____________________________
Вечером в восемь часов Эдвард и Рон встретились в Зале почета. Алхимик выдал мальчику тряпку, щетку и немного чистящего средства и усадил беднягу за работу. Не прошло и десяти минут, как изо рта Рона внезапно высыпалось с полдюжины слизней. — Какого черта? — вскрикнул Эдвард, подбежал к мальчику и магией убрал всю грязь. — Вс нрмльно, — промямлил он. — Впскаю вс наруж. — Рон, почему из тебя выходят слизни? — спросил Эдвард. — Птался утром проклясть Малфоя. Срикошетило, — проворчал Рон и вернулся к работе. — Почему ты пытался проклясть Малфоя? — вздохнул Эдвард. Рон нахмурился и со злостью принялся тереть Кубок по квиддичу. — Этот говнюк назвал Гермиону грязнокровкой. Эдвард нахмурился. Это явно было какое-то оскорбление, но он слыхал и похуже. Заметив выражение его лица, Рон понял, что нужно все объяснить. — Это самое подлое оскорбление, — фыркнул мальчик и еще сильнее нахмурился, берясь за следующий кубок. — Грязнокровками называют тех, кто родился в семье маглов. У кого родители не волшебники. Среди волшебников есть такие, кто считает себя лучше всех. Например, Малфои. Они хвалятся, что у них в жилах течет самая чистая кровь. Вообще-то почти для всех волшебников это ничего не значит. Какая разница — маг ты или магл! Взять хотя бы Невилла Долгопупса: уж куда чище кровь, а даже котел не может ровно установить. А наша Гермиона может все! Она колдует лучше, чем любой чистокровный! Только не говорите ей, что я это сказал. Эдвард хмыкнул и покачал головой. — В общем, бессовестно так называть людей, — Рон странно всхлипнул и плюнул в подставленную руку маленького слизняка. Эдвард поморщился и призвал рядом с мальчиком таз. — Спасибо, — пробормотал он, бросил слизня в таз и продолжил начищать кубок. — Грязная кровь! Это про кровь-то! Да сейчас большинство волшебников полукровки. Если бы мы не женились на маглах, мы бы давно все вымерли. — Я не виню тебя за то, что ты пытался проклясть его, Рон, — примирительно сказал Эдвард. — Мне и самому частенько его проклясть хочется, но, возможно, и хорошо, что заклинание срикошетило. Его отец состоит в Попечительском совете школы, и он наверняка понаделал бы шума, если бы твое заклинание удалось. И тогда тебя ждало даже больше неприятностей, чем в начале года. — Хагрид то же самое сказал, — надулся Рон. — Ну, и правильно сказал. Хагриду получше меня известно, как тут дела делаются, — Эдвард вздохнул. — Так что теперь тебе нужно просто отработать наказание. Рон опять нахмурился, но возражать не стал. Эдвард пытался как-то подбодрить его и болтать о чем-то более приятном, но в итоге просто начал жаловаться на Локонса и необходимость вести сразу два предмета. Похоже, это Рона повеселило — причем до такой степени, что он рассмеялся и выплюнул слизней прямо на Кубок «За особые заслуги перед школой». Мальчик целую вечность пытался оттереть с него слизь, и под конец Эдвард сжалился и очистил его магией, чтобы Рон мог взяться за следующий (и, к счастью, последний) кубок. Когда мальчик закончил отчищать серебро в Зале почета, Эдвард освободил его от наказания и направился в подземелья в свою спальню.____________________________
Следующие недели пролетели быстро, и, не успел Эдвард и оглянуться, как пришел октябрь, холод и сырость затопили окрестности и пробрались в замок. Мадам Помфри была теперь постоянно занята — вся школа кашляла и чихала. Ее «Бодроперцовое зелье» действовало моментально, и все было бы хорошо, если бы не побочное действие: у тех, кто принял настойку, часа три из ушей валил дым. Эдвард оказался в числе счастливчиков, не подхвативших простуду, и теперь частенько вел занятия в пару и дыму. Затем начались дожди. Тяжелые капли дождя стучали по окнам замка неделю без перерыва. Озеро вышло из берегов, клумбы превратились в грязное месиво, а тыквы Хагрида раздулись до размеров кареты. Эдвард нисколько не завидовал Гарри, поскольку Оливер Вуд, капитан команды Гриффиндора по квиддичу, выгонял всех на тренировку даже в самую непогоду. Алхимик безмерно радовался, что в этом году ему не нужно их посещать, хотя Снейп и предлагал ему теперь присутствовать на тренировках команды Слизерина и присматривать за Драко Малфоем, которого выбрали новым ловцом. Эдвард нахмурился и сказал, что пойдет на такое только в том случае, если Снейп вместо него будет ассистировать Локонсу. Зельевар лишь рассмеялся, но больше ничего предлагать не стал, сказав, что это была шутка. Возможно. За неделю до Хэллоуина Эдвард получил письмо от Хоэнхайма, в котором тот сообщал, что Николас и Пернелла Фламели умерли рано утром. Едва ли минутой позже прилетела сова из Министерства, но, стоило Эдварду сломать печать на письме, как оно вырвалось из его рук и заговорило с ним: «Уважаемый мистер Элрик, мы с горечью сообщаем, что лорд Николас и леди Пернелла Фламели покинули наш мир. Мы просим вас, как их наследника, в ближайшие дни посетить Министерство магии и подтвердить ваш титул нового лорда древнего и благородного дома Фламелей. Эта процедура может занять до трех дней, поскольку должны быть исполнены все