«Кто-то скажет, что это влечение поверхностно, — неправда, нет ничего глубже; вы готовы на всё; вы миритесь с недостатками, прощаете несовершенства, даже ищете их, не уставая восхищаться. Ведь по-настоящему привлекают только слабости.»
(«Любовь живёт три года». Фредерик Бегбедер)
[Иллюзия]
За эту неделю им много чего удалось сделать. Сакура постепенно возвращала себе компетенции квалифицированного медика. Она, наконец, научилась распознавать свой чакропоток и отличать его состояния: состояние покоя, истощение, усталость, — всё это она ощущала в полной мере. И каково же было её удивление, когда Саске сказал ей, что даже её настроение влияет на чакру: плотность, концентрация… В состоянии гнева чакра человека способна была закипать, будто вода в горячих источниках. Подобное можно было отчётливо наблюдать у джинчуурики Девятихвостого, ведь в моменты, когда Наруто злился и находился на грани, красная обжигающая чакра буквально бурлила на поверхности его загорелой кожи, выступая крупными пузырями. В демонической чакре прослеживалась высокая концентрация ненависти и злости, поэтому от соприкосновения с ней воздух вокруг накалялся, а у человека при тесном, непосредственном контакте могли появиться ожоги. Сакура подобных примеров не знала (точнее, не помнила), поэтому не могла ощутить весь масштаб проблемы. Хотя, человеческая чакросистема не была подвержена столь сильному влиянию от эмоций, поэтому бояться не стоило. Однако хорошее на этом заканчивалось, потому что Саске вновь слишком замкнулся в себе, отдаляясь. Сакуре подобный холод мало нравился, но и ей самой, пожалуй, была нужна эта дистанция, чтобы разобраться в себе. Кошмары продолжали навещать её каждую ночь, о чём она предпочитала молчать, а сам Учиха и не интересовался столь чутко её состоянием, чтобы заметить синяки под изумрудными глазами, искусанные губы и следы от ногтей на запястьях. Как бы она не старалась рассмотреть лицо мучителя во снах, ей это не удавалось, однако ясными оставались длинные, тонкие пальцы и охрипший, тяжёлый голос. Складывалось впечатление, что сознание намеренно увиливало от правды, не желая показывать ей личность мучителя. Сакура предполагала, что, возможно, человек из снов был как-то связан с ней в прошлом, до потери памяти. И, скорее всего, воспоминания бы вызвали неприятные ощущения, возможно, боль или страх. Они оба были достаточно молчаливы всё это время. И в пути, и когда делали короткие привалы, чтобы Сакура могла передохнуть. Мотель они покинули спустя день после инцидента в коридоре. Постоялец, приходившийся покойнику напарником, не желал оставлять Саске в покое, а у Учихи терпение обычно кончалось крайне быстро, когда это касалось дотошных людей. Стычек им, как ни странно, удавалось избежать, что довольно необычно для страны Молнии, потому как бандиты здесь превышали число шиноби Кумо. Пару раз на их пути попадались и шиноби Листа, однако несколько из них имели при себе перечёркнутые протекторы, поэтому Саске мало обращал на них внимание, но капюшон предпочёл натянуть на лицо пониже, сказав Сакуре сделать тоже самое. Беглые шиноби из Конохи не представляли угрозы, потому как они не имели связь с деревней, а значит не знали о пропаже Сакуры, а его, насколько он знал, ещё не объявили Нукенином. В последних двух библиотеках Саске мало что нашёл полезного, от чего над его головой постепенно стягивались грозовые тучи. Он всё больше мрачнел и ни на секунду не прекращал думать о брате, об умершем клане и о бесполезности своего существования. Он был мысленно благодарен Сакуре за отсутствие вопросов. Девушка старалась вести себя как можно тише и не докучать ему, хотя очень хотелось. Позднее Сакура столкнулась с настоящим испытанием. Мыться в ледяной реке, рядом с бурлящим водопадом, ей ещё не доводилось. Но и с грязью, пылью и копотью, скопившимися и осевшими на её некогда чистом теле, она не могла мириться. Грязь была даже под