***
— Ева, вставай, срочно!.. — кричал кто-то мне на ухо, тряся за плечи. Пожалуй, поспать мне так и не удастся. Ну, ничего, после смерти высплюсь… Упс. — Что вам надо? Кто вы такие? Пошли вон! — раздражённо произнесла я, поворачиваясь лицом в диван. Но того, кто меня тряс, эти слова не остановили. Нет, ну ладно, многие люди не понимают намёков, но прямые посылания! До чего дожили! Меня взяли за руку и стянули с кровати. А если быть точнее, нагло сбросили. На секунду нога отозвалась болью. Ну всё, тут как минимум должен быть Армагеддон, если уж они пошли на такие меры. И вот я, наконец, соизволила открыть глаза. На меня невозмутимо смотрел Джек. Ну ничего, ересь поганая, сейчас ты узнаешь, как честных людей будить после суточного бодрствования. — Джек, — начала я, вставая и беря в руки трость. — Беги. Сперва он не принял эти слова всерьёз, продолжая преспокойно стоять рядом, но как только взглянул в мои глаза, до него дошло, что сейчас лучше и правда бежать. Он примирительно поднял руки. — Звонила Джун, сказала немедленно ехать домой, — произнёс он с поднятыми руками, точно вор, попавшийся на глаза бравой полиции. С меня весь гнев мигом сдуло. Сейчас нам по-новой влетит. — Ну дела, — протянула я, — тогда пошли. Где Арси? — Сейчас выйдет, я её уже предупредил, — ответил Джек. И вправду, Арси вышла минуты через три. — Вы готовы? — спросила она и, получив утвердительный кивок, трансформировалась. — Рэтчет, включи мост. Сев на мотоцикл, мы въехали в зелёно-синюю воронку. — А это было не опасно? — поинтересовалась я, — тут могла оказаться и Джун. — Сейчас одиннадцать часов утра, — спокойно отозвался Джек, — на обед она приезжает к двенадцати. — Кстати, — сказала я, кивнув на висящий рядом календарь, — сейчас же выходной. — Маму вызвали по какому-то срочному делу. Не бери в голову, — произнёс Джек, — пошли на кухню. Арси? — Робот под прикрытием, знаю. Если надо будет идти на вызов, то я сообщу, — бедная Арси. Она воительница, а её заставляют быть обычным средством передвижения в гараже какого-то школьника, да ещё на собственной спине возить. Ох, как несправедлива судьба! Мы направились на кухню. — Как насчёт того, чтобы заморить червячка? — спросила я, плюхнувшись на стул. — Ну, — протянул Джек, открыв холодильник. — Тут есть паста, будешь? Ох, паста?! Пасту я и в ванне съем, а тут у нас пища богов! Естественно, вслух я этого не произнесла, а просто кивнула. Я провела взглядом по кухне и наткнулась на… Банки с клеем? — Ремонтом занимаетесь? — поинтересовалась я, кивнув головой на банки. Джек как-то скукожился. — Да, что-то типа того, — слишком быстро ответил он, — тебе подогревать? — перевёл он тему. — Не заставляй сомневаться в твоих умственных способностях, — я хмыкнула, сделав вид, что не заметила его реакции на то, что я сказала насчёт ремонта, — ты макароны из холодильника достал. Естественно, подогревать! Да, не умеет Джек выкручиваться из подобных ситуаций. Я сделала себе пометку: разузнать, в чём же тут дело. Хм, знаете, в мультиках, сериалах и фильмах главные герои чаще всего ходят в одной и той же одежде. Да что там, и этот сериал не был исключением; но вот тут, в реальности, одежда меняется. Вот, например, Джек. Сейчас он одет в чёрный свитер и обычные синие джинсы. В сериале было по-другому. И переодевается он почти каждый день. Ещё один плюс в копилку реальности. Пока я рассуждала, Джек уже разогрел нам обоим пасту и поставил тарелки на стол. — Приятного аппетита! — пожелал парень, присаживаясь напротив меня. — И тебе того же. Мы принялись за еду.***