условия из завещания покойных лорда и леди Фламелей. Выражаем наши глубочайшие соболезнования. — Миранда Стокхольм» После этого письмо само запечаталось и упало перед ним на тарелку. Эдвард молча смотрел на него, а на самого Эдварда уставился весь Большой Зал. Алхимик вздохнул, засунул оба письма в карман, молча встал из-за стола и пошел в кабинет директора. — Лимонные дольки, — рявкнул он огромной безобразной каменной горгулье, охранявшей проход. Статуя ожила и отпрыгнула в сторону, и за ней открылся проход. Как только Эдвард взбежал по винтовой лестнице, дверь в кабинет распахнулась, а за ней показался старый директор, тоже сжимающий в руке письмо. — Как я понимаю, доктор Лихт и тебя поставил в известность о смерти Николаса и Пернеллы? — вздохнул Дамблдор. — Да, — фыркнул Эдвард. — А гении из Министерства решили прислать мне говорящее письмо. Теперь вся школа в курсе, что я их наследник! Похоже, мне придется взять отгул. — Уезжай настолько, насколько будет нужно, — сказал Дамблдор. — Уверен, Златопуст сможет сам провести пару уроков. Но занятия по алхимии пока что придется отменить. Никто в школе не знает предмет в достаточной степени, чтобы тебя заменить. — Ладно, — вздохнул Эдвард. — Вы знаете, когда и где будут похороны? — Полагаю, они хотели, чтобы их похоронили во Франции в Академии магии Шармбатон, где они познакомились в юности. Тамошняя директриса, Олимпия Максим, моя давняя подруга. Она распорядилась, чтобы их похоронили на территории академии в парке у фонтана, названного в их честь. Похороны пройдут утром в субботу, тридцать первого октября. Мы даже сможем вернуться в Хогвартс к хэллоуинскому пиру. Эдвард кивнул. — Сегодня понедельник. Я проведу занятия, как обычно, и завтра уеду в Министерство, — решил он. — Так у меня будет шесть дней на все дела Министерства, и я смогу вернуться в школу. — Ты можешь прийти сюда завтра утром и воспользоваться «Летучим порохом», чтобы перенестись в Министерство. Пока тебя не будет, я организую нашу поездку во Францию, — с серьезным видом сказал Дамблдор. — И найди в Лондоне доктора Лихта. Думаю, он захочет к нам присоединиться. — Хорошо, — вздохнул Эдвард. — Спасибо. — Пожалуйста, мой дорогой мальчик, — тепло улыбнулся директор. — Хорошего тебе дня. Увидимся позже.____________________________
Остаток дня пролетел как в тумане. Эдварду удалось довольно спокойно провести два занятия по алхимии (хотя Локонс, как обычно, задавал вопросы не по теме) и даже пережить занятия по ЗОТИ. Златопуст вызвался подменить Эдварда на алхимии, пока тот будет в разъездах, но Эдвард очень ясно дал понять, что Локонс и шагу не сделает в его аудиторию и что занятий по этому предмету проводиться не будет. Вечером во время ужина он разослал ученикам записки, заверяя, что алхимии в его отсутствие не будет, чтобы не допустить никакой самодеятельности от Локонса. Снейпа это посмешило, но он пообещал сделать все, чтобы этот кретин не пытался учить кого-либо алхимии. Как только Эдвард спустился в свою спальню, он обнаружил, что там его ждут его новые личные домовые эльфы, Меррибелл и Бакстер, которые уже собрали его вещи в чемодан. Он поблагодарил их и разрешил прислуживать ему так, как они посчитают нужным. Эльфы были сильно расстроены утратой бывших хозяев, но намеревались служить Эдварду с той же преданностью и тем же усердием, что и Николасу и Пернелле. Было так странно постоянно видеть их рядом, но алхимик полагал, что привыкнет к этому. По крайней мере, они пообещали, что будут прислуживать ему только в кабинете и спальне и являться в другие места по его зову. Следующим утром Эдвард позавтракал в кабинете тем, что приготовила Меррибелл, которую он решил называть Мерри, и направился в кабинет Дамблдора. Эльфы тенью следовали за ним и трансгрессировали в Министерство, как только он воспользовался «Летучим порохом». Возле фонтана святого Мунго Эдвард заметил Хоэнхайма, а рядом с ним — ведьму в темно-зеленой с золотыми вставками мантией. — Эдвард, — сказал Хоэнхайм, когда он подошел ближе. — Дедуля, — проворчал тот. — Лорд Элрик, — сказала ведьма, поклонившись ему. — Меня зовут Миранда Стокхольм. Если вы с доктором Лихтом готовы, прошу следовать за мной. Эдвард кивнул и последовал за ней к лифту. Поднявшись на пару этажей и пройдя несколько коридоров, они дошли до весьма вместительного и величественного кабинета. После того, как все заняли свои места, мисс Стокхольм вызвала огромные кипы документов. Эдвард заранее боялся следующих нескольких часов. Ему пришлось заполнять и подписывать бесконечные бланки, анкеты и документы, которые подтверждали его статус нового главы древнего и благородного дома Фламелей. На каждое из семи имений, которыми владели Фламели, была заведена отдельная пачка документов, и ему пришлось заполнять и подписывать очередные бланки, а заодно и еще одну стопку документов, подтверждающих, что он восстановил договор с двадцатью пятью домовыми эльфами Фламелей. И это было лишь началом. Следующий день в основном состоял из политических проволочек. Эдварду зачитали его новые социальные обязанности, которые