***
Нацу смотрел серьезно, хмурился, а по взгляду — не прочесть, что творится в его голове. Люси даже в глубине души пожалела, что проронила эти слова, как тут же удивленно раскрыла глаза: мужская ладонь потянулась куда-то вверх, пока ее саму крепко прижимали к горячему сильному телу. Миг. И веревка, что все это время так туго сжимала и давила на нежную кожу тугими кольцами, ослабла, а затем и вовсе упала вниз выпустив с самых концов тлеющий дымок. Тут же хрупкие руки упали вниз, и несколько минут блондинка не могла ими шевелить, потому что внутри по мышцам, венам и тканям стала циркулировать кровь, наполняя силой женские, похолодевшие от долгого нахождения в таком состоянии ладошки. Как и ожидалось, она не упала на пол. Даже больше: Драгнил не выпустил ее из своей медвежьей хватки, надежно придерживая за мягкие бедра. Девичье тело все еще подрагивало от пережитых ощущений и того, что произошло. Щеки налились бордовым румянцем и пылали подобно углям в жаркие ночи. Она боялась и робела, больше не заглядывая во все еще горящие хищным огнем янтарные глаза. Обкусанные вспухшие губы поджались, и колючий ком застопорился в горле — заклинательнице слишком сильно захотелось расплакаться от стыда и смущения. То, что сделал ее друг, было… она даже не могла назвать это… Ведь они не любовники, не те люди, которые могут заниматься подобным, они — команда, напарники, а тут… — Н-Нацу… — дрожа еле вымолвила Хартфилия, потянувшись руками к пышной обнаженной груди, прикрывая ту тонкими руками. Нет… Нацу не должен видеть ее такой: обнаженной и телом и душой, с горящими стыдливым огнем смущения щеками — все это не для друзей… не для них… — Пожалуйста, отпусти меня… Неужели Драгнил растерял весь запас слов после такого, а может просто вновь не хотел говорить, девушке оставалось лишь догадываться. Из его груди, из самой ее глубины, вырвалось неясное рычание, а глаза недобро вспыхнули. Его руки, сжимавшие до этого ее бедра, быстро и ловко подтянули волшебницу ближе к себе, и горячие мозолистые ладони собственнически смяли мягкие округлые ягодицы. Люси тут же неуютно поежилась, с шумом втягивая воздух. Она тихо пискнула, когда юноша притянул ее к себе, вжав ее нежную грудь в свою крепкую грудную клетку. Жар горячей смуглой кожи просачивался сквозь тело, проникая в самую глубь. Фея чувствовала, как внутри драконоборец действительно горел. — Ты… Ты не должен делать э-этого… — неуверенно пролепетала блондинка, осознавая всю неправильность его действий. Но еще ей было стыдно за себя, ведь то, что сделал Драгнил понравилось ей и она, к собственному смущению, даже испытала удовольствие. — Не надо, Нацу… — Я сказал, и повторю еще раз, — грубым рыком отозвался наконец Драгнил. — Ты. Никуда. Не уйдешь. Заклинательница пугливо сжалась от такого тона, а ее хрупкие пальцы вцепились в широкие мужские плечи, когда парень, держа ее навесу, словно перышко, куда-то направился. Она была слишком слаба: без ключей, без должных навыков к борьбе и самозащите, она просто была легкой куклой в его руках. Зная силу и то, что может в бою розоволосый, девушка затихла, даже не силясь вырваться. А к чему это? Все равно она является слишком легкой добычей и что-либо сделать против Драгнила не сможет. Куда он ее нес Люси даже не могла предположить, но сама не зная почему, в его своеобразных объятиях она расслабилась. Ее окружил запах Нацу. Её Нацу. Того, которого она всегда знала и который всегда был рядом. На удивление самой себе, блондинка тихонько оперлась виском о теплое плечи и, рвано вздохнув, окончательно расслабилась, смыкая веки. Из-за укачивания и сжимающих горячих рук, Хартфилия стала проваливаться в сон, потому что на плечи невидимым грузом навалилась усталость, от тяжести которой мысли и сознание медленно тонули в полутемной неге. Последнее, что мелькнуло в голове, так это: куда же он ее понес и… почему глаза Нацу стали такими яркими?..***
