***
Священный Харад уже несколько лет подряд раздирала кровопролитная гражданская война. После смерти мудрого султана Исмаила Багрянородного, его царственный дети, Керим и Алия, вцепились друг дружке в глотку с азартом голодных хищников, сражаясь за вожделенный Трон Львов. И так непростую ситуацию усугубляли затяжные внешние конфликты: на севере — отчаянная война с Гондором за пограничные земли Квизарата, на юге — многолетняя борьба с пиратским государством Умбар за богатые портовые города и караванные пути, соединяющие Великий Харад с Дальним Харадом — краем влажных джунглей и ядовитых змей. Посему не стоит удивляться, что в опустошенном войной краю завелся подобный сорт беспринципных людей, к которым, разумеется, принадлежали и наши грабители древних могил. Подле могучее тела умирающего гиганта всегда кружат черные стаи стервятников. Однако если русоволосый Ингольд, алчный Касим и осторожный Майсур были псами, пускай и боевыми, то их вожак, Тахир по прозвищу Скорпион, принадлежал к совершенно иному типу людей — он был волком, диким и жестоким, хитрым и беспощадным. Темная кожа, полные губы и слегка вывернутые ноздри говорили о крови жителей Дальнего Харада, что текла в жилах этого неординарного мужчины. Выше даже рослого, как и все гондорцы Ингольда, Тахир поражал шириной своих могучих плеч и бугрящимися мускулами на руках и ногах. Не зря про Скорпиона говорили, что в молодости он был сперва рабом на галере, а затем гладиатором на кровавых аренах Хрисаады, где в живых оставались только сильнейшие. Глядя на Тахира в это было несложно поверить. Обладая неплохими задатками руководителя, Тахир с легкостью собрал себе банду, состоящую из самых яростных и отчаянных сорвиголов и головорезов. В Хараде никогда не было недостатка в грабителях караванов и пустынных налетчиках, а не прекращающиеся войны добавили к этой «славной» компании еще и дезертиров со всех армий вместе взятых. Поэтому не стоит удивляться, что банда Скорпиона увеличивалась прямо на глазах, превращаясь в нехилую стаю охочих до крови хищников. И все же удача — штука переменчивая. За славными деньками успешных налетов и богатой наживы потянулась сущая полоса невезений и провалов. Жадные купцы, наконец-то, пересилив себя, раскошелились на приличную охрану для своих караванов, а удвоенные харадские патрули стали действовать намного жестче, чем прежде. Не прекращающиеся стычки с солдатами и наемниками купцов вконец обессилили банду Тахира, каленым железом проредив нестройные ряды налетчиков. Большинство оставшихся в живых бандитов банально удрали, решив попытать счастья в других местах и под другим, более удачливым началом. Со Скорпионом осталось только трое его сподручных, которых удалось убедить повременить со скорым уходом. Дело в том, что Тахир давно уже вынашивал некий план, в случае успеха которого, главарь обещал своим псам молочные реки и кисейные берега. Гондорец Ингольд не поверил щедрым посулам Скорпиона, но остался при нем — беглому солдату просто неуда было идти. Кхандиец Касим не смог перебороть в себе алчность, только представив на миг описываемые Тахиром богатства. А осторожный Майсур будучи соплеменником Скорпиона был связан с ним некими древними родовыми клятвами, строго запрещавшими бросать своего вождя в беде. Вот так и получилось, что, нахлестывая своих уставших лошадей и оглашая окрестности диким воем и свистом, к руинам древнего Кха-Мельхара мчалось всего три пустынных пса — последние из банды Сизый пепел, некогда наводящей ужас на весь север Харада.***
— Проклятье на ваши тупые головы, сыновья облезлой ослицы! — такими неласковыми словами встретил своих подручных Тахир Скорпион, грозно уперев кулаки в бока. — Что? Может еще в бубны ударите? А?!.. Чего молчим? Нельзя было вести себя тише? Особенно в таком «веселом» месте … — А! Брось, Скорпион! Кто нас тут услышит, — беззаботно махнул рукой Касим из Кханда, — кроме этих облезлых камней и гнилых костей в гробницах! — В таких местах, как это, даже мертвые имеют уши, — заметил суеверный Майсур. — Чушь! — с неприкрытой бравадой заявил лучник. — Мертвые давно мертвы. А для живых у меня всегда найдется меткая стрела. — Это злое место, — поддержал Майсура Ингольд Рваное ухо, непроизвольно положив руку на потертую рукоять своего длинного гондорского меча. — На твоем месте, Касим, я бы попридержал свой язык за зубами. Негоже в ТАКИХ местах повышать голос в тревожный час сумерек — предвестнике черной ночи. — Наш светловолосый друг с Запада несказанно прав, — сверкнул белоснежными зубами Тахир Скорпион. — Кончайте трепаться и зажгите-ка лучше факелы. Скоро они нам понадобятся. В гробнице, наверняка, темно, хоть глаз выколи. — Не понимаю, зачем надо лезть в этот склеп именно сегодня ночью, — недовольно пробурчал Касим. — Дождались бы утра … — Потому, что, старый козел мог разболтать секрет этого захоронения кому-нибудь еще кроме нас, — оскалился вожак поредевшей банды Сизый пепел. — А конкуренты, как и незваные помощники мне ни к чему!***