ногтями, в волосах застряли травинки, Сакура буквально чесалась от дискомфорта. Помявшись у берега с минуту, она коснулась воды самым кончиком стопы и поёжилась от холода. Сжав зубы, она как можно быстрее стянула одежду, особо не заморачиваясь, и бросила её на ближайший валун. Кожа постепенно привыкала к прохладе, однако мурашки всё ещё проступали. Зайдя дальше, Сакура ахнула, когда ледяные струи воды водопада коснулись оголённой спины. Сердце на мгновение замерло, а она сама приоткрыла рот. Саске ожидал неподалёку. От греха подальше, он оградился от неё проседью деревьев и опёрся об одно из них. Он отчётливо слышал её особо чувственные вздохи, когда новая порция воды касалась её плеч и шеи. Пускай наслаждается водными процедурами, пока у них есть такая возможность. Далее на их пути будут встречаться водоёмы только с сильным течением, и окунуться туда с головой уже не удастся. Выйдя на берег, Сакура отжала волосы, наблюдая за тем, как крупные капли орошают землю. Она вновь поёжилась от дуновения ветра и принялась растирать плечи, поднимая одежду. Красная водолазка прилипла к телу и местами намокла. Напряжённые от холода соски проступали под слоем эластичной ткани маленькими бусинами. Черная майка, которую она обычно надевала под низ, как нижнее белье, разорвалась в нескольких местах во время тренировки с Саске, поэтому от неё пришлось избавиться. — Заканчивай, — в паре метров от неё, за деревом, послышался голос Саске. — Нужно успеть пересечь перевал до темноты. — Я поняла. Ты сказал это уже четвёртый раз за двадцать минут, — не без недовольства заметила Сакура. Неужели так сложно было её подождать? Если он и мог мириться с неприятным запахом и липким телом, то она точно нет. Хотя Саске всё же оставался относительно чистым, и вот этого она понять никак не могла. — Так может начнёшь наконец шевелиться? — закипая, он вышел из своего укрытия, успев узреть тонкую полоску кожи живота до того, как Сакура до конца успела натянуть на себя вишнёвую кофту. — Что у тебя с настроением? Если я сделала что-то не так, то можно просто об этом сказать, а не отчитывать меня раз за разом, как ребёнка! — для пущей убедительности девушка притопнула ногой, сжимая кулаки. Выглядела она крайне смешно с мокрыми волосами, прилипшей к телу кофтой и обиженно насупленным лицом. — Ты раздражаешь меня одним своим существованием. Сделай одолжение, утопись в этой же реке, — желчь вертелась на кончике языка, а все слова были пропитаны ядом. Сакура даже опешила от подобной неприязни в свою сторону, искренне считая, что не заслужила этого. — За что ты так меня ненавидишь? — зелёные глаза начали мутнеть от солёной влаги, Сакура изо всех сил пыталась не заплакать. Она крикнула ему что-то ещё, но он уже повернулся к ней спиной, и Сакура потеряла его из виду. Хоть она и чувствовала явную неприязнь к своей персоне, всё же была уверена, что Саске не отправится дальше без неё, не бросит. Подобная зависимость и слепая уверенность будоражили, заставляя раз за разом предпринимать попытки, чтобы вытащить из повреждённого сознания хоть что-нибудь в качестве доказательства. Саске точно знал, что перевал между горными долинами не был безопасен. Там случались обвалы и даже сели, которые могли накрыть с головой путников. Но времени на то, чтобы сделать огромный крюк в лишнюю тысячу километров у них не было. Благо, Сакура уже могла использовать чакру при беге, однако сохранять равновесие на ребристой горной породе ей было бы в тягость, передвижение по деревьям относилось туда же, хоть её движения и были интуитивными: реакция, манёвренность, — они не всегда срабатывали в нужный момент, для точности и правильности требовался расчёт, не только мышечная память. Шиноби являлись такими же людьми, как и все остальные, они уставали, испытывали физиологические потребности, поддавались влиянию стресса и внешних факторов, но сила воли всё же была более развита, что