Excommunication is the new black

      Аделаида Драбмен прибывает ровно в 8:30.       К тому моменту большинство друзей Салаги разбредаются по делам: Джесс Блэк ушла, бросив последний взгляд на Джона и хлопнув дверью сразу же, как помощник шерифа закончил говорить; Бёрк уехал в Фоллс Энд вместе с Ником, Хадсон и Праттом. Это была хорошая идея, Джону решение понравилось, потому что Хадсон всё ещё очень зла на него, а Пратт всё ещё… Пратт. Он никогда не был таким жестоким — впрочем, как и Хадсон. Грехи очень плохо влияют на людей.       Грэйс Армстронг всё ещё здесь, молча прихлёбывает воду из бутылки. И Хёрк с Акулой тоже, возятся с этим шелудивым псом, Бумером. И все, разумеется, присматривают за Джоном. Но никто и не пытается завязать с ним разговор, поэтому он рад. У него есть скетчбук.       Рисовать бар с другого ракурса ему куда интереснее, особенно теперь, когда он добавляет в интерьер людей: длинные и аккуратные очертания Салаги, чуть более массивный и приземистый силуэт Уайтхорса. Слегка преувеличенно грузные объёмы Драбмена-младшего и долговязая неряшливая фигура его кузена. Грэйс Армстронг зарисовать сложнее — её спокойную уверенность сложно поймать парой карандашных линий, но в итоге у него всё же получается. А эта ужасная собака становится быстрой небрежной штриховкой, прыгающей возле ног Салаги.       Джон не совсем доволен результатом — напоминает о том, как давно он последний раз рисовал людей. Последний раз… хм-м. Кажется, тогда он делал Иосифу татуировку с портретом его жены. Когда же это было?.. Лет пятнадцать назад?.. С тех пор он рисовал только эскизы с символикой Врат Эдема и изображения, прославляющие семью и его самого. Ощущение, что он просто разучился рисовать других людей.       Нужно больше практики.       Трейси приезжает примерно за десять минут до Аделаиды, кивает Джону в знак приветствия и идёт прямиком к Салаге, который разговаривает о чём-то с Уайтхорсом возле карты. — Привет, помощник. Тюрьма готова настолько, насколько это вообще возможно. Док Линдси забрал пару человек из оранжереи Джессопов и с пивоварни обратно в тюрьму. Ещё несколько уже едут из отеля и марины Драбменов. Он сказал, что там осталось ещё кое-что наладить, чтобы восстановить укрепления полностью, но к воскресенью они будут готовы к любой атаке.       Салага с облегчением кивает. — Рад слышать. Ада уже едет? — Она болтала со своим любовником, когда я уезжала, — кривится Трейси. — И это было очень громко. Но думаю, она будет вовремя. Рэйчел вроде бы была готова ехать — Линдси хорошо её подлатал. — Хорошо, — шериф скрещивает руки, склоняет голову набок и чуть-чуть колеблется, прежде чем спросить. — Ты уверена, что справишься с этим? — Всё будет в порядке, — с нажимом говорит Трейси. — Я давно знаю Рэйчел. Она не станет вредить мне.       Не физически, но у Рэйчел всегда хорошо получалось пролезать в чужую голову и заставлять людей делать то, что нужно ей. Джон почти уверен, что через неделю Трейси снова будет заглядывать ей в рот, ловя каждое слово. И в другие места тоже.       Салага просто кивает в знак согласия, явно не догадываясь, что это просто ужасная идея, и их разговор перетекает в обсуждение какой-то бытовой чепухи: Шерри Вудхаус очень благодарна Салаге за то, что он нашёл её виски (настолько благодарна, что даже послала пару бочек в Фоллс Энд); этот придурок Гай Марвел всё ещё устраивает шумиху возле старой шахты. В конце концов разговор сворачивается из-за нарастающего шума вертолёта Аделаиды.       Помощник шерифа идёт к выходу, кивая Джону, чтобы тот следовал за ним.       