____________________________
День выдался на редкость замечательным. На огонек даже заглянул Дамблдор, сказав, что хотел бы отпраздновать с ними летнее солнцестояние. Находясь в такой чудной компании, Эдвард вновь почувствовал себя ребенком и заскучал по младшему брату. Это Альфонс всегда хотел найти отца. Встретиться с Хоэнхаймом почему-то довелось Эдварду. Конечно, в чем-то отец его по-прежнему выбешивал — его пассивностью или разговорами о философском камне, доводившими парня до белого каления, — но Эдвард был так счастлив вновь поговорить с кем-то из своего старого мира и старой жизни, что сдерживал себя. Возможно, Альфонс был бы рад, что они поладили. И, честно говоря, когда он не пытался найти недостатки в отце, Эдвард понимал, что они похожи даже больше, чем ему хочется признавать. В день солнцестояния они направились в городок. Эдвард разглядывал ленты и гирлянды, украшавшие главную улицу, играющих детей и весело болтающих взрослых, заглядывающих на распродажи в местных ларьках. Тут продавалось все — от выпечки и фейерверков до стульев и хлопушек. Повсюду играли музыканты, а на одном из стендов кукловод показывал представление для детей. Эдвард держался поближе к Пернелле и смотрел, как она покупает безделушки и выпечку у уличных торговцев. Она вручила Эдварду нечто, называющееся черничным крепом; на вкус оно оказалось восхитительным. Дамблдор же отыскал лавку с шерстяными носками и другими шерстяными изделиями и купил сразу три пары. Эдвард перехватил взгляд отца: тот закатил глаза, не одобряя вкус директора, и пожал плечами. Они обменялись улыбками, и Эдвард постарался не захихикать. Он запомнил, что на это Рождество стоит подарить Дамблдору пару носков. Самых аляповатых. Может, стоит поискать такие в Косом Переулке или в Хогсмиде. К закату люди начали собираться у озера. Эдвард видел, что на ближайшем холме проходит свадьба, а внизу, в долине, готовят все для большого костра. Вокруг него предполагалась огромная танцевальная площадка, которую окружали столы. Их было так много, что вокруг костра мог собраться весь городок. Как только солнце село, в воздух поднялись заколдованные шары, внутри которых горели маленькие огоньки. Затем что-то громко свистнуло, и костер зажегся. Тут же заиграли музыканты, люди начали поздравлять молодых, а голодные горожане начали стекаться к фуршету. Эдвард и его старички примкнули к последним. Николас заплатил за всех, и Эдвард доверху наполнил тарелку всем, что привлекало взгляд. — А мальчик-то все еще растет, — хмыкнул Хоэнхайм. — Заткнись, дедуля, — пробормотал Эдвард, пожевывая булку, пока они шли к столу. — Эдвард, еда никуда не денется, — рассмеялся Николас, увидев, сколько он себе набрал. — Ну хватит, — сказала Пернелла, слегка хлопая мужа по плечу. — Ты в его возрасте был тем еще обжорой. Дамблдор и Хоэнхайм хмыкнули. Эдвард же принялся за еду, пробуя всевозможные кушанья и мысленно составляя список всего, к чему он возьмет добавку. Как только на небо выплыла луна и зажглись звезды, старый волшебник в серой мантии объявил о начале салюта. Вскоре ночь осветил фейерверк, подобного которому Эдвард в жизни не видывал. Магия — удивительная вещь, подумал он, наблюдая за огромным огненным драконом, взлетевшим к небесам и рассыпавшимся на множество вспышек. Огоньки рисовали эпические картины сражений рыцарей и волшебников. Как только все улеглось, семьи с маленькими детьми разошлись по домам, а на столы выставили больше алкоголя. Начались пьяные песни и пляски. Эдвард смотрел, как веселятся люди, и заметил стайку молодых волшебниц, а неподалеку — волшебников их возраста, подначивающих друг друга и подталкивающих пригласить девушек на танец. Эдварду казалось это забавным: парни проходили полпути, а