Больше жизни ненавижу тебя

Он знал, что должен убить ее. В конце концов, это будет куда милосердней, чем отдать ее Трее. Он знал, что она погубит его, если он ее не убьет. Она была слабостью. Смертельной слабостью. Так говорила Трея, а Трея всегда оказывалась права - неизменно, ненавистно права. Да и то, что он чувствовал сейчас, глядя на нее - это сложное, незнакомое чувство, - не оно ли было началом предсказанного Треей конца?! Несколько раз он был почти готов. Но... не мог. Он не мог ее убить. Как и Трею. И ненависть от этого бессилия перед чем-то непонятным становилась неистовой. С Треей было хотя бы все ясно. Трея была сильнее. Трея умела убеждать, она копалась в его голове, в его сознании; она всегда умела заставить поверить себе или просто подчиниться, как-то незаметно, так, что сперва подчиняешься, а замечаешь это только потом, когда уже поздно... Он не мог убить Трею потому, что она сломала его. Он знал это. Он ненавидел ее за это. Но убить все равно не мог. А изгнанница... Она просто была. Ничего не делала, не предсказывала, не поучала, не убеждала ни в чем. Просто была, и все. Безмолвно. Была прекрасна. Ее хранило что-то, таящееся не в ней, а в нем самом, и он не знал, что это такое, но ненавидел ее за это сильнее, чем Трею. Сильнее всего на свете. Смотрел на нее, замершую в медитации - и ненавидел, ненавидел, ненавидел, сходил с ума от ненависти, не находящей выхода, и от этого незнакомого чувства, которое было чем-то большим, чем просто ненависть. Он уже понял, что проиграл. В тот самый миг, когда победил ее, когда схватил ее за руку, оглушив той болью, что питала его бессмертие - он проиграл. Погиб. Трея опять оказалась права. Как всегда. Но изгнанницу она все равно не получит. Никогда. Несмотря ни на что. Митра восстановила себя за пару часов сосредоточения. Ей дали это время, эту возможность - вот она и воспользовалась ею. Свернувшись в клубок на чем-то вроде низкого жесткого дивана без спинки, в той же позе, в которой ситх оставил ее, она канула в целительную медитацию, будто в сон. Дарт Сион никуда не ушел. С другого конца небольшой сумрачной комнаты он наблюдал за ней, почти не шевелясь. Все это время. Просто сидел и смотрел, ссутулившись, как-то устало бросив на колени расслабленные руки. Ждал чего-то? О чем-то задумался? Просто наблюдал? В сосредоточении изгнанница перестала замечать его. Да он и не собирался о себе напоминать. Только когда она села и принялась как-то буднично приводить в порядок растерзанную одежду, ситх поднялся и подошел к ней. Взгляд серебряных глаз встретил его на полпути. И, как ни старался, он не сумел найти в этих глазах ненависти. - О чем ты думаешь? - спросил, вернее, потребовал он, остановившись в шаге от сидящей девушки. И Митра ответила, немного помедлив: - О тебе. И о том, что делать дальше. Если, конечно, ты не собираешься все-таки убить меня. - Собираюсь. Молчание. Ему опять до безумия хотелось сделать ей больно. Ударить ее, схватить за волосы, хоть как-нибудь коснуться, лишь бы коснуться... лишь бы нарушить это ее спокойствие, мучительное, прекрасное, так бесконечно вожделенное. Калечить ее он не мог, но мог причинять боль, истязать ее, чтобы она защищалась, чтобы боролась с болью, с гневом, с отчаянием... чтобы в ее сознании не осталось ничего, кроме боли - и источника боли. Он хотел, чтобы она действительно думала о нем. Только о нем. Но боль почему-то была бессильна заставить ее. А она смотрела снизу вверх, смотрела так, как будто все понимала. Как будто серебряные глаза способны были видеть снедающую