Снаружи Аделаида сажает вертолёт на траву, поднимая в воздух клубы пыли, которая тут же летит Джону в глаза. Он часто моргает, впервые чувствуя нечто похожее на благодарность за этот отвратительный шарф. Аделаида выключает двигатель. — Привет, ма! — как всегда радостно восклицает Драбмен-младший. — Ты как?       Хёрк несётся к вертолёту, тогда как его кузен останавливается рядом с Джоном на крыльце. Салага уже подходит к пассажирскому месту, где сидит бледная, жалкая и измученная Рэйчел. Трейси выходит из бара одной из последних и тут же мрачнеет и скрещивает руки на груди. — Эй, м-м-м… ты же адвокат, да? — Бошоу смущённо потирает подбородок, пристально глядя на Аду, которая выходит, обнимает своего мерзкого сынишку и идёт к шерифу обмениваться двусмысленностями. — Да, — отвечает Джон сквозь сжатые зубы. — Эм-м, мне нужна твоя консультация по одному вопросу.       Бошоу никогда не сможет заплатить столько, сколько берёт за консультацию Джон Сид. Обычно Джон в такой ситуации просто посмеялся бы и ушёл, но сейчас, увы, это не вариант. Когда рядом Салага и шериф, нужно хотя бы попытаться притвориться хорошим. В конце концов, он же не дурак — его вспышки явно не вызывают понимания у тех, от чьей благосклонности сейчас зависит его жизнь. — Что такое? — Джон изо всех сил пытается скрыть раздражение. Не выходит. — Эм-м… ну, скажем, тебе охеренно нравится кто-то, кто замужем за членом твоей семьи. И я имею в виду не просто охеренно, а супер-пупер охеренно, когда прям в штаны кончаешь. И если этот кто-то типа разводится с твоим дядей или с кем-то ещё, то это будет инцестом, если ты, э-э, трахнешь этого кого-то?       Джон тут же чувствует короткое замыкание в мозгах. — Да, — он уверен, что на самом деле нет, но он бы предпочёл не знать о том, что Карл Виктор Бошоу кончает в штаны от своей тётки-хищницы. Он мог бы вполне счастливо прожить всю оставшуюся жизнь и без этой информации. Он бы прожил, правда. — О-о, — разочарованно тянет Бошоу. — Ты уверен? — Да, абсолютно.       Он молится, чтобы Господь стёр последние две минуты из его памяти, но тщетно. Похоже, Бог его оставил. Или вынужденный разговор с Бошоу — что-то вроде Божьей кары за грехи, в которых он ещё не покаялся. Наверное, за вчерашнее убийство верующих.       Аделаида оставляет шерифа и исчезает в дверях бара, а Бошоу переключается на Рэйчел. Ещё чуть-чуть и он начнёт капать слюной, глядя на то, как Салага помогает ей выйти, а она крепко за него держится. Джон презрительно кривится. — Даже не надейся, — бросает он Акуле. — Она лесбиянка. — Что? — Бошоу резко поворачивается к нему, моментально погрустнев. Прекрасно. — Да ты прикалываешься! — Боюсь, что нет, — хотя он вроде как именно это и делает. Он не уверен, что Рэйчел именно лесбиянка — она может интересоваться и мужчинами, Джон просто не спрашивал. В любом случае, предупредить Бошоу — это вроде как проявить доброту и милосердие. У Рэйчел и Трейси очень запутанные отношения и придурок Бошоу, если попытается влезть, только сделает всем хуже. — Но… — бубнит Акула, оглядываясь на Рэйчел. Помощник шерифа как раз ведёт её к машине Трейси, — она же со мной флиртовала… Всегда улыбалась и говорила, что мы должны вместе сходить в церковь…       Джон уверен — это не было флиртом, хоть от Рэйчел можно ожидать чего угодно. Она должна была стать самым полезным Вестником, чтобы не последовать за своими предшественницами. Она так много трудилась, что Джон редко виделся с ней вне церкви или семейных обедов. Всегда возилась с Блажью или уговаривала местных пройти Путь. Похоже, в случае с Бошоу ей почти удалось. — Ну… — Джон пожимает плечами и включает свой самый игривый тон. Дразнить гетеро-парней всегда так весело, когда он уверен, что это не закончится фингалом или сломанной челюстью. Так забавно застать их врасплох и заставить смущаться… — Ты всегда можешь сходить в церковь со мной. — Э-э… — лицо Акулы — просто нечто. Страдания, замешательство и смущение. — Ты… вот сейчас ты прикалываешься, да? — Да, — соглашается Джон. — Если только ты на самом деле не хочешь узнать побольше о Проекте. В этом случае я абсолютно серьёзен.       