Народный Арранкар

Стояло лето, был поздний вечер пятницы. Близнецы выбрались из заводской общаги на вечернюю прогулку и сейчас сидели на скамейке в парке, освещенном тусклыми фонарями. Они не пили, не курили, не гуляли и вообще вели довольно-таки скучную жизнь, и вот такие прогулки были их единственным развлечением. Несмотря на поздний час, в парке кипела жизнь: по кустам целовались парочки, а за лавочками, спрятавшись от прохожих, мужики соображали «на троих», крякая после очередного стакана и закусывая ядреную арранкарскую водку вяленой тараканьей душой из бумажных пакетиков. — Ичи, как же меня достала эта общага! По двадцать коек в комнате, не поваляться нам в обнимку даже чуть-чуть. У меня повышенный тактильный голод, хочу домой, так надоел этот мир с его идиотскими правилами! Можно я хоть чуточку прижмусь, ну пожалуйста! Хичиго полез обниматься и брату пришлось его отпихнуть. — Ведь себя прилично! — мысленно зашипел он. — Это общественный парк и люди смотрят! — Ну почему? — продолжал стонать Хичиго, страдая от жутчайшего из дефицитов этого мира — дефицита тепла. — Почему… — Потому, что ты сам виноват, вот почему! — припечатал Ичиго. — Ты же сам и писал здешние законы, ещë будучи Вождëм Хичиго. Вот с какого, скажи, перепугу, ты решил, что мальчику с девочкой можно, а мальчику с мальчиком нельзя?! Сам ведь такой же… но зачем-то ты это решил, правильно? Ну, отвечай, я жду ответа! — Ну блин, Ичи… тогда в стране была совсем иная ситуация. Нужно было стимулировать рождаемость и улучшать демографию, создавать семьи, которые будут рожать детей и сами их кормить. Мне нужно было больше семей, вот почему. Семья — это ячейка социалистического общества.  — Вот тебе и ответ. Тебе нужно было больше семей, а поэтому, если мы сейчас начнëм прилюдно обниматься-целоваться, то загремим по гомосексуальной статье на урановые рудники годиков на пять-шесть. А оттуда если и вернëмся, то уж точно ни к каким обнимашкам способны не будем! — … кстати о гомосексуализме… — Ага, вижу уже, вижу. Наши знакомые по заводу тоже решили прогуляться перед сном. Близнецы дружно повернули головы. По парковой аллее в их направлении шли Софи и Шейла — намотчицы из соседнего цеха. Близнецы общались с ними не очень часто, но уже успели довольно много времени провести вместе, сидя рядом на многочисленных политинформациях в актовом зале. Девушки выглядели довольно симпатично и на работе, в заводских синих комбинезончиках, но сейчас они были прекрасны настолько, что от них вообще нельзя было оторвать глаз: с уложенными в красивые прически волосами, в цветастых летних воздушных летних платьицах и босоножках на высоком каблуке. В руках Софи и Шейла держали открытые томики и были заняты беседой на литературную тему. Время от времени перелистывая страницы, на ходу читали строки стихов вслух друг другу. Девушки были столь увлечены, что не видели ничего вокруг. — Ну и, Хичи? Что скажешь? — мысленно обратился Ичиго к своему брату. — Очень интересные девушки, молодые, привлекательные и образованные. Тоже не семейные, в заводской общаге живут, только в женской — их корпус за квартал отсюда. Почему бы и нет?! В нашем мире тебя никто не видит, кроме меня, но здесь к твоему распоряжению целый мир. Свет на мне клином не сошелся! Давай познакомимся поближе! — Ичиго, я не хочу с какими-то посторонними девушками, я хочу с тобой! Я очень трудно привыкаю к новым людям. Может мы завтра проснëмся уже дома и что, мне страдать о том что я никогда не увижу любимую? Хватит уже, с Бакуго настрадался! А о них ты подумал? Поматросишь и бросишь? Так что ли, да?! Или ты собрался оставаться тут навсегда? Надо думать как вернуться, а не интрижки заводить! Хичиго почуял, что нащупал верную мысль и решил надавить на совесть. Всегда «правильный» Ичиго засомневался… но природа и здоровые мужские инстинкты взяли верх над разумом, и он решительно поднялся навстречу увлеченным беседой девушкам. — Софи, Шейла, привет! Это мы! Присаживайтесь! — О, ребята, привет! — заулыбались девчонки, усаживаясь на скамейку. — Тоже гуляете так поздно? А мы вот Чушкина читаем, монолог Пенского, помните? Нам в школе задавали… Читаем, спорим, обсуждаем. Ичиго, впервые в жизни слышавший про пенских и чушкиных, решил действовать нагло и дерзко: — А нам Чушкина не задавали, в нашей сельской школе. Почитаете нам? Девушки удивленно переглянулись, нахмурили брови, мол он же входит в школьную программу, посмотрели на Ичиго, который, пожав плечами, подтвердил что да, с творчеством Чушкина они не знакомы, к своему величайшему сожалению. Хичиго уныло поддакнул, похоже, близнец просто так не остановится. «Правильный» Ичиго слетал с катушек крайне редко, но когда это случалось, это происходило капитально и по полной программе. В конце концов Шейла улыбнулась и произнесла: — Хорошо, давайте я прочту вам сцену дуэли Пенского и Онигина, вы — парни, вам должно понравиться. Мы-то больше про любовь читаем… Девчонки снова переглянулись и скромно захихикали, стрельнув глазками по парням. Ичиго, в свою очередь, подадакал, и подтвердил, что не против послушать и стихи про любовь, что вызвало очередной приступ смущенного хихиканья. Шейла