Необходимость для двоих

      Луна, величественно восседающая на небе среди редких мелких облаков, даровала ночной Японии своё чистое, хладно-приятное свечение, полное молчаливого понимания, а звёзды, сопровождавшие её нескромную персону, слегка мерцали. Однако обладатель волос цвета догорающего закатного небосвода предпочёл закрыться от свечения плотными тёмными шторами, предпочитая созерцать какую-то очередную глупую передачу и предаваться томительному ожиданию. Голова мужчины была забита тяжелыми мыслями, от которых хотелось попросту убежать. Спрятаться и больше никогда не вспоминать. Но, как бы ни хотелось, сделать это возможным не представлялось.       Тягостные думы отвлекали от неспешного поглощения вина. Отчего-то распивать любимый алкоголь у того не было никакого желания.       Руки, освобождённые от плена тёмного бархата перчаток, едва заметно нервно подрагивали. С уст раз за разом слетали тихие недовольные шипения.       — Где этого ублюдка черти носят?! — в который раз задавался вопросом Накахара, украдкой поглядывая на дверь. Он находился на пределе срыва.       Старинные часы в гостиной квартиры, небогатой на интерьер, мерно тикали, оповещая сидевшего в комнате о том, что время, вопреки его мнению, отнюдь не замерло на какой-то отметке, а просто один шатен, по обыкновению своему, опаздывает. Подобное, в сопровождении раздражающих щелчков, медленно, но верно заставляло закипать пунктуального голубоглазого. Вещающий где-то на фоне телевизор отвлечься не помогал, от слова совсем, дурные мысли приходили вновь.       Но вдруг раздалась долгожданная тонкая трель звонка. Любитель утончённых шляп подскочил с насиженного места и направился к её источнику. Два поворота защёлки, лёгкое надавливание на ручку — и та отворилась. Перед ним предстал приятной внешности человек, в мокром бежевом плаще, с беззаботной, не обременённой никакими переживаниями, улыбкой на устах. С него обильным градом капала мутноватая, а под ногами, прямо перед порогом, появилась внушительная лужа.       — Чуя, — нараспев протянул тот, ловя на себе испепеляющий взгляд блеснувших во тьме недобрым огоньком голубых глаз.       — Какого чёрта так долго, скумбрия?! — недовольный мужчина был готов четвертовать стоящего перед ним на месте, если бы можно было. Руки, откровенно говоря, чесались совершить что-нибудь не самое хорошее с лицом одного детектива, но самообладание вовремя взяло верх над желанием.       — Ну же, малыш Чу, не сердись, — притворным тоном молвил и поднял руки в смиренном жесте Осаму. Слышать то, как он в довольной манере, буквально, смакует на кончике языка имя бывшего напарника, было, чёрт возьми, за гранью. Можно хотя бы капельку серьёзности проявить, но один из них счёл это не такой необходимостью.       Взгляд, которым его одарил поклонник вина, казалось, можно было ощутить на коже лёгким покалыванием и жжением.       — Ещё раз меня так назовёшь, суицидник хренов, я тебя придушу, расчленю, расфасую по чёрным мешкам, большую часть продам на органы самой загнивающей конторке по их продаже, а остальное скормлю Акутагаве, — угрозы звучали бы вполне угрожающе, если бы мафиози в момент произношения их не помогал тому снять с себя, очевидно, намокший в соседнем пруду во время очередной попытки самоубийства плащ. Тот даже спрашивать не стал, почему Дазай не воспользовался ключами. Понятно, что там же, где пытался утопиться, и потерял их.       — Ох, боюсь-боюсь, — в саркастично-издевательской манере протянул кареглазый, в спешке снимая с себя остальные составляющие верхней одежды, намокшие, очевидно, не меньше. — Хей, Чуя, дашь мне какую-нибудь сменную одежду?       — Обойдёшься, — хмыкнул поумеривший свой пыл Накахара, однако, протягивая пришедшему к нему большое махровое полотенце. — Фен дать?       — Забавно, сменную одежду дать отказался, а вот эту жужжалку предлагаешь, — ехидно подметил Дазай, ловя на полпути к своему лицу не сильно тяжелый предмет. Им оказался, как ни странно, фен.       — Просто заткнись и возьми по моей милости. Ты бы его и без меня, как и одежду, взял, — беззлобно буркнул Чуя и направился в сторону покинутого совсем недавно мягкого тёмного дивана.       — Ты что, я бы никогда, — обманчиво елейным тоном произнёс шатен, взъерошивая непослушные вьюны.       Обладатель глаз цвета небесной глади лишь закатил оные и уткнулся в мобильный телефон, на который за тот короткий отрезок, что он отходил от насиженного места, пришло несколько уведомлений. Мужчина счёл приемлемым ответить односложно на написанное человеком и отложил девайс в сторону. Сейчас лишние волнения о чём-то приземлённом были ни к чему. Хотелось просто расслабиться.       Осаму удалился в ванну. Однако звук фена не было слышно ни через минуту, ни через пять, ни через десять. Накахара уж было думал посмотреть, всё ли в порядке с неудавшимся суицидником, как тот приземлился близ него и незадачливо улыбнулся, адресуя тёплый взгляд Чуе. Не тот, которыми он одаривает большинство женщин, не маска притворной напускной пустой беззаботности, к которой все в его окружении уже привыкли, а правдивый.       Было откровенно непривычно видеть кареглазого в старой застиранной желтой футболке и грязно-болотного оттенка шортах. В памяти до сих пор сохранился момент, когда он появился на пороге этой, на тот момент, ещё съёмной квартиры с пакетом и с заявлениями, по типу: «ну, раз я здесь часто бываю, оставлю на всякий случай». Воспоминания о былом навеяли смешанные чувства, бо́льшая часть из которых была всё же приятной, нежели наоборот.       Рыжеволосый распахнул кокон пледа, в который закутался прежде, совершил приглашающий жест и безразлично уставился в телевизор. Дазай, даже не задумываясь, принял приглашение и пристроился поудобнее к мужчине.       — Ну, что в этот раз? — вновь, как и прежде до этого, спрашивал Осаму, обвивая сильными руками тонкую для обычного парня талию, облачённую в светлые домашние одежды и кладёт голову на макушку рыжеволосого.       — Хей, суицидальная шпала, не наглей, — мафиози несильно пихнул детектива в бок. — То, что я устал, ещё не значит, что во мне не найдётся сил и желания набить твою смазливую рожу.       Но Дазай не послушал. Он продолжил держать руки на талии Накахары. Более того, длинные изящные пальцы, спустя пару секунд, как бы невзначай, скользнули под одежду того, вызывая на чувствительной светлой коже невольные мурашки.       — Ну, так что? — шепнул, опаляя горячим дыханием ухо обладателя огненных локонов.       — Вновь подчинённые, — рыкнул мужчина, волей-неволей начал плавиться и размякать под натиском. Он устал, а голова от них становилась приятно пустой, откровенно отвратное настроение потихоньку отступало. Бывший напарник Чуи точно знал, где погладить, куда надавить, а где слегка царапнуть, чтобы тому было до одури хорошо. Он знал, пользовался запретным знанием, но предпочитал не давать всё и сразу. Издевательства над бедным низкорослым ему, откровенно говоря, прельщали намного больше.       — Рыжик, ты закупился заранее, м? — продолжал похабно шептать тот, переходя к более решительным действиям. Лёгкая футболка была небрежным быстрым движением задрана, а молодое поджарое тело, испещрённое несколькими светлыми шрамами, на первый взгляд выглядевшего хрупким, голубоглазого подвергалось более откровенным ласкам.       — Ублюдок, — презрительно выплюнул, резко откинул плед куда-то на пол и прильнул к чужим рукам чуть растрёпанный Накахара. — Всё там же, где и всегда.       Осаму оглядел ничем не прикрытым хищным взглядом распалённого своеобразными истязаниями партнёра, а после по привычке машинально потянулся к стоящей около дивана тумбочке, нехотя отрываясь от открывшейся будоражущей картины. По комнате прокатился лёгкий шелест упаковки презервативов и хлопок наспех закрытой перебинтованной рукой тумбочки.       Однако, вопреки собственной требовательно уткнувшейся в жесткую ткань шорт эрекции, Дазай переходить к самому сладкому не спешил. Сейчас в приоритете было совсем не это.       