i love you ten thousand.

питер смешной. полный заучка, настоящий ботаник — шутит слишком заумно, что-то про физику. может это химия? уэйд не разбирается. у них это вроде традиции: вечерами здесь, на крыше встречаться, чтобы с уилсона пакет добротного тако, а с питера истории из школы на часа два болтовни. так и живут, свесив ноги и болтая ими. с паркером интересно молчать — что ляпнет малец сейчас ему непонятно, но всегда интересно. уэйд уверен, будь у него в этой вселенной белый и жёлтый, те бы тоже затыкались, чтобы паучка лишний раз послушать. мальчишка размахивает руками оживлённо, одушевлённый собственной историей. уэйд смотрит на него с усмешкой, не смея перебивать. питер будто и не замечая пристального взгляда в свою сторону, продолжает качать ногами, улыбаться во все тридцать два и болтать-болтать-болтать без остановки; глаза его светятся искренностью, красивые, кстати. уплывающее за горизонт солнце прячется в его тёмных глазах, переливаясь золотым отливом. после очередной шутки питер вдруг затихает, хотя он обычно умудряется даже с набитым ртом болтать. уэйд изгибает бровь — которой нет, но изгибать чем-то изгибает — наклонив голову вбок. — что-то сказать хотел, питти? а питти хотел явно — видно как пальцы подрагивают, кадык дергается, да взгляд его бегает туда-сюда. ох, мутит паучок что-то, мутит. — не боись, если налажал где, так скажи. труп вместе спрячем. — к-какой труп? — уэйд еле сдерживается, у мальчишки шок настоящий самый, как с такого наивного и не посмеяться? — не-нет, уэйд, погоди, я о другом. и замолкает, бросив взгляд на уилсона такой, что аж интересно стало: полный надежды, страха и ещё чего-то, уэйд не понимает. серьёзное видимо что сказать хочет, прямо обдумывает — стоит или не стоит? нет, уилсон не телепат, просто пацан вслух бормочет это про себя, пальцы заламывая. странно конечно это, готовится прямо тут сидит, а то обычно наобум говорит, тараторит не хуже наёмника, пусть и запинаясь иногда смущённо от шуток пошлых, но говорит же он обычно хоть что-то, а тут. — ты мне нравишься, уэйд, — наконец выпаливает питер и не зная куда руки свои деть, складывает их на груди, но после всплёскивает ими, будто осознав, как глупо выглядит; голос его на октаву выше скачет, — нет! я люблю тебя. да. вот. я давно это, да. вот сейчас, вот я в общем, так-то давно. мистер старк говорил не лезть, а нед так вообще, что ты сожрёшь меня, аха, ну знаешь, все эти байки про красного убийцу да. чёрт, конечно знаешь, это же ты сам. я просто знаю, что ты скажешь. маленький да, любовь какая там любовь, но, уэйд, клянусь, я… уилсон хмыкает лишь слушая, а после ладонь кладёт на затылок мальчишке, затыкая его — питер сам затыкается точнее, шокированный. хватает воздух губами, глаза распахнув широко. — я люблю тебя в десять тысяч раз сильнее, паучок. — серьёзно произносит уилсон, буквально в губы дышит. — в каждой вселенной, блять, везде и повсюду, это аж охуеть можно как сильно люблю, представляешь? — пальцы его касаются рта мальчишки, оттягивая нижнюю губу; тот, кажется, сейчас действительно задохнётся. — так люблю, что впервые в жизни с самого себя мерзко стало, а всё из-за твоей милой мордашки и сраной цифры в паспорте, мелкий ты засранец. питер буквально не дышит, прикрывая глаза на последних словах, кривит губы улыбке и тянется за поцелуем. чтобы не засмеялся? чтобы принял? чтобы взаимно? питер выражаться не умеет, но сейчас бы смачное «о-ху-еть» выдал, а потом по губам получил: что от уэйда, что от костюма своего (отчего-то питеру казалось, что мистер старк в его костюм и такую функцию заложил, чтоб паучок бранным словам не учился). стоит вообразить, что вот он — их первый поцелуй, как питеру в лицо ладонь упирается шершавая. — не-не, паучишка, восемнадцать во исполнится!.. питер смеётся, падая уэйду на колени. тот лишь волосы его ерошит, с улыбкой раз в сотый напоминая «не педофил я, питти, не-не».

***

у них когда мир из под ног у всех уходит, уэйду кажется, что он рассыпался вместе с питером где-то там, далеко в космосе. (это в лучшем случае, он даже думать не может, что питер погиб в битве там, истекая кровью – уж лучше прахом развеяться; а лучше ли? ) уэйд не чувствует ничего абсолютно. ещё с неделю себе в висок пули пускает вечерами, чтобы проснуться наконец — не выходит. невыходитневыходиневыходиневыходит. без питера трудно. питер смешной. полный заучка, настоящий ботаник — шутит слишком заумно, что-то про физику. может это даже не химия, а чертова география? у уэйда теперь есть время разобраться, можно книги вечерами читать, а то на крыше одному что делать, толку-то без питера? уилсон с ума сходить без питера начинает, вот оно что. в приметы кажется верить начнёт, во всём магию искать. жёлтый и белый пока не появились, не в комиксе же, боже правый. только переёбывает уилсона периодически не хило — паучка бы сюда, чтобы успокоил, чтобы шутки свои шутил да про новый собранный конструктор-лего рассказал. что угодно, лишь бы отвлечь. уэйд даже к кэпу на беседы ходил, ну знаете, тот самый, который хуёвый психолог, ещё сам себя до конца не вылечивший, да. слушал-слушал — дальше жить надо, говорил кэп, живите как раньше, но не хватайтесь за ушедших. — мысль, конечно, у кэпа сильная, такая вот прямо со смыслом, — вслух рассуждает уйэд как-то, — но как раньше жить? за денюжку кого-попало убивать? не-не! вот если со смыслом убивать, вот если для чего-то, да только плохих... да угомонись ты, дай мне монолог закончить, уёбок, блять. брыкается под ним несчастный, то ли босс мафии, то ли насильник, то ли у ребёнка конфетку отобрал — уэйд не ебёт и ебать его это не должно. главное что плохой тип, а значит убить можно, даже нужно. глотку ему перерезая медленно, уэйд напевает под нос: — жили были плохиши, целых десять тысяч. одного пул зарубил, другого закопал, третьего притоптал, четвёртого пятого четвертовал. осталось еще девять тысяч девятьсот девяносто пять плохишей. в конечном итоге — у всех в прах развеявшихся танос бы судьей, решавшим их судьбу. у оставшихся оставшихся пул есть, неповторимый и единственный, поехавший конкретно. среди трёх миллидардов найдутся людишки плохие, десять тысяч так точно наберётся, а если не наберётся, так не беда — уэйд на дню себя поубивать раз так пятьдесят может, ему несложно будет этим если что заняться, чтобы до цифры заветной добраться.