потом, попав в поле зрения девушек, разворачивались и уходили к друзьям. Только самые смелые достигали цели. Эдвард отметил, что большинство — если не все — парней пробовали пригласить на танец довольно привлекательную блондинку с ярко-голубыми глазами, круглым личиком и пухлыми губами. Она была самой милой среди своих подруг, но вовсе не потому, что они были в чем-то уродливы. Наоборот, почти все девушки были стройными, фигуристыми, отлично слаженными, а волосы у каждой были просто загляденье. Некоторые были даже выше и элегантней, чем эта блондинка. Но нечто именно в ней притягивало взгляд. Эдвард не мог понять, чем именно она отличалась от других, но по какой-то причине не мог отвести от нее глаз. — Это Аня, — сказала Пернелла, отчего он подпрыгнул. Он и не понимал, что смотрит на девушку во все глаза. — Она — местное сокровище. Ну, или так считают поголовно все местные юноши, — улыбнулась старая женщина. — Ее мать — наполовину вейла, так что у нее есть определенное… Очарование, которого нет у остальных барышень, — добавил Николас. — Почему бы тебе не пригласить ее на танец? — предложил Хоэнхайм. Эдвард прищурился. — Нет, спасибо. — Ох, да что ты, Эдвард, — сказал Дамблдор. — Тебе не нужно сидеть весь вечер со стариками. Ты молод. Иди! Веселись! Веди себя на свой возраст и пригласи одну из этих милых леди на танец. — Выгоняете, да? — пробормотал Эдвард, поднимаясь из-за стола. Но вместо того, чтобы присоединиться к гуляниям, он направился к столам с алкоголем и взял себе пива. Поскольку отец и Дамблдор продолжали за ним наблюдать, он нехотя завязал разговор с одним из парней. Оказалось, он — Хенрик — местный заводила и старший брат жениха. Они поговорили о разном — в основном, конечно, говорил Хенрик, а Эдвард слушал, вместе с ним наблюдая за танцующими. Похоже, Хенрик знал каждую собаку в городке и мог назвать поименно каждого, кто попадался на глаза. Алхимику было в какой-то мере весело слушать, сколько раз Грегори пытался добиться расположения милой Ани, как Натан втайне влюблен в Дженнифер, хотя всегда приглашает на танцы Джину, как его сестра Мерида пытается привлечь внимание Питера и обо всем таком прочем. Пока Хенрик рассказывал Эдварду о последней из множества уморительных и оригинальных попыток Эрика привлечь к себе внимание Ани, к группе девушек подошел парень постарше, возможно, лет тридцати, и потребовал, чтобы Аня потанцевала с ним. Это не могло остаться незамеченным. — Отлично, — простонал Хенрик. — Замечательно. Мэнсон опять напился. Обычно он тихий, но в последнее время все чаще припадает к бутылке. — Местный идиот? — спросил Эдвард, с подозрением глядя на упорствующего Мэнсона. — Вроде того, — пробормотал Хенрик. — Скорее, местная боль в заднице. Он магглорожденный и, хотя мы никогда это ему в вину не ставили, постоянно пытается доказать, что он силен и ничем не хуже нас. Печальная история. Обычно он милый и дружелюбный, но стоит только выпить… — Тебе его жаль, — тихо сказал Эдвард. — Эй! Эдвард и Хенрик вскочили с мест и побежали на помощь Ане. Мэнсон схватил ее за руку и пытался утащить на танцевальную площадку. — Отпусти! Мэнни! Мэнсон! Отпусти меня! Мэнсон был больше и выше нее, поэтому ее попытки освободиться ни к чему не приводили. — Эй, Мэнни! — сказал Хенрик, вставая у него на пути. — Полегче, приятель! Не хочется ей танцевать, понимаешь? Может, отложим водку и отведем тебя домой, а? Мэнсон так отпихнул его от себя, что Хенрик грохнулся на ближайший стол. Пара, сидевшая за ним, закричала и бросилась ему на помощь. — Зря ты так, — сказал Эдвард, вставая перед Мэнсоном. Ублюдок был на целую голову его выше. — Уйди с дороги, малявка, — фыркнул Мэнсон, пытаясь отпихнуть и его, но Эдвард только этого и ждал. Он