Цена иной реальности

       Целый день по небу шлялись легкомысленные, беспокойные облачка, а сухие, по-осеннему поджарые листья густо лежали на земле без единого шороха. Несколько дней улицы, казалось, находились в теплом и каком-то блаженном обмороке. Все люди предавались осени, никто не верил и не хотел верить в скорое наступление холодов.        Пара стояла на мосту, наслаждаясь последними тёплыми деньками. По реке куда-то вдаль плыли желтые кораблики, направляясь в очередное путешествие.        Ветер нежно обнимал за плечи, ласково перебирал волосы, аккуратно гладил щеки и щекотал носы.        Тёмные волосы взмывали вверх, касаясь кончиками чужого лица, обволакивая и обнимая.        Привычные колкие волосы парня под ветром не казались таким уж и колкими, как и он сам. Сейчас он смотрел вниз, в реку, на своё отражение и, видимо, пытался найти ответы на скопившиеся вопросы. Но он был другим. Не тем Бакуго Кацуки, что при любой возможности задирал её и Изуку. Он был и спокоен и озадачен.        Они были друзьями с детства, но теперь это стало преградой — им было неловко перед самими собой, прежними. В последние дни их отношения стали несколько вымученными, но старая привычка общаться по-дружески сохранилась, а может, даже больше, чем просто по-дружески. Сколько дней она не чувствовала себя такой спокойной и живой. А он?        Она всегда была уверенной в себе, но хватало одного его взгляда, который как всегда зарождал сомнения в её маленьком сердце.        Между ними висела тишина, но не такая, какую обычно показывают в фильмах — не было непонимания, зато присутствовала заинтересованность, и вот что действительно разрывало их обоих. Ужас в лице страха и неуверенности. Желание быть друг с другом без задних мыслей.        — О чем ты хотел поговорить?        Тошитсу сократила расстояние между ними. Маленькими шажочками оказалась около Кацуки, засмущала его. Он отвернулся, дёрнув слегка головой, чтобы волосы прикрыли его глаза.       — В последние дни мы часто обсуждаем меня и Изуку, и…        — И ты хочешь поговорить обо мне, — в её голосе почувствовалась улыбка.        Бакуго косо взглянул на неё сквозь пряди и сразу же отвернулся.        — Д-да! У меня к тебе много вопросов!        «Вот дурачок, — подумала Тошитсу, и у неё потеплело на душе. — Но я вижу, что он нервничает и, скорее всего, хочет знать об этом».        Тошитсу сложила губы трубочкой и встала рядом с Бакуго, касаясь его плечом. Она опёрлась о перила и посмотрела на своё отражение.        — Кажется, тебя тревожит то, что ты часто не видишь меня после академии?        Он смотрел на нее. Она смотрела в сторону, а затем снова на него. Он отводил глаза. Их «теннисный матч» взглядов продолжался всё время. Всю жизнь.        Он резко поменялся в лице: нахмурился, стал серьезнее. Голос выдал его:        — Я просто хочу знать, где ты шляешься! На самом деле мне похеру, где ты!        — Наверное, ты все-таки слышал от ребят, что я прохожу практику.        — Мало ли что они говорят! Я хочу услышать от тебя!        Тошитсу закусила губу, начиная нервничать. Она аккуратно поправила растрепавшуюся прядь волос.        — Я прохожу практику в Японском правительстве.        — И как долго будет длиться твоя практика?        — Весь период обучения в Академии, — Кацуки повернулся к ней, вглядываясь в погрустневшие глаза. Вместе с ней загрустил и он. Тошитсу никогда не умела скрывать чувств, поэтому отвернулась, высматривая что-то, на что можно было отвлечься. — Да, знаю, можешь не говорить.        Кацуки бросил на неё ещё один из своих мрачных взглядов, которых у него был целый набор: от очень мрачно угрюмых, как туча, до разной степени мрачно скептических и мрачно усталых или же снисходительно мрачноватых.        — Ты обезумела? Ты же…        Тошитсу погрузилась в мысли и закрыла глаза, подбирая нужные слова. В её воображении появилась Председатель, которая твердила: «Никто не должен знать, почему ты проходишь практику у нас». Тошитсу глубоко вздохнула и выдохнула.        Все знали, от средних школ до высших учебных заведений: практика в правительстве — ни что иное, как билет в будущее. Но, чтобы получить этот билет, проще жизнь отдать дьяволу. Каждый слышал, как погибали юные студенты разных академий и курсов на практике в данном месте. Бакуго прекрасно понимал, во что она ввязалась, и знал, что ему не суждено увидеть покой.        — Да, там сложно проходить практику, но разве для мечты это важно? Если хочешь стать героем, значит, преодолеешь все трудности.        — Ещё важнее не забывать о себе, — процедил сквозь зубы Кацуки и сжал руки в кулаки. Видимо, такой исход разговора ему не понравился. — Ты не должна забивать на себя. Я видел тебя поздними вечерами. В каком состоянии ты приходила к себе в комнату. Ты едва тащила сумку и волокла себя. Бывало, ты даже не ужинала. А когда на утро я видел твои перебинтованные руки или заклеенное лицо…        Молча стоишь, улыбаешься, а боль изнутри ломает рёбра. На лице Кацуки не было выражения. Он просто смотрел на Тошитсу. Даже не на нее, а в нее, как будто его детектор нащупал огромнейшую правду глубоко под поверхностью. Она была из тех девчонок, которые рано повзрослели — заставила судьба. Раненная душой девушка — взгляд смелый, проникновенный. В глазах стальной блеск, который выработался годами, который она изо всех сил пыталась сохранить.        — Все мы знаем, что такое практика в Правительстве. Быть пешкой в руках высших людей. Да, они много чего тебе дадут позже, но… Я не хочу видеть, как ты мучаешься. Не хочу видеть, как ты плачешь.        Уже с первого дня разговоры с ним были подобны переживаниям, которые не забываются. Он старался как можно меньше мозолить ей глаза и в то же время постоянно маячил где-то поблизости.        Нет более прекрасного времени в жизни, чем самые первые дни любви, когда с каждой встречей, взглядом и надеждой что-то новое и радостное поселяется в твоей душе.        Кацуки бережно положил свою руку на руку Тошитсу. Ей этого оказалось достаточно, чтобы оторваться от земли и навсегда перейти во власть его притяжения.        — Ещё с малых лет я твердил, что буду всегда тебя защищать. Позже дал прямое обещание, что защищу, — произнёс он, чувствуя, как ком подошёл к горлу. Вспомнились события спортивного фестиваля.        От мыслей стало хуже. Горло болело. Он не мог дышать. Откуда-то доносились крики. А потом понял, что горло у него болело потому, что кричал сам. Кацуки. Внутри. Мысленно.        «…её улыбка, которую я обещал сохранить, которую я так люблю. Обещал. Дал обещание быть всегда рядом. Обещал, что она никогда больше не будет плакать. Обещал, что всегда буду рядом! А был… был только тогда, когда она была в опасности! Что же я за… а сейчас…» — его душила такая невыносимая тоска, слезы струились потоком по щекам, а от боли в груди хотелось лезть на стены, нечеловечески крича. Всё вокруг окрасилось в черный цвет, смешавшись со светом, излучаемым его душой; чувства, притихшие на мгновенье, издали хлопок, взорвавшись где-то внутри грудной клетки.        Боль эхом отразилась от белой палаты, стены затрещали от резкого импульса, вырвавшегося из его раненной душой груди, но глаза оставались холодными, наполненными тихой грустью и поздним озарением. Апатия навалилась на плечи, и он, не в силах выдержать этого груза, уронил свою голову на край кушетки, положив свою руку на руку Тоши.        И сейчас он снова положил свою руку на ее руку. Большая ладонь, отдающая жаром, накрыла маленькую и холодную ладошку. Через силу проглотив подступивший ком, он продолжил:        — Я понимаю, ты уже ввязалась в это дерьмо и теперь не выберешься! Не можешь рассказать, как всё обстоит на самом деле, а я ведь знаю, что такое полное… Это безумный и храбрый поступок, но… просто дай мне обещание!        Кацуки смотрел на Тошитсу как раньше — с любопытством и каким-то непонятным разочарованием. Она подняла на него глаза, уверенная, что он тут же отвернется. Ничего подобного, он продолжал испытывающе на неё смотреть, и у неё затряслись руки.        — Дай мне обещание, что с тобой всё будет хорошо! Дай мне обещание, что ты всегда будешь рядом! — он смотрел на нее с такой уверенностью и доверием, что это практически разбило её сердце.        Тошитсу чувствовала полное уединение. Падающие под веянием нежного ветра на его лицо пряди светлых волос, красные глаза, смотрящие глубоко в душу, горячая ладонь, прикасающаяся к её холодной, и громкий стук родного сердца.        — Обещаю… — Тошитсу сплела их пальцы в замок, и Кацуки сжал его крепче. Она осознавала каждую частичку своего тела, когда он смотрел на неё. — Обещаю, что буду всегда с тобою рядом.       Его глаза загорелись, а её душа проступила на щеках и губах ярким румянцем. Она поблагодарила его взглядом — одним из тех ясных женских взглядов, которые проникают в самое сердце.        — Спасибо.        Они держались вместе, обменивались взглядами, ощущая дыхание друг друга. В груди потеплело от мыслей, а ладони отозвались на исходящий из сердца импульс.        Всю идиллию и тишину нарушил звонок телефона Тошитсу. Она нехотя, аккуратно вытащила руку из руки Бакуго. Он вновь отвернулся, пряча лицо за ладонью.        — Все расходятся. Вы где? Сообщение от Мидории        Глаза скользнули на правый угол экрана, где светилось время. 20:30.        «Уже поздно! — раздалось эхом в её затуманенной голове. — А ты всё не об этом думаешь!»        — Нам пора идти, — Бакуго пошёл вперёд, легонько коснувшись плеча Тошитсу. — Темнеет.