помогало им справляться с жизненными трудностями. Бег оставался наименее чакрозатратным из всего того, что мог делать ниндзя. Однако нужно было не забывать о правильном распределении энергии. Часть уходила на то, чтобы контролировать пульс и сохранять его в норме, и на то, чтобы исключить судороги в ногах, а другая — на скорость и манёвренность движений. Двигались они против ветра, приближаясь к границе со Страной Мороза. До неё ещё нужно было преодолеть несколько тысяч километров, а это около двух недель пути. Но воздушные потоки уже пробирали до костей, порывисто били в лицо и жутко завывали в расщелинах. Ночью пришлось прекратить движение, из-за дождя видимость составляла около трёх метров в диаметре. Саске не был намерен подвергать их обоих риску, поэтому объявил привал в ближайшем подобии пещеры. Повышенная влажность и низкая температура заставили бы расклеиться любого, вот и Сакура раздражённо шмыгала носом, зарываясь лицом в воротник плаща. Ей было безумно холодно, она растирала заледеневшие ладони и плечи, поджимала ноги под себя и надеялась поскорее согреться. — Мы идём на следующую базу? — подав голос, Сакура обратила на себя внимание Учихи, который уже с час сверлил немигающим взглядом скалистую стену напротив. — Да, — ответ был резким. Саске нехотя погрузился в свои мысли. Он всё ещё был в растерянности. Его одолевал страх неизвестности. Но больше всего на свете он боялся того, что не успеет найти способ остановить потерю остроты зрения до того, как это случится взаправду. В таком случае, он совершит самоубийство, не раздумывая ни секунды. В этом мире он доверял только своим глазам, дорожил ими. Шаринган мог дать ему то могущество и силу, о которых он и мечтать не мог, поэтому бредил идеей совершенствовать их до конца своей жизни. Саске знал, что где-то по свету ещё ходит некий Учиха Мадара. Лжец он или нет, у мужчины и правда имелся Шаринган, и пользовался он им на полную, умело. Саске же ещё не достиг того уровня, хотя имел полноценных два глаза. Это, безусловно, давило на его больное самолюбие. Действительно ли он сможет доверить Сакуре свои глаза? Что ж, всё будет зависеть от того, насколько хорошо она овладеет нужными ему медицинскими знаниями. Мадара говорил ему, что может помочь, однако… Этот шиноби был не так прост, как могло показаться на первый взгляд. Им двигала алчность и что-то ещё, чего Саске не мог разглядеть, как не старался. Опыт сотрудничества с Орочимару показал ему, что быть чьей-то марионеткой до жути унизительно, а быть пресмыкающимся снова он не собирался. Гораздо лучше, когда зависят от него, когда он имеет контроль над кем-то. Саске оторвался от своих мыслей, когда услышал тихое шуршание плаща Сакуры. Её рука скрылась за спиной, очевидно, она искала что-то в дорожной сумке, хмурясь и нервно облизывая губы. Это была одна из её вредных привычек, от чего бледно-алая тонкая кожа на губах, похожая на пленку, постоянно трескалась, о образовывались мелкие ранки, начинающие кровоточить, когда девушка улыбалась или слишком широко раскрывала рот от возмущения. Наконец Сакура вытащила из сумки небольшой мешочек из плотной ткани. Он затягивался сверху короткими шнурками, не позволяя содержимому просыпаться. Сакура вынула один глазированный шарик и погрузила его в рот. Эта партия пилюль, купленная в местной лавке в селении, где они побывали до этого, была слишком кислой из-за трав в составе, которые прорастали только во влажном климате Молнии. Раскусив твердую глазурь, Сакура зажмурилась, от чего в уголках глаз образовались мелкие морщинки. Ей не очень нравилось употреблять пилюли, хватало и снотворного сиропа, который она принимала перед сном, потому что просыпалась от кошмаров. А после подобных игр подсознания уснуть заново было не просто, к тому же и у Саске часто во сне сбивались дыхание и пульс, и его грудь часто-часто вздымалась, растягивая мокрую от пота рубаху. Но сейчас выбора