***
В Бейруте взорвалась «грязная» бомба, вокруг проносились шрапнели. Шоу попала под перекрёстный огонь («Надо было слушать Коула», – с запозданием пронеслось в голове), и в бок впился кусок металла. Рана оказалась не слишком серьезной, так что Шоу сама наложила швы, несмотря на все протесты Коула, а после настояла на том, что в Нью-Йорк они полетят разными рейсами. И это было никак не связано с безопасностью. Больше с тем, что Шоу была не в настроении тринадцать часов к ряду слушать его причитания. Когда самолет Шоу коснулся взлётной полосы, на улице было уже почти три часа ночи. Она мало спала, рана в боку до сих пор ныла, а для того, чтобы попытаться уснуть, она была слишком на взводе. Да и состояние странное – так всегда бывает, когда висишь на волосок от смерти, и Шоу уже знала, чего хочет, что нужно, и знала человека, который готов ей это предоставить. За определенную плату. Когда Шоу добралась до квартиры, на часах было уже почти четыре утра. Она по-быстрому переоделась в чистую одежду, избавившись от грязной и ношенной много дней подряд, схватила другой мобильник и отложила рабочий. Немного удивил почти мгновенный ответ на небрежно отправленный текст, будто бы собеседник ждал только смс-ку от Шоу. Нью-Йорк – город, который никогда не спит, и Шоу была известна парочка все еще открытых в такой поздний час мест. Тех мест, что сдают номера почасово. Выбрала одно из них, куда давно не наведывалась (старалась не создавать привычек, не приходить в одни и те же места дважды к ряду, но в голову тут же болью отозвалось, что она пользуется услугами одной и той же проститутки – профессионального эскорта – уже много месяцев, и если это не вошло в привычку, то Шоу не знает, что это такое). Рут была уже там, ждала ее, бесцельно шатаясь возле потрепанного входа в отель. Шоу едва глаза не закатила – так явно ту выдавали короткая юбка и кожаная куртка в облипку. Шоу, как всегда, платит за номер – она же, в конце концов, определяет место встречи – и обе молча поднимаются по лестнице. У Шоу в руке зажат ключ. Иногда она забывается. Забывает, что все это такое, и неосознанно целует Рут. Та легонько отталкивает, смотрит серьезно, словно напоминает Шоу уговор, и кто они такие. Всего лишь сделка. Нельзя завладеть товаром, прежде не заплатив. Шоу, закусив губу, достала из кармана пачку купюр, затем, пока Рут стягивала куртку, отсчитала нужную сумму и протянула Рут. – Вообще-то, – произнесла та, – цены поднялись на двадцать процентов. Шоу в ответ сверлит недоверчивым взглядом, но все равно доплачивает. Не то что бы это сильно ударило по кошельку. Да и не просят с нее денег больше, чем оно того стоит. Но эта улыбка Рут, когда та берет деньги, бесит Шоу больше всего. Будто бы одна из них играет в какую-то игру, а вторая об этой игре ни сном ни духом. Это чувство возникает не впервые, как и этот взгляд. Интересно, что он значит?.. Но вместо раздумий Шоу опускает взгляд и раздевается. Рана на боку все еще свежая, сырая, повязка выделяется на коже белым. Глаза Рут всего мгновение, короткое мгновение, скользят по ней, пока на лицо не возвращается привычная улыбка. – Чего хочешь сегодня? – спрашивает. Не она выбирает сценарий с Шоу, это Рут усвоила очень быстро. И жестко. Шоу в ответ пожимает плечами – знает, что Рут подыграет ей. За это ей и платят, в конце концов. Захочет Шоу, чтобы Рут подчинялась – так и будет (но иногда в голову закрадываются мысль: а что, если дать ей свободу действий, дать полный контроль над ситуацией – что тогда? Но об этом она тоже старается много не думать). Через некоторое время, когда Шоу удовлетворена (но внутри остается странная пустота), Рут уходит, а Шоу закусывает губу, лишь бы не окликнуть ее. А если и позвать, что она скажет? Она даже не знает, что это, что за непреодолимое внезапное желание задавать той вопросы, и откуда оно взялось. И она игнорирует порыв, как поступает всегда, когда имеет дело с чем-то незнакомым, опасным, жутко напоминающим отголоски чувств.***
Коул жужжит над ухом как назойливая муха, и от него все никак не отвязаться. Шоу становится скучно. Подчищать за собой – не самая занимательная часть работы. Позволила смыслу речей Коула проникнуть в мозг. Что-то о недавно встреченной им девушке. Проще вырубить его, чем претворяться, что слушаешь, еще и с интересом. Но Коула, похоже это никак не обходит – все так же продолжает болтать. С таким же успехом, думает Шоу, можно разговаривать со стеной. Той явно было бы интереснее. Рингтон мобильника прорывается сквозь его болтовню. Коул поднимает взгляд, и только через мгновение Шоу понимает, почему тот так заинтригован. Мобильник-то не ее рабочий, из АНБ, а ее личный. Тот, которым она едва пользуется по редким выходным. Номер знают двое-трое