Уже возвращаемся!

       — Да, как раз Изуку отписался, что…        — Все он портит, как обычно!        — Каччан!        — Что?! Я не прав?        Тошитсу по-детски надула щеки:        — Прекрати!        — Я не задираю его уже давно! Не преувеличивай!        — Тогда прекращай на него гнать! — она бросила на него один из тех быстрых пронзительных взглядов, которые любого превращали в раба.        — Хватит защищать его! Кто меня так защитит?!        — Я защищу тебя.        Они остановились.        Молча смотрели друг на друга, так долго, как могут смотреть только те, чьи жизни глубоко и сложно переплелись, на чьих судьбах пером оставила линию тайна предназначения.        — Я буду наблюдать за тобой. Буду наблюдать за ним. За вами, восходящими звёздами. Я буду защищать вас.        Она засмеялась, словно сказала что-то в высшей степени остроумное, на миг коснулась его руки, заглядывая в глаза, и проговорила:       — Давно я так хорошо себя не чувствовала!        — Да, — Бакуго почесал затылок, пряча покрасневшее лицо. — Сплошное безумие и куча неприятностей, поднимешь голову, а ты рядом… — он резко замолчал.       — …рядом? — пытливо переспросила Тошитсу. Она понимала, к чему он ведёт разговор.       — Рядом.        Тошитсу вприпрыжку спустилась на тропинку, которая вела к общежитию. Кацуки посмотрел на неё, как ребёнок, который потерял свою любимую игрушку, будто бы из его рук выхватили драгоценность.        — Если ты понимаешь, что хочешь, чтобы кто-то был рядом с тобой, значит, этот кто-то для тебя как семья. Ты — моя семья. Изуку — моя семья.        Бакуго вздрогнул. Ему захотелось обнять её, прошептать, что он её никогда не бросит, но обнять Тошитсу казалось не проще, чем поймать лунный луч, — не потому, что ему было тяжело морально, а потому, что это было неправильно. Есть те, кого можно обнимать, — Тошитсу нельзя. Ему хотелось её обнять, но лицо его укрывал мрак, и казалось, что этот мрак стоит с ним рядом, словно знакомый, не желающий отойти в сторону.