у неё не оставалось: либо ходить с пустым желудком, либо принять пищевой заменитель и забыть о голоде на несколько часов. Заметив пристальный взгляд на себе, она спросила: — Чего? Саске в ответ лишь неопределённо хмыкнул и отвернулся в сторону выхода из укрытия. Ему было трудно находиться с ней в замкнутом пространстве, потому как всё её естество он находил раздражающим. — За что ты так меня ненавидишь? Он думал над этой фразой неприлично долго. Она бесцеремонно втесалась в его мысли и не желала их покидать. — Я ненавижу тебя за то, что ты заставляешь меня вспоминать… Об ошибках, о чувствах, о привязанности, о собственной уязвимости. Слишком многое в тебе напоминает о времени, когда я был абсолютно слаб и беспомощен. Это не то, к чему хочется возвращаться, раз за разом смотря на твоё мирно застывшее во сне лицо. Когда Саске повернулся, то не застал взрывную зелень, лишь розоволосую макушку, опущенную на острые согнутые колени.[Иллюзия]
Солнце садилось, вдали виднелись размытые очертания долины, к которой они стремились. К их счастью, за всё это время не произошло обвалов или селей, они благополучно переждали проливные дожди. Но Саске начал замечать заметные колебания собственной чакры. Она бушевала, замирая на мгновение, а после снова растекалась по телу с удвоенной силой. При этом Учиха не ощущал себя физически хуже: никаких других симптомов или банальной слабости. Возможно, он просто устал от долгого пути? Напряжение, стресс, недосып… Это могло вывести из равновесия любого шиноби. Сконцентрировавшись на дороге, Саске покрепче перехватил рукоять Кусанаги и прижал к себе, так он делал каждый раз, когда хотел обрести уверенность, это было чем-то вроде ритуала, который привязался к нему сам по себе. Когда-то на рукояти ещё имелось украшение, свисающее с прочной нити, но в результате ожесточённых боев было утеряно. Не то чтобы Саске слишком жалел об этом, но всё же имел некоторую привязанность к своему верному оружию, которое действительно считал живым, и которое фактически таким и являлось. Кусанаги была способна исполнять ограниченный спектр указаний. Чаще всего, шиноби просто приказывал вернуться к нему, в остальном не нуждался. Боковым зрением Саске заметил едва колеблющееся пространство неподалеку от них, но не подал виду, продолжая бег. Оглянувшись назад, чтобы удостовериться, что Сакура всё ещё следует за ним, он сложил нужные печати и с резким выдохом произнёс: — Развейся! В мгновение ока перед ними предстала совершенно иная картина. Местность была похожа на ту, в которой они передвигались, однако общий ландшафт имел некоторые отличия. Чертыхнувшись, Саске активировал Шаринган, перехватывая руку Сакуры и останавливая бег. На лице девушки была написана растерянность, но она быстро вернула себе самообладание, выхватив кунай из набедренной сумки. Сакура не решалась подавать голос, чтобы не отвлекать парня от разведки территории. Кто-то явно устроил им западню, нагло наложив гендзюцу. И на кого? На наследника великого клана, который являлся родоначальником подобных иллюзорных техник! — Покажитесь, — Саске сказал это достаточно громко, чтобы противник его услышал. Он предпочитал честные бои, когда видел чужую плоть и кровь. Спустя секунду, в него полетело множество метательного оружия. Отскочив в сторону, Саске отразил атаку Кусанаги, после чего к его ногам посыпались кунаи и сюрикены. Подобные фокусы были не больше забавы. Противник так и не показал лица, но почва рядом с ними как-то неестественно задрожала, после чего из земли начали выползать големы, тут же формировавшиеся из грязи и глины. Они достигали примерно двух метров в высоту, подобие рук опасно свисало с неряшливого туловища. Самым простым, что Саске мог сделать, — это разбить их, разрезав катаной пополам. Однако это не сработало, как только он загонял лезвие в голема, его тело размягчалось до грязевой субстанции, и Кусанаги вязла. Сакура