ему предписывалось выполнять. Как глава древнего и благородного дома, он автоматически получил место в их высшем суде и парламенте, а также членство в Совете Волшебников. Очень быстро стало ясно, что ему не придется регулярно присутствовать там, если не случится чего-то сверхважного, чего не было со времен судебных процессов над Пожирателями смерти после победы над Волдемортом. Еще ему объяснили политические обязанности, возлагаемые на главу дома Фламелей, но в основном от него требовалось только появляться на определенных политических событиях. Четверг по сравнению с первыми двумя днями был благословенно коротким. От Эдварда требовалось ознакомиться с благотворительными организациями и списком установленных Фламелями пожертвований и решить, стоит ли продолжать выделять на них средства. Эдвард все оставил, хотя был удивлен, обнаружив, что у Перенеллы есть стипендиальный фонд, который помогал магглорожденным и бедным семьям из нескольких немецких и французских деревень отправлять детей на обучение в Академию Шармбатон. В их числе была и деревня Ани, Зиштадт. Рассортировав все документы и послав с Меррибелл и Бакстером их копии в Хогвартс, Эдвард и Хоэнхайм решили отправиться в Косой Переулок и посетить сейф Фламелей-Лихта-Элрика. Гоблины с необычайной радостью узнали новости и за пару минут разобрались со всем, на что у Министерства ушло три дня. Три сейфа были благополучно объединены и зарегистрированы под фамилией Элриков. Эдварду и Хоэнхайму выдали новые ключи и отвели к сейфу, который теперь находился в самой глубине банка и охранялся двумя драконами. Эдварду показали, как их успокаивать, и он довольно быстро подружился с ними. Похоже, драконам понравились его металлические протезы. Узнав, что у них нет имен, Эдвард смеха ради решил назвать одного из них Мустангом, а другого — Хоукай. Оба дракона были еще очень юными и послушными. Они впервые видели людей, поэтому легко запомнили запахи Эдварда и Хоэнхайма. Им нравилось играться друг с другом, но цепи не давали им уйти далеко от сейфа. Гоблины заверили, что драконы будут агрессивно настроены против кого-либо, кроме уже знакомых запахов, и Эдвард дал зарок никого сюда не приводить — или же приводить только при крайней необходимости. Повеселившись с Мустангом и Хоукай, Эдвард и Хоэнхайм зашли в сейф и поразились своему новому состоянию. Еще в прошлый раз Эдварда поразило богатство Фламелей, но теперь, объединившись со сбережениями Хоэнхайма, перед ним открывался почти что целый мир неизведанных артефактов и бесценных предметов. Одну из стен полностью закрывали шкафы, переполненные документами. При взгляде на все это становилось понятно, для чего требовалось открывать новый сейф и приставлять к нему двух драконов. Эдвард едва осознавал, что все это теперь принадлежит ему, и еще меньше понимал, что теперь с этим делать. Да, теперь он обеспечен до конца своих дней и может даже не работать, но это казалось каким-то неправильным. Он всю жизнь трудился, не покладая рук. Он потратил все детство, чтобы стать государственным алхимиком и заняться изучением философского камня, но даже после вступления в армию не прекращал работать. А теперь богатство просто свалилось ему в руки. — Эдвард? Все хорошо? — спросил Хоэнхайм. — Да, — тихо сказал он, отворачиваясь от бесконечного сейфа. — Просто… Сложно ко всему привыкнуть. Я не привык быть богатым. С такими деньгами я могу сделать буквально все, что угодно… — Верно, — заметил Хоэнхайм. — Ты можешь оставить работу в школе и тратить все время на поиск пути в Аместрис. Пути домой, к Альфонсу. — Возможно, — сказал Эдвард. — Но… — Но? — Не думаю, что у меня получится. Я не хочу бросать работу, — сказал он. — Мне… Правда там нравится. Да, что-то порой доводит до белого каления, но в основном ученики не так уж плохи, да и преподаватели мне нравятся. И… Я так много сделал, чтобы заслужить право преподавать там. Я всего в одном году от получения лицензии. Я не хочу вот так все отбросить. — Тебе и не нужно, — по-доброму сказал Хоэнхайм. — Я могу помочь тебе с поисками пути в Аместрис и присмотрю за имениями и прочими вещами, которые мисс Стокхольм впихивала нам в глотки. Ты не один, Эдвард. — Спасибо… — прошептал он. — Папа.____________________________
Закончив все дела в Гринготтсе, Эдвард, прихватив немного деньжат, направился в магазин мантий мадам Малкин, чтобы купить все необходимое для присутствия на похоронах Фламелей и других официальных мероприятиях, которые будут на зимних каникулах. После этого они с Хоэнхаймом перенеслись в кабинет Дамблдора, вместе поужинали, и Эдвард пошел в свою спальню, а Хоэнхайма разместили в гостевых покоях. На следующее утро Меррибелл и Бакстер заново собрали вещи, и Эдвард ни свет ни заря направился к воротам Хогвартса, где встретился с Хоэнхаймом и Дамблдором. Директор отвел их на станцию, где останавливался Хогвартс-экспресс. Там их уже ожидал Хагрид, рядом с которым стояла карета, запряженная четверкой пегасов. — Все готово, Хагрид? — спросил Дамблдор. — Да, сэр! — ответил великан, похлопав одну из лошадей по