перехватил Мэнсона за запястье и потянул на себя. От удивления здоровяк отпустил девушку и попытался удержаться на ногах. Аня быстро скрылась из виду. Мэнсон же разозлился. Он попытался ударить Эдварда, но тот легко отразил удар, пригнулся и врезал Мэнсону. Алхимик терпеть не мог, когда его называли «малявкой», и сдерживаться не собирался. Он отпихнул Мэнсона на один из стульев, быстро хлопнул ладонями и трансмутировал его и землю, чтобы не дать пьянице даже пошевелиться. Мэнсон кричал и изрыгал проклятия, пока Хенрик не подкрался к нему сзади и не вылил ему на голову бочонок воды. Похоже, это немного отрезвило парня. Как только он поутих, Эдвард отпустил его, после чего Хенрик с друзьями отвели Мэнсона домой. Через какое-то время люди вновь принялись праздновать, хотя многие теперь с опаской посматривали на Эдварда. Алхимик проворчал себе под нос и вернулся туда, где они с Хенриком пили. Мужчина за прилавком налил ему свежего холодного пива. Эдвард кивнул, но, не успел он сделать и глотка, как кто-то рядом сказал: — Спасибо. Эдвард поднял взгляд и увидел Аню, впервые оставшуюся в одиночестве. — Пожалуйста, — пожал он плечами. — Я бы так поступил с любым зарвавшимся умником. — Но все равно спасибо. Впечатляюще ты его отделал, — сказала Аня, занимая место Хенрика. — Ты же ведь не отсюда, да? — Угу, — сказал Эдвард, отпивая пива. — Моя родина вообще далековато. — Так ты путешественник? — Что-то типа того. — Такой юный? Алхимик пожал плечами. — А хочешь потанцевать? Кружка зависла на полпути к его губам. Эта девица всю ночь отказывала парням направо и налево. С чего он вдруг ей приглянулся? — Из меня плохой танцор, — сказал он, опять отпивая пива, чтобы скрыть румянец. — Почему-то я в этом сомневаюсь, — улыбнулась Аня. — Пошли. Разок-то можно? Было сложно отказать такой красавице — особенно после того, как она взмахнула ресницами. Он допил пиво, вздохнул, поднялся и позволил ей вытащить себя на танцевальную площадку. Поначалу ему было неловко и казалось, что у него обе ноги — левые, но потом он приноровился к ритму. Аня оказалась хорошим учителем и то и дело подсказывала, как шагать и что делать. После этого танца она каким-то образом утянула его в другой, затем — еще в три, и, не успел Эдвард и глазом моргнуть, как отплясывал вместе со всеми в каком-то старинном традиционном танце. Пока они кружились, менялись партнерами и топали по полу, Аня и ее друзья нашептывали ему разные советы. Может, дело было в пиве, но Эдварду неожиданно стало весело и радостно; он улыбался, как идиот, танцевал, смеялся и кружился, пока ночь не сменилась рассветом. Когда, наконец, он попросился за стол, Аня, казалось, расстроилась. Когда же он пообещал еще с ней увидеться, она улыбнулась и помахала ему на прощание. Эдвард вернулся к столу, за которым в одиночестве сидел Хоэнхайм. — Веселишься, сынок? — Знаешь, ты сейчас куда больше походишь на моего деда, чем на отца, — вздохнул Эдвард, присаживаясь на скамью. Ох-х-х… Нога болела, а стыки с автоброней ныли. Хоэнхайм хмыкнул. — Дамблдор вернулся в Лондон, — сказал он. — А Николас и Пернелла ушли еще несколько часов назад, вскоре после твоей стычки с Мэнсоном. Эдвард кивнул. — Ты ведь мог меня и не ждать, — сказал он. — Мне уже восемнадцать. Я всю жизнь рос, жил и взрослел без присмотра взрослых, да и дорогу в дом помню. — Знаю, Эдвард, — вздохнул Хоэнхайм. — Я остался не для того, чтобы присматривать за тобой. Я остался, потому что был рад видеть тебя таким счастливым. В Аместрисе ты всегда был таким серьезным, таким взрослым, что мне всегда будет стыдно. Стыдно за то, что я не остался с вами и вашей матерью. Я хотел защитить вас от Данте, но вы все равно оказались втянуты в эту историю. Эдвард стиснул зубы. Он