— Ба’се’айль! Яшын Горо’уон! Араннас си’ииль! Подобно шипению ядовитой змеи прозвучали в вечернем воздухе слова древнего заклятья. Казалось, само мироздание застыло от ужаса, услышав давно уже мертвый язык проклятого народа. Лишь откуда-то с пустыни, с царства безбрежных дюн и барханов, прилетел одинокий и тоскливый вой дикого волка. Обычная на первый взгляд каменная стена, перед которой замерли заметно струхнувшие разбойники, замерцала и поплыла, мигом утратив свою мнимую надежность. Не успели душегубцы и глазом моргнуть, а вместо древнего камня на них завораживающе глядело темное стекло, изготовленное из странного матового материала. Разбойники могли поклясться, что внутри этого чудного зеркала в каком-то отвратительно-причудливом танце мелькали некие смазанные тени, один вид которых вызывал непроизвольную дрожь во всем теле. — Демоны Луксора! — выдохнул Тахир, непроизвольно попятившись назад. — Что это? — Вспомни слова колдуна, — подле его уха прошептал Майсур, завороженно глядевший на темное стекло, — в гробницу можно зайти и выйти лишь тем, кто увидит свое отражение в зеркале времени. — Ну?.. — Скорпион прищурился, — кажется, я вижу наши силуэты в этом проклятом стекле. Что дальше? — Скажи, «Я вижу» по гоморрски. Недовольно покачав головой, вожак банды медленно подошел к гигантскому зеркалу. — Араннас си’ииль! Никакого эффекта. Лишь омерзительные тени задвигались в два раза быстрее, словно почувствовав присутствие смертных. Грязно выругавшись, Тахир повернулся к застывшим подельникам. — Старый хрен все-таки обманул нас! Проклятие на его голову! — Может взять молот и попытаться разбить это … стекло, — неуверенно предположил Ингольд Рваное ухо. — Лучше разбей этим молотом свою дурную голову, — зарычал Скорпион. — Могу поклясться, что проклятое зеркало не взять и тараном. — Значит мы возвращаемся? Ни с чем? — скорчил недовольную мину Касим-лучник. — Постойте друзья! Кажется, я знаю, как открыть древние врата, — глаза Майсура сверкнули победным огнем. — И как это сделать? — угрюмо вопросил Тахир. — Вы были правы, вождь. Старый ушрак обманул нас, сказав нам чистую правду, но … не уточнив детали. — Это как? Проклятье, Майсур! Говори яснее? — Вспомните про эффект любого из зеркал. Оно меняет стороны. — То есть? — в черных глазах Скорпиона зажегся пока еще слабый огонек понимания. — Ты хочешь сказать … — Именно, вождь. Последнюю фразу нужно прочитать задом наперед. — Ьлии’ис саннара! — торжествующе продекламировал Тахир, вновь подойдя к матовому стеклу. Зеркало медленно отъехало в сторону, неслышно скрывшись в потаенном дверном пазе. Четверо авантюристов застыли перед чернеющим зевом древней могилы, скрывавшей в своих недрах несметные богатства. По крайней мере, на это страстно надеялись расхитители гробниц.***
Старый колдун, поведавший Тахиру Скорпиону о древней могиле, сразу предупредил, что найти потайную дверь будет очень непросто. От любопытных глаз она надежно сокрыта древними чарами, развеять которые в силах лишь определенные слова — магический ключ, ныне известный лишь единицам. Но жестокосердный главарь умел убеждать людей. Там, где не помогли угрозы, пошли в ход деньги. Старик оказался алчным типом, не сумевшей перебороть в себе страсть к желтому металлу. Ослепленный наживой, колдун прошептал на ухо Тахиру заповедные слова. Однако же сразу предупредил, что древняя усыпальница скрывает в своих темных недрах немало неприятных сюрпризов, посему стоит быть предельно осторожным, ибо смерть будет следовать за любым, кто отважится вступить под осыпающие своды. Скорпион, по вполне понятным причинам не мог поделиться только что обретенными знаниями с членами своей банды, ведь вожак прекрасно понимал, что за народец ходит под его властной рукой. Риск был слишком велик! Но испросить совета у толстяка Майсура, слывшего среди разбойников мудрецом и врачевателем, Тахир все же решился. Возможно Скорпион посвятил в свои темные планы Майсура и потому, что оба они принадлежали к одному и тому же племени, пускай в жилах Тахира и текла кровь темнокожих обитателей Дальнего Харада. Именно толстяк и посоветовал вожаку попытать с пристрастием старого колдуна, дабы удостовериться, что древний хрыч ничего не утаил. И вот теперь, спустя несколько месяцев, четверо авантюристов, преодолев практически безлюдные земли и пережив немало леденящих душу приключений, наконец-то, достигли вожделенной цели. Но на душе у Тахира Скорпиона было не спокойно. Даже предстоящий грабеж не грел его жестокую душу. Вожак банды все никак не мог забыть коварный блеск очей колдуна, не исчезнувший и после того, как молодцы из Сизого пепла ловко вздернули мошенника на старинном перекрестке караванных путей.***