крупу. — Я велел домашним эльфам приготовить вам чего-нибудь горячего и сытного в дорогу. Доброго вам пути. — Спасибо, Хагрид, — сказал Дамблдор и кивнул его, после чего залез в карету. Хоэнхайм последовал за ним. — Спасибо, Хагрид, — вздохнул Эдвард, похлопал великана по руке и залез следом. Его поразило, как много места оказалось внутри повозки. Там было свободно, как у него в кабинете, так что все трое могли удобно рассесться. Через пару минут повозка пришла в движение, но вскоре будто вновь замерла. Выглянув в окно, Эдвард удивился, обнаружив, что они летят по небу на невероятной скорости, а под ними проносятся поля и луга. Но всего этого не чувствовалось — разве что слегка покачивало время от времени. — Эту повозку и кучера любезно предоставила мадам Максим, — сообщил Дамблдор. — Она отвезет нас в поместье Фламелей во Франции. Сегодня мы будем присутствовать на ужине в Академии Шармбатон, а утром на рассвете пройдут похороны. После них мы позавтракаем и вернемся в Хогвартс. — А почему похороны будут на рассвете? — спросил Эдвард. — Тридцать первое октября — очень особенный и могущественный день для магического сообщества, — объяснил Дамблдор. — Проводя похороны на рассвете, мы словно позволяем их магии и духам подняться вместе с солнцем в знак обновления и новой жизни. Николас, Перенелла и я — те немногие, кто считает, что смерть — это только начало совершенно нового приключения. Хоэнхайм кивал, и Эдвард решил не углубляться в тему. В каком-то роде все было логично, да и кто он, чтобы судить чужие убеждения? Часами позже карета приземлилась на мостовую и завернула по крутой дорожке к белой квадратной вилле, симметричной со всех сторон. На террасу вела лестница, а у самого ее низа цвели кусты нежных белых роз, и все ощущалось таким богатым, чистым и романтичным, словно сошедшим со страниц книги Локонса. Внутри все было еще грандиознее. Вилла была построена в форме буквы U. Справа от фойе находились гостевые покои (где должен был остановился их кучер), столовая и огромная кухня с отдельным помещением для завтрака. Слева находился большой кабинет/библиотека, а остальную часть занимала длинная зона отдыха. Посреди комнаты у стены даже стояло пианино. Эдвард не знал, играла ли на нем Перенелла или оно принадлежало одной из ее многих покойных внучек. Между двумя ветвями U находился крытый внутренний дворик и открытая площадь с фонтаном. Внизу же был большой открытый бассейн с кристально-голубой водой, которая ярко контрастировала с огненно-желтыми, оранжевыми и красными листьями на деревьях, окружавших здание. Напротив парадной двери в фойе стояла широкая лестница, которая вела наверх, на открытые террасу и галерею. На верхнем этаже слева находились хозяйские покои, а справа — гостевые, чуть поменьше размером, но все равно шикарные. Пока Эдвард, Хоэнхайм и Дамблдор осматривали виллу, местные домашние эльфы уже отнесли вещи Эдварда в хозяйские покои, а Хоэнхайма и Дамблдора — в гостевые. Они вместе пообедали во внутреннем дворике, немного поспали и отправились в Шармбатон, чтобы встретиться с мадам Максим. Кровать в хозяйских покоях была такой теплой и мягкой, что Эдварду казалось, будто он тонет в ней. Он словно спал на облаке. Ему было грустно вылезать из нее, но сделал над собой усилие и переоделся в одну из новых мантий. Он нахмурился, рассматривая себя в зеркале и пытаясь пригладить непослушные волосы. Рамела, одна из домовых эльфов, с радостью согласилась ему помочь. Эдвард никогда не бывал на официальных мероприятиях и действительно оценил помощь эльфийки. Его челка теперь лежала ровно и аккуратно, а из косы не торчали волоски. Еще Рамела помогла ему разгладить мантию, и все ее маленькие штрихи каким-то образом заставили его выглядеть и чувствовать себя гораздо более… Шикарным, что ли. — Ты принарядился, Эдвард, — весело сказал Дамблдор, когда алхимик спустился в фойе. — Мне очень повезло — мне помогли, — ответил Эдвард и улыбнулся, услышав довольное щебетание домовых эльфов. Ему ведь помогла не только Рамела: Люмар начистил ботинки, Белла научила надевать запонки, Фреско дал советы по французскому столовому этикету, а многие другие тоже принимали участие в приготовлениях нового хозяина. Поначалу это ошеломляло, но с их помощью Эдвард чувствовал себя немного увереннее. Кто знал, что его жизнь так резко изменится? Дорога до Шармбатона была очень быстрой, и вскоре они уже подъезжали до поразительного белого замка, окруженного ухоженными садами и лужайками. На ступенях их ожидала, пожалуй, самая огромная женщина из всех, что доводилось видеть Эдварду. Наверное, ей и Хагрид бы был по плечи. Но при этом она была очень элегантной и очень изящно спустилась по лестнице, чтобы встретить карету. — А, профессор Дамбли-дор! — с сильным французским акцентом воскликнула директриса. — Добро пожаловать! Рады видеть вас в Шармбатоне. А вы, должно быть, доктор Лихт и юный лорд Элрик. Эдвард склонил голову и учтиво поцеловал ей руку, как показывал один из домашних эльфов. Мадам Максим широко улыбнулась и жестом пригласила их в замок, сокрушаясь о