***
Русе задумчиво смотрит в окно, и я сижу подле камина в терпеливом ожидании. Мы редко вот так беседуем в этом уютном и всегда теплом помещении с излишне навязчивыми гобеленами на стенах. Они повсюду, но здесь кажутся особенно громоздкими и красными — настойчивые преследователи из глубины времен. Мне думается, что отец, наверное, испытывает то же самое, глядя на них каждый день. Он преисполнен уважением к своему роду, и подобное чувство я нашла и в своем сердце тоже. — Через месяц именины Робба Старка, — начинает Лорд Болтон как всегда с истоков, не выдавая сразу всю информацию, дабы я успела сама отыскать нить его суждений. Он будто бы копошился в моем мозгу своими холодными руками: проверял, думал, что способен лепить из меня нечто иное, нужное только ему. — Лорд Винтерфелла устраивает пир? — Каким бы ни был повод, для благородных семей Севера подобные мероприятия крайне важны. Возможность представить своих наследников знатному обществу. Я подозревала, что скоро он поднимет эту тему. Тело Ровены развивалось, готовилось к выполнению своего женского долга, и как бы противно ни становилось от этого предопределения, я понимаю, насколько это важно сейчас для нашей стремительно редеющей семьи. Отпираться и защищать свою независимость глупо. — Понимаю. — У северных лордов родилось довольно много сыновей, — продолжает подталкивать меня Русе, и я ненадолго задумываюсь. Первой по значимости семьей выступали Старки. Робба я старше примерно на пять лет, Бран совсем еще младенец, а Рикон и вовсе пока не появился на свет. Предлагать себя в качестве партии я могу лишь первенцу Эддарда, и как женщину это бы меня более чем устроило. У Амберов есть Маленький Джон, но подобный союз мог слишком сильно взволновать Север. У Рикарда Карстарка трое взрослых сыновей, но я подозреваю, что родство со Старками сделает его предубежденным и излишне упрямым. На Белую Гавань претендовать было нечем: Вендел женился еще в прошлом году. Галбарт Гловер тоже уже нашел жен для своих наследников. Оставались только Клей Сервин и маленький Жойен Рид. — Разве кто-то может отказать нашей семье в помолвке? — Союз со Старками решил бы нашу многовековую проблему, однако они знают, что кровь Болтонов сильнее. Ни к кому из наследников Эддарда ты так просто не подступишься, — подтверждает мои размышления Русе, и я отметаю надежду оказаться ближе к Роббу из своей головы. Подле него я могла бы значительно повлиять на будущие события, но если за столько веков Старки не породнились с Болтонами, то сейчас вряд ли что-то изменилось. Попытаться, конечно, стоило, но рассчитывать — ни в коем случае. — Я предоставлю тебе право решить самой. Присмотрись, хорошенько подумай, и если твой выбор меня устроит, то все будет так, как ты того захочешь. Наше политическое положение важно, однако ничего из этого не будет иметь значения, если тебе не удастся родить ребенка. Лорд Болтон знает, что на беременность и роды влияет слишком многое. Он держал на руках не одного мертвого младенца и опасался, что это проклятье коснется и его дочь тоже. Вот только одну такую неудачу я могла и не перенести. У меня узкие бедра, низкий вес, малокровие — все это в условиях средневековья не сулило ничего хорошего. Стоило покинуть Русе, как возмущение захлестнуло меня с головой. Я должна рисковать жизнью ради появления на свет ребенка, который еще неизвестно станет ли достойным наследником и выживет ли вообще. И к подобной жертве собственный отец относился как к должному. Я не боялась замужества — мне не хотелось вот так умирать. От мысли, что Домерик никогда бы не испытывал того же, что и я, почему-то стало горько. Мужчины уходят на тот свет иначе — в сражениях, в окружении трупов лошадей и солдат, под чей-то воинственный клич. Женщинам остается лишь метаться в муках, пытаясь выдавить из себя крохотную и верещащую надежду на новую жизнь. Слишком романтизировано, конечно, чаще всего все заканчивалось при совершенно незначительных и глупых обстоятельствах. И все же ответственность за будущее поколение ложилась именно на женские плечи. А это сложно, мучительно сложно. В коридоре ко мне подбегает служанка, бледная и обеспокоенная. И без того взволнованное сердце начинает неприятно колотиться в груди. Что могло такое случиться, пока я говорила с отцом? — Леди Ровена! — девушка неожиданно берет меня за руки. — На тебе лица нет, что случилось? Бетти лишь отрицательно мотает головой, не в силах выдавить больше ни слова. Она настойчиво ведет меня, тянет за собой, и, удивляясь тому, что раньше никто и никогда не позволял себе так настойчиво прикасаться ко мне, я прихожу к выводу, что случилось что-то плохое. Служанка приводит меня в лабораторию Мейстера