Детектив повалил на диван требовательно обнявшего его исполнителя Портовой Мафии, аккуратно убрал медные пряди с едва заметно заалевшего лица и прильнул в сладком поцелуе с едва отдающей ноткой алкоголя к мягким губам мафиози. Поначалу он едва ли не целомудренно сминал губы бывшего напарника, но вскоре, после очередного нарочито пошлого причмокивания, не сдержался и пустил в ход язык, приправляя томно-тягучие ощущения, отдающие в пах яркими волнами возбуждения, касания, что дарили приятный жар по коже, заставляя голубоглазого трепетать и самому подставляться под ласки.       Дазай плавно прошёл лёгкими парящими движениями к самым чувствительным местам на теле Накахары и отстранился от соблазнительно припухших, ярко-алых губ, что манили так и прикоснуться к ним вновь. Но для него сейчас кое-что важнее.       Осаму принялся горячо сцеловывать весь накопившийся гнев, всю печаль и горечь, что таились в рыжеволосом. Забирал всё плохое, принимал боль на себя, даря взамен сладость наслаждения. На теле исполнителя Портовой Мафии на месте ещё не успевших исчезнуть старых, будто на холсте искусного художника, стремительно расцветали новые следы пылкой, обжигающей любви суицидника.       Чуя по старой привычке прикусил губу, сквозь лёгкую пелену возбуждения смотря на самозабвенно целующего его пресс. Хотелось попросить, наконец, перейти к самому основному, прекратить издевательства, но гордость не позволяла. Не позволяла она ещё и стонать, поэтому тот лишь изредка давал себе вольность в виде нескладного, полного наслаждения мычания.       Накахара, после в очередной раз оставленного фиолетового засоса на молочной коже, машинально вцепился в волосы Дазая. Мягкие волнистые пряди в ладонях ощущались чуть щекотно. Но, недолго наслаждаясь видом покорного кроткого детектива, мужчина притянул к своим устам того и провёл языком по губам Осаму, после получая от заведённого подобной вольностью страстный прямой уже полноценный поцелуй. Но в их отношениях нет места нежности в привычном её понимании. Только необузданная пылкость, только всецело поглощающая ненависть, разъедающая сознание тысячами фейерверков дикого желания.       Эти двое до закипания крови в жилах ненавидят друг друга. Питают самые тёмные, отрицательные, уничтожающие самое хорошее в душах обоих чувства. Постоянно проклинают их когда-то полноценный дуэт. Раз за разом желают друг другу смерти. Но это никогда не мешало им доверять свои жизни бывшему напарнику. Также не мешало Дазаю каждый раз по первому зову бросать даже самые важные дела и мчаться к рыжеволосому, помогать ему забыться, забирать весь негатив и даровать истинное наслаждение, а на утро называться друг для друга «никем» и разбегаться, вскоре вновь встречаясь в этой самой их общей квартире днём, полным неблагоприятных событий. Просто потому что тот никогда не звонит по пустякам и просто так не просит сдавленным тоном побыть с ним немного. Просто потому что они нуждаются в этом.       Необъятное, неукротимое желание взыграло в них бурей из чувств и ощущений. Детектив отстранился на пару мгновений, резко меняя положение Чуи и жадно припадая к его ярко-алым губам. Голубоглазый покорно встаёт на четвереньки, спустя несколько мгновений, прерывает их наполненный страстью танец, опустив голову, тщетно пытаясь восстановить сбившееся дыхание.       Штаны на ослабленной резинке легко поддались на движения шатена и в тот же миг слетели вместе с нижним бельём. Не успел мафиози завозмущаться таким грубым исходом событий, как тут же получил смачный шлепок по мягкой заднице:       — Тебе нравится, м, пёсик? — в тоне мужчины было столько безумно довольных ноток вперемешку с ядовитой насмешкой. Чуя уж было хотел проигнорировать пробежавшие мурашки по телу и оставить вопрос без ответа, однако, второй и все последующие игнорировать было попросту невозможно. — Отвечай, когда я спрашиваю, непослушный пёсик, — рыкнул на самое ухо тот, сжав в руке соблазнительно покрасневшие ягодицы.       