Шесть с половиной недель

      Она стояла на пороге — юная, свежая — и пахла дождём. Её влажные волосы сбились на сторону и немного спутались, на лице поблёскивали водяные капли, которые хотелось немедленно слизать языком. Сдержался.       — Я ждал тебя в прошлую субботу… — Не хотел ведь говорить этого. Сам не люблю оправдываться и других стараюсь не вынуждать. — Ты не заболела?       Алиса замялась, подыскивая слова.       — У меня критические дни были. — Взгляд отвела в сторону, на щеках румянец. — Прости, что не позвонила.       — Ты эгоистка, Алиса, — сказал строго. Вскинулась удивлённо. Усмехнулся: — У меня-то не было критических дней. — Глазищи ещё шире распахнула, заулыбалась. Потом засмеялась, уткнулась носом мне в грудь, обхватила за поясницу.       — Я не подумала об этом, извини. Ты прав.       Обнял её за плечи, прижал к себе крепче. Внутри все узлом скрутило — желание было настолько нестерпимое, еле на ногах устоял. Член оттопырил брюки, упёрся Алисе в живот. Пожалуй, с обедом придётся немного повременить. Но гостеприимный хозяин во мне оказался расторопнее сексуального маньяка, чтобы спросить:       — Ты сильно голодная?       — Безумно. — Зыркнула из-под густых ресниц, задержав взгляд на моих губах. Даже профессионалки смотрят не столь призывно.       Присел, снял с Алисы босоножки. Гуччи, отметил про себя. Ну-ну…       Ладони сами заскользили вверх по голым ногам, широкая юбка летнего сарафана этому не мешала. Задрал подол, коснулся губами кожи, с наслаждением втянул её запах. Выше, выше. Голова закружилась. Алиса всхлипнула, вцепилась мне в плечи.       Поднялся. Не малолетки же мы неуравновешенные, чтобы миловаться в коридоре? Наверное, потерпим до специально предназначенного для этого места? Или нет?       Алиса плечи не выпустила, привстала на носочки, потянулась к губам. Это без проблем. Поцелуй при встрече — это нормально, а потом можно и на кровать перебраться. Успеть бы только.       Навалился сильнее, чем хотел, почти впечатал в стену, обрушился на её рот — с жадностью, задыхаясь, как дембель оголодавший. Мял грудь, бёдра. Снова залез под юбку, сдвинул в сторону тонкую полоску ткани. Одно только название, что трусы! Пальцы с такой лёгкостью погрузились вглубь, что я захрипел, воздух вдруг закончился. Алиса текла. Моя девочка сочилась влагой словно течная сука.       Накрыло люто. Смотрел в её глаза — огромные, блестящие, со всполохами незамутнённого желания — и был не в силах отвести взгляд, продолжая рукой ритмичные, настойчивые движения, дразнящие её плоть, терзающие её клитор. Алиса судорожно хватала ртом воздух, притягивая меня ближе, подаваясь навстречу, шептала что-то бессвязное.       Пах сковывало до спазмов, почти резало напополам, член болезненно пульсировал. Хотел прерваться, сменить расклад, но Алиса стонала, металась под моими пальцами, став сейчас всего-навсего сгустком первобытных потребностей. Я не смог оставить её. И продолжал мучить, с трудом подавляя собственные хотелки, лишь скрипел зубами, рискуя превратить их в крошево. Алиса, почти на грани обморока, билась, прижатая к стене. И наконец её крик разорвал тишину квартиры.       Но это было только начало.       Мы словно с цепи сорвались. Я дурел от её близости, от её постоянной готовности, от её желания не скрывать, какое удовольствие ей доставляет всё то, что мы делали. Желание неприкрытое, почти выставляемое напоказ.       В этот вечер я не садился за компьютер и отключил телефон, Алиса мне не читала, мы не слушали музыку и не смотрели фильмы. И почти не разговаривали. Мы бились на площадке в четыре квадратных метра моей постели, словно дикари — сплетались, толкались, любовались друг другом, хрипели и рычали, задыхаясь от распиравшей нас эйфории.       — Ты должен сказать мне, чего тебе хочется прямо сейчас, — шептала Алиса. — Не отворачивайся, смотри мне в глаза.       И я говорил. Смотрел ей в глаза.       Мне хотелось разорвать Алису, забраться внутрь неё, проникнуть в её голову, в её сердце, в её матку. Мне хотелось вскрыть себе грудную клетку, запихать туда Алису и замуровать наглухо, чтобы она не смогла выбраться, навсегда осталась там.       