Проводник

      Вы когда-нибудь слышали о теории «экзистенциализма»? Наверняка слышали, но не придавали этому особого значения, просто не знали её названия. Что же собой представляет эта теория, некогда разработанная французским писателем Жан-Полем Сартром и русским философом Николаем Бердяевым? Сейчас я всё дословно объясню.       Нам всем известно, что человек формирует себя своими деяниями; свободный человек несёт ответственность за всё, что совершил. Всё просто, не так ли? Но если всё так просто, то можно ли возлагать ответственность за поступки на человека, который ещё не познал жизнь, тем самым не успев совершить ни одного поступка? Будет ли справедливым судить его без наличия деяний, совершённых им, как таковых? Вот и я думаю, что не будет здесь справедливости. Человек без деяний — мёртвый человек. Существование без жизни вызывает диссонанс в природе человека, вернее, в природе его небытия, из-за чего проводникам иногда приходится противоречить всем законам безвременья.       Вы наверняка считаете, что дальнейшее существование и развитие общества зависит от совершенствования человека и постоянного поиска путей совершенствования общества. Да, именно это и предполагает теория «экзистенциализма», но иногда я задаюсь вопросом: предполагают ли это поступки людей?       Мы можем говорить об общественном совершенствовании, когда люди убивают животных или себе подобных, загрязняют свой же дом, уничтожают целые города неблагоприятными последствиями своей же промышленности, выжигают и вырубают леса, развязывают войны? Разве люди могут совершенствоваться на почве таких факторов существования человечества? Не могу не согласиться, всё же есть люди, совершенствующиеся независимо от общества, как правило, это известные личности, но не будем вдаваться в подробности жизней этих людей, мы здесь не за этим.       Многие люди верят в перерождение, но никто из них не догадывается, что смерть — это уже один из двух видов перерождения. Почему? Потому что, умирая, человек рождается Здесь, правда, тут его развитие носит весьма отличительный характер от рождения в его мире. Умирая, человек вновь не родится ребёнком; у него не будет детства, вместо него будет зрелость. И не важно, в каком возрасте он умер, будь он на момент смерти ребёнком или же стариком, — это не имеет значения.       В загробном мире существует закон «О дате смерти». Слышали о таком? Хм, не думаю. Люди мало что знают о смерти. Закон «О дате смерти» заключается в том, что дата смерти человека отстаёт от даты рождения на девять месяцев (конечно, если человек умер естественной смертью). Вам не кажется, что вынашивание матерью человеческого дитя и промежуток времени между датой рождения и датой смерти взаимосвязаны? Этому есть объяснение. Дата рождения и дата смерти являются кодом человеческой души, ведь в мире людей можно появиться только через чрево матери, то есть через девять месяцев после смерти в том мире, поэтому человеку отводится равное количество времени на рождение и смерть.       Смерть в загробном мире — очень редкое явление; она является смягчающей мерой наказания грешников. Человек снова рождается в мире людей (разумеется, у него не будет воспоминаний о загробном мире), и если он, не имея памяти, всё равно будет грешить теми же пороками, — он вернётся назад. Думаю, вы слышали об условно-досрочном освобождении преступников в мире людей. Если они вновь совершат хотя бы малейший проступок, они вернутся назад, в место отбывания наказания. В этом первый вид перерождения и УДО точно схожи.       Но что же касается второго вида перерождения? Сейчас я вам покажу, всё-таки не просто так я веду эти речи, которые, должно быть, наскучили вам.       Я завёл двигатель своего автомобиля и со скоростью сто двадцать километров в час поехал к Народному госпиталю провинции Гуандун, где, выбрав самое пустое и видное место для парковки своего такси, снова начал ждать своего пассажира, на этот раз нового. Не хочу, чтобы пассажир сам искал меня, ведь это должен делать только я.       Часы показывали полночь, но, несмотря на это, на улице было светло, всё-таки в мире людей наступило лето, которое делало день длиннее, чем зимой. Двери госпиталя робко открылись, и из-за них появилась тёмная макушка мальчишки на вид лет шести.       Мальчик ступил босыми ногами на тактильную плитку, покрытую жёлтыми выступами, и пошёл к дороге, проходя мимо такси. Он был ещё ребёнком, наверняка родители научили его не разговаривать с незнакомцами и не садиться в чужие машины.       