печальных обстоятельствах, что свели их вместе. Эдварда вновь поразила прекрасная французская архитектура, а обеденный зал, в который их завела директриса, был не меньше — и уж точно шикарнее — Большого Зала Хогвартса. Он был ярко и тепло освещен, а все ученики были одеты в шелковые светло-синие мантии. Они выжидающе наблюдали за мадам Максим и тремя гостями, не садились, пока все четверо не опустились за преподавательский стол, и не притрагивались к еде, не почтив минутой памяти супругов Фламелей. Только спустя какое-то время Эдвард заметил, что на похороны прибыли и другие гости. Мадам Максим объяснила, что некоторые бывшие ученики захотели выразить свое уважение семье, подарившей им шанс обучаться в академии. Когда она спросила, планирует ли Эдвард оставить стипендиальный фонд, тот охотно поддержал эту идею и даже спросил Дамблдора, можно ли организовать что-то подобное для будущих учеников Хогвартса. Увидев, сколько выпускников Шармбатона вернулось, чтобы отдать дань уважения паре, с которой они никогда не встречались, но чья щедрость и желание дать другим возможность получить хорошее образование тронула их, он почувствовал укол в сердце. После смерти матери они с Альфонсом выживали, как могли, и знали, что значит жить за счет благотворительности. Им, честно говоря, повезло, что Изуми Кёртис поддалась на уговоры и взяла их в ученики. Именно благодаря ее доброй (хотя и немного садистской) воле Эдвард стал тем, кто он есть сейчас. Теперь, получив в наследство целое состояние, он был готов последовать по ее стопам. Да, преподавание порой неблагодарная работа, а иногда даже очень напряженная, но думая о том, скольких он может обучить… О том, как Фламели помогли как нынешним, так и бывшим студентам… Это того стоило. Его заявление о сохранении стипендии имени Пернеллы и создании аналогичной стипендии для Хогвартса было встречено бурными аплодисментами учеников и преподавателей.____________________________
Следующим утром Бакстер разбудил Эдварда еще раньше, чем вчера. Алхимику совсем не хотелось покидать теплую уютную кровать, но потом он вспомнил, что его ждет, быстро принял душ и позволил эльфам нарядить его в темную парадную мантию, которую он купил как раз для похорон. Дамблдор и Максим предупредили его, что на церемонии будут присутствовать журналисты и что ему очень вероятно будут задавать вопросы о его новом статусе главы древнего и благородного дома. Никто не знал, откуда Эдвард и кто он, поэтому многие хотели узнать, что он из себя представляет. Понятное дело, нарыть о нем можно было с мышкин хвостик, и Эдвард решил пережить все стоически. К тому же, его и на родине доставали вопросами о том, как он стал государственным алхимиком в таком юном возрасте и как получил металлические протезы. Прибыв в Шармбатон, Эдвард, Дамблдор и Хоэнхайм направились по дорожке, освещенной волшебными огоньками, которая в итоге привела их к большому золотому фонтану, украшенному статуями молодых Пернеллы и Николаса. Неподалеку от него лежали два гроба, которые мало-помалу окружала толпа. Эдвард и Хоэнхайм встали рядом с мадам Максим в первом ряду и начали ожидать начало похорон. Когда солнце стало окрашивать небо в нежно-голубые, пурпурные и розовые тона, но еще не выглянуло из-за гор, ведьма начала читать эпитафию, приставив палочку себе к горлу. Сначала Эдвард ничего не понимал, потому что ее голос звучал странно, но потом он осознал, что палочка, должно быть, переводила ее речь. Он слышал одни и те же слова по-английски и в то же время — по-немецки. Возможно, если приноровиться, он расслышал бы их и на своем старом аместрийском языке. Эдвард не особо следил за церемонией, так как был не знаком с большинством обычаев (которые, по словам Дамблдора, представляли собой смесь французских и английских), но неотрывно следил, как гробы опускали в небольшую нишу, вырытую под фонтаном. Как только их закопали, из-за гор выглянуло солнце, и его лучи так попали на статуи Николаса и Пернеллы, что на секунду показалось, будто они ожили. Прозрачная вода, струящаяся из их палочек, была похожа золотые искры, и в этот краткий миг Эдварду привиделось, будто две статуи тепло смотрят друг на друга и счастливо улыбаются. Он подумал, что смерть, возможно, и в самом деле новое начало. Кто скажет, что смерть не похожа на проход через копию Врат Истины? После этого было произнесено еще несколько слов, а затем скорбящие начали расходиться. Многие отправились в замок на завтрак. Пока они шли по дорожке, Эдвард заметил обращенные на него взгляды и шепотки за спиной. Его даже несколько раз сфотографировали. Эдвард старался не хмуриться. По крайней мере, никто к нему не лез. Возможно, лишь потому, что он шел в компании двух уважаемых директоров. К счастью, после похорон было разрешено остаться только приглашенным гостям академии, а журналисты в их число не попадали. Хотя Эдвард не сомневался, что кое-кто будет поджидать его, когда придет пора уезжать. — Эдвард! Он замер и обернулся на голос. — Аня? — Вы знакомы? — спросила мадам Максим. Аня покраснела и почтительно присела в