"Блаженны милостивые, ибо они будут помилованы." (Мт. 5:1–12)
— Мне плохо… — голос в трубке убийственно серый и бледный — Он чувствует, как тяжело связно говорить тому, кто настойчиво звонит уже в третий раз. — Какие симптомы? — Хосок чертыхается внутрь себя и закусывает губу, вздыхая. Он на сделке. Впервые за бо́льшую часть года он решил заняться работой, а не пассивно сидеть, собирая прибыль со старых малочисленных каналов. — По голосу слышу, что ты плох, — подтверждает слова блекло-мутного Ким Тэхена, который, игнорируя любое приличие, прорывается к нему во входящие уже не первый раз. — Я потек, — чуть жестче, чем должен, рвет словами Тэхен, — еще с утра. — И ты ничего не взял с собой, зная про это?! — ЧонХо почти шипит в трубку, понимая, что кроме как «это» ситуацию не назовешь — он стоит в коридоре, за дверями которого — его деловые партнеры. И они безумно не любят ждать и обсуждать личные вопросы посреди встречи. — Ты что… ты не можешь подождать два часа? — прикладывает ладонь ко лбу, усмиряя собственные нецензурные мысли относительно происходящего, кроет обоих матом: себя за то, что взял трубку, и Его за то, что ноет по пустякам. — Это произошло раньше на полтора месяца, — Хосок прекрасно слышит — нетерпеливый Ким Тэхен уже почти ноет, проявляя нотки истерики в голосе, — да сделай ты что-нибудь! От требовательного вскрика аловолосый альфа вздрагивает. Глаза медленно наливаются густой непроходимой тьмой. — Через два часа, Тэхен, — произнося каждое слово с акцентом тихо, но отчетливо говорит он, — я вернусь домой и как следует тебя трахну, ты понял? — Но Хосок! — и этот самый Хосок закатывает глаза, чувствуя, как начинает колотить от злости на этого порой слишком ребенка, — Хосок, я уже… (missio — kdv) — Тогда дрочи, — и скидывает звонок, возвращаясь в помещение ресторана, где и проходят сомнительные переговоры о включении его в долю крупнейшего азиатского рынка по сбыту людей. Из головы не идет Тэхен с его ноющим голосом и — он уже может представить — вполне ожидаемо душной от количества запахов, смазки и порно течкой.***
Он вваливается в дом немного раньше, чем рассчитывал. Тэхен, в своей нетерпеливости, видимо, доходящий до ручки, даже встречает его. Завернутый в простыню, пропитанную, как и весь дом, его плотным крепким запахом. Хосок вдыхает полной грудью, зная, что получит взамен. Вдыхает всей грудью. Но не ожидает этого получить. Это совсем не то. По венам начинает струиться чистая агрессия и паника, не успевшая проявиться и тут же — превратившаяся в удушающее желание, от которого трясутся коленки, подкашиваются ноги, а сердце начинает биться гулко и не совсем так, как билось раньше. Потому что теперь оно… оно совпадает с пульсом того, кто стоит размазанный и укутанный в простыню посреди комнаты. Закрывая глаза, Чон Хосок слышит шум расходящейся по чужим венам крови. Вдыхая еще раз, ощущает, как разбивается на составные части тэхенов совсем не простой запах. И это приводит его в настоящий шок. Он налетает на омегу, почти опрокидывая, но успевая вовремя схватить за талию — Тэхен ложится на лестницу, ведущую на второй этаж. Сверху — сверкающий черными глазами Хосок. — Ты… ты тоже чувствуешь это, да? — вжимаясь носом в чужую шею, шепчет рыжий и глотает внезапно вязкую слюну. — Что?.. — Тэхен совершенно ничего не понимает, но от одного только появления Хосока его уже изнутри крутит тугим узлом, а ощущение втирающегося в шею носа и неосторожно-случайных прикосновений к ней же сухих губ срывает последние остатки сознания. ЧонХо понимает, что не нуждается в ответах, когда слышит баритонный гулкий стон, когда чувствует, как запах резко ударяет его по носу. И, прошарив рукой наощупь простыни, скользит по внутренней стороне бедра, пока верткими пальцами не добирается до теплой вязкости чужого оргазма. ЧонХо не нуждается в ответах — они находятся сами собой. Тэхен, пусть и в течке, кончил только от запаха своего альфы. Сам не понял, но испытал оргазм. И это слишком красноречиво говорит о том, почему они при всей временности их романа так и не избежали друг друга. Хосок слышит, как быстро стучит чужой пульс в его ушах. Уже знает, что Тэхен — не просто любовник и не просто временная связь. Он связь, но — другая. Истинная. Его.***