Раздался хлопок двери. Оу, Джун, кажется, вернулась. Сейчас нам влетит. Опять. — Джек, Ева, вы дома? — раздался крик из прихожей. — Да, мам, мы на кухне! — ой, не стоило этого говорить. Пока она нас искала бы, мы могли выйти через окно. — Ну, молодые люди, что на этот раз? — выход был теперь перекрыт Джун. Она стояла, облокотившись на косяк и сложив руки на груди. — Джун, я давно хотела признаться, — я выдохнула. — На самом деле, мы каждый раз пропадаем на базе у инопланетных роботов, которые защищают нашу планету от других инопланетных роботов. Это и есть правда. Джек посмотрел на меня с ужасом. Как говорится: хочешь что-то спрятать — спрячь на самом видном месте; хочешь заставить сомневаться — скажи правду. Всегда работает. — Не думала, что ты опустишься до столь примитивного юмора, — смерив меня рассерженным взглядом, сказала Джун, — ладно, я сюда приехала не только за этим. Тебя выписывают из больницы. Завтра. А сейчас поедешь со мной. — Выписывают? — я была, мягко говоря, огорошена подобным заявлением. — Да, выписывают. И да, со следующего учебного года ты идёшь в колледж, — сказала она так, точно это должно было меня подкосить, но я только кивнула. Не верю, что говорю это, но я рада наконец-то пойти в учебное заведение. Получать новые знания, даже, чаще всего, ненужные бывает интересно и полезно. Тем более, хочешь не хочешь, а образование получать надо. Хотя, дожить бы до этого «следующего года». В ответ я ничего так и не произнесла. — Поехали, — бросила Джун, уже развернувшись и направившись к выходу. — Джек, с тобой мы поговорим вечером. Ещё раз. И, молодой человек, тебе же будет лучше, если, вернувшись, я застану тебя и твой мотоцикл здесь. Дома. Парень покорно кивнул. Мы направились к машине.***
Медицинский отсек базы автоботов. Что это за место? Многие трансформеры, которым «посчастливилось» здесь побывать, по понятным причинам более не хотели даже проходить мимо него. Что на Кибертроне, что на Земле. А причины было две. Первая и логичная: чтобы попасть в медицинский отсек, надо получить ранение, а этого никто не хотел, особенно на войне. Вторая причина была менее заметна. Это доктор. Нет, Рэтчет был хорошим, но его характер… Пожалуй, одним из немногих, кто понимал, терпел и по-своему любил Рэтчета, был Прайм. Впрочем, никого не удивляло то, что эти двое спелись. Оба умные, любят знания и тишину. Да и знакомы уже не один миллион ворн — ещё с того времени, когда Оптимус Прайм носил имя Ориона Пакса. Подобное долгое знакомство давало свои бонусы. Рэтчет был одним из немногих, кто мог видеть эмоции Прайма, да и вообще, одним из тех, перед кем Оптимус открывал эти самые эмоции. Рэтчету всё это не нравилось. Вообще. Ни капельки. Всё это было слишком быстро, сумбурно… И абсолютно неправильно. Нет, не потому что они разного вида, или потому что между ними разница в миллионы лет. Нет. Потому что он знал, чем это может закончиться. Были догадки. Да и эта девчонка… Она всё понимала. Провоцировала. Нет, не так… Следила за реакцией. Искала черту, за которую заходить было чревато последствиями. Ходила, нет, бегала по лезвию ножа. Рэтчет боялся. Боялся того, что Прайм сорвётся. А думать о том, что будет дальше, он не хотел. Да и сложившиеся обстоятельства усложняла война… Когда-то всё было намного проще. Сперва были Ариэль и Орион. Потом Оптимус и Элита. А что же случилось потом? Почему всё стало именно так, а не по-другому? Что послужило этому? Рэтчет помнил и слухи, и тот цикл. Те два цикла. В первый день было совещание насчёт предстоящей операции по захвату важной стратегической точки десептиконов. Собрался весь личный батальон Прайма. Была и Элита. И всё было бы нормально, но… Когда совещание уже заканчивалось, один