Полный Майсур, носивший на совершенно бритой голове замысловатую чалму, одетый в стеганый халат и шелковые шаровары, небрежно заправленные в высокие сапоги с загнутыми кверху носками, остановился, как вкопанный подле чернеющего входа, что вел в зловещие недра древней гробницы. Подняв повыше весело трещавший факел, он завороженно рассматривал замысловатую вязь таинственных иероглифов, которая покрывала собою все стены недавно вскрытой усыпальницы. — Ну? Чего замер? Понравилась эта мазня? — презрительно скривив полные губы, спросил Касим-лучник, остановившись подле толстяка. — Это не мазня, друг кхандиец, — восхищенно выдохнул Майсур. — Клянусь Солнцем и огнем, не думал, что мне еще хоть раз доведется увидеть эти древние письмена. — И что же в них такого удивительного, что ты пялишься на эти проклятые стены уже битый час? — Это конд’жай — мертвый язык проклятой богами Гоморры. В последний раз я видел эти иероглифы в дни моего ученичества в столичной Коллегии магов … Поразительно! Как прекрасно они сохранились, — харадец с благоговением погладил холодную стену усыпальницы. — Словно и не было семи тысяч лет. — Бесполезные рисунки, — отмахнулся Касим, с опаской заглядывая в черный зев древней гробницы. — Не говори, — усмехнулся, подошедший к авантюристам Тахир Скорпион. — Друг Майсур не всегда был разбойником. Некогда он постигал знания под началом мудрейших из магов Харада. Без него мы вряд ли бы открыли эту проклятую дверь. Старый хрен все-таки умудрился провести меня, умышленно ошибившись в последней надписи — ключе. — Мало мы ему пятки на огне жарили! — зло ощерился кхандиец. — Старик был один из посвященных Круга Огня, а эти ребята умеют хранить тайны, — заметил Майсур. — К тому же он не обманывал тебя. Просто говорил иносказательно, лишь вскользь упомянув о зеркале времени. Мерзавец, наверняка, рассчитывал, что мы наложим в штаны от страха, едва только увидим это матовое стекло … Хм. Стоит ли удивляться, что он, верный священной клятве, до последнего пытался сбить нас с верного пути, подсунув нам лишь часть ключа. Правда, безумец не рассчитывал, что среди разбойников окажется маг-недоучка, способный быстро найти ошибку, — обычно добродушное лицо толстяка исказила неприятная усмешечка, показавшая, что старина Майсур находится среди этих жестокосердных душегубцев на своем законном месте. — Престарелый колдун уже получил свое, болтаясь в петле и кормя ненасытных воронов на перекрестке старых караванных путей, — Ингольд поудобнее перехватив чадящий факел, осветил им уходящий вглубь земли туннель. — И все же странно, что гробница древних царей находится в подвале обычного на первый взгляд дома. — Сразу видно, что вы, люди Запада, никогда не имели дело с захоронениями гоморрцев, — хмыкнул маг-недоучка. — Хитрые бестии специально проделывали подобные фокусы, дабы сбить с толку расхитителей могил. — Что ж, это обнадеживает, — Рваное ухо с опаской впился взглядом в негостеприимную тьму туннеля. — Если ты прав, друг Майсур, нас ждет поистине баснословное богатство. — Ладно, кончай трепаться, — Тахир Скорпион оглушительно хлопнул по своему широкому поясу, к которому крепились ножны внушительного ятагана и скрученный смертоносной змеей хлыст погонщика. Последним, вожак банды Сизый пепел управлялся с каким-то буквально леденящим душу мастерством. — Двинули внутрь. Первый идет Ингольд. — Почему сразу я? — напрягся гондорский дезертир. — Вот Касим, например, видит намного лучше меня. — Ты пойдешь первым, потому что я так сказал, — угрожающе улыбнулся Тахир Скорпион. — Или ты хочешь оспорить мой приказ, Ингольд? — Разумеется нет, — мрачно буркнул гондорец, первым вступая под каменные своды древней усыпальницы.***
