Дни нашей смерти

Больше всего им полюбилась бывшая спальня Тома. Если они не бродили вокруг дома, не смотрели телевизор, незримо застыв за спинами ни о чем не подозревающих хозяев дома и не сидели с остальными в библиотеке, проводили время именно там. Тому и Сибил чувствами себя уверенней в этой комнате, Томасу, кажется, было без разницы, где коротать бесконечные дни, лишь бы не в одиночестве. Однажды Том заметил вскользь: - Одно в нашем состоянии меня радует: никаких больше шрамов. Томас, вольготно развалившийся на постели, неторопливо поднял к лицу свою левую руку, которую больше не нужно было прятать под дрянной перчаткой с обрезанными пальцами. Сибил ответила грустной улыбкой: - Ты не совсем прав, Том. Шрамы остались, теперь они просто… Она расстегнула верхнюю пуговку темно-зеленого платья. - Видишь? Том торопливо отвел глаза. Ему совсем не нравился этот кошмарный шрам на гладкой белой коже Сибил – шрам, которого раньше не было. - Никто не безупречен, даже здесь, - заметил Томас. Том недоверчиво приподнял брови, но все же принялся расстегивать собственную рубашку. - Видишь, - выдохнула Сибил, проводя пальцами по грубому, давно затянувшемуся шраму над самым сердцем. – Это я, Том. Еще один, толстый, затейливо завившийся – будто девичий локон. - Это Сибби, наша чудесная девочка. Самый яркий – самый свежий, наискось пересекший грудь. - А это… - Я понял, - шепотом перебивает Том. – Я понял, кто. Лицо Томаса дергается в болезненной гримасе. - И нечего смотреть такими глазами. Ничего я вам… Том и Сибил обмениваются взглядами, достойными заговорщиков. Одновременно покидают свои уютные кресла. Заходят с двух сторон – от Томаса можно ожидать попытки к бегству. - Только не делайте вид, будто вам интересно, - кривится Томас. Но рубашку свою все же расстегивает.