мех неожиданно для всех обвинил Элиту в предательстве автоботам и измене Прайму. С Мегатроном. Было бы смешно, если бы… Не являлось то правдой? В тот момент воцарилась тишина. Да, слухи ходили разные. У некоторых были подтверждения, у некоторых — нет, но никто не смел высказывать подобные вещи главнокомандующему. Рэтчету стало страшно, когда он взглянул в тот момент в окуляры Прайма. Никто не успел ничего сказать или сделать. Раздался выстрел. Мех осел на пол с огромной дырой, что пробила его корпус насквозь. Выстрел был нанесён прямо в Искру. Никакого шанса на выживание. Сперва было удивление. Да что уж там, даже виновница этого удивилась. И сам Оптимус, кажется, тоже был в замешательстве. Нет, никто не взял над ним контроль, он сделал всё сам… Впрочем, Прайм довольно-таки быстро оправился от удивления и приказал унести мёртвого меха к остальным товарищам, погибшим на поле боя. Кто-то погиб от рук врага, а кто-то — от рук собственного командира. Иронично, да? Слава о том, что произошло, распространилась быстро. А на следующий день знали об этом даже десептиконы, вплоть до Мегатрона, который при следующей встрече с Праймом предложил ему объединить усилия, раз уж тот тоже решил устанавливать власть силой. Мегатрон так и не понял тогда, что это было сделано не из-за власти, а из-за любви. Да, именно так. Это одно из минусов зла. Зло всегда думает, что делать плохие вещи можно только ради власти, наживы или личного удобства, но… На самом деле, самые ужасные вещи этого мира были сделаны из-за любви. Да, это светлое чувство порой заставляет делать такие ужасные вещи… Куда там любой зависти, гневу и так далее. Почему у людей всего семь смертных грехов, а не восемь? Разве любовь — не худший из них? Многие после того случая дезертировали. Кто-то решил присоединиться к десептиконам, говоря о том, что они хотя бы не лицемерят. Кто-то ушёл в Нейтралы. Конечно, к этому приложили манипулятор и сами десептиконы, во всю включив свою пропаганду. Но всё забывается. Многие из тех, кто был тогда в зале совещаний, если не все, уже мертвы. А остальным нет до этого дела. И только он, Рэтчет, всё помнит. Ему пришлось вспомнить. Ведь прошлое возвращается, пусть и с разными переменными. Вторым днём был день предательства Элиты. Он был таким же, как и всегда. Ворны войны копировали друг друга из столетия в столетие, из тысячелетия в тысячелетия. Он выходил из оффлайна и начинал работать. Ждал новых пациентов, которых на войне всегда было с избытком. Сколько трансформеров умерло у него на манипуляторах? Он уже не мог точно вспомнить. В тот день к нему буквально влетел Прайм. Сперва медбот не понял, в чём проблема. Не понимал, пока не взглянул в оптику к их Лидеру. Безумие. Пожалуй, именно это читалось столь явно, что Рэтчет в ужасе тогда отшатнулся от своего командира. Благо, годы войны дали свои плоды, и он быстро оправился от ужаса и шока, что охватили его и запали в Искру. Док схватил Прайма за манипулятор и усадил на платформу, сунув ему в руку сверхзаряженного энергона. Ничего более он не мог сделать. Разрывание связи Искр после объединения. Это всегда страшно и больно. Рэтчет никогда в живую не видел таких несчастных. Чаще всего они умирали от болевого шока и безумия. Некоторые убивали себя. Именно так было написано в датападах. Тогда Рэтчет был готов удерживать Прайма от необдуманных решений. Да, в ту секунду опасность угрожала далеко не одной жизни, а миллионам и миллиардам. Без Прайма не было бы победы. Это знали все. В тот день Рэтчет наблюдал ещё одну поистине ужасающую в своём сюрреализме картину. Прайм плакал. Пожалуй, это было бы удивительно, если бы