Алиса цеплялась за меня, тёрлась, словно кошка, порыкивая, когда я не подчинялся, хныкая умоляюще, когда я доводил её почти до пика и на мгновение отстранялся, наслаждаясь её нетерпением. Мой живот покрывали отметины от её зубов, шею саднило от засосов, а спина и ягодицы горели от царапин.       — Идёшь в душ? — спросил, как только схлынула первая волна безумия. Решил с чего-то, что нам пора возвращать себе цивилизованный облик.       — Нет, — сказала Алиса, хватая меня за руку, когда я дёрнулся подняться. — И ты не пойдёшь.       Мокрые, липкие, все в выделениях собственных тел, мы тяжело дышали, распластавшись на влажных простынях, пестревших неопрятными пятнами.       — Ты чистый — весь, полностью. И ты красивый — везде, — шептала Алиса, слизывая пот и сперму с моего тела, размазывая их губами, лбом, подбородком по коже. В местах, где вся эта влага успела подсохнуть, кожа неприятно зудела. Я почёсывался, словно бомж, но в душ не шёл.       Мы отдыхали. Жадно пили воду. А потом снова всё начинали сначала. Не знаю, откуда я брал силы. Когда мы не любили друг друга, то просто лежали, обнявшись, проваливаясь время от времени в сон. Обедали ближе к вечеру, а ужинали под утро.       — Ты ничего не сказала о розах. Они тебе не понравились? — Мы уже порядком подвыдохлись и почти не могли шевелиться. Алиса и правда даже не обратила внимания на цветы.       — Так эти розы для меня?       — Нет, для Ивана Фёдоровича Крузенштерна, — не удержался я от сарказма и не понял, почему Алиса просто зашлась смехом.       Успокоившись и утерев выступившие слёзы, сказала виновато:       — Прости, но я не люблю цветы. Особенно розы.       Да она издевается…       — Все девушки любят цветы, — сказал я убеждённо. — Особенно розы.       — Я знаю. И обычно я прыгаю от восторга, когда мне их дарят, потому что все знают, что девушки любят цветы, особенно розы. Не хочу разочаровывать дарителей.       — Вот как? А меня, значит, хочешь?       — Тебя я не хочу обманывать. Я люблю ландыши. Но их нельзя собирать, они занесены в Красную книгу. И ещё я люблю маки. Такие огромные… у бабушки росли такие в огороде… У них чёрная сердцевинка, похожая на паука. Когда я была маленькая, то очень их боялась. Потом полюбила эти маки. Но их бесполезно ставить в воду. Они даже полдня не стоят, сразу вянут.       — А с розами-то что не так?       — Они слишком… слишком безупречные. У них идеальная форма. Из-за этого они мне кажутся какими-то фальшивыми. Бездушными.       Я не перебивал Алису. Это был первый случай, когда она что-то о себе рассказывала. Но напрасно я ждал продолжения, она больше ничего не сказала.       Кажется, досыта. Алиса спала, свернувшись калачиком на краю кровати. Я курил, зажав сигарету зубами — сил на то, чтобы держать её в руке, не осталось. Даже под угрозой расстрела я не смог бы сейчас забраться на самую распрекрасную красавицу мира. Всё, что мог, это лежать, курить и улыбаться.       Улыбался себе. Не понимал, чего я так очканул, почему страшился, что Алиса не придёт больше? Баб вокруг полно. Свет, что ли, клином сошёлся на этой девчонке?       Смеялся над словами брата. «Та самая»? Да таких самых пол-Питера, только успевай выбирать.       Гордился собой. Не каждый юнец выдержал бы такой марафон. Да и вулкан, судя по всему, я раскочегарил нешуточный.       В голову пришла совершенно дурацкая мысль. Посмеялся и над ней тоже.       Посмеиваясь, встал, пошёл в душ. Полоскался долго, тщательно смывая с себя следы бурной ночи. Побрился. Посмотрел оценивающе на себя в зеркало. Хорош, чертяка! И хмурой складки между бровями уже не было, так что к косметологу можно не ходить.       Та странная мысль долбилась в темечко назойливым дятлом. Отгонял, продолжая посмеиваться.       Пошёл на кухню, напёк блинов. Алиса проснётся не раньше обеда, есть захочет.       Позавтракал сам, не спеша и плотно. Надо было восстанавливать силы, а ну как ещё понадобятся?       Вернулся к кровати, посмотрел на Алису — лежит на боку, ногу под себя подвернула, длинные волосы разметались по подушке. Укрыл. Вдруг ей холодно?       Взял ключи, вышел из квартиры, стараясь не шуметь. Смеяться уже не хотелось. Потому что не смешно, когда точно знаешь, что ебанулся, а поделать с этим ничего не можешь.       — Ты почему ушёл? — Алиса стояла у двери в трусах и надетой на голое тело моей любимой зеньевской рубашке, влажные после душа волосы свисали сосульками.       Меня всегда удивляла эта непонятная тяга женщин к мужским рубашкам. Быть может, если бы Алиса знала, сколько та стоит, то не стала бы использовать вместо домашнего халата? Хотя как-то в одну из наших встреч она танцевала лишь в одной рубашке, а я лежал на кровати и курил, любуясь отточенными, волнующими движениями соблазнительного тела, и совершенно не жалел, что Алиса использовала её как наряд для стриптиза. Особенно когда стриптиз закончился, и Алиса, подняв полы вверх и накинув их на голову, соорудила себе какое-то подобие капюшона. Голая и в капюшоне из моей рубашки, она выглядела восхитительно.       Сейчас же Алиса продолжала с обидой:       — Я проснулась, а тебя нет. Я звала — Василий, Василий! А тебя нет. На кухне нет, в ванной нет, нигде нет. А потом увидела на столе блинчики и… ооо, Васииилий! Что ты на меня так смотришь? Не видел, что ли, мультик про Василия и попугая Кешу¹?       — Видел. Ты завтракала?       — Да. Было вкусно, спасибо. Мне казалось, что я уже сто лет ничего не ела, поэтому съела очень много. Я большая молодец. Теперь мне полагаются подарочки… Чего ты застыл? Это ведь классика — а подарочки тем, кто хорошо кушает! — Алиса смеялась.       Мне было не смешно. Нихуя не смешно. Достал из кармана маленькую бархатную коробочку, протянул Алисе.       — Что это? — всё ещё улыбаясь, спросила она.       Я открыл. Небольшое изящное колечко из белого золота выбирал долго, тщательно, злясь сейчас на себя за этот порыв. Так и не сумел определить, был ли это импульсивный поступок или же взвешенный и обдуманный.       — Подарочки, — процедил сквозь зубы.       Алиса брать кольцо не торопилась, даже не смотрела на него, спрятав ладони за спину. Глядела на меня, внимательно всматриваясь, что-то в лице выискивая тщательно. Видать, не нашла, потому что как-то сникла, отступила в комнату, помотала головой.       — Не надо.       — Почему? Я поэтому и выходил на улицу. Ездил за ним. — Алиса отворачивала взгляд, продолжая отступать. Шагнул к ней, притянул к себе, обнял. — Что? Ты не только розы не любишь, но и золотые украшения тоже?       — Люблю. Но я ведь с тобой не из-за этого.       «А из-за чего, блять?» — хотелось заорать. Или она рассчитывала, что через месяц после знакомства я в любви ей признаюсь, а то и замуж позову? Потому и загрустила, не дождавшись? Какие всё же бабы дурные создания, каждой обязательно нужно выйти замуж! Судя по всему, счастье для них не главное в жизни. Но затем до меня вдруг дошло, что ведь сама Алиса ни разу не сказала, что любит. И как-то стыло на душе стало, будто меня обокрали.       Ладно, плевать. Кинул коробку в стол. Помыл руки.       — Позавтракаешь со мной? У нас с тобой будет второй завтрак. — Обычно в это время Алиса уже уходила, но мне хотелось, чтобы она побыла ещё немного. Кивнула. Уже снова улыбалась. Вот бы у всех девушек такой характер лёгкий был.       Подошёл. Провёл ласково пальцем по щеке Алисы, взял рукой за подбородок, приподнял голову, чтобы видеть её лицо, окунуться во взгляд. Было кое-что ещё, что я хотел сказать ей до того, как она уйдёт. Не мог не сказать:       — Не делай так больше…       — Ммм?       — Не пропадай, пожалуйста. — Наклонился, поцеловал в завиток около виска. — Я скучал, — само как-то вырвалось. Ведь и правда скучал.       От победного блеска в её глазах в голове что-то щёлкнуло. Притянул к себе Алису рывком, поцеловал грубо, прикусив ей губу до крови. Алиса дёрнулась, попыталась высвободиться. Удерживая одной рукой полуголое тело, сделал шаг к дивану, схватил подушку, кинул на стол. Развернул Алису, толкнул в спину. Она упала на стеклянную столешницу, выставив руки вперёд, чтобы не удариться, и вскрикнула протестующе. Сжал её бёдра, приподнял, рывком снял трусы. Просунув руку между ног, раздвинул половые губы, прихватил пальцами клитор. Алиса недавно вернулась из душа — её промежность была чистая до скрипа и ещё не готова принять меня. Зато я готов. Снова готов. Бойскаут, мать его.       