На улицах Детройта

      Тихий стук.       Рид даже не сразу его заметил. Слабый удар кирпича о землю — первого, ставшего фундаментом возросшей между ним и напарником стеной. Настоящей. Не той, что Гэвин напоказ выставлял в первые дни их сотрудничества. И не той, которая могла бы пролечь непреодолимой преградой между двумя разными видами: машиной и человеком. Это была обычная стена, которая незаметно подобралась сначала к коленкам, мешая сделать первый шаг навстречу друг другу, затем скрыла человека по пояс, тем самым обездвиживая его, и кирпич за кирпичом поднялась к горлу, вынуждая смотреть перед собой с высоко задранной головой и под конец и вовсе скрыла вторую сторону за глухой стеной. Цемент и бетон в воображении — обиды и страхи в реальности, ставшие крепким раствором. В нём и был замурован детектив, уже не в силах пошевелить и пальцем, стоило только RK900 войти в департамент лёгкой походкой пластикового болванчика, чуть клонясь в сторону при поворотах. Но всегда ровно. Осанисто. И до скрежета в зубах невыносимо правильно. Рид не понимал, откуда это взялось: искренне, как ребёнок, недоумевал, почему какая-то машина удостоилась таких трудов с его стороны: "Что бы я и обижался на него? Чтобы забивал голову таким пустяком? Ха! Бред собачий".       Действительно.       И всё же Гэвин продолжал в том же духе: показательно молчал, исподтишка метая недовольные взгляды, непроизвольно тянулся, каждый раз натыкаясь на невидимый барьер и отскакивая в сторону, скалил зубы, не без труда сдерживая рвущуюся наружу неприязнь. Да и она уже растеряла свои краски: пассивная агрессия давно стала частью и без того скверного характера детектива, отсекая от себя не только андроида, но и остальной коллектив, продолжая выстраивать стену дальше, огибая Рида и замыкаясь перед испуганными в глубине глазами.       Гэвин боялся.       Так же искренне, как и ненавидел.                   И если первому чувству он ещё мог дать объяснение, то второму — уже нет.       — Откуда в вас столько злобы, детектив?       RK900 с трудом оттащил напарника от тела, распластавшегося на асфальте. Корчась в собственной крови, несостоявшийся продавец красного льда молил полицейского о пощаде. Но вместо этого получил лишь увесистым кулаком по лицу. А затем в живот. И грудь. Ногами. Всем своим весом и мощью, на которую только был мог способен обезумевший человек.       Обезумевший.       На секунду андроиду показалось, что Гэвин действительно слетел с катушек.       Выпутавшись из цепкой хватки Ричарда, детектив первым делом сплюнул на преступника, только после чего, отойдя, закурил.       — Неважно, — донёсся ответ, когда дым взмыл вверх. — Плевать я хотел на эти отбросы. И щадить их тоже.       — Это непрофессионально.       — Не поверишь: и на это плевать.       И больше ничего: ни недовольного взгляда в сторону андроида, ни резкого словца. Рид позволил напарнику сковать не сопротивлявшееся более тело и дождаться патрульной машины, предусмотрительно вызванной RK900. Гэвин вновь заступал за невидимую черту, ограничивая себя от всякого взаимодействия с посторонними.       Но вот незадача: Ричард не был им.       В Детройте андроиды уже давно вошли в повседневную жизнь. Многие дети, которые родились и провели своё детство с машинами, зачастую воспринимали их как членов семьи, если, конечно, родители позволяли себе такое воспитание. Некоторые взрослые держались с ними на равных. А после инцидента с Иерихоном общее мировоззрение и вовсе начало в корне меняться, позволяя машине почувствовать (если она действительно могла испытывать нечто, что напоминало чувства) себя больше, чем собранный на заводе автомат. Однако Рид игнорировал всё: неминуемый прогресс взаимоотношений человека и искусственного интеллекта, глобальные изменения, вынуждающие человечество ставить себя наравне с теми, кого они сами же и создали. Всё это. А вместо понимания — глухая стена. Такая же высокая и холодная, как и до этого.       — Зачем вы закрываетесь, детектив Рид?       В этот раз фраза андроида просочилась через бетон в обеденный перерыв: Гэвин уже собирался из кафетерия, когда Ричард встал в проходе, преграждая дорогу. Мужчина остановился. Но глаз не поднял.       — Не хочу иметь ничего общего с такими, как ты, ведро.       — Разве я имел ввиду только себя? — это заставило серые глаза скользнуть по отшлифованному подбородку и с вопросом обратиться к своему более холодному и безжизненному отражению. Рид хотел спросить: "причём тут ты?", но вовремя осёкся, понимая, на что выводил его андроид. На контакт — то, от чего с таким усердием и отгораживал себя детектив.       — Прочь с дороги: не хочу из-за тебя вновь получить нагоняй от Фаулера.       — Вы не ответили.       — Потому что я и не собирался! — рявкнул Гэвин. Эмоции перекосили лицо судорогой — Рид смог оттолкнуть андроида, выбегая в коридор и спешно скрываясь за поворотом. Ричард только проследил за ним взглядом, отмечая про себя маленькую победу — стена затрещала. Но повода для радости мало: почуяв опасность, мужчина мог начать укреплять свои позиции, окончательно замуровав себя под куполом одиночества. RK900 следовало действовать осторожно и быстро, если он хотел успеть попасть в уходящий поезд и оказаться один на один с тем, что уже не один месяц изводило детектива Рида.       