людей, и Шоу быстро отвечает, отходя от Коула, чтобы тот не услышал, о чем разговор. – Я хочу уйти, – доносится голос Рут, еще до того, как трубка полностью оказывается у уха. – Что? – немного шокировано переспрашивает Шоу. Рут никогда сама ей не звонила. Не так это работает, и Шоу не знала, что теперь делать с этим новшеством. – Пожалуйста, – почти умоляет Рут, – мне нужна… И умолкает. Шоу молчит в ответ, пытаясь разобрать шумы с той стороны линии, однако ничего не слышно. В трубке внезапно настает тишина, и Шоу не может объяснить, почему внутри так сдавливает грудь. Но она игнорирует это чувство – проще заняться мертвым телом под ногами и прибраться за собой. * Не стоило и удивляться. Нужно было сообразить, что Рут прознает, где она живет. Просто не ожидала, что так скоро. Злость вздымается внутри от одного вида Рут, на полу, прижавшейся спиной к двери, словно какая-нибудь старая подруга, что пришла повидаться и просто ждет возвращения хозяйки. Рут услышала шаги, быстро встала на ноги, и злость Шоу, направленная на нее, быстро сменила цель на человека, который оставил на лице Рут эти синяки и разбитую губу, из которой до сих пор сочится кровь. – Не знала, куда еще податься, – тихо произносит Рут. Шоу хочется послать ее к черту, ведь так будет разумно, правильно. Но не посылает. Наоборот, спрашивает Рут, откуда она узнала о квартире, и не удивлена ответу – скорее, раздражена. – Проследила за тобой однажды, – пожимает та плечами. Шоу не ответила, просто открыла дверь и жестом пригласила Рут войти. И у той, когда она проходила мимо, движения были скованными, будто бы она чувствовала себя не в своей тарелке. Интересно, подумала Шоу, почему Рут просто не вломилась в квартиру? Вряд ли она не знала, как. – Расскажешь, что случилось? – Шоу осторожно закрыла дверь, дважды перепроверила замки и только после этого повернулась к Рут лицом. – Я уже говорила, – ответила та голосом даже вполовину не таким уверенным, как прежде. – Решила уйти из бизнеса. – Неужели? – парировала Шоу, рассматривая синяки на лице. – И чем же это для тебя закончилось? Рут отвела взгляд, и Шоу показалось, что в глазах у нее промелькнул страх. – Послушай, – голос Шоу сочился напряжением, – в какое-бы дерьмо ты не вляпалась… Меня не впутывай. Резкий выдох вырвался из уст Рут, глаза в пол... И в голове у Шоу лишь одна мысль: как та напоминает раненое бездомное животное. Она глубоко вздохнула и запустила руки в карман за наличкой, которую хранила про запас, например, для быстрого побега, чтобы откупиться, или чтобы ненадолго залечь на дно. Там оказалось почти 500 баксов. – Держи, – она сунула деньги под нос Рут. – Этого хватит, чтобы уехать из города и встать на ноги. Рут мгновение смотрела на нее с опаской, а после дрожащими пальцами забрала деньги. – Спасибо, – шепчет она, и Шоу поклясться готова – это самое искреннее, что когда-либо слетало с ее губ. Рут спрятала деньги в карман и шагнула навстречу, сокращая расстояние между ними. Губы Рут на ее губах мягкие и теплые. Вкус крови, что еще сочилась из губы, отправил по телу волну возбуждения, опасную, горячую и такую непохожую на все их прошлые столкновения. Шоу почувствовала себя на краю чего-то, и что вот-вот сорвется вниз, так что она заставила себя отстраниться и сделала шаг назад. – Ты не должна. Голос Шоу возбужденный, а сама она удивилась внезапной вспышке злости в глазах напротив. – Это не из-за денег, – огрызается Рут. – Я просто тебя хочу. Глаза Шоу в ответ слегка расширяются от удивления, ведь это то, что никогда прежде между ними на повестке дня не стояло. И снова это дуновение опасности. Волосы на затылке становятся дыбом, словно очень близко подходишь к генератору, и воздух вокруг наполняется частицами. – Поспишь на диване, – Шоу игнорирует проносящиеся по телу волны возбуждения и неясную нужду, впившуюся под кожу, – но чтобы утром тебя здесь не было. Рут едва кивает головой и удаляется прочь, в глубины квартиры. Шоу не видит лица и невольно задумывается, что же на нем сейчас отражается. Облегчение? Разочарование? Или что-то другое? Но думать об этом – ступать на опасную территорию, поэтому Шоу медленно пятится (хотя хочется бежать), оставляет для Рут подушку и одеяло и скрывается за дверью спальни, убеждая себя, что вовсе не прячется. Проснувшись утром, когда лучи солнца уже пробивались сквозь стекло, Шоу поняла, что Рут нигде нет. Деньги лежали на кофейном столике, аккуратно сложенные купюра к купюре. Интересно, что бы это значило? Рут правда удалось сбежать? А может, пришлось вернуться туда, где ей наставили эти вспухшие желто-фиолетовые болезненные синяки? Но Шоу снова поразмыслила и поняла, что это опасная территория, вынудив себя напрочь выбросить все эти мысли из головы.