Пленник Мохенджо-Даро

— Слышали? Поговаривают, Динеша видели в городе вместе с его новым рабом. В… — Рати оторвала глаза от вышивки и многозначительным взглядом обвела подруг. — В гостинице! Нила, плохо же ты за ним следишь! Нила, которая давно уже отдала вышивку служанке, а сама сидела на подоконнике, лениво перелистывая страницы пожелтевшего от времени фолианта, подарила сестре обжигающе злой взгляд. — Разве не должно женщине быть покорной, Рати? — ласково спросила она. — Он даже не муж мне ещё, а если бы и был муж. Коли мужчина хочет испробовать новых женщин, кто в праве ему запретить? — Не будешь следить, так птичка и улетит, — Рати невинно похлопала глазами. Нила собиралась что-то ответить, но низкий и веский голос Ришимы её опередил. — Рати! А не пора ли тебе спать? Рати обижено посмотрела на тётку. — Солнце ещё не опустилось за горизонт! — Когда опустится, вышивать будет уже поздно — испортишь глаза. Рати надулась, явно не согласная с решением тётки, но на женской части дворца никто не решался спорить с Ришимой — впрочем, мало кто решался и на мужской. Одного тяжёлого взгляда хватило, чтобы младшая царевна поднялась, вздохнув, отложила вышивание, поклонилась старшей и направилась к двери. Стайка личных служанок потянулась следом за ней. Нила, обрадованная тем, что можно больше не притворяться послушной дочерью, подала знак и своим уходить, и через пару минут они с Ришимой остались вдвоём. — В городе, — тихо задумчиво произнесла Нила, наблюдая как ветер играет листьями в саду. — Почему же он сразу не вернулся домой? — Что ты задумала, Нила? — спросила Ришима, как будто не замечая её слов. — Я? — Нила удивлёнными чёрными глазами посмотрела на неё. — Разве женщине голова для того чтобы думать? — Не валяй дурака. — Я носа из гарема не кажу. Как пленница в этом саду. Откуда у меня могут взяться какие-то думы, скажи? — Кому нечего делать, тот всегда много думает. Я же знаю, что Динеш пропал после разговора с тобой и с Кишеном. В ваши дела лезть не буду, это бесполезно. Но Динеша в них не впутывайте, его жизнь и так всегда на волоске. Нила поджала губы и долго молча смотрела на неё, так что было не понять, хочет она что-то сказать или просто злится. — Где твоя любимая Хаята? — продолжала тем временем Ришима. — Хотела бы и я это знать, — уже не скрывая раздражения, откликнулась Нила. — Не видела её почти неделю. Только не говори отцу! — опомнившись, уже другим голосом продолжила она. Ришима задумчиво глядела на неё в ответ. — Не скажу. Пока. — Спасибо и на том. Прости, тётушка, ты верно сказала, мне тоже пора бы уже спать, — она поклонилась и, не давая Ришиме продолжить, поспешно покинула беседку. Ришима осталась стоять, глядя ей вслед. Она любила обеих сестёр. Но в покорность Нилы не верила ни на грош. Трое принцев лежали на полу, касаясь лбом мраморных плит, и безропотно ждали, когда махараджа покинет зал. Ежеутренний приём подходил к концу, остальная часть была свободна для тренировок и развлечений. Едва правитель покинул помещение, принцы первыми поднялись на ноги. Вишну простёр руку, перегораживая Савитару проход широким рукавом. Старший вскинул бровь, но ни слова не произнёс. Только убедившись, что Кишен ушёл далеко вперёд, и остальные придворные заняты тем, что покидают зал, Вишну напевно произнёс: — Давно ли ты был в женских покоях, брат? Савитар нахмурился, мягко убрал младшего царевича и неторопливо, на расстоянии от остальных, двинулся к двери. — Если хочешь что-то сказать, то говори, — негромко произнёс он. — Знаешь, что Динеш покинул дворец? Савитар промолчал. Лаид давно уже об этом доложил, вот только Лаид понятия не имел, как это вышло и куда отправился их названный брат. — После разговора с Нилой и Кишеном, — многознательно продолжил Вишну. Савитар продолжал идти молча и, скосив на него глаза, Вишну отметил, как медленно сходятся к переносице брови наследника. — Я знаю, что задумала Нила, — сказал он наконец. — О ней можешь не беспокоиться. — Думаешь, раз она женщина, то не опасна для тебя? — Думаю, да. — Женщине махараджей не стать, — с деланой задумчивостью произнёс Вишну. — А вот женой махараджи — почему бы и нет? Если, конечно, махараджа — не её брат. — Интересная вещица, — задумчиво произнёс монах. — Можешь перевести, учёный человек? — Динеш инстинктивно покосился на дверь. Санджива он оставил ждать с другой стороны и хотя понимал, что тот дотошно и тщательно выполнит оставленный приказ, всё же не мог избавиться от беспокойства, что тот в любой момент может войти внутрь. Из храма Ашатру Динеш вынес два предмета. Один — заказанный Нилой дневник. Другой — ещё менее понятный по назначению — металлический футляр с изящной гравировкой, который ему так и не удалось отпереть. Эту небольшую шкатулку с искусным замком просил раздобыть Эверил. Динеш не привык торговаться и обмениваться вещами, назначения которых не понимал. Решение пожертвовать наградой за военный поход ради одного-единственного раба было для него нетипично, и хотя он умел произвести впечателние щедростью и размахом, в повседневной жизни предпочитал тщательно взвешивать каждый шаг. Вся история, в которую он впутался благодаря