не хотел спорить с Хоэнхаймом — они только нашли общий язык. К тому же, то, что он хотел сказать, уже было озвучено. — Ты ведь ищешь путь назад, да, сын? — спросил Хоэнхайм. — Способ вернуться в Аместрис? Эдвард посмотрел на отца и прищурился. — Дамблдор мне все рассказал, — объяснил он. — Он спросил, не знаю ли я, как вновь пройти через врата. — И? — спросил Эдвард. — Я не нашел способа это сделать, — тихо сказал Хоэнхайм, глядя в огонь. — Я десятилетиями пытался вернуться в Аместрис — может, не так активно, как следовало бы, но все, что я исследовал, в итоге приводило в тупик. Врата не могут открыться с этой стороны. Если ты не заметил, алхимия в этом мире слабее. Она и не существовала здесь, пока я не пришел и не наткнулся на скрытый мир магии. Очень немногие волшебники могли воспользоваться всем потенциалом алхимии. Это по силам лишь великому алхимику. Эдвард кивнул, падая духом. Если уж Хоэнхайм ничего не нашел… — Но, — сказал он, внезапно улыбаясь сыну. — Я стар, Эдвард. Я не настолько силен, как был прежде, — с тех самых пор, как сразился с Данте и оказался в этом мире. Но ты, Эдвард… Ты юн и силен и становишься куда могущественнее меня. Я видел, как ты алхимией осадил Мэнсона. Твои способности остались прежними, хотя ты дважды прошел через врата Истины. Если кто и найдет способ вернуться в Аместрис… Так это ты, сынок. Эдвард уставился на него. Он был… Тронут. Смущен, но тронут. Его отец мог с тем же успехом сказать, что ему суждено совершить нечто великое. — Николас составил новое завещание, — сказал Хоэнхайм, резко сменив тему. — Они с Пернеллой решили оставить все тебе — их состояние, дома, исследования Николаса и его работы. — Что?! — выдохнул Эдвард. — Почему? То есть… Мы едва знакомы! Мы никто друг другу! — Потому что ты — алхимик будущего, — улыбнулся Хоэнхайм. — У Фламелей не осталось наследников. Последний их праправнук был убит в войне с Волдемортом, и, хоть философский камень и дает вечную жизнь, даже тело с течением времени начинает слабеть. — Поэтому вы с Данте обменялись телами, — пробормотал Эдвард. Хоэнхайм молча кивнул. — Но все же, — ошеломленно сказал Эдвард. — Почему мне? Почему не тебе? Хоэнхайм хмыкнул. — Я бы все равно оставил все тебе, — парень фыркнул. — Эдвард, Николас передает тебе исследования, которые он проводил многие сотни лет. Они могут помочь тебе вернуться к Альфонсу и мисс Уинри. Я планировал отдать тебе и свои наработки. Я оставлю их в лондонской резиденции Николаса — там же, где он хранит и свои работы. — Да, ладно, — кивнул Эдвард. — Пошли, уже поздно. Всем старым хрычам давно пора спать. Хоэнхайм улыбнулся и поднялся, следуя за сыном в дом Фламеля.1. Хоэнхайм
28 апреля 2019 г. в 09:34
Неожиданно для себя Эдвард полюбил гулять ранними утрами по сельской местности, наслаждаться холмистой местностью, свежим воздухом и панорамными видами гор, которые были видны из любого уголка долины, в которой находился летний домик Фламелей. Здесь, в Германии, ему было спокойно. Так спокойно, что он с легкостью представлял, что вернулся домой в Ризенбург и что знакомый городок скрывается за ближайшим холмом.
У него наконец-то начался подаренный отпуск. В дом Фламелей он попал через камин, после чего еще долго не мог прийти в себя от удивления. Пернелла оказалась милой женщиной; она показала ему дом и прогулялась до городка, советуя по пути, в какие города и деревни ему стоит посетить. Он, как и полагается туристу, посетил Берлин, Штутгарт и некоторые другие города, прежде чем погрузиться в местный магический мир. Его забавляло, каким родным и знакомым тут все ощущалось. Все здесь так сильно напоминало Аместрис, что становилось больно на сердце. Волшебный мир постоянно напоминал о том, как далеко он от дома.