Накахара что-то невнятно промычал, положил голову на упавшие руки, прогибаясь в спине откровенно по-блядски, и резким движением вильнул задом, своеобразным образом намекая на то, чтобы тот прекратил это, однако, довольный блеск в глазах и сильная эрекция подталкивали к продолжению начатого. Поэтому детектив, не щадя, как следует шлёпнул по упругому мягкому месту, удовлетворённо облизнувшись. Чуя понимал стремительно ускользающим ясным сознанием, что тонет. Откровенно, не скрывая, тонет в водовороте ощущений, что стремительным потоком уносит его на глубины. Туда, куда не попадает свет моральных норм, где ни один не будет не властен над собой и где они будут предаваться греху.       Туда, где им будет до одури, до пляшущих перед глазами разноцветных кругов хорошо.       Бывший мафиози, удовлетворённый проделанным, ухмыльнулся. Вид такого Чуи, раскрепощённого, льнущего под прикосновения, бесстыдного, желающего всем своим естеством большего, из-за гордости не позволяющего себе стонать и показывать собственное грязное наслаждение, с едва заметными, словно бы, хрустальными слезами на уголках глаз, что тот старательно смаргивает, с видом самой дорогой элитной шлюхи, откровенно говоря, прельщал. Ведь всё это для него, только для него одного. Только Осаму вправе упиваться таким рыжеволосым, таким податливым и смиренным. В такие моменты доверяющим ему своё тело и контроль над своим удовольствием.       Дазай бережёт каждое воспоминание о их прошлых ночах, также сохранит и об этой. Детективу прекрасно известно, что исполнитель Портовой Мафии тоже дорожит редкими минутами близости. Им обоим они важны, как бы те ни старались внушить себе обратное. Но только один из них осознаёт то, насколько зависим от них.       Чуя всегда был сверху и его всё вполне устраивало. Не было никаких особенных ощущений от интимной близости с девушками. Не было ощущений полного удовольствия и бесконечного наслаждения, которыми любили хвастаться кто только мог. Было хорошо, да, однако, острой нужды в этом не возникало никогда. Вот только… после того, как однажды, как он считает, по глупости напарники побаловались, до него дошло, что от чего-то иного начало откровенно воротить. Важны и нужны стали только одни руки, только определённого характера касания и движения. Только один человек, как бы стыдно признавать подобное ни было.       Осаму склонился над обладателем глаз цвета безоблачного небосвода, расстегнул ошейник, после этого принимаясь целовать те места, где прежде был аксессуар. Накахара благодарно прикрыл глаза, принимая временную передышку и даже не пытаясь прикоснуться к себе, дабы уменьшить уже слегка болезненные ощущения, как бы того ни хотелось. Никогда прежде подобная выходка ничем хорошим не оканчивалась, поэтому только оставалось терпеть и надеяться на благосклонность носителя бинтов.       Однако проявлять великодушие тот пока не спешил. Мафиози шумно втянул воздух носом, когда стал ощущать то, как шатен ставил наливавшиеся цветом, как он их называл, «метки». Когда горячие губы Дазая незаметно скользнули выше тех мест, что можно было прикрыть ошейником. Накахара даже не заметил, когда телевизор был выключен, поэтому громкий недовольный шик прокатился по полной тишине квартиры.       — Тише, пёсик, — сладко шептал бархатным тоном, словно бы вводя в транс, на заалевшее ушко рефлекторно слегка сжавшегося рыжеволосого. — Тебе же всё равно нравится видеть их на себе. Ты думаешь, я ни разу не видел, как ты крутишься у зеркала с улыбочкой, а после со скорбным видом пытаешься замазать их?       — З-заткнись, — рыкнул Чуя, предприняв ленивую попытку скинуть с себя навалившегося на него мужчину. Препираться уже как-то особо не хотелось. Пах обжигало явственным желанием, а места, где прежде были ладони эспера со способностью обнуления, приятно горели.       Издав тихий смешок, Дазай положил руку на член голубоглазого, тем самым сводя все прежние и возможные попытки избавиться от себя к невозможным. Накахара прикусил нижнюю губу, когда к ласкам плоти прибавились воздушные, лёгкие поцелуи по спине.       Но, прямо перед самым концом, когда колени уже начало сводить, а всё перед глазами слегка плыть, руки детектива больше не находились на прежнем месте. Сзади послышался звук открытия полупустого тюбика смазки. Накахара услужливо приподнял зад чуть выше для, как он убеждал себя, собственного удобства и стал терпеливо ожидать. Спешка, когда всё только подходит к сути, никогда не была свойственна его партнёру, из-за чего порой хотелось волком выть, но поделать ничего нельзя.       