И у андроида почти получилось.       Правда, лишь почти.       В этот день ни одна минута не могла настроить напарников на откровенный разговор: Гэвин целиком и полностью погрузился в задание, растянувшееся не на несколько часов, а на целый день. Слежка за андроидом-террористом, предположительно, перепрограммированным людьми, оппозиционно настроенными к сближению "живого и искусственного", заняла все мысли и силы детектива. Полицейские даже шутили, что Гэвин сам состоял в преступной организации — настолько он не боялся выражать своё негативное отношение к машинам, да и взрывы, подрывающие не только здания, но и веру людей в человечность андроидов, вполне подходили к его кровожадной натуре. Однако такой образ Рид носил только на работе, когда его могли заметить посторонние. Наедине же с собой он переживал совершенно другие эмоции.       Это было насилие.       Насилие с той и с другой стороны.       И здесь уже не важно отношение Рида к новой прогрессирующей расе: к пластиковым болванчикам он найдёт подход. Возможно, привыкнет. Может, продолжит игнорировать дальше. Но терроризм — здесь пройти мимо Рид уже не мог.       И он не прошёл, потянув за собой вереницу неудач, ошибок, небольших неточностей, что вкупе с разлаженной работой с напарником привело к печальному исходу.       Ричарду удалось увидеть то, что пряталось за стеной.       Увидеть в свете угасающего диода.       При задержании девиант сдетонировал: RK900 разнесло на части, оторвало ноги и размозжило живот. Бесчисленное множество трубок, перепачканных в тириуме, вывалилось наружу, продолжая то, что осталось от андроида. Рядом с затухающим разумом стоял детектив — ошарашенный и притихший, словно это его задела ударная волна, лишив слуха. Но в момент взрыва Рид находился далеко, позволив напарнику выполнить всю чёрную работу. Ричард выполнил, за что и поплатился новеньким корпусом.       Пока вызванная на место взрыва скорая помощь пыталась спасти человеческие жизни, работники Киберлайф во всю соскребали со стен и потолков остатки девианта. К исполнившему свою роль RK900 они не спешили — все данные, которые не повредил огонь, уже отсканировал и отправили в головной офис, где готовили новую модель к завтрашней смене. Старой же позволили спокойно дожить те минуты, которые стояли у неё перед глазами. В этот момент, помимо нещадно спешащего таймера, Ричард смог увидеть кое-что ещё.       Сначала Гэвин просто стоял рядом. Пытался отдышаться: не отставая от сотрудников Киберлайф, детектив тратил драгоценные минуты, настаивая на спасении искорёженного пластика. А когда он понял, что это бесполезно, то медленно, на подкашивающихся ногах, поплелся туда, где из темноты на него таращился горящий глаз, лишившийся ресниц и век. Встал рядом, метая взгляд по тому, что осталось. Присел на корточки. Закурил.       — Блять.       Пепел тонул в голубой жидкости, уверенно подбиравшейся к носкам изношенных кроссовок. Гэвин не замечал этого. Или не хотел замечать: вместо этого он только сидел, пуская дым и в без того насыщенный им воздух, не удостоив RK900 больше и взглядом. Гэвин не видел в этом необходимости. Так же, как и в словах: он просто находился рядом. Максимально открытый. Максимально нуждавшийся в том, чтобы диод Ричарда не потухал.       В молчании андроид провёл последние минуты. В нём же он и различил страх напарника: мелкая дрожь колотила тело, из-за чего сигарета быстро тлела в трясущихся руках. От губ осталась одна тонкая полоска — Гэвин сжал их, что было силы, то ли подавив в себе очередной гневный выкрик, то ли не позволив слезливому комку проделать влажные дорожки на грязном лице. Рид и сам ещё не мог понять, зол он или расстроен, а может быть и всё вместе.       Он просто не хотел, чтобы Ричард покидал его.       Не лез к нему с глупыми вопросам, не опекал его, не старался вывести на контакт, но при этом продолжал оставаться незримо рядом. Чтобы детектив всегда знал, что мог бы положиться на него. Что найдётся в этой вселенной организм (пусть и сотканный из пластиковых трубок и проводов), который несмотря на его поведение продолжит стоять там, за этой самой стеной, может, покорно выполняя команду, а может и в смиренном ожидании, что когда-нибудь кирпичная кладка не выдержит.       Но не в этот раз.       После того, как диод погаснет, Рид примется возводить новые высоты. И не важно, что сознание напарника перенесут в новую модель — мужчина вряд ли подпустит нового болванчика и на метр. Это уже не тот Ричард — не тот надоедливый и во всём правильный андроид, которого он когда-то спутал с RK800.       Всё будет по-другому.       А стена останется прежней.       Кирпич к кирпичу.       Переживание к переживанию.       Только плотней и на этот раз без единого просвета.

Конец.