Медленно и осторожно бежевые веки разомкнулись, и Люси, с удивлением осознав, что оказалась на кровати, устеленной красно-бардовым холодным шелком, приподнялась на локтях. То место, куда ее принес Драгнил, было намного приятнее той темной комнаты, однако… не было похоже ни на одно из тех мест, что когда-либо знала девушка. Она не была связана, хотя на ее руках остались темнеющие следы от веревок. Все еще обнаженная, она тут же стала искать чем прикрыться, но поняла, что на кровати ничего не было кроме этой гладкой кровавой простыни и мягких подушек. В каком же месте она оказалась?.. Прикрывшись руками и слегка вздрогнув от холода, волшебница огляделась: ни окон, ни дверей, лишь опять огонь свечей, что были расставлены почти везде. Прикрывшись одной рукой, другой же девушка поправила свои волосы, что золотистым гладким светом струились сквозь пальцы. Что ей теперь делать?.. Ее же похитителем оказался почти что самый близкий ей человек, и теперь от него же ждать спасения? Глупо и бессмысленно. Но зачем ему все это? Для чего? Чего он хочет добиться этим?.. Люси терялась в собственных догадках, не зная где их начало и конец… Что же именно он имел ввиду, когда сказал, что она не понимала и не принимала его?.. Наоборот, ей всегда казалось, что между ними есть особая связь — нечто большее, чем узы дружбы. Она знала его вдоль и поперек, но все равно каждый разгадывала его, как головоломку. А теперь он ведет себя, как хищный и опасный зверь, что своими поступками яро доказывает, чего именно хочет от нее добиться. Но… не так… не так она хочет подарить себя Нацу. Она… знала о том, что он собирался сделать. Если бы его желание взять ее насильно было столь велико, то почему же еще там, когда она была полностью неподвижна и не была способна на сопротивление он не сделал этого?.. Щеки зарделись от воспоминаний того, что сделал Драгнил вместо этого. Ей просто необходимо поговорить с ним, необходимо понять, что же у него внутри и зачем ему это?.. — Мне кажется, ты слишком много думаешь, — горячий шепот обжег ухо, и тело Люси тут же окутал знакомый жар. Сердце упало в пятки, кончики пальцев сжались и похолодели. Как… Как он так бесшумно подкрался к ней? Мужская рука сомкнулась на тонкой шее, перехватывая дыхание, а другая без особых церемоний провела по груди, упруго сжимая нежное полушарие. Тело обожгло от подобного касания, и фея затрепетала в сильных руках, ухватившись своей хрупкой ладонью за широкое запястье, пытаясь отстранить. Позвоночник выгнулся в неясную дугу, а рот приоткрылся, яро пытаясь ухватить клочок воздуха. Тело налилось свинцом от напряжения, не давая нормально шевельнуться, а льдистая кровь разносила по каждой клеточке сковывающий страх — от Нацу волнами веяло что-то темное и нехорошее, что впитывалось прямо под кожу. Свой обезумевший пульс она ощущала даже кончиками пальцев, которые покалывали мелкие холодные иголки. Сердце рвалось из груди и Люси могла поклясться — Нацу отчетливо слышал эти ухающие удары своим чутким слухом. — Не… Не надо… — отчаянно зашептала она, понимая, что совершенно не может вырваться. А если так и произойдет, то куда ей бежать и что делать? Другого выхода нет, кроме как просить напарника о благоразумии. Что, в ее то положении, казалось дракону безумно глупым. — Ты уже попалась, детка, — искушающим шепотом обжег маленькое ушко Нацу, слегка прикусив розоватую мочку. Он чувствовал ее страх. Напитывался им до самых краев. Теряя голову от ощущения своей власти над девушкой. Она от него не убежит, никуда не денется, будет с ним. Даже если противится, даже если будет молить — он заставит ее. Потому что она должна быть рядом, должна быть с ним, иначе… иначе Драгнилу просто не выжить, не вытерпеть все то, что происходит с ним, когда ее рядом нет. Почему же она не понимает, как сильно он в ней нуждается? Почему всхлипывает? Вновь огонь поднялся из глубины груди, распаляя внутри лютую злость. Хартфилия вскрикнула — отчаянно, до боли в горле, когда острые клыки впились в основание шеи, прокусывая до крови, до рваных ран. Его руки грубо смяли ее тело в охапку, притягивая к себе — всей кожей девушка почувствовала что убийца драконов также был полностью обнажен. Она истерично забилась в его руках, а обжигающие слезы покатились по щекам, впитываясь в кровавый шелк простыней. — Почему, Люси, — рыком опаляло губы, пока Нацу вжал ее своим тело в упругий матрац, кусая кожу на тонкой шее. — Почему же ты не видишь то, кем я был?.. — его слова обжигают чувствительный рот, а после требовательные губы с яростной жадностью впиваются в ее поцелуем — безумным, жгущим, властным. Заставляющим поскуливать, когда зубы обкусывают самые края до рваных кровоточащих трещин Фея забила руками по мощным плечам и спине, когда твердое колено втиснулось к ней между бедер, разводя тонкие ножки в стороны. — Никогда, никогда не видела во мне мужчину, того, кому должна принадлежать, — нервно, будто обезумев