Бошоу медленно моргает и неловко смеётся. В этот же момент помощник шерифа смотрит на них, захлопывая дверь машины за Рэйчел, которая возится с ремнём безопасности. Трейси забирается в кузов, усаживаясь между коробками и ящиками, а Грэйс Армстронг идёт к водительскому сидению. — Джон, что-нибудь скажешь на прощание? — зовёт Салага. — Вы ещё нескоро встретитесь.       Честно говоря, в голову ничего не приходит. Но он всё равно идёт к машине под пристальным взглядом Рэйчел. Салага отходит и Джон наклоняется к открытому окну.       Рэйчел замерла на месте, зажалась — и не только от боли. Глаза широко открыты, губы сжаты в линию, а дыхание поверхностное.       Она боится. Или, точнее, очень хорошо притворяется, что боится.       Джон хмурится. Её поведение невинной овечки раздражает. Ей нечего бояться. Даже если Коллапс не наступит (а он обязательно наступит, потому что Иосиф не сумасшедший), она будет последней из семьи Сид, кого могут засадить в тюрьму. Даже если Джон не возьмётся за её защиту. Присяжные всегда лучше относятся к белым женщинам — и особенно к молодым девушкам вроде Рэйчел. А зная Салагу и его всеобъемлющее сострадание, он даже не станет её арестовывать. Точно не после того как он купился на эту сопливую историю о том, что её насильно втянули в семью.       Джон должен заставить её отступить ненадолго. То, что она… ну, плохо, что она уходит из Проекта, но теперь Джон может действовать. И следует напомнить ей о том, как шатко её положение даже сейчас. — Береги себя, — в итоге говорит он. — Если тебя попытаются арестовать, ссылайся на пятую поправку и набирай меня.       Для Салаги и Грэйс это прозвучало как проявление заботы, но судя по тому, как Рэйчел сглатывает, моргает и дрожит, она поняла, что на самом деле имел в виду Джон. Она, может, и отреклась от них, но они от неё — нет. Он посоветовал ей то же самое, когда она только стала Верой, и повторяет теперь, когда она пытается сбежать от них.       Нежная угроза, просто напоминание о том, что даже сейчас она нуждается в Джоне и, соответственно, в Иосифе тоже — больше не предавай Отца. Она смогла покинуть Проект и должна довольствоваться этим. Если же она начнёт болтать, нести эту чушь о том, что Иосиф — издевающийся над людьми лжепророк, Джон сделает всё возможное, чтобы заткнуть её. В крайнем случае, засадит её в тюрьму по обвинениям в сбыте наркотиков.       Рэйчел очень медленно кивает. — Отлично. Ещё увидимся, — прощается Джон, отходит от машины и делает знак Салаге. — Серьёзно, берегите себя, — говорит тот и Грэйс кивает из-за руля. Рэйчел отводит глаза и утыкается взглядом в собственные колени. — Постараемся, — отзывается Армстронг и плавно выруливает на дорогу. Трейси машет из кузова, а затем машина скрывается за поворотом.       Помощник шерифа делает глубокий вдох, потягивается, разминая руки и плечи. Выдыхает, глядя, как пыль клубится над дорогой и снова принимает защитную стойку. — Наверное, скоро тоже будем выдвигаться, — говорит Салага с такой интонацией, словно ожидает какого-то ответа от Джона. Тот просто пожимает плечами.       Потом всё происходит как-то быстро. Акула и Хёрк сразу же уезжают — видимо, они оставались только из-за Рэйчел и Аделаиды, которых Бошоу чуть ли не взглядом раздевал. Оба запрыгивают на квадроцикл и с визгом шин уносятся в закат, явно воодушевлённые перспективой посеять полный хаос в том, что осталось от округа Хоуп. Откровенно говоря, Салаге чертовски повезёт, если в округе останется хоть что-то целое и невредимое, когда эти придурки закончат.       