Стоило отчаянным авантюристам очутиться внутри, как невыносимая волна смрада буквально обрушилась на них, лишая возможности дышать и вызывая желчные спазмы рвоты. Кашляя и грязно ругаясь, бандиты, зажимая носы, непроизвольно попятились назад, к спасительному выходу и чистому воздуху ночной пустыни. Но воля их вожака оказалась сильнее даже дикой вони, поднимавшейся откуда-то из черных недр старой могилы. Кнут Скорпиона всегда «вселял» отвагу в дрогнувшие сердца … — Вперед! Вперед, негодяи! Жалкие трусы! — хлыст сухо щелкнул в спертом воздухе узкого коридора. — Но, Тахир, нам нечем дышать, — прохрипел Ингольд. — Майсур, — вожак повернулся к толстяку. — Раздай парням полотняные маски, пропитанные уксусом. Ну-ка, шевели быстрее своей жирной задницей. Воняет тут и вправду почище дерьма старого верблюда. Маг-недоучка, не смотря на довольно внушительные габариты, выполнил грозный наказ Скорпиона за какие-то считанные секунды, сунув каждому из сотоварищей простую лицевую маску, сделанную из щедро пропитанного уксусом полотна — такие намордники носят врачеватели в темные дни чумы и моровой язвы. Хотя уксус тоже пах далеко не фиалками, но страшный смрад гробницы понемногу отступил. Разбойники приободрившись вновь двинулись вперед. Как и наказывал Тахир, первым шел, а скорее настороженно крался, словно дикий зверь, Ингольд, держа свой факел высоко над головой. За ним топал восторженно озирающийся вокруг толстяк Майсур — на какое-то время любовь к знаниям победила в нем жажду наживы. Вожак банды вышагивал по центру, положив левую руку на рукоять мясницкого ятагана, а правой крепко сжимая страшный хлыст. Черноглазый кхандиец Касим замыкал шествие расхитителей гробниц. Он единственный из всего веселого квартета не нес чадящий факел. Затравленно озираясь, Касим мертвой хваткой вцепился в свой изогнутый композитный лук, слегка дрожащей рукой положив стрелу на тетиву. Как только авантюристы оказались под каменными сводами древней усыпальницы, кхандиец, как по волшебству, лишился всей своей напускной бравады. Тихо ступающий Касим медленно двигался вперед, вздрагивая от каждого шороха. А шорохов в гробнице хватало. Казалось, этот узкий туннель, слабо освещаемый мерцающим светом трех факелов, живет своей, странной и противоестественной жизнью. Неведомые твари, если, конечно, это были существа из плоти и крови, хрустели, шуршали, пыхтели и хихикали, словно предчувствуя грядущие тяжкие испытания для четырех самонадеянных людишек. Гнетущее впечатление усиливал и сам коридор, более напоминающий узкий, богатый на резкие повороты туннель. Черные провалы боковых ходов вызывали неприятные ассоциации с открытыми в беззвучном вопле пастями доисторических чудищ, готовых сожрать любого неосторожного глупца, посмевшего нарушить вечный покой забытой усыпальницы. Призрачный свет факелов порою выхватывал не только странные надписи на мертвом языке проклятой богами Гоморры, но и фрагменты настенной живописи, от которых у Касима волосы вставали дыбом. Солнце и огонь! Неужели эти извращенцы некогда жили на землях благословенного Харада и творили подобные гнусности? Почувствовав тошноту, лучник из Кханда резко отвернулся. Великие боги! Лучше бы он этого не делал … То, что предстало пред его очами, заставило кхандийца с шумом втянуть в себя воздух. Почувствовав, как ноги становятся ватными, Касим тяжело навалился на каменную стену усыпальницы. Как же так? Лихорадочные мысли, огненными стрелами пронеслись в его мозгу. Этого … Этого просто не может быть! — Эй, Касим! Ты, что там, заснул? — рявкнул Тахир, оборачиваясь. — Н-нет, Скорпион, просто … просто задумался, — вымученно улыбнулся кхандиец, не в силах оторвать взор от напугавшего его зрелища. — Не задерживайся, Касим, — донесся откуда-то спереди веселый голос Майсура. — Старые гробницы буквально нашпигованы всякими ловушками и прочими зловещими секретами. Не успеешь глазом моргнуть, а уже будешь лететь в волчью яму. — Луксорская нежить, — прошипел лучник, наконец-то, отлипая от стены и пятясь на негнущихся ногах от черного провала бокового хода. Касим не смог объяснить даже самому себе, почему он так и не сказал своим товарищам о напугавшей его картине. Возможно, он не сделал это потому, что увиденное им было так дико и нереально, так не вписывалось в окружавший его интерьер, что лучник в глубине души сам сомневался, а не привиделось ли ему все это. Кхандиец, как и его товарищи, был мускулистым и сильным молодым мужчиной, который справедливо мог похвастать широкими мозолистыми руками и такими же ступнями. К тому же авантюристы носили сшитые из мягкой кожи высокие сапоги пустынников на высоком каблуке — для удобства во время конной езды. Посему след, который в призрачном свете удаляющихся факелов мельком увидел Касим в одном из боковых проходов, никак не мог принадлежать расхитителям гробниц. На пыльном каменном полу намертво отпечатался след человеческой босой ступни — маленькой и узкой, могущей принадлежать только ребенку или молоденькой миниатюрной девушке.***