его ненависть, как что-то материальное. Как будто она думала о нем не из страха перед тем, что он может с ней сотворить, а почему-то еще. Или это только казалось? Искалеченное лицо на миг исказилось в болезненной гримасе. Будто ситх с огромным усилием сдержал что-то ужасное. - И не могу! Понимаешь? Не могу, и все. Как ее. Вернее, совсем по-другому, но все равно не могу... - Тогда отпусти меня. - Нет. Если я отпущу тебя, ты пойдешь к ней, и она убьет тебя. Или сломает. Как сломала меня. Изгнанница посмотрела на него как-то удивленно. Подобного заявления она, самое меньшее, не ожидала. Это удивление стало для Сиона последней каплей. Он шагнул к ней и схватил за подбородок, сжал пальцы, жестко запрокидывая ее голову. - Что ты смотришь на меня? Она тебя сломает. Уничтожит. И ты перестанешь быть собой. Я хотел убить тебя только для того, чтобы уберечь от этого! Ты меня поняла?! Я должен был убить тебя. Должен был. И не смог... Но ей я все равно тебя не отдам. Этой вспышки Митра не ожидала и от неожиданности вздрогнула. Но сопротивляться не стала. И, дослушав, внимательно и спокойно глядя в красновато-карий глаз ситха, погладила его по руке. По пальцам, больно впившимся ей в подбородок. Будто успокаивала. Он безусловно был безумен, но не настолько, чтобы ломиться в незапертые двери. И пальцы, вздрогнув, действительно ослабили хватку. Не отпустили, но перестали причинять боль. - Ты сильная. Даже сильнее, чем я ожидал. Но она знала, что ты не сможешь победить. Она всегда все знает наперед, всегда. Она хотела, чтобы я убил тебя. - Но ведь ты не убил. И даже если она ожидала, что победишь не ты, а я - вышло, что она ошиблась и в этом. Она тоже может ошибаться. Сион задумчиво прищурился. Уронил руку с подбородка девушки ей на плечо. Казалось, что вот эта простая мысль до сих пор не приходила ему в голову. Трея ошиблась. Этого не могло быть, но она ошиблась. - Может быть, она ошиблась не только в этом? Я оказалась сильнее, чем ты ожидал. Вдруг я точно так же превзойду и ее ожидания? Просто позволь мне уйти - и мы посмотрим, кто кого. Несколько мгновений он изучал ее лицо, потом отрицательно покачал головой. - Нет. Если бы я мог, я убил бы ее сам. Но я не могу. И ты тоже не сможешь. Она сделает с тобой то же, что и со мной, и ты будешь верить ей, повиноваться ей так же, не замечая, что повинуешься, а когда заметишь - тогда будет уже поздно. Я не позволю этому случиться. - Но ведь просто оставить меня здесь ты тоже не сможешь. - Да, - рука на плече изгнанницы медленно сжалась в кулак, пальцы в черной перчатке смяли ткань робы с чудовищным, болезненным напряжением. - Если бы ты знала, как я ее ненавижу... Вот на теме ненависти застревать, пожалуй, не стоило. И Митра опять погладила его по руке, на сей раз по предплечью, по черной материи, которой рука была обмотана от запястья до плеча. Края широкой ленты кое-где были влажными. - Зачем это? - Что? Он не сразу понял. Посмотрел на ее ладонь, на тонкие светлые пальцы, аккуратно касающиеся черного. Ответил равнодушно: - А, это. Вместо кожи. Мне сожгло эту руку. Уже давно. Изгнанница убрала руку. Взгляд скользнул по серому телу, изрезанному развалами трещин и ран. Когда он шевелился, отчетливый рельеф мышц под хрупкой каменной кожей оживал; сухие, змеиные мускулы переплетались, перетекали друг в друга, полные затаенной, хищной, какой-то отвратительной жизни, резко и странно противоречащей незаживающим ранам. Как-то дико было думать о том, что этот человек, по сути, давно должен умереть, но живет и чувствует