Максим вроде как успокаивается и размазывается на Сережином плече, оба тупят в небо и смотрят на мерцающую точку, прогоняя от себя навязчивую мысль, что с каждой секундой эта самая точка становится всё больше. — Макс? — М? — А если тебя реально назад откинет? Ну как этих полу-жмуриков из психушек? — Во времени типа? — Ну да. — Ну и чего? — Ну... Ты все так же проживёшь? Ничего не изменишь? Анисимов начинает громко смеяться, переворачиваясь к Серёже лицом. — Ты че, старый? Думаешь, я тебя брошу? Сережа вяло пожимает плечами. Максим вдруг понимает, что Трущев сказал это всерьёз. — Эй, Серёг. Ну ты чего... — Макс по кошачьи ластится к его щеке, покрывая поцелуями линию скул, — Не думай об этом дерьме! Сейчас альбом напишу... Хочешь песню тебе посвящу? Хочешь? Серёжа брезгливо жмурится от этих телячьих нежностей, но сразу понятно, что это было наиграно. — Вообще мне похуй, что ты там ответишь, я все равно собирался это сделать, — продолжает Макс, — Потом полетим к твоим в Крас, как-нибудь всё утрясём, не будем больше как крысы в потёмках прятаться. Макс говорит уверенно и воодушевлённо, а Серёжа все списывает на количество скуреной ими травы. Внезапно раздаётся грохот, будто что-то рухнуло на их фанерную балконную крышу. — Это че? — вздрагивает Макс. — Не еб... Второй грохот. Третий. Серёжа и Максим замечают, как с неба на землю начинают лететь чёрные точки. Они переглядываются и понимают, что настолько одинаковых приходов они словить не смогли бы. Они встают на ноги, когда около них оказывается птица. Мертвая птица. — Блять! Макс еле успевает убрать ногу и не наступить. Серёжа в панике отходит назад. — Это что за пиздец... Десятки покалеченных птиц падали замертво. На массовый суицид пернатых люди реагировали по-разному: мамы с детьми в панике бежали к подъездам, подростки снимали на видео, кто-то в ужасе вышел на балкон и молча наблюдал за неизбежным. В числе таких были Максим и Серёжа. В этот момент им по-настоящему стало страшно. — А ты? — дрожащим голосом мямлит Максим, прижимаясь к Серёже плечом. — Ч-что? — Если тебя откинет, ты меня бросишь?***
Они дерутся и они пьяны. Дерутся по-злому и забывая о тормозах. Дерутся так, что ломается стол из ИКЕА и выламывается дверь в гостиную. Дерутся до сорванного горла и истеричного шмыганья носом. Макс несёт какую-то пьяную чушь, Серёжа пытается сделать все, чтобы тот замолчал. — Да завали ты уже ебало, синий принц, блять!«С»
Но Макс продолжает. Он налетает на Серёжу с ненормальной улыбкой, мол, бей, бей меня сильнее. Ему сейчас так легче выбивать из себя любовь или то, что от неё осталось. — Я никчемный, да? Я никому не нужный уёбок, который так и не смог записать альбом, который так и не смог подняться на ноги, блять...Ты винишь меня, да? Во всех бедах винишь... — Да заткнись! Заткнись, Максим, заткнись! — Сережа трясёт его за ворот, пытаясь хотя бы физически вытрясти из него весь этот бред. — Сидим в этой обшарпанной однушке без денег, прячемся как тараканы. Не о такой жизни ты мечтал, да, Серёг? Серёжа отходит. Его трясёт. Ему кажется, что он не сдержится и даст волю слезам. Они оба на дне и кто кого утопил — осталось загадкой. Серёжа не хочет ее отгадывать, исхода все равно не изменишь. В Краснодаре его уже тоже не ждут, ведь зачем ждать того, кто и не собирался возвращаться, кто не подавал признаки жизни все то время, когда его с такой надеждой ждали обратно. Он без команды. Без концертов. Без творчества. У него есть только этот серый одинокий город, однушка в Новокосино, которая