видела, что дела у них плохи, поэтому стремительно думала, желая найти хоть какое-нибудь решение. Будь она при прошлой памяти, разбила бы этих големов на мелкие кусочки, как песчаные куличи. Эти существа были способны изменять свою форму, их конечности начали затвердевать и образовывать каменные пики. Замахнувшись, они разом отбросили их в сторону парня. Саске разрезал снаряды, отходя назад от силы их удара. Когда один из обломков был отброшен в сторону Сакуры, он в мгновение ока оказался рядом с ней и заслонил, принимая удар на себя. Обломок попал прямо по ребру, у Учихи перехватило дыхание, он слышал отчётливый треск костей. Покачнувшись, Саске окончательно убедился в том, что обычное оружие против них бесполезно. Поэтому всё, что ему оставалось, это положиться на глаза. Чёрные томоэ закрутились по оси, а земляные великаны начали гореть адским чёрным пламенем. Они издавали истошные вопли до тех пор, пока не покрылись трещинами, тогда Саске погасил пламя и мощными ударами разбил големов на груду обломков. Когда всё стихло, он ещё раз осмотрелся вокруг, никого больше не наблюдалось. Он опустил взгляд к груди и слегка надавил на рёбра, тут же зашипев от боли. — Саске! — подбежав к нему, Сакура обеспокоенно посмотрела на бок, который он накрывал своей ладонью, и широко распахнула глаза. Тёмная ткань водолазки начала окрашиваться в тёмно-бордовый цвет. — Не сейчас, уходим, — Саске не деактивировал Шаринган, тщательно сканируя местность, они продолжили бежать, желая укрыться в долине, где есть хотя бы леса.[Иллюзия]
— Кто на нас напал? — разбив небольшой лагерь, они устроились в окружении вековых деревьев и смогли, наконец, хоть немного отдохнуть. — Не знаю, но они постараются сделать это снова. — Почему ты в этом так уверен? — Мои карты изменены, — приглядевшись, Саске покрутил пергамент в руках. Теперь он замечал те детали, которые до этого упустил. Должно быть, это сделали тогда, когда он покинул комнату ещё в Стране Снега. Он внутренне варил себя в адском котле за подобное упущение с его стороны. Это было непозволительно и недопустимо. — Я не знаю, что им нужно, но если они владеют сразу двумя геномами, наши дела плохи. — Гномами? — на лице Сакуры красовалось недоумение. — Молчи и сойдёшь за умную, — Саске попытался скрыть раздражение за вырвавшейся язвой. Амнезия девчонки портила ему все карты. Как же её так угораздило, а? — Ты всё ещё ничего не помнишь? — Иногда мне снятся обрывки каких-то событий, но я не знаю, что из этого происходило со мной на самом деле, — она произнесла это с грустью, сетуя на собственную беспомощность в данном вопросе. — Например? — Учиха напрягся и приготовился к событиям с его возможным участием. Он до последнего надеялся, что воспоминание о попытке убийства к ней вернётся в самый последний момент, или же не вернётся вовсе. — Ну-у… Там была светловолосая женщина. Она говорила мне оживить рыбу из свитка. Чушь какая-то, — отмахнувшись, Сакура сморщила нос, будто бы сказанное ею было полной околесицей. — Цунаде. — Что? — Цунаде, — он повторил, но чуть тише. В тёмных глазах отражались языки пламени от костра. Он поддался воспоминаниям об отце, когда тот рассказывал им с братом о войнах Учиха с кланом Сенджу. В далёком детстве маленький Саске находил эти истории увлекательными, в его чёрноволосой голове сразу же рисовались образы, а когда мать прерывала рассказы, аргументируя это тем, что Фугаку говорит о слишком жестоких вещах, мальчик обиженно надувал губы и выжидал снисходительность от и так добродушной матери. — Она была твоим наставником. То, что ты вспомнила, — учения. Сначала Ирьёнины обучаются на разной живности, прежде чем им дозволяется лечить людей. — Наставница, значит… Но ведь нельзя обучать чему-то на расстоянии, вероятно, она живёт в Конохе. Интересно, она ищет меня? Саске мысленно четвертовал себя за болтливый язык и неосторожность. Как он мог допустить ещё одну оплошность? — Не