Если бы Ингольд Рваное ухо знал, что совсем недавно смеющийся над его страхами Касим сам отчаянно трусит, огрубевшее сердце дезертира запело бы от ядовитой радости. Гондорец, шагавший впереди и освещавший факелом путь своим товарищам, непроизвольно поглаживал потертую рукоять своего длинного и всегда остро наточенного меча. Проклятая гробница ему жутко не нравилась и чем дальше он проникал в ее негостеприимные глубины, тем больше желал повернуть назад, бросив к демонам все эти сокровища. — Ты боишься, сын далекого Запада? — насмешливо спросил Майсур, шедший за Ингольдом. — А ты разве нет? — буркнул гондорец. — Я боюсь. И тебе советую поступать так же. Гоморрцы вошли в анналы истории, как донельзя странный и порочный народ, чей образ мыслей не понятен не только для вас, пришельцев из-за моря, но и для нас, харадцев, исконных хозяев этих сухих пустынных земель, — маг-недоучка замолчал, задумчиво рассматривая жутковатые рисунки на стенах. — Единственное, что можно сказать об этом древнем племени, так это, что сластолюбие и жестокость родились впереди него. Посему меня начинает волновать наша беззаботная прогулка по этим путанным коридорам … — О чем это ты, Майсур? — Ингольд искоса поглядел на рыжебородого толстяка. — Нам до сих пор ни попалась ни одна ловушка. Для гоморрских гробниц эта большая редкость. Обычно … Коридор резко повернул направо, и расхитители гробниц … уткнулись в совершенно гладкую стену, если не считать замысловатую вязь иероглифов, написанных тысячелетия назад под самым потолком усыпальницы. — Демоны Луксора! — рявкнул за спинами Ингольда и Майсура Тахир Скорпион. — И это все?! — Дальше пути нет, — непроизвольно хмыкнул гондорец. — Глухая стена. — Я вижу, сын шелудивого шакала и тупой ослицы! –прорычал Скорпион. — Майсур, ты же у нас, вроде как, самый умный, давай, читай какого рожна там написано? Толстый харадец поднял факел повыше. — Удивительно! Впервые вижу подобное! — Что там? Что? — товарищи по разбою обступили Майсура, с причудливой смесью страха и потаенной надежды взирая на непонятные значки на стене. — Странно … Это один из диалектов древнехарадского языка, но иероглифы гоморрские. — И чего тут удивительного? — поинтересовался стоящий позади Касим-лучник. — В научных кругах Хрисаады до последних дней считалось, что конд’жай — ныне мертвый язык Гоморры, как и кон’хаин — ее письменность, уже были давно позабыты во времена рождения первых царств Харада. — Ты можешь прочитать, что тут написано? — Тахир хлыстом указал на иероглифы. — Думаю, что да. Смотрите, — Майсур непроизвольно прищурился, — эта надпись гласит: «Здесь покоятся последние государи некогда великой Гоморры — те, что …» Странно! Какая-то чушь! — Не отвлекайся! Переводи дальше, — строго приказал вожак банды Сизый пепел. — «Здесь покоятся последние правители некогда великой Гоморры — те, что … улек эк’ази намерту, ляку’ун маи ушун … мертвы, но живут. Страшная смерть придет за тем нечастным, будь он человек, эльф, гном или даже презренный орк, если он в своей неразумной гордыни посмеет открыть эти врата в царство … лей’атан абаддия асшарью эл’ассаим …» Э-э-э, сейчас, сейчас, погодите. Как же оно читается … А! Вспомнил, — просиял Майсур. — «… если он в своей неразумной гордыни посмеет открыть эти врата в царство вечной ночи и первородного зла. В сиих чертогах посмертия бодрствуют во сне проклятые богами и самой вечностью, те, кто, будучи возвращен к жизни, священным законом Солнца и огня приговорен исполнить возложенное на них проклятие …» — Давайте, не будем открывать эти врата, — пискнул позади мага-недоучки кхандийский лучник. — Уверен, здесь нет никаких сокровищ. Только пыль да гнилые кости. — Заткнись, Касим, или я заткну тебя этим хлыстом, — Тахир Скорпион со злобой поглядел на своего подручного, для убедительности показав свою жутковатую плетку. — Майсур, продолжай. — «… Они уничтожат любого, кто злодейски вскроет их саркофаги, выпив всю воду жизни осквернителей могил. Воскресив себя таким образом, государи Гоморры вновь обретут жизнь и былую нечестивую силу, с помощью которой обернутся страшным проклятием на эту землю. Реки иссохнут, тучные пастбища оскудеют, а пышные сады сгниют. Из тьмы веков вновь восстанет проклятое царство Гоморра и …» — толстый харадец на миг замолк, нервно сглотнув. — «… и живые позавидуют мертвым». — Что за чушь! — скривился Тахир. — Это не чушь … Это предостережение, — выдохнул Касим. — Умоляю, давайте уйдем отсюда. Пока еще можем. Уверен, здесь обитают древние джинны! — Тут написано, КАК открыть эти врата? — спросил Скорпион у мага-недоучки. — Думаю, что да. В конце есть пару строчек. — Во имя всех богов! Так чего ты молчишь? — возмущенно воздел руки кверху Тахир. — «Если твое сердце полно отваги, сделай шаг, прикажи и врата откроются». — И как это понимать? — Ингольд сдвинув на затылок свой гондорский шлем, почесал слипшиеся от пота русые волосы. — Это