Прохладный лубрикант был вылит на пальцы и предусмотрительно слегка растёрт между ними.       — Готов, малыш Чу? — елейным тоном произнёс шатен, на что получил только убийственный взгляд не терпящего ещё бо́льшей медлительности рыжеволосого.       Все мысли в голове в миг испарились, когда на расслабленное колечко мышц легли несколько пальцев, один из которых вскоре осторожно проник внутрь Накахары. Обилие смазки делало процесс растяжки не так сильно приносящим дискомфорт, однако, вплоть до того момента, как к пальцу не прибавился второй, ощущать его было не так приятно. Будто бы поняв причину слегка хмурящегося бывшего напарника, Осаму припал к его устам с пылким поцелуем, отвлекая от происходящего. Сплетая языки и ловя тягучие, приглушённые стоны, мужчина медленно развёл пальцы на манер ножниц. Сжав обивку дивана тонкими пальцами, мафиози мелко дёрнулся. Каждый раз для него — словно первый, это Дазай понял уже давно.       Кареглазый игриво укусил нижнюю — особенно чувствительную — губу Чуи и, будто бы извиняясь, принялся слизывать выступившую мелкими бусинками тёмно-красную кровь, при этом повторил прошлые действия пальцами вновь, но прибавил к этому всему жаркие ласки истекающего смазкой достоинства бывшего напарника, особенно уделяя внимание розоватой головке. Теперь неприятные ощущения стремительно отступали назад, а удовольствие окончательно затуманило сознание рыжеволосого.       Бывший мафиози отстранился, наблюдая за рвано дышащим Накахарой под ним, и понял, что уже достаточно. Что если сейчас на место пальцев он не вставит кое-что другое, то попросту сойдёт с ума, настолько представший пред ним вид был соблазнительным.       Когда мужчина вытащил пальцы, обладатель глаз цвета безоблачного небосвода невольно отметил то, что и с ними было недурно и он не прочь их вернуть. Однако после того, как сзади зашелестела вскоре открытая упаковка презервативов, тот устроился поудобнее, расслабившись. В ушах стояли гул и шум, перебиваемые быстрым стучанием сердца.       Горячие ладони легли на бок, а член, обтянутый в тонкий латекс, упёрся в рефлекторно сжавшийся анус Чуи.       — Расслабься, — приказным тоном, не терпящим возражений, молвил Осаму, приправляя сказанное смачным шлепком по ягодице того. Когда приказа послушались, детектив довольно улыбнулся. — Хороший пёсик.       Даже при всём желании, мафиози не смог бы ответить. Да и не хотел. Желание тут же отпадает, когда в него осторожно входят. С уст слетел бесстыдный приглушённый стиснутыми зубами стон, полный двойственных ощущений. Поначалу чувство наполненности приносило лишь дискомфорт и лёгкую тень болезненных ощущений, которые отступали по мере длительности нахождения плоти внутри.       Дазай, до этого наполовину вошедший и немного подождавший, положил ладонь на узкую руку, склонился над слегка дрожащим телом партнёра, поцеловал того за ушком, просто потому что помнил, что тот любит подобное, и аккуратно толкнулся вперёд. Находившегося под ним вмиг прошибла дрожь и лёгкий жар. Обоим показалось, будто бы в помещении температура поднялась на несколько градусов.       Детектив держится на медленном темпе с трудом, очень хочется сорваться и начать судорожно вколачиваться в мягкое, податливое тело, что с такой лёгкостью принимает его. Но необходимо было держаться, ведь его целью по отношению к сломленному рыжеволосому является отнюдь не насилие. По крайней мере, не физическое, и не сейчас.       Несколько толчков отзывались в голове пульсацией, но последующий вызвал во всём теле бурную реакцию. Стало хорошо, очень хорошо. Было до закатывания глаз и выгибания до хруста в позвонках изумительно прекрасно. Превосходно. Он ощущал концентрированное блаженство, от которого уже давно стал по-настоящему зависим, и которое с каждым новым толчком только усиливалось.       