реверансе, приветствуя свою бывшую директрису. Эдвард удивился, узнав немало людей за столом — там были и родители Ани, и Хенрик, с нервной улыбкой машущий ему рукой, и даже Мэнсон. Трезвым он казался очень даже неплохим парнем. — Прошлым летом я провел несколько недель в Зиштадте в гостях у Николаса и Пернеллы и встретил Аню на празднике летнего солнцестояния, — объяснил Эдвард. — Мы стали хорошими друзьями. Аня ярко улыбнулась; ее глаза сияли. — Возможно, нам стоит оставить их наедине, — предложил Хоэнхайм. — Конечно, — сказал Дамблдор. — Я знаю, что Эдвард и эта юная леди какое-то время обмениваются письмами, но в них столько всего не передать… — Тогда дадим им шанс пообщаться, — сказала мадам Максим, жестом приглашая Эдварда сесть за стол Ани. — Увидимся позже, лорд Элрик. — Благодарю, мадам Максим, — сказал алхимик и поклонился ей, и директриса повела своих куда более взрослых спутников за преподавательский стол. Эдвард прищурился, когда оба старика подмигнули ему через плечи. Вот ведь хитрые старые перечницы. — Так здорово вновь повидаться с тобой, Эдвард, — сказала Аня, привлекая его внимание. — Я не ожидала встретить тебя так скоро. — Я тоже рад тебя видеть, — сказал он, предлагая ей локоть. Она с радостной улыбкой схватилась за него. — Значит, ты теперь лорд? — Вот что бывает, когда тебя внезапно объявляют наследником одной из самых выдающихся семей магического мира, — вздохнул Эдвард. — Кажется, летом я забыл об этом упомянуть. — Да, даже не обмолвился, — ответила Аня, внезапно засмущавшись. — Честно сказать, я не особенно понимаю, что мне делать, — печально улыбнулся ей Эдвард. — Я вырос бедным сиротой, а теперь вдруг стал лордом с какими-то бесчисленными богатствами… Хочу поскорее вернуться в Хогвартс к своим своевольным ученикам и даже этому идиоту Локонсу. Аня весело рассмеялась, и они сели за стол между ее родителями и Хенриком. Похоже, всем пришлось подвинуться, чтобы освободить еще одно место. Все приветствовали Эдварда, но он заметил, что некоторые явно смущены его новым титулом, поэтому старался вести себя как можно нормальнее и спокойнее. Вскоре робость пропала, и все начали наслаждаться завтраком. — Эдвард, я хотела бы тебя кое с кем познакомить, — сказала Аня, кивая на блондинку в форме Шармбатона, сидящую неподалеку от них. — Это моя кузина, Флёр Делакур. Она учится на пятом курсе. Флёр выглядела, как более юная и прекрасная версия Ани, которая — несмотря на привлекательную внешность и природную грацию — на ее фоне казалась деревенской простушкой. Все во Флёр так и говорило о благородстве и изяществе. Матери девушек были сестрами-близнецами, и они обе получали стипендию имени Пернеллы Фламель. Закончив обучение, мать Флёр вышла замуж за богатого французского чистокровного волшебника, а мать Ани — за простого полукровку, который любил ее все сердцем. Несмотря на вид неприступной красавицы, Флёр искренне любила кузину и дядю с тетей. Похоже, Эдвард показался ей хорошим человеком, и она даже заинтересовалась в алхимии, когда Аня начала рассказывать собравшимся об умениях Эдварда. Завтрак пролетел быстро, и вскоре Эдварду пришло время возвращаться в Хогвартс. Он пообещал Ане, что скоро напишет ей, и сказал Хенрику и Флёр, что они тоже могут писать ему в любое время. Проигнорировав довольную улыбку Хоэнхайма, он залез в карету, и они вместе покинули академию. В Хогвартс они вернулись только днем — пришлось сделать остановку в Лондоне, чтобы высадить Хоэнхайма в поместье Фламелей — поэтому Эдвард пошел в свою спальню и спал до самого пира. Он был так счастлив наконец-то снять душную траурную мантию и переодеться в привычную одежду. На пир он немного опоздал, поэтому сесть, как обычно, со Снейпом ему не удалось. Единственный свободный стул, к несчастью, был только рядом с Локонсом. Когда Эдвард прокрался туда, он с облегчением понял, что профессор слишком занят спором с Трелони по поводу правильного гадания по чайным листьям. По другую руку от Эдварда сидела профессор Синистра; она спросила, как прошла его поездка. Сидевшие рядом профессора Бербидж и Вектор тоже с интересом подключились к разговору. Пир выдался на славу. Большой Зал был по традиции украшен живыми летучими мышами и фонарями, сделанными из огромных тыкв Хагрида, а возле стен отплясывала труппа танцующих скелетов. Даже Локонс сегодня был терпим — заметив Эдварда, он с интересом выслушал его рассказ, хоть и прерывал его пару раз, болтая о собственных приключениях во Франции. После ужина Эдвард вновь устал и был готов вернуться в постель, как вдруг ученики почему-то забеспокоились, и он выбежал из Большого Зала вместе с остальными преподавателями. Дамблдор уверенно повел их по лестнице на второй этаж. Эдвард обменялся непонимающими взглядами со Снейпом и Макгонагалл и понесся с остальными в коридор, где уже собралась толпа учеников. Они слышали, как кричит Филч, но не могли увидеть, в чем же дело. — Это ты! — взвизгнул Филч, тыча пальцем в — кого бы вы думали? — Гарри Поттера. — Ты! Ты убил мою кошку! Да я тебя самого… Ах, ты… — Аргус! — рявкнул Дамблдор, пробираясь