какая-то загадка? — Скорее всего, — неуверенно улыбнулся Майсур. — Сейчас проверим. Громко втянув в себя воздух, рыжебородый харадец сделал шаг вперед, вплотную подойдя к совершенно гладкой стене. Майсур растопырив пальцы на правой руке, медленно вытянул ее перед собой. Осторожно и нежно, словно боясь ошибиться, маг-недоучка прикоснулся подушечками своих пальцев к холодному древнему камню. — И’стахан! — придав своему дрожащему голосу твердость, воскликнул Майсур, с силой нажимая растопыренными пальцами на стену. — И’стахан! В коридоре повисла напряженная, оглушающая тишина. Три пары глаз, не мигая, следили за действиями своего ученого товарища. Тахир Скорпион буквально пожирал своими агатовыми глазами стену, словно от его испепеляющего взгляда та могла, как по волшебству, растаять в воздухе. Ингольд закусив губу, до боли, до белизны костяшек, сжал рукоять своего меча, готовясь к худшему, ибо этот жестокий человек никогда не верил в случайную удачу. Трусливый Касим даже перестал дышать, чувствуя, как его заячье сердце оглушительно бьется в груди. Лучнику казалось, что этот барабанный набат слышен всем в этом проклятом коридоре. Но секунды складывались в минуты, а ничего не происходило. Совсем нечего! Осязаемое напряжение понемногу стало спадать. Кустистые черные брови Тахира грозно сошлись на переносице, на узких губах Ингольда зазмеилась кривая усмешка, а Касим-лучник тихонько хихикнул. — Это просто обманка, — продолжая нервно не то смеяться, не то скулить, заявил кхандиец. — Фокус не удался … — дезертир гондорец нарочито громко сплюнул в сторону. — Как это понимать, Майсур? — обманчиво вкрадчивым голосом поинтересовался у толстяка Скорпион. — Что? Твоих знаний не хватает, дабы «открыть сии врата»? — Я не колдун, Тахир, я всего лишь толмач, немного разбирающийся в древних текстах, — пожал плечами толстяк. — Что тут было написано, то я и сделал. Сказано же: «Если твое сердце полно отваги, сделай шаг, прикажи и врата откроются». Прикажи … Ну, я и приказал. И могу повторить это хоть тысячу раз. На древнехарадском слово «Откройся»! в повелительном наклонение звучит, как «И’стахан»! И’ста … Надежный на первый взгляд пол бесшумно ушел из-под ног Майсура, низвергнув не успевшего даже крикнуть толстяка в неизведанные глубины тьмы. Подвижная плита закрылась так же быстро, как и открылась, не оставив на ровном каменном полу даже маленькой щели, намекавшей на коварную ловушку. С тихим шелестом, словно где-то в невообразимой вышине подул легкий ветерок, глухая стена, еще секунду назад преграждавшая путь безрассудным авантюристам, стала медленно подниматься, открывая путь к вожделенной цели. — Хм! — угрюмо усмехнулся Тахир Скорпион. — Видимо, наш ученый друг неправильно истолковал слово «отвага». Тут попахивает больше самоуверенной глупостью, чем бесшабашной храбростью …***
Перед расхитителями гробниц предстала скорее просторная комната, чем маленький зал, в котором зачастую хранили своих усопших правителей древние гоморрцы. Царство тлена и пыли давно уже захватило эти весьма скромные покои, затянув не только углы, но целые стены с потолком гирляндами сероватой паутины. Наверху паутина была сплетена столь тщательно, что образовывала настоящий навесной потолок из темно-серых нитей и чего-то еще неописуемо мерзкого на вид. Но даже столь надежное покрывало немилосердного времени не могло скрыть вопиющую бедность помещения. Здесь не было ни дорогих погребальных урн, ни роскошной мебели, ни сундуков, полных до краев золота и самоцветов, а подле стен не покоилось древнее церемониальное оружие, выполненное из чистого золота и утраченного ныне мифрила. В усыпальнице не было вообще ничего, если не считать двух грубо сделанных саркофагов, небрежно прислоненных к дальней стене убогой комнатушки. Невзрачные крышки старинных гробов не украшали посмертные маски их хозяев, лишь три багряных иероглифа было вырезано на потемневшем от невообразимой древности дереве, словно некое неведомое предостережение алчным до наживы грабителям. Было что-то такое в этих красных символах забытого языка, отчего мороз шел по коже. — Во имя всех богов! Тут воняет похлеще, чем в коридоре, — поморщился Ингольд Рваное ухо, поплотнее прижимая лицевую повязку с уксусом к своему лицу. — Не гробница, а прям скотобойня какая-то … — Проклятье! Демоны Луксора! Отрыжка Мелькора! — в бешенстве закричал Касим-лучник, с силой ударив кулаком об стену. Кхандиец оглядев девственно пустую усыпальницу, начал осознавать, как сильно его развели. — Старый хрен таки обманул нас. Здесь … Здесь же ничего нет. Вообще ничего! Это не гробница последних царей. Нет! Это нора каких-то зачумленных нищих … — Заткнись, ублюдок! — прорычал Тахир, наотмашь ударив кхандийца по лицу своим страшным хлыстом. С испуганном воплем, Касим пал на колени, зажимая обоими руками рассеченную до кости щеку. Алая струйка крови медленно потекла сквозь его трясущиеся пальцы на пыльный пол, образовывая темную лужицу умирающей влаги жизни. — Нужно открыть эти гробы, — заявил вожак банды. — Может хоть там мы найдем обещанное золото. Рваное ухо, ну-ка подсоби мне. Задумчиво потирая давно небритый подбородок, гондорский дезертир, не спеша подошел к двум саркофагам. Оглядев их со всех сторон, он, глубокомысленно причмокнув губами, обернулся к Скорпиону. — На вид они страшно тяжелые. — Проклятье на твою голову! Ты что неженка их гаремов Хрисаады, что боишься лишний раз напрячь свои гнилые мускулы? — Нет, Тахир, я не боюсь напрячься. Просто здесь … — Просто здесь, ЧТО? — Мне не нравятся эти проклятые красные иероглифы на крышках. Клянусь валарами, их тут намалевали неспроста. Жаль, что старина Майсур так рано дал дуба. Его знания в древних языках нам бы сейчас очень пригодились. — Ха! Еще скажи, что ты собирался оставлять жирдяя живым после этого действа? — жуткая улыбка появилась на полных губах Скорпиона. — К демонам все эти иероглифы! Чтобы вскрыть старые гробы, нам помощь всяких недоучек не нужна. — А вдруг здесь написано жуткое проклятие? — не унимался гондорец, с подозрением глядя на зловещие алые символы. — Ага! И если мы сейчас откроем эти долбанные саркофаги, нас сразу настигнет половая немочь, — сухо рассмеялся Тахир, но сразу замолк, ибо его смех отразившись от каменных стен древней усыпальницы, вернулся к хозяину чем-то иным, чем-то совершенно чуждым и донельзя неприятным. — Демоны Луксора! — Скорпион громко сглотнул. — Кончай трепаться, Ингольд, давай уже двигать эти крышки. Проклятия там не проклятия, а золото нам нужно позарез. — Не трогайте их! — вдруг истерично завыл Касим, прямо на глазах лишающийся остатков своего мужества. — Это место проклято. Слышите?! Проклято! Надо бежать … Бежать! Бежать, пока не поздно. — Касим, детка, — ласково обратился к лучнику вожак банды. — Еще одно слово, и я отрежу тебе твой жирный язык. Такому ничтожеству, как ты, он все равно не нужен. Скуля, лучник, как был на коленях, так и пополз назад. Его смелые товарищи, более не обращая внимания на труса, взялись за крышку первого саркофага, того, что по утверждению Ингольда, выглядел несколько поменьше. Однако сдвинуть тяжеленую крышку оказалось не так-то просто. Даже удвоенной мощи двух сильных мужчин едва хватило, дабы лишь слегка поколебать черный гроб. Мышцы на руках и спинах вздувались тугими канатами, лица краснели, пот лился ручьем, но крышка оставалась недвижимой, будто вмурованная. — У меня такое чувство, что эти … саркофаги выполнены точно … не из дерева, — утирая обильный пот со лба, прохрипел гондорец. — Такой тяжести позавидует и прочная кладка древних нуменорцев, будь они не ладны. — Ладно … Давай еще раз! — просипел Тахир, вновь хватаясь за саркофаг. Вдруг внутри саркофага что-то звонко щелкнуло и тяжеленая крышка гроба пала ниц, прижав к полу не успевшего отскочить гондорца. Древние чертоги мертвых наполнились криками боли и грязнейшими ругательствами. — Демоны Утумно! Моя … Моя нога! — выл Ингольд, пытаясь вытащить поврежденную часть тела из-под злокозненной крышки. — Не кричи, как бешенная роженица, и не дергайся — рявкнул Скорпион. — Сейчас я постараюсь тебе помочь. Касим, сукин ты сын, кончай ползать по полу и помоги мне. Одному мне не поднять эти проклятую крышку. — Что там … внутри? — осмелев кхандиец, выглянул из-за дверного косяка. — Что? — невесело усмехнулся Тахир. — Задница верблюда, вот что! Ничего! Ты был прав, грязный шакал обманул нас. В этой гробнице нет ничего ценного. Даже намека на золото и драгоценные камни … — Дерьмо! Кажется, мне сломало ногу, — вновь плаксиво завыл Ингольд. — Сейчас … сейчас, поглядим, что тебе там сломало, — Скорпион наклонился над дезертиром. — Эй! — неожиданно встрепенулся он, резко распрямляясь. — Что это? Что это там капает? Темнокожий харадец с удивлением поглядел на свое плечо, по которому с какой-то роковой неторопливостью растекалась грязно-бурая капля. Обуреваемый самыми дурными предчувствиями, Тахир по прозвищу Скорпион, медленно поднял голову кверху. Его угольно черные глаза всего лишь на миг встретились с нестерпимо золотым сиянием нечеловеческих очей, но этого мига хватило вожаку, дабы осознать всю глубину беспредельного ужаса, таящегося в этих проклятых руинах. Это ужас был настолько стар, что все нынешние царства казались по сравнению с ним малыми неразумными детьми. Но в сияющих глазах безымянного чудовища светилась такая непостижимая извращенная мудрость, такое сластолюбие и … такая беспредельная жестокость, что разум любого живого создания не мог выдержать подобного. Это … это было просто нестерпимо! Скорпион закричал, закричал так, как никогда не кричал в жизни. Он, жестокий и отважный вожак легендарной банды Сизый пепел, что наводила страх на весь Северный Харад, обделался, заходясь уже то ли в диком вопле, то ли в безумном смехе. Тахир продолжал истерично хохотать даже тогда, когда сильные руки неведомой твари буквально оторвали его от пола, нещадно полосуя тело изогнутыми когтями, а чьи-то нестерпимо острые зубы, с хрустом вонзились в его толстую, бычью, шею.***