Внутри Чуи, так идеально обхватывающего орган Осаму, было до одури горячо и узко. Он властно брал Накахару и от осознания того, что тот не только позволяет это с собой делать, но и наслаждается происходящим, сознание плавилось вдвойне быстрее.       Чуя шепотом, порой переходящим на крик, вторил имя того, кто сейчас буквально втрахивал его в жалобно скрипящий диван, и звучало с его уст это так восхитительно, что Дазай задыхался от взыгравших в нём ощущений доминантности и полной усладой происходящим. Это их третий раз на нём и, кажется, уже пора покупать новый. Ведь выдержать всю необузданную пылкую страсть этих двоих не смогли ни столешница, ни кровать, ни новый диван.       Тот не боится в голос стонать. Потому что звукоизоляция в их общей квартире хороша и потому что сдерживаться, откровенно говоря, совсем не хочется. Он желает происходящего, желает Дазая. Хочет чувствовать сильные перебинтованные руки на себе. Хочет ощущать прикосновения везде. Хочет каждой клеточкой впитать в себя его головокружительный запах. Хочет, чтобы его наслаждение контролировали. Хочет быть подчинённым им.       Чуя определённо вошёл во вкус. Он трепетал, без капли стыда выгибался и извивался в руках Осаму, уже полностью не отдавая себе отчёт в своих действиях. Безжалостно срывал голос до болезненной хрипоты, царапал обивку дивана ногтями и насаживался сам, лишь бы получить ещё больше, ещё глубже, ещё сильнее. Ему не хватало, необходимо ещё. Ещё, ещё, ещё. Кажется, теперь даже нет нужды в кислороде, он дышал чувствами, ощущениями.       Детектив был одурманен видом того, чьи волосы отливали медным оттенком, до чьих стонов, что ласкали слух лучше любой классической мелодии, он был жаден, а глубокие, подобно океану, глаза отдавали безумным блеском. Одурманен изгибами его потрясающего тела, его изящными движениями и обманчивой хрупкостью. Был одурманен им.       Им обоим происходящее нравилось. Нравилось ощущать друг друга, нравилось разделять чувства на двоих, одному нравилось отдавать, а другому забирать, взамен даруя нечто прекрасное. Им нравилось быть вдвоём. Они были полностью довольны происходящим.       Однако темп толчков стал более рваным, что свидетельствовало только об одном — Осаму на пределе. Накахара тоже достиг этой отметки, еле держась на коленях только за счёт рук бывшего мафиози, что исправно находились на прежних местах. Как бы стыдно признавать ни было, но это уже не первый раз, когда они подходят к разрядке, а к нему так и не прикоснулись. Но это было совсем не важно, когда тебя так по-собственнически берут, осыпая шею и спину чуть смазанными поцелуями.       Они ощущали, что крайне близко к концу, поэтому шатен обвил руками голубоглазого, прошептав что-то откровенно похабное на ухо, сделал пару фантастических заключительных толчков и излился. Чуя сладко, протяжно, словно нараспев, простонал, и словно бы последовал примеру того, закатив глаза. Удовольствие миллионами ярких сильных вспышек раздалось по всему естеству резкими волнами. Весь мир вокруг свёлся до одного человека, до его рук и сбитого дыхания, опаляющего плечо. Всё тело на пару мгновений свело судорогой.       Обладатель локонов цвета закатного небосвода, обессиленный, рухнул бы прямиком на заляпанный диван, но эспер со способностью обнуления не дал тому сделать это. Мужчина посадил его чуть поодаль и принялся целовать места, которые прежде пропустил. По распалённому близостью телу разливалась дарящая лёгкую усталость нега. В голове царила приятная пустота. Сейчас Накахара, после произошедшего, как никогда открытый, нуждается в нём, нуждается в ласке и покое.       — Я помою тебя, — поставил перед фактом того Дазай и аккуратно взял на руки бывшего напарника.       — Делай, что хочешь, — прижавшись к горячему во всех смыслах бывшему мафиози, сипло молвил тот. В горле пересохло и жутко саднило, а глаза уже слипались.       — Хорошо, — улыбнулся довольный произошедшим ранее Осаму, прикрывая дверь ванной комнаты за собой. То, что раз за разом происходит в стенах этой квартиры никогда не вырвется за её пределы. Он об этом позаботится так же, как и позаботится о том, кто для него дороже суицида и всех крабов планеты.