боль. Постоянно. Всегда. Наверное, это вообще единственное, что он по-настоящему чувствует физически. Хотя, может быть, и нет. Ведь насиловал же зачем-то... А ситх усмехнулся ее жесту, заставив мерзко шевельнуться трещины на щеке. Поймал ускользнувшую руку изгнанницы и сжал, и сразу же ослабил жестокую поначалу хватку - будто спохватился. - Сила - это боль, Митра. Сила - это власть. Сила возвышает сильных и убивает слабых. Лишенные Силы безоружны. Беззащитны. Есть только Сила, верно? Ничто больше не имеет значения. - И да, и нет. Сила - это не вся жизнь, это только ее часть. Только малая часть того, что имеет значение. Ты же сам чувствуешь. - Откуда тебе знать, что я чувствую? - Я и не знаю. Но если бы ты не чувствовал этого, ты бы убил меня. Сразу. Наверное, еще на Коррибане. Сион снова ненадолго задумался, щуря красноватый глаз. Второй глаз, белый, слепо таращился сквозь нее в пространство, бессмысленно, всегда одинаково, и Митра поймала себя на том, что взгляд понемногу перестает цепляться за мертвую половину его лица. В ней, в этой половине, не было жизни, и потому просто не на что было обращать внимание. Вот внимание и перестало фокусироваться на ней. А он молчал, раздумывал о чем-то, разглядывал изгнанницу - пристально и угрюмо, будто карту вражеской планеты, за которую предстоит вести бой. Сейчас ее безмятежность почему-то не вызывала такого яростного желания причинить ей боль. Может быть, потому, что сила начала покидать его, как предсказывала Трея... А может, потому, что она уже не пряталась за эту безмятежность. Не пыталась скрыться от его присутствия, уйти, уклониться. Даже руку не вырывала. Ее сопротивления он ждал, жаждал его, крушил его с ненавистью и наслаждением - но теперь сопротивления не было, и пытаться уничтожить то, чего нет, было все равно что воздух мечом рубить. И ненависть, не находя себе цели, спятившей змеей пожирала сама себя, превращаясь от этого в странное, незнакомое чувство. Оно, это чувство, не было силой и не было бессилием, хотя равно граничило и с тем, и с другим. Это чувство было безумием. - Лучше бы я действительно тебя убил. Уничтожил. Вместе с... этим. Я не хочу это чувствовать. И Митра улыбнулась. Спокойно и грустно улыбнулась она, почти незаметно - лишь уголки маленьких губ дрогнули, озаряя чем-то неуловимо-светлым ее тонкое чистое лицо. Кровоподтеки с этого лица уже исчезли, только под скулой на щеке осталось пятно, желтоватое, едва различимое. - Что? Что Сила - это только часть жизни? Но это же правда. И она никак не зависит от того, существую я или нет. То, что ты не только почувствовал это, но и наконец осознал - это не признак слабости. Наоборот. Признак слабости - цепляться за Силу, за иллюзию жизни, от которой на самом деле давно ничего не осталось. Цепляться, сам не понимая, зачем. И пальцы, аккуратно державшие ее руку, сжались. Стиснули прежней мертвой хваткой, грозящей раздавить хрупкую маленькую кисть. - Чушь! На сей раз Митра не вздрогнула. - Сила - это все. Без нее не бывает никакой жизни. Посмотри на меня. Сила - это я. Вся ее боль, вся ее власть, самая темная из всех темных сторон Силы - это я. И это все, что я есть. Поэтому меня можно убить хоть тысячу раз, и тысячу раз я восстану, и каждая новая смерть сделает меня только сильней. - И ради чего? Ты сам-то веришь в то, что это жизнь? Это же только иллюзия жизни, злая иллюзия. Как кошмарный сон. Бег по замкнутому кругу с завязанными глазами. Это все, что осталось от того, что когда-то было твоей жизнью. От тебя самого. Ты же сам чувствуешь, просто поверить не хочешь... или