В этот раз за рулём шериф. Джон снова спереди, а Салага растягивается на заднем сидении. Уайтхорс включает радио, но тут же делает его тише.       Он водит машину в соответствии с образом опытного сотрудника правоохранительных органов. Чуть менее рьяно соблюдает правила, чем Салага, поскольку знает, насколько можно превысить скорость и не перейти черту, за которой начнётся опасное вождение. Он плавно вписывается в повороты и точно помнит, куда свернуть, чтобы объехать выбоины и ямы. То есть, знает округ Хоуп как свои пять пальцев.       Когда Джон оглядывается назад, то с удивлением замечает, что Салага заснул. Не человек — машина, само воплощение выносливости и силы. И видеть его спящим… как-то странно, неправильно, что ли. Наверное, он потерял вчера больше крови, чем Джон думал, или в его организме ещё осталось немного Блажи. Но какой бы ни была причина, шериф почему-то не выглядит удивлённым. Он просто многозначительно смотрит на Джона, поворачивает зеркало заднего вида и продолжает крутить руль.       Крутые берега реки Хенбейн вскоре сменяются равнинами и цветущими полями. Фоллс Энд уже недалеко.       Шериф мягко паркуется возле крыльца «Крыльев любви», где стоят Мэри Мэй и пастор Джером.       Салага даже не шевелится — видимо, крепко заснул. Уайтхорс глушит двигатель и прикладывает палец к губам. Джон вылезает из машины вслед за ним и старается закрыть дверь как можно тише. — Рада вас видеть, шериф, — радостно улыбается Мэри Мэй. — Как Салага? — Спит. — Ваш гость готов поработать? — спрашивает вместо приветствия Джеффрис. — Думаю, да. Джон, возьми во-он то ведро, — шериф показывает на ведро неподалёку и стоящую рядом с ним лестницу. — Зачем? — спрашивает с подозрением Джон, тем не менее, выполняя просьбу. В ведре лежит молоток и пара рабочих резиновых перчаток. — Помнишь, о чём мы говорили в тюрьме? — спрашивает Уайтхорс. — В частности о том, что ты должен научиться убирать за собой?       У Джона по спине пробегает холодок. Он оглядывается на церковь пастора Джерома. Его украшения всё ещё там: воронья кровь присохла коричневыми пятнами к белым доскам, прекрасный шёлк весь запачкан пылью и дождями, а цветы завяли. — Да вы шутите, — стонет Джон. Во-первых, эти украшения готовили и развешивали восемь человек — как он должен снять их все в одиночку? Он застрял в тюрьме на… неделю? Больше? Мёртвые птицы, наверное, уже наполовину сгнили. — Нет, — отвечает Уайтхорс. Джеффрис самодовольно ухмыляется, а Мэри Мэй явно слишком наслаждается происходящим. — Но… — Джон обдумывает ситуацию. Салага всё ещё спит на заднем сидении машины. А Уайтхорс не станет защищать его от других грешников. — …в смысле, я один? У моих людей ушла вечность на то, чтобы это развесить. А их было восемь человек. — Всё в порядке, не торопись. У тебя впереди весь день, — Боже, Джеффрис явно с нетерпением ждал этого момента. Мерзкая улыбочка и подчёркнуто ехидный тон. Божий слуга не должен быть таким мелочным и жестоким. Все эти грешники одинаковые. Джон будет наслаждаться тем днём, когда грянет Коллапс и сотрёт их всех с лица земли. — Можешь отдыхать иногда, — с энтузиазмом говорит Мэри Мэй, — мы же не монстры какие-нибудь. А Кейси приготовит тебе что-нибудь вкусненькое.       Звучит зловеще. — Ну, я попытаюсь, — ворчит Джон, потому что другого ответа быть и не может, когда Уайтхорс так ободряюще похлопывает его по плечу. — Всё, о чём я прошу — просто постарайся, сынок. И не переживай, я буду рядом, если понадоблюсь.