в тот момент Оптимус не терял буквально часть своей души. А на следующий день что-то изменилось. Прайм вновь стал Праймом. Он поблагодарил медика за то, что тот помог ему, попросил молчать обо всём случившемся и ушёл. И всё снова стало так, как было. Поначалу. Хм, была ли от этого польза? Отчасти. В тот день они с Праймом стали друзьями. Но какой ценой? Спустя несколько ворнов пропала и Элита. С того момента он видел фемку всего лишь три раза, периодичностью в несколько астроциклов. Пожалуй, лучше бы не видел. Сперва он думал, что Элита умерла. Нет, не когда Прайм вбежал в его кварту. Если бы умерла Элита, то умер бы и Оптимус. Рэтчет сразу понял, что имела место быть измена. Когда док увидел Элиту в первый раз, в ней мало что изменилось. Правда, появилась ржавчина, которую фемка пыталась скрыть. Но от опытного глаза доктора это не ускользнуло. На живом металле ржавчина не появлялась. Она не раскаялась. Да, Праймус умеет наказывать изменщиков. Во второй раз всё было ещё хуже. Он видел, что помимо физического здоровья её начало подводить и психическое. Она медленно сходила с ума. А в третий раз она попала к нему в медицинский отсек. На это было противно смотреть. Почти весь корпус был покрыт ржавчиной. Особенно фейсплейт. От когда-то одной из самых красивых фемок всего Кибертрона не осталось и следа. Но страшно было далеко не это. Глаза. Да, как там говорят люди? Зеркало души? Пожалуй, это правда. Она уже в тот момент была безумна. Элита не разговаривала с Рэтчетом, пока он очищал… Пытался очистить это. В итоге на фейсплейт пришлось ставить железную закладку, а один окуляр удалять, ибо он уже всё равно не видел. — Элита, — начал доктор. Он не был уверен, что получит на свои вопросы вразумительные ответы, но попытаться всё же стоило… — Что случи… Он был прерван смехом. Истеричным и высоким. — А я её убила, — довольно заявила фемка. — «Её» — это кого? — настороженно спросил мех, инстинктивно сильнее сжимая в руке скальпель и косясь в сторону выхода. Он отодвинулся от Первой Леди Кибертрона. — Не бойся, Рэтч! — противно сократив его имя, весело продолжила она, — Хромию. Кого же ещё? Хромия была близкой подругой Элиты и её первым заместителем в отряде. — Зачем? На этот вопрос фемка не ответила, резко встав с платформы. Рэтчет приготовился блокировать удар и бежать, но Элита, срываясь на бег, выскочила из отсека и скрылась. Это был последний раз, когда Рэтчет видел фемку. В итоге её место командира отряда фемок на Кибертроне заняла Хромия. Элита соврала, сказав, что убила её. Зачем, док так до сих пор и не понял, но подозревал, что фемку мучили галлюцинации, что, впрочем, было неудивительно. Элиту искали многие, но неофициально. Оптимус не давал никаких прямых указаний. Из-за этого поползло много слухов. Кто-то даже предположил, что Прайм убил Элиту. Рэтчет вынырнул из воспоминаний. Всё это казалось таким далёким и… Серым. Было даже смешно. Возможно, впервые за всю его жизнь доку захотелось иметь такой же короткий век, как у человека. Прожить чуть больше ворна и умереть — разве это не лучшая награда? Если бы всё тогда сложилось по-другому… Раздались шаги. Кто-то вошёл в отсек, отвлекая от тяжёлых дум. — Здравствуй, старый друг, — сзади раздался глубокий голос Прайма. Рэтчет провентилировал системы. — Здравствуй, Оптимус, — поприветствовал бота Рэтчет, поворачиваясь к нему. — Что привело тебя в мой отсек? Ты получил ранение, или… Меха прервал Прайм. — Нет, друг, я хотел бы попросить у тебя помощи… Это касается не совсем медицины. В процессоре у Рэтчета уже выстроилось несколько предположений. — Да, конечно, — произнёс он, откладывая в сторону