не можешь. Пусти, Сион. Больно. Вырвать руку она не попыталась. Просто попросила, спокойно, как-то невероятно обыденно. В ответ он сгреб ее свободной рукой за шиворот и вздернул на ноги - легко, будто котенка. Притянул к себе, приближая ее лицо к своему: - Хочешь, покажу, что такое "больно"? Изгнанница отдернула было голову, отвернувшись, рефлекторно запрокинувшись назад от внезапного рывка. Но уже через миг снова смотрела на Сиона, не пытаясь отстраниться, избежать его взгляда и тяжелого дыхания. Дыхание пахло неприятно и странно, но не омерзительно - металлом. Нагретым металлом. Как перегоревшая лазерная турель. Он знал: она, впитавшая в себя эхо гибели Малакора, прекрасно знает, что такое боль. Просто боль бессильна была осквернить ее. Даже общая боль десятков тысяч смертей. И рана в Силе, окружающая изгнанницу, не несла в себе ни страдания, ни гнева, ни отчаяния. Только покой. Только безмятежность, которой она сумела затянуть эту рану - не залечить, нет, но наполнить доверху, как метеоритный кратер на живой планете наполняется водой, превращаясь из места катастрофы в тихое, глубокое озеро. - Не хочу. Хочу, чтобы вообще никому больно не было. Ни мне, ни тебе. Ни Крее. Ты еще не устал от всего этого? - Не дождешься, - выдохнул ей в лицо ситх. - Я сдохну не раньше, чем сверну ей шею. И не раньше, чем пойму, что мне делать с тобой. Митра видела: он действительно не понимал. Он держал в руках последнего джедая, держал в самом прямом смысле, за шиворот. Цель всей его чудовищной жизни, всей его ненависти, сокрушившей на своем пути все, вплоть до законов природы - эта цель была у него в руках. Но вдруг оказалось, что ненависть незаметно вывернулась наизнанку, будто издеваясь над этим человеком, превратилась в собственную противоположность, такую же слепую, разрушительную и страшную. В замкнутый круг, из которого не выйти темным путем. И душа дарта Сиона - средоточие мрака и пламени - крушила сама себя, не зная иных путей, кроме темных, в безысходности безумия ненавидя свою же ненависть. Митра видела это. Она видела, что вот сейчас с ней сделают что-то ужасное. Не убьют, нет. Но есть вещи не лучше. Одно неверное слово, неловкое движение - и... Лучше даже не гадать. Все равно не угадаешь, что именно взбредет в эту покалеченную голову. Конечно, она могла бы сопротивляться, и даже довольно эффективно; да хоть прямо сейчас сорвать с его пояса меч, о котором он забыл, нанести ему еще пару-тройку напрасных ран, попытать счастья как-нибудь справиться с обезоруженным бессмертным, переставшим думать об осторожности... Но ненависть не победить ненавистью. Тем более - такую. Сопротивляться было нельзя. Как пожар ракетным топливом тушить. Не просто драться нельзя, а вообще противостоять. Закрываться от него, от его безумия, в раскаленный уголь превращающего единственный глаз, от чудовищной тяжести его присутствия в Силе. Правда, оно тоже уже не было отвратительным. Просто очень угнетало. Хуже обстояли дела с чувством самосохранения, которое прямо-таки криком кричало в изгнаннице, но и с ним ей удалось справиться довольно быстро. Потому что бояться тоже было нельзя. Митра вздохнула. А потом положила руку ситху на плечо, осторожно отстраняя его от себя - ту самую руку, которой прямо сейчас могла бы сдернуть меч с его пояса. - Давай закончим со всем этим, - сказала она. - Закончим и уберемся с этой планеты куда-нибудь подальше. А потом разберемся, что тебе делать. И со мной, и с самим собой. Дарт Сион молча выпустил изгнанницу, отошел туда, где сидел недавно, когда ждал