Касим-лучник бежал по извилистым коридорам древней гробницы, не чуя под собою ног. Дробный топот пяток кхандийца могло заглушить лишь его сердце, едва не выпрыгивающее из груди. В голове шумело, перед глазами бешено скакали алые и черные точки, из вмиг осипшего горла рвался беззвучный вопль. Беглецу не нужен был свет факела, чтобы правильно выбирать дорогу. Чего-чего, а кхандиец всегда умел разбираться на местности. Да и трудно ли всегда держаться прямо и только прямо, спеша к спасительному свету далеких звезд, которые непременно разгонят ночной кошмар древней усыпальницы. По крайней мере, Касим на это очень надеялся. В начале безумного бегства, лучник из Кханда еще слышал истошные крики бедняги Ингольда, которого неведомая тварь, наверняка, рвала на куски. Эти полные ужаса и боли крики оглушали Касима, заставляя бежать еще быстрее. Всего на миг, на один краткий миг, Касим увидел ту тварь, что напала на Тахира сверху. Но этого мига хватило кхандийцу, чтобы без оглядки удариться в паническое бегство. Белая, словно творог кожа, омерзительно обтягивала лысый череп, на котором золотым огнем светились гигантские глаза нежити. В нереальном сиянии этих демонических очей черный провал давно сгнившего носа, казался еще более отталкивающим. А зубы! Солнце и огонь! Зубы … длинные и острые, как у гигантской черной пантеры из джунглей Дальнего Харада. Этими клыками ужас из склепа буквально порвал горло Скорпиону, разбрызгивая черную кровь еще живого человека во все стороны. Касим хотел бы соврать самому себе, успокоить бунтующий разум, придумать неведомому чудовищу инфернальное происхождение, но в глубине души лучник знал, что монстра из гробницы когда-то, возможно тысячи и тысячи лет тому назад, родила смертная женщина и когда-то… давным-давно … он был человеком! И от этого знания Касиму становилось еще страшнее, ибо он всего лишь краешком, мимоходом, но прикоснулся к запретному миру жутких тайн и древнего ужаса. Он все бежал и бежал, пока свежее дыхание харадской ночи, не овеяло его своей прохладой. Впереди забрезжил пока еще далекий, но уже ясно различимый контур распахнутой двери. Казалось, прошли ионы лет с тех пор, как Тахир Скорпион, используя заклятие старого жреца, распахнул эти проклятые врата. Сколько всего произошло с тех пор … Подумать страшно! Но вид далеких звезд вселил в израненную душу Касима надежду на спасение. Нужно поднапрячься, собрать последние силы в кулак, и он вырвется из этого смрадного логова тлена и древней мерзости. Кхандийцу оставалось каких-то пару несчастных метров, и он очутился бы на свободе. Но … эти последние метры ему было не суждено преодолеть. Кто-то легкий, словно дитя, прыгнул ему на спину, обвив тонкими руками вспотевшую шею лучника. — Любимый … милый… единственный … — словно мед потек, сладкий голосок неизвестной. — Куда ты? Зачем? Почему? Не беги … Не уходи … Не бойся … Тебе никто здесь не причинит вреда. Тут друзья. Друзья … Друзья … — мелодичный голос завораживал, успокаивал, лишал всяческих сил к сопротивлению. Касим зашатался, словно подвыпивший умбарский матрос. — Останься со мной… Развей мою скуку … Хотя бы на миг … На час … На день … На целую вечность! Прекрасный голосок неизвестной почему-то напомнил кхандийцу просторные степи далекой родины. Касим заулыбался, явственно слыша, как шумит ковыль на ветру, а где-то рядом, подле стойбища, где он родился и вырос, заливисто ржут лошади. В стойбище сейчас сели ужинать: едят вкусный плов и пьют холодно-освежающий кумыс. Вот посередине их юрты сидит кряжистый отец, а там, маленькая, быстро состарившаяся от домашних хлопот мать, а здесь многочисленные братья и сестры. Они все улыбаются ему, машут руками, подзывая Касима к огню. Ну-же, Касим, чего ты застыл у входа? Иди к нам … Иди … Кхандиец уже не почувствовал, как острые, словно наточенная сталь, зубы пронзают его шею. Он вообще ничего не почувствовал. Касим умер улыбаясь, ведь он, наконец, вернулся из долгих странствий, он был дома.