(missio — kdv (stripped)) Хосок смотрит на Него, спящего, разукрашенного фиолетово-красным, посреди большой кровати, застеленной молочно-белым. Хосок смотрит на Него, но видит кого-то совершенно другого — нового. Он рождался в его глазах. Птенец выбирается из яйца. Яйцо — это мир. И мир Хосока трещал по швам все это время, словно хозяин знал, как скоро всему придет конец. С того момента, как в жизни Хосока не стало Ендже, он особенно ничему не удивлялся и ни от чего не приходил в дикий восторг. Все сводилось к одному и тому же — к бесполезности или временному кайфу. Он рассчитывал и знал, что Тэхен — это тоже на время. Хороший секс, красивая внешность — о чем еще можно мечтать? Все так и было. Все было именно так. Но Чон ошибся. Он не учел эрудиции. Не учел ума. И обстоятельств. Вряд ли Тэхену казалась игрой их маленькая интрижка, хоть он и был первым признавшим симпатию. Вряд ли Тэхен планировал так просто все отпустить. Ведь он приехал сюда. Ведь он теперь здесь, даже если не называет это место домом. И правильно. Столичному мальчику не место в такой глуши — Хосок прекрасно понимает и наклоняется к орехово-каштановой макушке, вдыхает запах, в котором сейчас почти не осталось Тэхена — только он, альфа. Сделавший Его своим. ЧонХо аккуратно целует сбившиеся и спутавшиеся волосы. Он не загадывает на будущее — не строит воздушных замков и не упивается мечтами — с некоторых печальных пор он реалист. И все, что у него есть — это сегодня. И сегодня он принадлежит Ему. Все его сегодня принадлежит Ему. Тэхен любит дорогие украшения и брендовые шмотки, но и такой подарок обязательно оценит. Конечно. Это же он притащился за ним, за Хосоком, в такую несказанную глушь. Не испугался даже того, что лес совсем не безобиден на его хищных обитателей и одичавших псов. Хосок вздыхает обреченно и счастливо. Смотрит на спящего омегу, его широкую смуглую спину, темные отметины и багровый укус в сочленении шеи и плеча. Птица выбирается из яйца. Яйцо — это мир. Птица летит в новый мир. Мир — это территория истинности.***
(alec benjamin — water fountain) — Я не видел Тэхена уже месяца четыре, думаешь он живой? Чонгук усмехается, смотря на растерянного и растрепанного Юнги. — Я звонил Хосоку полчаса назад, — сообщает, возвращая все внимание Чону, словно ни Юнги, ни ситуация его особо не интересуют, — Тэхен, видимо, решил устроить тебе, как главной подружке, сюрприз. — Ну? — просыпающийся Юнги отстраненно наблюдает за тем, как Чону, держащийся за пальцы Чонгука, пытается неустойчиво, по-детски ходить. В первый раз попытки малыша сделать первый шаг вызвали шок и истеричные крики у обоих. Сейчас все как-то более или менее попривыкли, а Чону выбрал в свои помощники именно Гука, который постоянно таскался с ним, подставляя руки, чтобы ребенок, активно пытающийся ходить «как взрослые» случайно не запнулся и не упал. — Хос сказал, что они истинные. — А… ну, окей, — Юнги только пожимает плечами, отворачивается к кровати, чтобы заправить ее. И замирает в странно скрюченной позе, когда до него доходит смысл сказанных Чоном слов. — Стой, ты это серьезно? — Ага, — хмыкает Гук и, подхватив Чону на руки, наконец выпрямляется и возвращает взгляд Юнги. — В общем, мне жаль Хосока, но теперь он от твоей подружки точно не убежит. Они обсуждают это еще минут двадцать. Пытаются найти какие-то закономерности, которых не замечали тогда, пьют кофе и тонут в утренних мелочных делах, пока Чону занят игрушками в детском манеже. — Ты определился с цветами? — как-то преувеличенно небрежно спрашивает Чонгук немногим позже, когда Юнги, уткнувшись глазами в дисплей телефона, допил свой кофе и затих. — Лилии? — предполагает Мин, потягиваясь и поднимая глаза на Чонгука. — Я думал про лаванду, — альфа пожимает плечами и тут же усмехается, когда замечает, как изменился чужой взгляд. — Ну, что опять? — Нет, — все, что может выдавить из себя Мин Юнги, обладает исчерпывающим количеством смысла. — Что «нет»? — вообще-то, Чонгук знает, что кроется за этим ответом. — Я не хочу лаванду на свою же свадьбу, — немного помолчав Юнги добавляет еще более недовольно, — нет, Чонгук. — Как знаешь, — брюнет пожимает плечами и возвращается к своей чашке с крепким американо, в глубине души уже зная, что с чертовыми цветами для церемонии и украшения Юнги так никогда и не определится, а потому проще сделать все самому, пока омега пытается сделать по факту невозможный для него выбор. До свадьбы еще полгода. Должно быть, они успеют что-нибудь решить. Но даже за полгода до свадьбы Чонгука неизменно радует одно: Юнги носит кольцо, которое сам же и надел на тонкий безымянный палец, моется с ним и даже спит. Сама по себе свадьба — не больше, чем просто формальность. Потому что где-то там, внутри, они уже по сотне раз сказали «да» и обменялись поцелуями. Они вообще всегда торопят события. И им, похоже, не привыкать.