Орна, и, еще с коридора учуяв резкий запах крови, я с паникой вспоминаю, что старик не в состоянии подняться с постели вот уже второй день. А значит, кто бы там ни был, ему никто не поможет. В помещении суетится народ. На кушетке, стеная от боли, истекает кровью молодая девушка. Приказав посторонним расступиться, я узнаю в раненной свою первую служанку. Отрывисто дыша, Хилла смотрит на меня так, будто мое появление сулит ей последнюю надежду. Она обессиленно размыкает губы. — Что случилось?! — спрашиваю я охрипшим голосом, и кто-то из людей тут же отвечает мне. — Ударил ножом ей в живот. — Кто?! — Женишок ее. Меня наполняют противоречивые чувства, но от того не менее сильные. Когда Хилла забеременела, я лично позволила ей попытаться создать собственную семью и полноценно сойтись с мужчиной, которого она любила. Ради ребёнка, что так и не появился на свет. — Госпожа… Осознание приходит незамедлительно — в этом виновата я. Не углядела, а если быть точнее, не стала морочить себе этим голову. Подумала, пусть делает все, что хочет. Хотя знала же, что от этой девочки разумных решений не стоило ждать. Игнорировала ее синяки, ожидая, что та сама что-нибудь скажет. Не дождалась. Хилла пытается мне что-то сказать, но я накрываю ее лоб ладонью: — Тише. Уже бессмысленно что-либо говорить. Несправедливо. От сожаления и злости слезы щиплют глаза, но я могу лишь держать окровавленную ладонь в своей и смотреть. Снова просто наблюдать. — Где этот ублюдок? — Успел улизнуть из Дредфорта, но от охотников уйти не сможет. — Надеюсь, Локк тоже пошел? — Рамси, миледи. Имя бастарда каким-то чудом успокаивает меня. Он словно материальное проклятье, которое я могу пожелать ненавистным мне людям. Брат найдет его. Из-под земли достанет и притащит к ней. Гнев находит выход, но сожаление остаётся сидеть холодным камнем на сердце. — Дайте ей макового молока, — произношу я, видя, как в ужасе округляются глаза девушки. — Всё будет хорошо. Откуда-то находятся силы на слабую улыбку. Что же это, во рту так отвратительно, будто я выношу приговор невиновной. Руки дрожат, а страх во взгляде служанки вызывает во мне приступы отчаяния. Не смотри на меня так. Я и так знаю, что ты не хочешь умирать. Мне подают пиалу с молоком, и я подношу её к губам Хиллы. Она закрывает глаза, отрицательно мотает головой. Я до боли стискиваю зубы, настойчиво ожидая, пока служанка смирится. Никто ей не сможет помочь, почему не понимает? Боль не уймется, не будет отпускать до самого конца. Эта безобразная женская привычка — терпеть, даже если это ни к чему не приведёт. Меня это ужасно огорчает.***
Без интереса разглядывая лицо заплаканного мужчины, я почти ничего не чувствую. Он до безумия напуган и жалок — человек, отнявший чужую жизнь. Просто такой же, как и все. С сальными волосами, в мокрых вонючих штанах. Я уверена, что некоторое время назад он испытывал удовольствие от своего скромного правосудия и выглядел свежо, почти красиво. Подумаешь, какая-то служанка. Вряд ли этот человек способен был адекватно думать о последствиях в тот момент. — Женоубийца пойман, Леди Ровена, — говорит Локк, зловеще улыбаясь, и ставит преступника на колени. — Прошу вас, миледи, — в жалобном голосе вдруг затрепетала надежда. — Она напала на меня! Я лишь защищался от этой бешеной суки! Нагуляла себе очередного ребенка и стала требовать с меня денег! Все подтвердят, что она была лишь смазливой шлюхой! Да половина Дредфорта ее… — Замолчи, — собственный голос кажется чужим, но после ощущения тяжести руки Хиллы в моей собственной уже нет никаких сил. Ему не понять страдания женщины. На что она готова пойти, что готова вытерпеть ради сохранения хотя бы мнимого тепла в своем сердце. Она забеременела в надежде снова ощутить всепоглощающую любовь. Обычной женщине жить без этого чувства слишком невыносимо. Я чуть мотаю головой, отрицая свой выбор просто отпустить её. Нельзя было так делать. Всё должно находиться в моих руках. — Хилла принадлежала мне. Ты не имел никакого права отнимать ее у меня. Мужчина, отчаянно пытающийся отыскать в маленькой девочке слабость, на которую можно надавить и спасти себя, вдруг понимает, что обречён. Глаза наливаются красным, рот едва не открывается в попытке выплюнуть проклятье вместе со своими ядовитыми слюнями, но Локк бьёт его по лицу, отчего вместо слов с его губ течёт густая струйка крови. — Прикажете содрать с него кожу? — спрашивает Рамси, и я смотрю на него с безразличием. Он улыбчив, как всегда, но замечая мой взгляд, едва опускает голову в понимании. За происходящим отец наблюдает с балкона, не пытаясь вмешаться. — Он не достоин таких зрелищ. Пусть скормят его собакам... Эта мысль даётся мне на удивление легко.