Я включил свет фар и медленно подъехал к мальчику так, чтобы правая дверь пассажирского сидения была рядом с ребёнком, а затем, открыв её, я обратился к нему:       — Привет, тебя подвезти?       — Привет, нет, не нужно, я иду к маме. Тут недалеко, всего пара домов! — улыбнувшись, ответил мальчик, слова которого мне давались с трудом на восприятие.       — Садись, я довезу тебя, уже поздно, тебе нельзя быть одному на улице, да и дождь накрапывает, заболеешь ведь.       Мальчик улыбнулся и всё-таки сел на пассажирское сидение, аккуратно закрыв дверь, а после повернулся ко мне с той же беззаботной улыбкой на губах.       — А где живёт твоя мама? — спросил я, улыбаясь ему.       — Она живёт дома, — задумчиво протянул ребёнок.       Его слова не удивили меня, ведь он был ещё таким юным и не знал, что дома́, как и человеческие «я», бывают разные.       — Хорошо, тогда едем домой? — я вновь улыбнулся ему. Получив довольный кивок, я нажал на педаль газа, и машина плавно тронулась с места. — Как тебя зовут?       — Мао Боджинг, но мама зовёт меня БоБо, а тебя?       Я вновь улыбнулся, Боджинг слишком беспечен, от этого мне даже было жаль его. Умирать в таком возрасте как минимум несправедливо и как максимум неправильно.       — Джексон.       — Джеки-и-и… Можно называть тебя так?       — Да. Что ты делал в больнице?       — Я там лечился. Странно, но я не помню, как долго я там был…       — А мама твоя? Она навещала тебя?       — Не знаю, я никогда не видел её в больнице. Последний раз я видел их с папой дома…       — Сколько тебе лет? — я задал свой следующий вопрос, чтобы сменить тему.       — Я не помню… Как понять, сколько мне лет?       — Нужно посчитать, сколько времени прошло со дня твоего рождения.       — Посчитать?.. Но я не умею считать, меня не научили…       — Что ты помнишь из своей жизни?       — Я помню маму! — оживился Боджинг. — И папу помню! А ещё я помню Микки! Это моя собака!       — Ты совершал плохие или хорошие дела?       — А это как?       — Хорошие дела — это когда мы можем помочь людям от чистого сердца, а плохие — когда мы, наоборот, — делаем то, что может обидеть людей.       — Хм, — Боджинг задумался, — а я ещё не делал никаких дел: ни хороших, ни плохих. Не помню... Почему?       — Потому что ты не успел ещё их сделать, — я пожал плечами, крутя руль так, что машина, щёлкая поворотниками, которые то и дело моргали зелёным свечением, свернула на нужную мне улицу.       Оставшийся путь мы ехали молча, а Боджинг, гладя маленькой ладонью ремень безопасности, болтал ногами, при этом смотря в окно и рассматривая мимо проезжающие машины и мелькающие дома, что сменялись один за другим.       Мао Боджинг провёл в коме два года; за это время мир успел измениться для него. Он плохо говорил по-китайски, потому что не контактировал с людьми довольно длительное время; у него не было возможности научиться считать, читать или же писать, потому что всё это время он был далёк от своего мира. Скажем так: он не был в мире живых, но в то же время он не находился в мире мёртвых, — это и есть диссонанс в небытие. Он не успел пожить, не успел совершить каких-либо деяний, ведь единственное его деяние — это его собственное рождение. Разве он мог попасть в Ад? А в Рай? А что насчёт Чистилища? Он не мог попасть куда-либо из этих мест, потому что не было критериев, по которым его могли судить. Разве можно осудить за то, чего человек не делал? Конечно, нет.       Я остановился у одноэтажного дома, двор которого был полон различных цветов, вишни, плакучей ивы и садовых фонариков, освещающих участок блёклым светом, еле исходившим от этих приспособлений. На массивной ветке одной из ив были пристроены самодельные качели, верёвки которых почернели не столько от дождя, сколько от ауры, исходившей от дома, в котором жили родители Боджинга, потерявшие надежду на выздоровление сына.       — Это мой дом! — вскрикнул Боджинг и прижался ладонями к стеклу.       — Твои родители ждут тебя в больнице, дома никого нет. Хочешь, поедем к ним? — задумчиво протянул я, смотря куда-то в пространство.       — Да-а-а! Хочу!       Я улыбнулся ребёнку и поехал назад, к госпиталю, где плакала мать Боджинга, пульс сына которой пытались восстановить врачи. Отец же обнимал в коридоре свою жену, молясь Богу, чтобы с Боджингом всё было хорошо, всё-таки он был их единственным сыном.       Машина остановилась напротив госпиталя, а я, повернувшись к своему маленькому пассажиру, произнёс:       — Вот мы и приехали.       Боджинг смутился и потупил взгляд, а затем, кое-как преодолев чувство собственного стыда, выдал:       — Извини, но мне нечем заплатить…       — Я знаю, — улыбнувшись, я потрепал мальчишку за волосы. — Поэтому давай, иди, родители тебя уже заждались.       — Спасибо, Джеки! — тонкие ручонки обвили мою шею в самом крепком объятии, на которое только были способны, а мальчишка, широко улыбнувшись, выбежал из салона моего такси.       Я наблюдал за ним до тех пор, пока лично не убедился в том, что он добрался до пункта своего назначения, а именно — жизни.       В этот день одна семья стала счастливее, ведь сын, находившийся в коме около двух лет, наконец-то вернулся к родным, которые успели потерять веру и надежду на его выздоровление.       Я решил выйти из своего автомобиля и, подойдя к двери здания госпиталя, дёрнул её массивную ручку, которая уже несколько лет претерпевала прикосновения всевозможных ладоней, оставляющих на ней отпечатки различных личностей; благодаря этим прикосновениям ручка стала настолько гладкой, что, касаясь её, ладонь скользила; ей не нужно было какое-либо лаковое покрытие, ведь людские прикосновения сделали всё за него. Проходя по коридорам, я ничего не слышал, кроме тишины, которая была настолько шумной и щемящей, что ни один звук в этом мире не был сравним с её звуком — со звуком тишины.       Я нашёл нужную мне палату, где сидела рыдающая женщина и обнимающий её мужчина. Это были родители Боджинга, получившие новость о том, что их сын пришёл в сознание спустя долгих два года. Этому мальчишке нечем было заплатить мне, поэтому его время ещё не пришло и придёт ещё очень нескоро.       Почему-то в этот момент я допустил себе мысль о том, что хотел бы, чтобы при нашей следующей встрече этот мальчишка помнил меня, что было, само собой, маловероятно.       Это и есть второй вид перерождения, что случился с Боджингом, и это называется вторым шансом, который даётся некоторым людям, не успевшим совершить ни одного деяния за всю свою жизнь.       Давайте поговорим о том, почему Здесь нет детства, но есть зрелость.       Сегодня ваша философская наука выделяет четыре уровня материи: физический, химический, биологический и социальный. Первые три отличаются от социального уровня тем, что имеют обратимость своих процессов. Например, в физике все явления обладают качеством обратимости: электричество рождает магнетизм, магнетизм рождает электричество, нагревание вызывает движение, движение вызывает нагревание и так далее.       В химии все реакции обратимы. Необратимыми являются лишь те, у которых продукты реакции покидают реагирующую область (например, улетучиваются или выпадают в осадок), но если это исключить, то любая реакция будет обратимой. Биологический уровень весь выстроен на обратимости биохимических реакций, образующих целые биоциклы. А вот социальные процессы, можно сказать, необратимы. Революция не равна контрреволюции, потому что последняя не вернёт общество в исходное состояние, не воскресит убитых, не воссоздаст социальные утраты. Поступление в вуз не равно отчислению из него, а получение неуда не даёт человеку статус неудачника.       Но природа поступила мудро, она позаботилась и об обратимости социальных процессов, только вы их не наблюдаете, потому что они происходят не в вашем, а в загробном мире. Действительно, если бы значительно постаревшая душа человека, попав к нам, продолжала и дальше стареть, то она бы никогда не была бессмертной.       Если в вашем мире всё стареет и разрушается (растёт энтропия), то в потустороннем мире все процессы стремятся возвратить постаревшую душу умершего человека к молодости. В физике этот процесс называют негэнтропией. Состарившиеся в этом мире души людей в потустороннем мире начинают молодеть и последовательно проходить все этапы своей жизни, останавливаясь на двадцатипятилетнем возрасте, который, по сути, не имеет никакого значения у нас. Если вы умерли раньше двадцати пяти лет, то вам придётся пройти все этапы непрожитой жизни. Правда, в таком случае вам предстоит увидеть всевозможные варианты своей жизни, которые вы бы могли прожить, если бы не умерли. Это, должно быть, очень жестоко по отношению к человеку.       Иногда сама Судьба делает исключения для тех, кто должен был получить второй шанс. О да, у любого исключения всегда есть свои исключения. Некоторые люди внепланово выживают и оставляют в своём мире потомство, которого быть не должно. Такие случаи, так скажем, сбивают наш график. Например, если бы пассажиры «Титаника» выжили, то в наши дни было бы много лишних людей, от которых нам пришлось бы избавляться.       Думаю, пора прервать свой рассказ по этой теме. Едем дальше, или вы предпочтёте остановку? Я рассчитываю на автотранспортную, а не на сердечную, а вы?