сквозь толпу к ужасному зрелищу. Эдвард обомлел — на стене висела окоченевшая Миссис Норрис, любимая кошка Филча; она была подвешена за хвост на скобу для факела. Ее выпученные глаза были широко раскрыты. В футе над ней между двух окон огромными буквами были начертаны слова, блестящие в свете факелов: «ТАЙНАЯ КОМНАТА СНОВА ОТКРЫТА ТРЕПЕЩИТЕ, ВРАГИ НАСЛЕДНИКА!» Дамблдор осторожно снял Миссис Норрис со скобы для факела и повернулся к опечаленному смотрителю. — Идемте со мной, Аргус, — сказал он. — Вы тоже, мистер Поттер, мистер Уизли и мисс Грейнджер. Локонс, чуть не сбив Эдварда и сияя улыбкой, подошел к Дамблдору. — Мой кабинет ближе всех, господин директор, сразу вверх по лестнице. Пойдемте ко мне… — Благодарю вас, Златопуст, — ответил Дамблдор. Собравшиеся молча раздвинулись. Локонс, гордый и довольный, поспешил за Дамблдором. Эдвард, Снейп и Макгонагалл успокоили учеников и разослали их в спальни, а затем поспешили следом. Едва они вошли в кабинет, со стен, кто куда, побежали портреты Локонса. Эдвард закатил глаза, заметив, что у некоторых были заметны накрученные на бигуди волосы. Живой Локонс зажег на письменном столе свечи и отошел, уступив место Дамблдору; тот положил на стол кошку и принялся внимательно ее изучать. Эдвард заметил, как Гарри, Рон и Гермиона переглянулись и уселись на стулья подальше от света. Он решил встать между ними и Филчем — на случай, если смотритель вновь решит угрожать Гарри. Дамблдор легонько ощупывал Миссис Норрис, почти касаясь ее шкурки кончиком крючковатого носа, на котором сидели очки-половинки. Профессор Макгонагалл тоже склонилась над кошкой, сощурившись и сжав губы в тонкую линию. Снейп отошел в тень; его лицо искажало странное выражение, от которого Эдвард невольно нахмурился. Казалось, он изо всех сил старался скрыть улыбку. Эдвард знал, что Миссис Норрис любил один лишь Филч, но было грубо вот так радоваться зверскому убийству невинного зверька. Конечно, могло быть так (и, скорее всего, это и было причиной), что Снейпа радовало, что Гарри опять угодил в передрягу. Мальчик был сущим магнитом для неприятностей. Эдвард старался не замечать, как Локонс расхаживал по кабинету, высказывая догадку за догадкой, одну бесполезнее другой. Филч сидел в кресле рядом со столом, беспомощно прижав руки к лицу и всхлипывая после каждого слова Локонса; взглянуть на Миссис Норрис у него не хватало решимости. Как бы Эдварду не нравился смотритель, ему было жаль беднягу. Он же просто жалкий старикашка, единственным другом которого была грязная кошка. Эта самая кошка сейчас неподвижно лежала на столе, а Дамблдор все шептал неизвестные Эдварду заклинания, постукивая по ней волшебной палочкой. Но все было тщетно — Миссис Норрис не подавала признаков жизни, точно свежесделанное извращенным таксидермистом чучело. Локонс продолжал болтать какую-то чушь. Эдвард заметил это лишь потому, что на стены вернулись его портреты, которые согласно кивали после каких-то фраз. Один из них даже забыл снять с волос сеточку. Наконец, Дамблдор выпрямился и задумчиво произнес: — Она жива, Аргус. Локонс резко замолчал, прекратив подсчитывать убийства, которые ему удалось предотвратить. — Жива? — еле слышно проговорил Филч, смотря сквозь пальцы на свою кошку. — Но… Но она ведь окоченела. — Оцепенела, — поправил Дамблдор. — От чего — я пока не знаю. Локонс что-то там добавил, но Эдвард не слушал — он пристально следил за реакцией Филча. — Вот кто знает! — Филч отнял руки от заплаканного лица и уставился на Гарри. — Ученику второго курса такое не под силу, — возразил Дамблдор, — мы имеем дело с искуснейшей черной магией… — Это он, это он, — брызжа слюной и краснея, завопил Филч. — Вы ведь видели, что он написал на стене. Он нашел у меня в комнате… Он знает, что я… Я… — он весь скривился. — Он знает, что я сквиб! — Я пальцем не трогал Миссис Норрис! — громко крикнул Гарри. По виду ему явно было не по себе: теперь все с укоризной глядели на него. — А про сквибов я вообще никогда не слышал. — Не ври! — разозлился Филч. — Ты видел у меня «Заочный курс колдовства для начинающих»! Эдвард нахмурился, не особенно понимая, что слышит. Кто такие эти сквибы? И что с того, что Филч один из них? И причем тут какой-то курс? — Господин директор, позвольте мне сказать, — послышался голос Снейпа из тени. — Поттер и его друзья, конечно же, могли случайно оказаться не в том месте не в то время, — он улыбнулся, как будто сам не верил своим словам. — Но вот что странно: для чего вообще они поднялись в этот коридор? И почему ушли с Хэллоуина? Трое детей в один голос начали оправдываться, говоря что-то про пятисотую годовщину смерти Почти Безголового Ника. Объяснение казалось простым и понятным. — Да, но почему все-таки вы ушли? — допытывался Снейп. — Зачем вам понадобилось идти наверх? Рон и Гермиона взглянули на Гарри. — Мы… Мы… — замялся тот под пристальным взглядом зельевара. — Мы очень устали и хотели спать. Эдвард нахмурился, понимая, что мальчик явно лжет. В коридоре явно что-то произошло, что-то, что привлекло внимание этой троицы. — А как же