Между туристическими поездками Эдвард оставался у Фламелей и по возможности помогал по хозяйству — по крайней мере, когда ему разрешала Пернелла. Они ждали Хоэнхайма, надеясь, что он приедет к летнему солнцестоянию. В местном городке любили отмечать этот праздник костром у озера, танцами и прочими пьянками-гулянками. Обычно в этот день проводилась пара свадеб, и в этом году веселье обещало пройти с большим размахом.
Эдвард как раз завершал утреннюю прогулку, как заметил кого-то сидящего на холме перед домом Фламелей. Он все осознал, только когда поднялся на холм.
— Ты вовремя, — проворчал он, подходя ближе. — Я уж начал думать, что ты не приедешь.
— Привет, Эдвард, — тихо сказал Ван Хоэнхайм. — Давно не виделись. Ты сильно подрос.
Эдвард прищурился, пытаясь разглядеть лицо отца под поношенным и выцветшим капюшоном плаща. Он был стар. Хоэнхайм на самом деле выглядел старым. Удивительно… И в то же время нет. Он не нашел себе новое тело, как и обещал матери Эдварда.
— Ты тоже умираешь? — вздохнув, спросил он, плюхаясь на траву.
— Может быть, — сказал Хоэнхайм. — Я никогда не принимал эликсир из философского камня, а мое бессмертие пропало, стоило мне пройти через врата. Смерть медленно настигает меня. Не знаю точно, как мне удалось так долго прожить, но я надеялся еще хоть раз увидеть вас с Альфонсом…
Эдвард сглотнул, не зная, что чувствовать. Большую часть жизни он ненавидел этого ублюдка, но сейчас… Сейчас ему даже жаль, что он может умереть.
— Я преподаю алхимию в Хогвартсе, — выпалил он.
— Правда? — улыбнулся Хоэнхайм.
— Да… И обучаю по одной из твоих книг, — продолжил Эдвард. — Все остальное — либо мусор, либо плагиат того, что ты написал под именем доктора Лихта.
— Вот как? — хмыкнул Хоэнхайм. — И как проходят занятия?
Остаток утра Эдвард рассказывал отцу о том, как прошел прошлый год — о своих учениках, о коллегах-преподавателях, о приключениях с Гарри Поттером и Северусом Снейпом и о том, как он злился, когда узнал, что случилось из-за философского камня, созданного Фламелем. Затем он рассказал о том, как соскучился по Аместрису, как прошла битва с гомункулами и как он попал в этот мир — а Хоэнхайм просто улыбался, слушал его и порой задавал вопросы.
Было так необычно говорить с ним, а не кричать. Впервые с тех пор, как он был еще ребенком, Эдвард чувствовал какую-то связь с человеком, которого когда-то называл отцом… Папой. Может, так подействовала спокойная атмосфера — или то, что он немного вырос и лучше понял мотивы отца. Впервые он не ненавидел Хоэнхайма. Впервые они не спорили. Теперь Эдвард не знал, как задать ему волнующий вопрос.
— Когда?
— Когда я умру?
Эдвард кивнул, радуясь, что отец все понял.
— Ох… Думаю, я переживу Николаса, — ответил Хоэнхайм. — Может, на месяцы… А, может, на годы. Так забавно в самом деле стареть. Не думал, что когда-либо доведется это испытать. Полагаю, сейчас мне под девяносто; обычно волшебники доживают до ста восемнадцати.
— Столько сейчас Дамблдору? — ухмыльнулся Эдвард, вспомнив старого директора.
— Ему так-то сто пятьдесят четыре, — хмыкнул Хоэнхайм.
— О как, — фыркнул Эдвард, со странным облегчением понимая, что его отец еще не скоро преставится. — В таком случае у тебя еще пара десятилетий в запасе.
— Возможно, — хмыкнул Хоэнхайм.