датапад. — В чём конкретно тебе нужна моя помощь? На несколько секунд в отсеке воцарилась тишина. Прайм молчал, видно, о чём-то активно размышляя, а потом произнёс: — Возможно ли превратить человека в трансформера? Рэтчет мог бы удивиться, но… Это было ожидаемо. Даже слишком. Он предупреждал Еву. Прямым текстом говорил, что нужно остерегаться. Глупая девчонка. Эгоистичный ребёнок. Вот именно — ребёнок. Праймус… — Нет, невозможно, — отрезал он. Хотя, кому он врёт? Возможность такая была и лежала прямо на поверхности. Один из артефактов Иакона, позволяющий менять саму сущность индивидуума. Придуманный ещё Квинтессонами в разгар Великой войны, задолго до появления на свет Прайма и дока. Рэтчет знал, что Оптимус, как архивист в прошлом, всё равно найдёт информацию об этом артефакте, поэтому чуть тише добавил: — По крайней мере, я об этом ничего не знаю. — Ты врёшь, — жёстко ответил Прайм. — Даже если и так, — легко согласился бот, — зачем тебе это? Я не понимаю. — Он всё понимал. В отсеке вновь воцарилось молчание. — Она не согласится, Оптимус. Она всего лишь маленький эгоистичный ребёнок, — говорил Рэтчет так, точно он был утопающим, а его слова — последней надеждой на спасение из шторма, созданного капризным Богом, — ты правда думаешь, что насильно станешь ей мил? — Не смей о ней так говорить, — произнёс лидер автоботов сурово. В его голосе послышалась угроза. — А ты — очень большой, не менее эгоистичный спарклинг, — точно не услышав его, продолжил Рэтчет. Всё было лаконично. — История с Элитой тебя так ничему и не научила? — Рэтчет не хотел делать другу больно, давя на уязвимые места из прошлого, но иногда это было просто необходимо, чтобы отрезвить, — Оптимус, у нас война, а у неё — человеческая жизнь. — Она согласилась! — воскликнул Прайм, вставая с платформы. — Слышишь? Согласилась! Бот отшатнулся. — Нет, Оптимус, — прошептал он одними губами. — Она не соглашалась. Не могла согласиться. Оптимус, давай я вновь введу тебя в стазис… Прайм не дал ему договорить. — Я не знал. Связь тогда не полностью установилась. Это было странно, да. Элита могла чувствовать мои эмоции, видеть воспоминания, а я её — не мог. Лишь отголоски. Только по прошествии многих ворн я узнал о том, что, оказывается, если при слиянии Искр один трансформер не любит другого, то они не полностью открываются друг перед другом. Точнее, не любящий почти не открывается. Возможно, именно благодаря тому, что связь не была полной, я и выжил, — Прайм вновь сел на платформу. — Или ты мне припоминаешь тот инцидент? Да, признаюсь, я был не прав, но только в одном: я убил не из-за того существа. Теперь я это вижу. Рэтчету хотелось сбежать из собственного отсека. Его друг сходил с ума. Медленно, но необратимо. И у этого будут последствия. — Оптимус, ты можешь ей навредить. Уже вредишь, — пытался говорить как можно спокойнее Рэтчет. — Понимаешь? И, тем более, она не согласится. Ты не видишь этого? — Я ей никогда не наврежу, — так же спокойно ответил Оптимус. — И она уже согласилась. Вчера. Она призналась мне и попросила прощения за тот инцидент с Джеком. А сегодня — улыбнулась мне. Видишь? Ева всё поняла и приняла. Да, она не сказала это напрямую. Просто постеснялась. Рэтчету оставалось только безнадёжно кивнуть. Зачем он их отпустил? Почему эта девчонка не послушалась его? Зачем Праймус её сюда вообще послал? Хотя, конечно, на её месте мог быть кто угодно. — Хорошо, Оптимус, я верю, — произнёс док. Эти слова дались ему тяжело. Он не верил. Что-то говорило ему, что произошло простое недопонимание, но теперь… Уже ничего нельзя было исправить… Хотя, возможно… Всё ещё можно изменить? Ведь Прайм не сделал ничего необратимого! Ведь не сделает же? — Если я что-нибудь найду, то обязательно сообщу тебе. — Спасибо тебе, старый друг, — в голосе Прайма послышалась благодарность, а Рэтчет понял, что загнал себя в ловушку. Впервые за долгое время доктору автоботов стало по-настоящему страшно.***