открыла томик, нашла нужную страничку и принялась читать с суровым выражением лица, насупив свои миленькие бровки. Строчки были еле видны в тусклом свете уличного фонаря, но она почти всë помнила наизусть и лишь изредка подглядывала в книгу. Теперь сходитесь». Хладнокровно, Еще не целя, два врага Походкой твердой, тихо, ровно Четыре перешли шага, Четыре смертные ступени. Свой пистолет тогда Евгений, Не преставая наступать, Стал первый тихо подымать. Вот пять шагов еще ступили, И Пенский, жмуря левый глаз, Стал также целить — но как раз Онигин выстрелил… Пробили Часы урочные: поэт Роняет молча пистолет. — Ну что, ребята, вам понравилось? — поинтересовалась Софи, когда Шейла дочитала последнюю строчку и застыла со скорбным выражением на лице. В уголках еë глаз блестели крошечные капли слëз — казалось, она и в самом деле была там, видела стрелявшихся насмерть, сопереживала, и была готова бросится между дуэлянтами, чтобы своей грудью закрыть мятежного поэта от роковой пули. Хичиго равнодушно кивнул — ему было глубоко пофиг на все эти страдания, сопли и поэтическую хренотню, а вот Ичиго активизировался и принялся дальше охмурять девчонок. Он заявил, что стихи красивы, и что огнестрельное оружие, это конечно эффективно, но не способно в полной мере передать всю красоту такой сложной вещи, как дуэль с достойным противником. Дуэль, это не просто способ решения разногласий, это искусство, песня, своего рода поэзия битвы. Ичиго очень даже знал, о чëм говорил, и глаза девчонок разгорелись, дыхание участилось, а щеки порозовели. Они подались вперëд и жадно впитывали каждое его слово. Увидев столь положительную реакцию, он увлëкся и принялся ещë интереснее рассуждать о духовных мечах, атаках, блоках… он вроде бы даже вскочил со скамейки и принялся махать руками… но вдруг понял, что его больше не слушают. Лица их как-то побледнели, посерели и исказились. Девушки прошептали «…настоящий…арранкар…», пороняли свои книжки на землю и начали медленно отступать, явно собираясь дать дëру. Тут за их спинами внезапно материализовался Хичиго, ещë за мгновение до этого уныло вздыхавший на скамейке, и тяжело опустил ладони на плечи бедных девчонок. — Вы никуда не идëте. Сесть и молчать! — велел он и под его духовным давлением ноги девчонок сами шагнули, согнулись в коленях и опустили их обратно на скамейку, после чего их тела онемели. — Ну что, Ичи, довыпендривался? Хотел произвести впечатление? Молодец, у тебя получилось — впечатление и впрямь, неизгладимое. Ножик-то убери, пока ещë кто не увидел! Ичиго опомнился и поспешно спрятал катану. Приступ молодого спермотоксикоза сменился гнетущим чувством раскаянья и вины: ему было невыносимо стыдно за своë поведение. — Ну и что нам теперь делать? — риторически поинтересовался у всей троицы Хичиго. Ответом было молчание. Девчонки ответить не могли, по понятным причинам — им приказано было молчать, а Ичиго просто впал в ступор. — Память стирать мы не умеем — не настолько сильны. Отпустить просто так тоже не можем: вы сразу же побежите в ГБА и заявите, что видели арранкаров. На нас объявят охоту, а вас, после продолжительных и болезненных допросов, сдадут в дурку — слишком много знаете. Мой озабоченный братец только что подписал вам смертный приговор — другого выхода я не вижу. Если у вас есть последнее желание — говорите, разрешаю. Сила духовного давления немного спала и девушки снова смогли открыть рот. Молодые и интересные, образованные, начитанные, тонко чувствующие стихи, чувствительные и ранимые… разве могли они подумать, просто пойдя вечером погулять в парк, что их жизнь закончится в этот самый день, таким жутким образом — встречей с кошмарными монстрами из далекого прошлого?! И поделать ничего нельзя, и не убежать, и не спрятаться. — Маме. Маме скажите... — прошептала Шейла одними губами. По еë щекам катились слезы. Софи кивнула, еле пошевелившись: — Да. Передайте моим, чтобы не искали и не мучались. Скажите, вышла замуж за хорошего человека. И уехала. Далеко-далеко. Скажите, так было надо… Передайте что я их всех люблю. Маму, бабушку, дедушку… Хичиго поразмыслив, кивнул. — Хорошо, это можно. Вы сами всë сделаете. Сейчас ты, Шейла, пойдëшь и напишешь предсмертную записку. В ней со всеми попрощаешься и оставишь в общежитии на видном месте, после чего прыгнешь под поезд или в реку, или как сама пожелаешь. И ты, Софи, поступишь так же. Только пиши, не что жить надоело, а что убежала с богатым женихом. И постарайся, чтобы тело твоë не нашли. Найдут — тебе же хуже, вернее твоим родственникам. Вопросы есть? Нет? Ну тогда — ступайте. На прощанье хочу извиниться перед вами за поведение моего братца — на самом-то деле мы хорошие. Ноги девушек распрямились, подняли их со скамейки и сами зашагали прочь. Потом их руки сами напишут прощальные записки, а ноги сделают последние в этой жизни шаги. Хичиго посмотрел девушкам вслед и ткнул локтем раскачивающегося в ужасе Ичиго. — Всë, Ичи, можешь уже приходить в себя. Я со всем разобрался. Бестолковый ты у меня, конечно, но я тебя всë равно люблю! Давай обнимашки?  — Нет… нет… нет… НЕТ! — вдруг заорал Ичиго. — Нет! Хичиго, так нельзя, нет! Есть другой способ…