думаю, у неё ещё полно таких, как ты. Вряд ли хватится из-за одного ученика, — он знал, что когда-нибудь поплатится за свою наглую ложь, однако его не волновали честные поступки до тех пор, пока не удастся излечить глаза. Возможно, как только отпадёт необходимость, Сакуру придётся убить. — У тебя кто-то остался в Конохе? — чуть сдвинув брови, Сакура выпрямила спину и отклонилась вперёд от ствола дерева. — Нет, — хоть здесь не соврал. — Тогда откуда ты обо всём знаешь? Ты сказал, что покинул деревню, значит не можешь владеть информацией, если никто тебе её не сообщает. Осечка. Саске всё это время не воспринимал её более ребёнка. Хотя Харуно лишилась лишь памяти, но не способности думать, анализировать и делать выводы, причём довольно правильные. — Я говорю тебе лишь то, что знаю. Если что-то не нравится, догадывайся до правды сама, — в конце концов, она же не поймала его на вранье, не могла сверить информацию. Воспоминания возвращались к ней довольно медленно, что было ему на пользу. — Извини, я перенервничала, — помявшись, Сакура снова подняла на него глаза. — Давай я осмотрю ребро. С недоверием покосившись, Саске раскинул в стороны края плаща, позволяя Сакуре придвинуться ближе. Её руки двигались осторожно, сначала медленно задирая ткань водолазки, затем промакивая смоченным водой отрезком ткани рану. На самом деле, это была скорее не рана, а стёсанная в некоторых местах кожа. Однако кожа на рёбрах натягивалась, от чего плоть травмировалась сильнее и глубже. Стерев запёкшуюся кровь, Сакура обработала спиртом рану, вслушиваясь в тихое шипение парня. Устранив возможность заражения, она поднесла ладони к ребру, концентрируясь. До этого ей пару раз удавалось срастить не очень большие порезы, но здесь требовалось идти дальше, сращивать ткани, которых не видишь. Она ощущала трещины в рёбрах, что было для неё удивительно, она будто видела их, хотя перед глазами была лишь бледно-алая воспалённая кожа. Таким образом, она сканировала повреждённый участок тела и проецировала данные в мозгу, представляя место поражения. Процесс был долгим, Сакура не отрывала глаз от своих рук, забывая о том, что следовало хоть иногда делать глоток воздуха. До её ушей доносился какой-то странный звук, похожий на похрустывание, — так сращивались кости. Медленно, тягуче и безумно болезненно. Саске давно не испытывал такой тянущей рези. Боль была монотонной и навязчивой, от неё нельзя было абстрагироваться или заглушить, он даже начал думать, что девушка намеренно ему мстит за все издевательства, которые он себе позволял в её отношении. Она слышала его относительно ровное дыхание. А когда он вздыхал особо глубоко, его грудная клетка вздымалась и едва касалась её ладоней, от чего по её рукам проходили еле ощутимые импульсы тока. Сакура старалась не думать о близости, что сейчас была между ними, сидя почти вплотную к нему, она могла чувствовать его дыхание на своём лице, сырой запах от одежды и мускусный от тела. Будь перед ней представительница женского пола, возможно, ей было бы легче справляться с поставленной задачей. Однако, она была уверена на все сто, что, будь Саске девушкой, всё равно бы вызывал у неё табун мурашек и мандраж. От него всегда исходила властная энергия, в которой она буквально растворялась, забывая о своём буйном нраве. Девушка старалась смотреть в одну точку и не обращать внимание на то, что теперь было позволено видеть. Тугие мышцы под бледной кожей заставляли её нервно сглатывать. Харуно винила себя за подобные мысли, стараясь подавить нарастающее желание отвести взгляд ниже, чтобы хоть украдкой взглянуть на крепкое мужское тело, которое источает тепло. Физическое влечение не так волновало её, как то, что не только кошмары навещали её во снах. Сцены совместного принятия ванны намертво въелись в её прокажённый мозг. Подсознательно она всегда расстраивалась от того, что только её тело никогда не покрыто одеждой.