Я вышла из машины и последовала за Джун в больницу, которая стала мне уже как минимум родной. В главном холле нас опять встретил доктор. Кажется, у меня дежавю. — Джун, юная леди, — меня уже начинает тошнить от подобного обращения. — Тут прошёл слушок, что вас выписывают. Мои поздравления. Доктор поправил слезшие на нос очки. — И вам доброго дня, доктор. Ну, если и до вас дошёл этот слушок, то вы хорошо слышите. Да и с каких пор про меня слухи ходят? — какое же я хамло, однако. Но старик ничего не сказал, лишь по-доброму усмехнулся. — Ну-с, ладно, удачи. Не попадайте сюда больше и не появляйтесь на проезжей части поломанной куклой без памяти. Какое прелестное пожелание. — Вам того же, доктор, — я развернулась и пошла к себе в палату. Войдя туда, я отложила трость и легла на койку. Спала я катастрофически мало, так что этот просчёт надо было исправить. Закрыв глаза, я вскоре уснула.***
Не то чтобы это касалось любых ситуаций, но всё же… Пустые надежды — пусты. Вы надеваете весной после проливного дождя белоснежные кроссовки, выходите на улицу и ожидаете, что по возвращению домой они останутся такими же белыми? Легче начать верить в единорогов, блюющих и срущих радугой. Это, по сути, из того же разряда. Но, знаете, какая надежда является самой беспочвенной? Надежда на счастливую жизнь. Да, вот так вот всё плохо. И в этой, и в других реальностях. В одной реальности всё хорошо, но людям это не нравится. В другой — всё плохо, и подобный расклад дел тем более никого не устраивает. В третьей — то бишь, у нас — всё зависит только от тебя самого… Мы и этим недовольны. Знаете, многие люди очень любят поныть. Мол, у меня всё так плохо, мальчик или девочка бросил; родственник умер; я проиграл себя в рабство; не умею рисовать, петь, писать, танцевать, и так далее, и тому подобное. На своём веку я таких людей повстречала вдоволь. И знаете, что самое смешное? Они не пытались сделать ничего для того, чтобы хоть как-то изменить ситуацию. Они надеялись, что всё однажды изменится само собой. Что парень или девушка к ним вернётся, родственник воскреснет, из рабства они освободятся, научатся рисовать, петь, писать, танцевать, и так далее, и тому подобное. Только этого не происходило. А они продолжали ныть, ныть, надеяться и снова ныть. Не подумайте, надежда — это вовсе не плохо. В тёмные времена именно она чаще всего спасает, но… Только при условии, что ты будешь что-то делать. Иначе ты просто ноешь, а не надеешься. Но знаете, что меня в противовес восхищает? Люди, которые что-то делают. Одна моя знакомая — художница. Поверьте мне на слово, таких надо ещё поискать. Но за этой мишурой скрывается адский труд и много слёз. Она рисует с самого детства, и вот, по прошествии многих лет, пожинает плоды своих трудов. У меня есть ещё одна знакомая. Балерина. В этом деле ей нет равных. Когда она танцует, каждый восхищается её грацией и профессионализмом. Но лишь немногие знают понимают, что за этим всем кроется ужасная боль. Её ноги испещрены мозолями. Каждый шаг доставляет адскую боль, но… Некоторые люди не смотрят на это. Они смотрят на тех, у кого всё получается, и думают, что эти люди получили всё просто так. С самого рождения. Именно поэтому они и ноют, типа: почему им достался такой талант, а мне — нет? Только этим глупцам невдомёк, что все эти — несомненно, талантливые — люди испытывали ужасную физическую и моральную боль изо дня в день, чтобы добиться таких результатов. Поэтому, дорогие мои, вместо того, чтобы ныть и надеяться, лучше сделайте что-нибудь. И не надо говорить, что у вас нет времени или сил. Есть. Просто вам легче ныть, надеяться, а иногда даже обвинять. Но никак не поднять свою жопу с дивана и что-то сделать. Хотя… Но мы всё равно продолжим ныть, верно?***