ужин? — ехидная улыбка скривила худощавое лицо Снейпа. — Кажется, на вечеринках у привидений ничего съедобного не бывает. — Нам не хотелось есть, — заявил Рон под жалобный аккомпанемент желудка. — Раньше, — добавил мальчик. — Все там ужасно воняло. Весь аппетит пропал. Снейп осклабился. Эдвард стрельнул в него взглядом, и зельевар поумерил злорадство и повернулся к Дамблдору. — По-моему, господин директор, Поттер явно что-то скрывает, — сказал он. — Возможно, если вы лишите его определенных привилегий, он поделится с нами всей историей. Я бы исключил его из команды Гриффиндора до тех пор, пока он не сознается. — Полноте, Северус, — вступилась профессор Макгонагалл, неодобрительно смотря на него, — так сразу и исключить! Кошку ведь древком метлы по голове не били. И вообще нет доказательств, что Поттер как-то навредил ей. — Он невиновен, Северус. Пока не доказано обратное, — строго сказал Дамблдор. Снейп нахмурился, а Филч задрожал от едва сдерживаемого негодования. — Моя кошка оцепенела, — завопил он, — он должен понести наказание! — Вашу кошку мы расколдуем, Аргус, — успокаивал директор Филча. — У профессора Стебль есть мандрагоры. Когда они вырастут, приготовим снадобье и оживим Миссис Норрис. — Это снадобье сделаю я, — встрял Локонс. — У меня огромный опыт! Я могу с закрытыми глазами приготовить живую воду из мандрагор… — Позвольте, — холодно возразил Снейп, — но, по-моему, в школе я специалист по зельям. Воцарилось неловкое молчание. — Вы свободны, — отпустил Дамблдор неразлучную троицу. — Эдвард, проводишь их до Башни Гриффиндора? — Да, сэр, — ответил алхимик, открывая перед детьми дверь. Гарри, Рон и Гермиона чуть не бегом поспешили убраться из кабинета Локонса и, поднявшись этажом выше, позволили Эдварду завести их в пустую аудиторию. Там он призвал тарелку бутербродов, кувшин и три чашки, которые быстро наполнил водой. — Так, ладно, — выдохнул Эдвард. — Садитесь и рассказывайте, какого черта сегодня произошло. Почему вы пришли в коридор на втором этаже и почему Филч считает, что это Гарри заколдовал его кошку? Гарри рассказал ему о том, как он повстречал Почти Безголового Ника в начале прошлой недели. Мальчик был весь в грязи после тренировки по квиддичу, и его на этом поймал Филч. Смотритель тут же повел его в свой кабинет, чтобы выписать какое-то наказание, но потом убежал, когда Пивз уронил какой-то старый и ценный исчезающий шкаф. Пока Филч гонялся за полтергейстом, Гарри нашел «Заочный курс колдовства для начинающих», который, похоже, читал Филч. Как мальчик понял, это была реклама какой-то программы, которая помогала волшебникам творить заклинания и варить зелья. Когда Филч вернулся в кабинет и понял, что Гарри видел этот курс, он велел ему убираться и даже не выписал наказания. Как оказалось, старый-добрый Ник подговорил Пивза устроить какой-то шум, чтобы вызволить Гарри из беды. В благодарность Гарри решил помочь призраку и сходить на юбилей его смерти. Рон и Гермиона пошли вместе с ним, но долго они там не продержались. Они решили вернуться на пир, но тут Гарри услышал голос, который говорил, что собирается кого-то убить. Они побежали на этот голос и оказались в коридоре на втором этаже, где и нашли Миссис Норрис. Эдвард молча слушал рассказ, смотря, как дети жадно поглощают бутерброды и воду. — Думаете, надо было рассказать про голос? — спросил Гарри. — Нет, конечно, — тут же ответил Рон. — Если тебе мерещится какой-то голос — это дурной знак, даже в волшебном мире. Эдвард и Гермиона покачали головами. Гарри нервно глянул на них. — Но вы-то мне верите? — спросил он. — Конечно, только… — быстро ответил Рон. — Сам понимаешь… Странно все это… — Знаю, что странно, — ответил Гарри. — А тут еще эти слова на стене. «Тайная комната снова открыта»… Что они значат? Ученики посмотрели на Эдварда, но тот смог лишь пожать плечами. — Никогда о такой не слышал. Поспрашиваю других преподавателей. — По-моему, я уже от кого-то слышал про нее… — протянул Рон, — не то от Билла, не то… — А что такое сквиб? — спросил Гарри. — Я бы тоже хотел знать, — заметил Эдвард. Гермиона кивнула. К их общему удивлению, Рон так и прыснул. — Ну, смешного в этом мало, но это же Филч… — сказал мальчик. — Сквибы — это те, кто родился в семье волшебников, но с самого рождения волшебной силы лишен. Это вроде маглорожденных наоборот. Сквибы большая редкость. И раз Филч учится магии по книжке «Колдовство для начинающих», то, наверное, он и правда сквиб. Теперь все ясно, почему он так ненавидит учеников… Даже жалко его, правда. Где-то пробили часы, и Эдвард вздохнул, заставляя исчезнуть оставшуюся еду и воду. — Ладно. Идите-ка скорее в спальню, а то еще явится Макгонагалл и назначит вам всем отработки, а Снейп пошлет меня в качестве наказания сидеть на тренировках команды Слизерина по квиддичу. Прежде чем отвести их в гостиную Гриффиндора, он взял с Гарри обещание прийти к нему, если вновь послышится этот голос и если они что-нибудь выяснят. Эдвард не желал повторения прошлого года, но, похоже, и в этот раз ему придется присматривать за слишком любопытной троицей.