и та по факту не его и холодный январь. Максим с каждой секундой все дальше и Серёжа не успевает его догнать и ухватиться. Теряют друг-друга давно, но за все это время так и не смогли ничего исправить. Оба скатываются на пол в разных углах комнаты. Серёжа упирается лбом в колени, Макс трет алеющие костяшки. — Добей уже, — разрушает тишину Максим, — Добей и нарисуй меня мёртвым. Серёжа шмыгает носом и его бросает в дрожь. — Я не умею. — Что? — Я не умею. Я не умею рисовать, Максим. Я не умею. Максим срывается на нервный смешок. — Ну ничего. Зато Кошелева умеет. Серёжа резко вскакивает на ноги, Максим испуганно подрывается тоже. Он слишком поздно понимает, что сказанная им фраза была ошибкой. Он понимает это тогда, когда кулак Серёжи врезается ему в нос. В ушах Максима раздаётся сильный хруст. Становится очень больно. Серёжа прирастает к полу, не осознавая, что он только что натворил. На паркет падают алые капли крови, Максим поднимает на него глаза, что стали слишком нечеткими под пеленой накативших слёз. Серёжа в ужасе. Максим морально уничтожен. Вдруг все вокруг вспыхнуло ослепляющим белым. Оба жмурятся. Им кажется, что в эту самую секунду земля начала уходить из-под ног. Серёжа и Максим в панике открывают глаза, осознавая, что все, кроме них, начинает погружаться во мрак. Трущев оглядывается по сторонам и понимает, что все, о чем писали, все, о чем говорили, оказалось истинной правдой. Время вокруг них начало искажаться. — Не бойся. Слышишь, не бойся. — Серёжа протягивает к Максиму руки, находя в пожирающей их темноте тепло его тонких пальцев. — Этого не может быть... Я не хочу... Серёжа, я не хочу... Земля начинает вибрировать. Голова разрывается от боли. Пульс сильно бьет по вискам. Максим закричал первым. — Больно! Серёжа, больно! — Макс! Максим! Говори со мной, блять, говори.... Серёжа закричал следующим. Он начинает тянуть на себя Максима, боясь потерять его насовсем. Потерять его навсегда. Они жмутся друг к другу, а все вокруг рушится. Последнее, что они помнят, это обоюдно повисшее в воздухе «прости».***
Такси едет слишком быстро. Они опаздывают. Молчат, очень утомительно и напряженно. Оба развёрнуты друг от друга, оба пытаются фиксировать взглядом размазанную от скорости дорогу. Не получается. — Притормозите. Там красный впереди. Серёжа оборачивается и видит рядом Максима. В его глазах стояли слезы. Водитель благодарит за своевременное предупреждение и извиняется за свою рассеянность. Серёжа не видит ничего кроме Максима. Опрятный, свежий, бритый без синяков под глазами и с ровным, не кровоточащим носом. Его Максим в порядке. У его Максима еще все впереди. Его Максиму (не) больно. — Серёж, — с надрывом шепчет Максим, будто только что он смог прочитать его мысли, — Нет. Не надо. Серёжа вертит головой, забивается в самый дальний угол и чувствует растущий и душащий ком в горле. — Так будет лучше, — цедит дрожащим и хриплым. — Нет... Нет... — Ты сам так вчера сказал. Они не доезжают до аэропорта. Сережа просит остановить машину раньше. Хватает рюкзак и замирает лишь на секунду, перед тем, как открыть дверь. Они сказали все, что можно и все что было нельзя и Серёжа знает, что они никогда не забудут их реальность, хоть ее больше и не существует. Трущев открывает дверь и выходит, не оборачиваясь. Вокруг него не находится ничего фиолетового. Это был финал.«Ф»
Только потом Серёжа узнал, что переместиться во время «искажения» вдвоём — большая редкость, но комета больше никогда не появлялась на земной орбите.