окончания ее медитации. И, обернувшись, небрежно перебросил ей выключенный меч. Ее меч. А потом направился прочь, к выходу. Она поймала оружие и догнала ситха раньше, чем дверь за ним закрылась. - Крея ненавидит Силу, Сион. Она ненавидит Силу, хотя и сама пользуется ею. И она... - Не думай о ней, - мрачно перебил Сион. - Если тебе не о чем подумать, думай обо мне. А ее надо просто прикончить. И тогда я наконец буду свободен. Даже сейчас он не назвал свою наставницу по имени. Он избегал этого имени с непонятным, угрюмым упорством, и Митра не понимала, что означает это упорство. Зато понимала, что дарт Сион только что принял то странное чувство, которое мучило его. Принял как есть, так и не сумев понять, что именно приемлет, зато прекрасно зная, чем заплатит за это. Даже изгнанница уже поняла, что это значит для него. А Крея... или все это было частью ее замысла? Ведь она, до конца познавшая обе стороны Силы, не могла не видеть, не понимать, не предчувствовать... или все-таки могла?! Гулкая сумрачная тишина коридоров и залов пожирала спокойствие изгнанницы. Казалось, им не будет конца. Это место было средоточием Силы, Силы-гнева, Силы-страдания - сердцем потоков, текущих по кричащим каньонам Малакора. Древним, чудовищным сердцем темного мира, расколотого, но не уничтоженного до конца. Мира, похожего на дарта Сиона. Митра чувствовала, как это сердце бьется. Дарт Сион молчал, опережая спутницу на полшага. Бешеный мрак его присутствия даже в этой Силе казался открытой раной, кровавой купелью, в которой сейчас постепенно копилась тяжесть - медленная, грозная. И ее Митра чувствовала тоже. Ощущала, как ситх жадно дышит окружающей тьмой, вбирая ее в себя. Всех, кто попадался на пути, Сион убивал на месте. Ситхов - убийц, учеников академии, может быть, и своих собственных учеников... Когда первые двое встречных упали под ноги бессмертному, срезанные двумя ударами меча неожиданно и молниеносно, Митра успела только вздрогнуть. Она тоже не ожидала. Как и они. Но не сказала ничего - ни сразу, ни после, когда под такими же внезапными ударами на пол падали другие. - Все, что создано ею, должно быть уничтожено. И это место, основа всех ее замыслов - тоже. Я и так ждал слишком долго. Изгнаннице нечего было на это ответить. Она молчала. - Я хотел начать с тебя. Принести ей твое тело, чтобы она увидела его своими глазами. Чтобы увидела уничтоженным то, чем так сильно дорожит... Я смотрел, как она помогает тебе, как тебя защищает - и не понимал, почему. Я только сейчас это понял. И на это тоже ответить было нечего. И она по-прежнему молчала, молча шла вслед за дартом Сионом, молча смотрела, как быстро и страшно он расправляется с теми, кто попадается на пути. Это выглядело как самоубийство. Как будто это место переполнилось темной Силой настолько, что пожирает само себя, уничтожает себя руками самого ужасного из своих порождений. И Митра молчала. - Ты действительно ее слабость. Так же, как и моя. Все, что она делала, она делала для тебя. Чтобы ты сломалась. Чтобы стала такой, какой она хочет тебя видеть. Сион помолчал, потом обернулся на ходу: - Я не смог убить тебя. И хорошо, что не смог. Ты - ее неудача. Ее самая большая ошибка. Пусть она увидит это прежде, чем умрет. Пусть у нее не останется надежды. - Хватит смертей, - не выдержала изгнанница. - Хватит ненависти. Сколько можно? Я верю, что ей еще не поздно помочь! На сей раз ситх не обернулся. - Скажи это ей. Пусть поймет, что все ее усилия были напрасны. Пусть поймет, что она - ничто. И долгий путь к сердцу темной Силы кончился.