Расстегнул джинсы, пристроил Алису на подушке поудобней. Вломился с такой силой, что в глазах потемнело — член словно кипятком ошпарило. От боли замычал, Алиса же снова вскрикнула и стала вырываться. Врёшь, не уйдёшь. Сгрёб на спине рубашку в кулак, надавил на лопатки, вжал в стол. Груди распластались по сторонам, расплющились о прозрачную поверхность. Интересно, как они выглядят, если посмотреть снизу? Смешно, наверное.       Двигался остервенело, какими-то дикими, бешеными рывками, думая лишь о том, чтобы этот дорогущий стол, привезённый из самой Италии, с гнутыми бронзовыми ножками и сделанной на заказ столешницей из закалённого стекла, не треснул к ебеням. Потому что. Никто. Не смеет. Так. На меня. Смотреть. А уж, тем более, эта маленькая, пустоголовая шлюшка. Это я победитель по жизни. И только я имею право так смотреть. И иметь её, где захочу, когда захочу, и куда… девочка моя… милая… моя… Алиса.       Она уже не сопротивлялась, подмахивала, приподняв задницу. Раскинутые в стороны ноги не доставали до пола и покачивались в такт движениям. Комната наполнилась сосущими, хлюпающими звуками.       Удерживая Алису за бёдра руками, большими пальцами осторожно раздвинул ей ягодицы и жадно, с каким-то маниакальным наслаждением смотрел на её анус — маленький, розовый и беззащитный, под которым мой член, весь блестящий от смазки, продолжал полировать её вагину. От созерцания я оторвался с большим трудом и тут же встретился с взглядом Алисы — на стене, прямо напротив стола, висело огромное зеркало. Алиса тихо постанывала и смотрела на меня, не отрываясь, и, скорее всего, видела мой голодный, полный желания взгляд на её задний проход.       Её лицо раскраснелось, исказилось от похоти и сладостной боли, дыхание стало прерывистым и хриплым. Алиса охнула, чуть прикрыла веки, её глаза закатились, тело напряглось, а вагина стала судорожно сокращаться, сжимая мой член.       — Смотри на меня! — зарычал я.       Алиса послушно подняла голову и открыла глаза. Кончала она долго, медленно, её тело изгибалось, корчилось, содрогаясь от накатывающего волнами оргазма.       Внезапная мысль заставила меня снова зарычать — я, матёрый опытный волчара, забыл об элементарной вещи — забыл про презерватив! Буквально в последний момент я выхватил член из влагалища Алисы и приставил головку к её анусу. Мокрая и скользкая, она легко юркнула туда. Успел. По-моему, Алиса даже не осознала, что произошло, лишь застонала протяжно. Её анус стиснул мой член, и я еле удержался, чтоб не задвинуть на полную. Только заорал, словно подранок, навалился на Алису и укусил за плечо. Сука, идиот.       — Прости. — Прижал к себе. — Прости.       — Я тоже скучала…       Под душем стоял долго. Недоумевая, рассматривал член — надорванная уздечка ещё кровоточила. Было стыдно, и от этого распирала злость. Злился на Алису. Злился на себя. За всю мою жизнь, даже когда был юнцом, ни одна женщина не слышала, чтобы я во время секса орал как потерпевший. Никогда я не выглядел таким слабым и жалким, не опускался до того, чтобы сделать больно своей партнёрше. А тут два раза укусил. Два, блять, раза! Как вурдалак какой-то.       Пусть ушла бы она, что ли… Вернувшись из ванной, я хотел увидеть пустую квартиру. Хотел, чтобы Алиса убралась по-тихому. И никогда больше не приходила. Потому что какого хрена? Что это вообще? Все эти гаденькие статьи о кризисе среднего возраста, все эти пошлые прибаутки типа «седина в бороду — бес в ребро» — теперь это и обо мне тоже? Я одержим нимфеткой, глупой ссыкушкой, у которой из достоинств лишь отменная грудь и узкое влагалище? И какие у меня с ней перспективы? «Старый конь борозды не портит, зато и пашет неглубоко»? При этой мысли саданул кулаком в стену так, что одна кафельная плитка треснула. Немного полегчало. И тут же поплохело — а вдруг Алиса ушла? Слишком уж тихо там. Звук удара она должна была услышать, но не заглянула спросить — не случилось ли чего? Значит, ушла.       Выскочил из-под душа резвым сайгаком, толком даже не вытерся, просто накинул полотенце на бёдра и почти выбежал в комнату, оставляя за собой мокрые следы. Пусть кризис, пусть бес в ребро, даже быть старым конём согласен. Лишь бы сжать её в объятьях, зарыться лицом в волосы, вдохнуть её запах, ощутить её вкус на языке. Хотя бы ещё раз.