Excommunication is the new black

      Время идёт.       Джон молится. Читает Библию — на этот раз Книгу Бытия. Спит. Забирает из окошка завтрак — густую овсянку и едва тёплый кофе. Меряет шагами камеру.       В какой-то момент появляется Трейси и проталкивает в окошко в решётке небольшой блокнот и жестяную коробочку с карандашами для рисования. — Шериф попросил передать тебе, — коротко говорит она. — Спасибо, — отвечает он, забирая их. Насколько он может судить, это довольно неплохой скетчбук, тогда как карандаши уже использовали — одного не хватает, а точилка и ластик явно не новые.       Трейси кивает и задерживает свой взгляд на нём, прежде чем развернуться. — Эй, а Салага ещё тут? — небрежно спрашивает он, раскладывая карандаши на столе. В прошлый раз, когда разговор свернул в сторону его уникального художественного вкуса, Джон не успел дойти до момента, когда он начинает переубеждать Салагу в том, что в его же интересах иметь Джона в сопровождении, а не держать его взаперти в камере. — Уехал, — Трейси приподнимает брови и растягивает губы в коварной ухмылке. — На самом деле он собирался к той гигантской статуе твоего брата. — Зачем? — Салага же не собирается пройти Путь, так ведь? Джон должен быть с ним, если всё же собирается. Вера расставила свои алтари вдоль всего пути для паломников. Салага говорил, что собирается взорвать их — чёрт, можно было бы попытаться уговорить его… — Кое-что снести, — пожимает плечами Трейси.       Снести? Что там можно..?       О, нет.       Отец очень расстроится, если Салага разрушит статую. Иосиф не тщеславен, просто эта статуя олицетворяет то, чего он достиг своим усердным трудом за все эти годы. Он горячо любимый людьми спаситель и пророк, его пророчество сбылось, он подарил всем надежду на светлое будущее после Коллапса. — Могу я связаться с ним? Возможно, ему понадобится моя помощь. — Думаю, он и без тебя справится, — язвит Трейси. — Ты не представляешь, насколько разозлится Иосиф. Я могу ему помочь. — Братишке помочь? — слишком слащаво переспрашивает она, намеренно искажая смысл его слов. — С какой стати я должна потакать этому? — Ты поняла, о чём я, — шипит Джон. — Вот именно, я поняла, — скалится Трейси. — Не знаю, из-за чего Уайтхорс так тебе доверяет, но не собираюсь совершать ту же ошибку. — Во-первых, он мне не доверяет, — Джон раздражённо постукивает ногой, — а во-вторых, у меня свои причины беспокоиться о сохранности жизни Салаги. — Какие? Хочешь обратить его так же, как Рэйчел? — Трейси растягивает губы в злой едкой ухмылке. — Не удивляйся так. Я тебя насквозь вижу. Думаешь, если залезешь в его голову, то сможешь манипулировать им. Как всеми остальными. Как Рэйчел.       Трейси куда более наблюдательна, чем кажется. Это бесит. Но Джон знает, что делать — с теми, кто слишком догадлив, нужно играть по-своему. Сделать вид, что их выводы незначительны. Сбить их с толку.  — Помощник шерифа — единственная причина, по которой Сопротивление ещё не оторвало мне голову. Так что да, я бы предпочёл, чтобы так и осталось. — Именно. Не забывай напоминать себе об этом, — она качает головой. — Он в любом случае не позволит тебе влезть в его голову. Он — не Рэйчел. Он не беззащитен. И не в отчаянии.       Джон скрещивает руки на груди, прикусывая язык. Нельзя позволять себе давать почву её подозрениям… возможно, ещё до начала Жатвы, когда она была безымянной бейсболисткой, это всё было неважно. Но сейчас она — важный член Сопротивления, люди её слушают… — Не в отчаянии? Ну вот, ты разбиваешь мне сердце… — он цокает языком и разводит руками. — Тебе не повезло, — скалится Трейси. — Салаге нравятся только те парни, которых нельзя описать как «чокнутый религиозный садист».       Ха. Это интересно. Он не смотрел на ситуацию с такой точки зрения, но… стоп. Минутку. Если Салага не «в отчаянии», а Вера была… — Ты думаешь, я трахался с Верой? Думаешь, она поэтому присоединилась к нам?       На долю секунды на лице Трейси появляется шокированное выражение, которое говорит Джону, что он понял всё верно. Именно так она и думала. Она быстро восстанавливает контроль, но всё же недостаточно быстро. Джон смеётся — это многое объясняет. Почему Вера так сопротивлялась своему становлению, когда её предшественницы жаждали этого. Почему она с головой окунулась в свою роль, как только приняла её, почему так самоотверженно служила Иосифу.       Вера оставила в прошлой жизни что-то важное. Поэтому, естественно, она делала всё, чтобы убедить себя в том, что приняла правильное решение. — Жаль тебя разочаровывать — о нет, ему не жаль, это самый забавный момент за всё время, пока он здесь торчит, — но Вера присоединилась к нам не из-за моего потрясающего члена — хотя он именно такой. Она стала одной из нас, потому что поверила в Отца. Поверила в то, что мы делаем. Она хочет помочь нам спасти мир и это чуточку важнее, чем… ну, чем ты.       Трейси, надо отдать ей должное, не выглядит обескураженной или выбитой из колеи. Возможно, она сильнее, чем он думал, и может понять, когда её намеренно пытаются вывести из себя. — Можешь думать так и дальше, — говорит она, разворачивается на каблуках и уходит уже по-настоящему.       Джон цокает языком и закатывает глаза. По крайней мере, этот разговор не прошёл впустую: теперь он знает, что уязвимое место Веры — Трейси, а уязвимое место Салаги — его гомосексуальность. И если у него давно никого не было, то Джон мог бы попробовать подобраться к помощнику шерифа с этой стороны. Это будет не первый раз, когда он соблазняет кого-то во имя праведных целей.       Он улыбается своим мыслям и решает вознаградить себя ванильным пудингом. Приятно осознавать, что твоё умение вытягивать информацию из грешников по-прежнему на высоте. Затем он берёт переданный от шерифа скетчбук и выбирает карандаш средней жёсткости. Пожалуй, следующая татуировка будет со множеством замысловатых деталей — может, сделать сияющие весы Фемиды? Он же адвокат.       Да… Теперь Джон видит их. Тонкие цепочки, немного дотворка, чтобы показать текстуру металла…       Он сделает их рядом с сердцем, прямо возле полу-зажившей надписи SLOTH.       Джон опускает карандаш на бумагу.