Ниле, всё меньше походила на обычный женский каприз. Даже если сестра находилась в путах чужих интриг, похоже, эти интриги выходили далеко за пределы поиска хороших украшений. Одним словом, Динеш никогда не отдал бы ей дневник, не разобравшись, что он принесёт во дворец и какие последствия этот подарок будет иметь. Так же точно, он не горел желанием отдавать второй непонятный предмет. Мохенджо-Даро был одним из двух крупнейших городов на побережье и насчитывал немало ремесленных мастерских, имел несколько храмов и одну знаменитую библиотеку. Едва вернувшись из путешествия, Динеш обошёл все эти места, чтобы в большинстве из них получить один и тот же ответ: шкатулка была, бесспорно, древней. А дневник был написан на древнем языке, который не взялся прочитать ни один жрец. — Сожалею, господин, — отозвался, вторя им, и хранитель библиотеки. — Могу только сказать, что это язык Древних Владык. — Древних Владык, — многозначительно повторил Динеш. Он постепенно терял терпение. Шенапати уже собирался развернуться и покинуть это место не прощаясь, когда монах вдруг взял в руки шкатулку и повертев в пальцах произнёс: — Что же касается этого ларца… Я не знаю, как его открыть. «Кто бы сомневался», — отметил Динеш про себя. — Однако мне знаком этот знак, — монах провёл пальцем в воздухе повторяя линии гравировки, изображавшей семиконечную звезду. Динеш мгновенно забыл о своих намереньях и весь превратился вслух. — В самом деле? — тихо спросил он. — Это эрса’аш. Легендарный амулет первого владыки. — Продолжай. — Существует миф о том, что некогда могущественные горы, берега и острова охраняли семь зиккуратов, и между собой их связывали неведомые нам пути. — Так… — слова учёного всё более походили на то, что Динеш успел услышать в последние дни. — Первый владыка, основал их, чтобы защитить землю людей от ифритов и шайтанов. Имя его давно затерялось в веках, а историю его жизни время от времени повторяют детям земных владык, чтобы не забывали, как опасна и скоротечна жизнь. Динеш молча ждал. — Первый Владыка создал этот амулет и взрастил семь учеников, и наделил каждого из них властью над одной из твердынь. — Что произошло потом? — Потом… Как это часто бывает с владыками, его убил кто-то из его учеников. Или, может быть, все семь. Сожалею, но больше мне нечего тебе рассказать. Под впечатлением от услышанного Динеш вышел на улицу и молча, не оглядываясь на Санджива, свернул в ближайший переулок. Ему не хотелось толкаться на людной мостовой, тем более, когда в кошелях лежали столь раритетные предметы. Санджив молча скользнул следом за ним, и некоторое время оба двигались в молчании. Санджив выжидающе поглядывал на господина. Он начал привыкать к тому, что хозяин делится с ним своими соображениями и открытиями, а сейчас лицо у Динеша было такое, что, без сомнений, последняя встреча прошла не в пустую. Однако шенапати молчал и в конце концов Санджив решился заговорить сам: — Господин… Вам удалось что-то узнать? Поджав губы, недовольный тем, что этот вопрос заставляет его избегать ответа, Динеш сделал ещё несколько шагов. А потом его внимание резко переключилось на то, что происходило прямо под носом. Погружённый в собственные мысли, он не заметил нищего, вытянувшего ноги поперёк мостовой. Динеш едва не споткнулся о его голень, опомнился только в последний момент и хотел шагнуть в сторону, но нищий перехватил его щиколотку и рванул вниз, так что Динеш, не удержав равновесие, полетел на камни. В последнее мгновение успев сгруппироваться, он перекувырнулся через голову и, развернувшись на корточках, потянулся к мечу. Динеш успел заметить, как колыхнулась на ветру грязно-серая хламида, открывая спрятанные под ней белоснежные шаровары, как блеснул на солнце золотой полумесяц… а затем что-то тяжёлое и колючее навалилось на него сзади. Рванув из ножен меч, он попытался развернуться и сбросить с себя неведомую напасть, а когда ему это удалось, увидел прямо напротив гигантского, размером с хорошего барашка, паука. Динеш никогда об этом не задумывался, но теперь сделал открытие: он боялся пауков. Страх порядком подорвал его боевые навыки, зато ярость придала атакам силы, и в последующую пару минут он не очень прицельно, но очень целеустремлённо рубил противника на части, пока тот наконец не разлетелся на едва трепещущие ошмётки, так что, когда повернулся и увидел перед собой двух других дерущихся, был немало удивлён, что находится на улице не один. «Нищий» в белых шароварах похоже не сильно уступал Сандживу в мастерстве, атаки его были так же точны и быстры, и несколько раз он попадал в цель, почти сбивая Санджива с ног. Динеш уже почти перевёл дух и собирался вмешаться, когда откуда-то со стороны другого проулка раздался свист, и в горло нападавшему вонзилась арбалетная стрела. Убийца захрипел и рухнул на землю, пытаясь вырвать её из себя, а из-за поворота, на ходу пряча за плечами оружие, показалась уже знакомая обоим девушка в откровенной блузе и цветных шароварах. — Шантар, — представилась она. — Если хочешь о чём-то спросить, шенапати, не лучше ли задавать вопросы тем, кто знает ответ? А то и на себя, и на других беду навлечёшь...