шептал, нет, рычал ей в зацелованные губы маг, лихорадочно скользя по впадинкам и изгибам вздрагивающего тела, не упуская ни одного важного места, обследуя каждый миллиметр. — Прошу, Нацу… нет… не надо… пожалуйста… — тихо всхлипывая, она закрыла лицо ладонями, окончательно заплакав. Но ненадолго. Драгнил не собирался ее слушать, отводя хрупкие дрожащие руки в стороны, вдавливая их в матрац, не позволяя больше ими шевелить. Он сцеловывал с ее горящих щек соленые капли, а затем, будто одурманенный их вкусом, до искр из глаз болезненно впивался в кожу, оставляя засосы, укусы, и немеющие кровоподтеки. Он не слушал, не слышал, лишь упивался сладостью молочной кожи. Вылизывал ее всю, как настоящий зверь, добравшийся до дичи спустя долгие месяцы голодовки. Шершавым языком водил по коленям, бедрам, выпирающим тазовым косточкам и впалому животику, по пышной груди, которую кусал так сильно, что кожа уже была багряной и вся кишела следами его зубов. Нацу даже облизывал ее пальцы: у него в голове всплыл момент, когда он подглядел за Люси поздно вечером и она, этой же рукой пыталась довести себя до оргазма, скользя тонкими пальчиками по влажной промежности и сдерживая стоны, досадливо вздрагивая, когда долго не получилось кончить. Он смотрел на это действие упиваясь, предвкушая тот момент, когда сам будет трогать ее так, как ему давно хотелось. Доводить ее до той степени безумства, когда даже говорить будет не в ее силах. Лишь стонать, стонать и стонать его имя в полном забытье, задыхаясь от его движений внутри. Девушка вздрагивала от скольжений раскаленного языка у себя на коже, оставляющего влажные дорожки. Она боязливо поджимала губы в тонкую линию, стараясь не проронить и звука, и тогда Нацу злился — кусал её, вызывая вскрик, а после слизывал выступившую кровь как провинившийся пес, старающийся исцелить рану. Вот только он даже близко не ощущал вины, а делал это, чтобы она стонала. Его дыхание теперь было помесью из рыков, хрипов, и неясных бормотаний. Фея уже сорвала голос, теперь лишь сипло выдыхая и скуля — теперь он гладил ее там, пуская разряды тока по капиллярам и артериям, вынуждая ловить распухшими губами ускользающий кислород. Она уже перестала кричать, когда он вклинился ей между ног своими бедрами, лишь затрепетала, стоило твердому члену уперется к ее горячему входу, вот-вот собираясь толкнуться вперед. Карие глаза зажмурились, а девичьи пальцы сжались в кулаки, все также придавленные к простыни. — Смотри на меня, Люси. — Требовательно зашипели у лица, но заклинательница покачала головой, жмурясь еще сильнее. Нет… она не хотела видеть то, что он будет делать, не хотела… — Я сказал — смотри! — яростно крикнул Драгнил, до хруста сжимая запястья, вновь срывая с вспухших губ болезненный вскрик. Дрожа, волшебница приоткрыла веки из-под которых струились ручейки чистых слез, и взглянула прямо в огненные глаза драконоборца, едва удерживаясь, чтобы вновь не разрыдаться. Мощной широкой тенью склонившись почти вплотную к ее телу Нацу впивался в ее душу своими глазами, а лицо… Те милые черты когда-то широко улыбающегося ей напарника полностью исчезли, заострившись и приняв настоящий звериный облик. Точно, безумный дракон, что жадно стерег свое единственное сокровище. — Я хочу, чтобы ты видела, кто сделал тебя своей. Знай, кому теперь принадлежишь. А затем мощный толчок сопровождаемый отчаянным, но отнюдь не громким, а жалким вскриком. Горячая твердая мужская плоть туго внедрилась в ее нежное лоно, и создалось впечатление, будто в нее ткнули раскаленным добела ломом, плавящим внутренности. Боль электрическим током прошила до самых костей, погнав по телу новые волны страха, отчаяния и горечи. Внутренние мышцы горели от боли, плотно обхватывая член, словно тормозя вторженца, однако Нацу, наконец получив желаемое, тут же начал набирать темп, вколачиваясь в истошно вопящее и дрожащее тельце все сильнее, сжимая на хрупкой шее пальцы, приглушая крики, полностью лишая воли… Он сделал ее своей.***