— Ева Дарби, к доктору! — произнёс кто-то прямо над моим ухом. Я высплюсь в этот день… Да что уж там — в этой жизни, или нет?! Но вслух я этого не сказала. — Встаю, встаю, — произнесла я, начиная с трудом подниматься. И, встав, поплелась за медсестрой в кабинет миссис Тёрнер. Та меня поздравила с выпиской и пригласила на чай. Намекнула на то, что у неё есть сын одного со мной возраста. Я с умным видом покивала, согласилась как-нибудь на чай заглянуть, а сама думала о том, что очень странно быть свахой для собственного сына. Также доктор сказала, что у меня всё осталось, как было: ногу не напрягать, спину тоже, и всё в таком духе. В итоге из кабинета вырвалась я только минут через двадцать и аки весёлая лошадка поскакала к себе в палату собирать пожитки. Их было не сказать, что много. Старые вещи Джун, по типу нескольких футболок, штанов и одна, стоит заметить, новая куртка. Также были книги, которые я так и не вернула, зарядка, телефон, трость и я любимая. Всё, я готова. Я плюхнулась на кровать и взяла телефон. Открыла записную книжку. Джун, Джек, Мико, Раф и агент Фоулер. Да, небогато. Ах, стоп, тут есть ещё один номер. Номер доктора. Я же его из визитки в телефон перенесла. Ну что же, нормально. Тут меня как током прошибло. Я быстро открыла «набор номера» и стала набирать заученный до зубной дрожи порядок цифр. Нажала на вызов. Трубку взяли быстро. — Да, алло, — раздался знакомый голос. Бабушка? Какого чёрта?! — Алло, это я, бабуль! — воскликнула я, подпрыгивая на койке. Меня точно током шибануло. Какого?! — Алло? — вновь позвал голос, явно не слыша меня. — Алло? — на несколько секунд в трубке воцарилось молчание. — Если вы так шутите, то не смешно. Всего доброго, — трубку сбросили. Я не пыталась перезвонить. Голос бабушки был слабым и каким-то беспомощным. Его я бы узнала из тысячи. А ещё я узнала интонацию. Скорбную. Почему? Я ведь звонила себе… И дома была… Они на даче? Но их никогда не было в городе… Что это значит? Мозг работал в тот момент на полную. Я задумчиво поднесла телефон к губам. Могло ли быть такое, что я дозвонилась в другую вселенную? Именно поэтому бабушка меня и не услышала. И именно поэтому в моём доме были другие люди… В этой вселенной моих родственников нет, впрочем, как и меня. А до себя в той вселенной я не дозвонилась, потому что я тут. Всё сходится. По щекам полились слёзы. Ну зачем я позвонила?! Могла бы остаться в счастливом неведении! А, впрочем, какая разница? Там я мертва… Да и… Чёрт, я же только-только пообещала себе отпустить своё прошлое… Я же у себя на первом месте, так? Руки немного подрагивали. Реальность распадалась. Вмиг всё окружающее стало сюрреалистичным. До смеха. До коликов в животе. Это медленно сводило с ума. Я канула во тьму… В который раз.***
Вот и мой новый дом! Джек был в школе — ибо понедельник — а вот Джун-то, оказывается, специально вчера вышла на работу, чтобы сегодня взять выходной и помочь мне обжиться на новом месте. Моя новая комната находилась рядом с комнатой Джека. Вообще, их в доме было три. Джун смущённо подметила, что эту комнату раньше использовали как кладовку, что, впрочем, было неудивительно. Она действительно оказалась маленькой; с окном, выходящим на задний двор и занавешенной длинной, до самого пола, тюлью. Отделана она была в тёмных тонах, на полу лежал паркет. — Тут всё новое, — несколько удивлённо отметила я. — Да, — ещё больше смутилась Джун. — Я же не могла посадить тебя в старый чулан, так? Вот, сделали ремонт. Я просила Джека не говорить. Ты, наверное, заметила банки с клеем на кухне? Забыли убрать. Я кивнула, продолжая осматриваться, но вдруг спохватилась: — Огромное тебе спасибо, — и обняла Джун. Она меня тоже обняла в ответ и погладила по голове. — Ладно, обживайся тут. Как закончишь — пойдём по магазинам. Когда Джун ушла, я продолжила осматриваться. Слева стояла кровать со шкафом и полками, спереди стул, стол и лампа на нём, а справа на стене висел плазменный телевизор. Недурно, однако. У меня в прошлой жизни комната была хоть и побольше, но победней. Я была действительно довольна и благодарна этой женщине. Если бы не она и не её доброта, то оказалась бы я в детском доме. Хм, интересно, выбери я тогда самый худший уровень сложности, была бы там? Ответом мне послужила тишина. Бросив пакет с вещами, который до сих пор держала в руке, я пошла искать Джун, чтобы пойти с ней в магазин. Женщина нашлась на кухне. Увидев, что я готова, она встала из-за стола и направилась в прихожую — одеваться. А далее был поход по магазинам. Я всегда знала меру… Ладно, не всегда, но с опытом это пришло. Поэтому закупились мы немногим с моей инициативы. Джун настаивала на обратном, и я её отчасти понимала. Она видела во мне потерявшегося ребёнка без семьи, и даже без воспоминаний, поэтому хотела мне угодить. Но и я знала, что если очень много доить корову, то однажды она перестанет давать молоко. Или оно потеряет свой вкус. Поэтому я лишь скромно улыбалась и тащила Джун прочь из очередного магазина. Правда, один раз отвертеться не удалось. Это когда она потащила меня в магазин нижнего белья. Дизайнерского, как отметила Джун. Во-первых, увидев цены на всё это дело, я уже хотела бежать, но Джун держала, увы, крепко. Во-вторых, она сказала, что я девочка большая, и всё в таком духе. Я вполне логично ответила тем, что мне не перед кем красоваться. Она лаконично заметила, что можно и перед собой. Тут не поспоришь. Ну, что сказать? Мамы. Если я доживу хотя бы до двадцати, то, уверена, мне уже тогда начнут давить на мозги насчёт внучат. Хотя… Кто знает этих людей? Но ничего, я искренне постараюсь не дожить. В остальном набег на магазины оказался приятным. С Джун вещи мы выбирали быстро, даже не успев запариться. Да и разговаривать с ней оказалось приятно. Я даже провела параллель со своей прошлой жизнью. М-да, грустная картина, однако. Правда, на обратном пути состоялся разговор о наших с Джеком похождениях с неясной компанией. Я клятвенно её заверила, что наши друзья прекрасные и добрые люди, и вообще, мы друг друга в обиду не дадим. Джун, видно, поняла: посадит нас ещё под один арест — и мы снова сбежим. Поэтому сказала, что отменяет наказание и даёт ещё шанс. Но если мы опять не явимся домой до девяти, или провернём ещё что-нибудь в таком духе, то она отберёт у Джека мотоцикл, посадит нас обоих под замок — буквально — и заставит учиться. Обоих. Учиться — это хорошо. Поэтому я попросила назвать авторов учебников в школе Джека. Приключения — приключениями, а мне тут ещё жизнь устраивать. Да и американская система образования кардинально отличается от русской. Джун сказала спросить у Джека и не сбивать с темы. Я, поняв угрозу, клятвенно пообещала, что всё будет идеально, и такого более не повторится. Не знаю, поверила она мне, или нет, но настороженного взгляда я удостоилась. Ну, что же, привет, мой новый дом!