Люси не чувствовала своего тела. Ни рук, ни ног, ничего — все было пронизано Адскими нитями боли, от которой не было спасения. Она лежала на боку, все еще липкая от пота и подрагивающая от недавнего оргазма, из-за укусов ее кожа почти полностью потеряла чувствительность, напоминая теперь красно-синее месиво, в котором едва можно было узнать милую заклинательницу духов. И лишь одно все еще было. Глаза блестели от слез, что крупными каплями катились от щек, к забитому носу, после впитываясь в кровавый шелк. Она даже не могла пошевелиться. Стоило согнуть палец, как тут же новая волна боли захлестывала тело, мутя сознание. Лучше лежать, лежать, делать вид, что просто отключилась. Она больше не хотела, чтобы к ней прикасались… Хартфилия не знала, что внутри ее напарника скрывается настолько дикий и жестокий зверь. Он будто раздирал ее на этой кровати, не жалея ни ее, ни себя, ни Люси. Кусал, мял, гладил, целовал, прикусывал, впивался — делал все что только желал, а ей оставалось лишь задыхаться в собственных стонах, вскриках и вздохах. Он вмял ее бедрами в матрас и вбивался грубо, жестко и неистово — наверное только так он и мог доказать ей, что делает ее навеки своей. Нацу двигался так, как ему хотелось. Потому что мог так делать, теперь полностью осознавая, что никто ему не сможет помешать. Он вертел и крутил ее тело так, как ему было удобно, и упивался ее дрожащей беспомощностью, которая после превратилась в смиренное повиновение и негласное позволение — делай что хочешь, только не кусай, не делай так больно… И он смягчился, под самый конец вновь доставив девушке частичку того удовольствия, которое испытал сам. И исчез, также неожиданно, как и появился. Ершистый ком встал у самого края рта, вырываясь наружу неясными всхлипами — слезы вновь застелили глаза, и фея прикусила губу, не зная куда себя деть от этого душащего чувства, что раздирало ее внутренности до кровавых кусков. Она поджала к груди бледные ноги с кровавыми подтеками и тихонько всхлипнула в худенькие коленки. Заклинательница больше никогда не говорила Нацу, что хочет уйти, потому что знала, что даже после смерти он будет рядом, ведь он проник черными холодными иглами к ней под ребра, угнездился колющим колючим комом у самого сердца, впился, словно паразит, и если вырвать, то внутри ничего не останется. Вдруг тело подхватили знакомые руки, и Люси подумалось, что все повторится вновь, однако ее лишь подхватили под коленями, уперев виском в свою грудь, легко-легко приподнимая со скрипнувшей кровати. Она сжалась, пряча мокрые глаза за такими же мокрыми черными ресницами, опустила подбородок, не желая показывать, насколько ей было больно и обидно. Огненный маг шел уверенно и твердо, пока не вошел в светлое помещение, прямо к заполненной горячей душистой водой мраморной ванне, куда бережно опустил бледную волшебницу. Люси морщилась из-за горячей воды, ведь она так неприятно жгла и щипала истерзанную кожу. Неосознанно она ухватилась обеими руками за мощную смуглую шею, не желая выпускать, и Нацу пришлось почти полностью склониться к краю ванны, полностью погружая тело в воду. — Это поможет, будет не так больно, — негромко обронил он, и от звука его хриплого голоса блондинка зажмурилась пуще прежнего, вжимаясь маленьким носом в основание шеи мага, крепче стискивая руки. Дракон вздохнул и, не выпуская ее из рук, перекинул ногу через бортик, также опустившись в воду. Так они и сидели: молча, лишь тихо и отчаянно сжимая друг друга в объятиях, пока Люси, наконец не ощутила, что телу стало так легко, будто все раны исчезли с кожи, оставив о себе лишь жалкое напоминание. Вновь захотелось рыдать, и Хартфилия, больше не сдерживая себя, надрывно захрипела, отчаянно закричала — до боли в горле, до бьющих по нервам всхлипам, до горечи у самого рта. — Ты… — сипло начала она, даже не пытаясь понять, слушает ли он ее или нет. Знает ведь, что ни одного слова не пропустит. — Ты мое проклятье, Нацу… — всхлипнула она, а слезы опять покатились по затертым до красноты щекам. — Я знаю, — качнул головой дракон, вжавшись подбородком в золотистую макушку. — И именно поэтому я с тобой. И мы… будем прокляты вместе. Люси не знала, что ответить, однако понимала — его любовь была опаляющим для нее проклятьем. И разве… Разве можно так сильно кого-то любить, чтобы вот так — поглощать каждую частичку, с жадностью вбирая любую деталь. Не давая дышать, становясь для кого-то тем самым кислородом. Люси не знала, но ей казалось, что именно Нацу докажет ей, что такая любовь тоже имеет право быть — болезненная, корявая, лишающая возможности существовать, но все же до боли в пальцах необходимая, из-за которой сотни пойдут по головам, неся за собой реки крови и горечи. Люси не знала, что теперь глаза Нацу горели вовсе не янтарем, а сменились на красный оттенок. Люси вообще, оказывается, ничего не знала.