***

       — Время 21:05, — Айзава-сенсей потянул свои ленты на себя. — Где шлялись вдвоём?        — В парке мороженое ели! — еле выдал Кацуки, который едва стоял на ногах. Его рот был закрыт бинтами учителя.        — Время 21:05! — прикрикнул сенсей, еще ближе притянув к себе учеников. — Устав и правила общежития не знаете?!        — Всего на пять минут опоздали! — начал брыкаться Бакуго.        — С тобой будет отдельный разговор! — чуть не пришиб несчастного разъярённый Айзава. — А ты останешься без вкусностей Всемогущего!        — Нет! — взмолилась Тошитсу, вытаскивая шею из-под бинтов. — Мы правда были в общем парке Академии!        Что только не сделаешь ради вкусняшек?        — Эй, Айзава, не надо так грубо! — вступился за детей Всемогущий, подошедший сзади.        Хватка бинтов ослабла. Айзава выдохнул и осмотрел поникшую парочку: Тошитсу смотрела в сторону кухни, где лежали угощения с сегодняшнего фестиваля, Бакуго, сложив руки на груди, пылал от злости.        Учитель повернулся к следующим опоздунам. Бинты взмыли вверх и схватили новых нарушителей.        — Итак, вы где были?        — Сенсей! — запищал Каминари.        Бакуго пнул ногой диван и пошёл к холодильнику. Тошитсу, краснея от стыда, поднялась на свой этаж, где её поджидал Изуку.        — Что ты тут делаешь? — спросила она, прошлась по волосам ладонью и удивлённо вскинула брови.        — Влетело?        — Нет, блять, не влетело! — выскочил из-за её спины Кацуки, который держал в руках банку газировки. — Это все ты!        Изуку опешил:        — Чем я провинился?!        — Мог раньше написать!        — Я должен вас предупреждать?! Гуляете вдвоём неизвестно где!        — Хватит вам обоим! — гаркнула Тошитсу, встав между парней, и отобрала газировку у Бакуго. — Голова гудит от вас!        — Ты вообще лишена вкусностей! — тыкнул ей в нос Бакуго.        — А ты будешь наказан! — тыкнула Тошитсу в ответ в грудь Кацуки.        — Тебе задницу взорвать или как?        — А тебя закопать?        — А давайте прекратим! — теперь Изуку влез меж двух огней.        — А ну! Дай я ей волосы вырву! — зарычал Бакуго под гнётом ярости. Ярости любви, скорее.        Тошитсу гордо сложила руки на груди и демонстративно подняла голову, отвернувшись. Она знала, что это его выбесит. Что, в принципе, и случилось. Ага, а ещё она прошла в свою комнату.        — Я тебя… да я тебя!.. Пропусти меня, Деку!        — Каччан, прекрати!        Поднявшись на свой этаж, пройдя своё крыло и встав у спальни, Тошитсу услышала те самые шаги, которые она ждала.        — Да как ты смеешь уходить от меня! Да я тебе сиськи оторву!        Единственный способ избавиться от вражды между людьми — это вывернуть наизнанку душу друг перед другом… И обняться. Но это невозможно. Ведь невозможно разглядеть, что находится у человека глубоко внутри. Понять, какие чувства кипят в нём на самом деле. Это было невозможно на протяжении нескольких лет, и только сейчас всё прояснилось.        Тошитсу прильнула к Кацуки и спрятала лицо у его груди. Руки обвились вокруг него и заключились в замочек.        В ответ он обнял её так крепко, как не обнимал ещё никто. Так крепко, что она перестала дышать. Голова кружилась то ли от счастья, то ли от недостатка кислорода. Его тёплые объятья, сильные руки, родной запах. Она слышала, как билось его сердце, её тело дрожало. Она чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она нужна: ей нужно было теперь обнять близкого человека и говорить и слышать от него слова, которыми было полно ей сердце.        «Я всегда знала, чего не хватает».

***

       Октябрь выдался удивительным. В прохладном воздухе витала острая горчинка, ощущался аромат сухой опавшей листвы. По улицам тихо и уверенно, как кошка, шла осень. Небо было высоким, прозрачно-голубым, однако солнце с каждым днём остывало всё больше, и город мало-помалу смирялся с приближением неизбежных холодов.        На часах было 23:24, а Тошитсу ещё не спала. Она сидела в телефоне, читая очередную захватывающую мангу.        Спать ей не хотелось из-за насыщенного прошедшего дня: фестиваль, концерт, он. Особенно последнее — из-за него все грехи.        Тошитсу сидела на кровати с ноутбуком. Спальню слабо освещала лампа на том самом столе, который собрал ей когда-то Кацуки. Она была одета в шорты и футболку, на голове торчал пучок, кое-как закреплённый резинкой для волос. Рядом лежал телефон, который без конца вибрировал.        «Ага. Спят они все, — недовольно подумала Тошитсу и зашла в беседу класса, где Минета оставил последнее сообщение о том, что подцепил девчонку с общеобразовательного курса. А нет, на него обрушился гнев Ииды и женской половины их класса. — Ну да, ну да…»        — Минору, так нельзя! Сообщение от Ииды        — Вы бы видели, как он к ней подкатывал! Смешно! Сообщение от Серо        — ВЫ УЖАСНЫ!!! Сообщение от Мины        — Джиро, сочувствую тебе! Сообщение от Урараки        — О, да. Спасибо. Мне как раз этого не хватало. Сообщение от Джиро       «О, да. Сочувствовать бедной Джиро можно бесконечно с таким соседом», — посмеялась Тошитсу, набирая сообщение.

— Валите уже спать. Сообщение от Тошитсу

       — Не могу не согласиться. Сообщение от Токоями       «Надо спать. Завтрашний учебный день должен быть плодотворным, — подумала Тошитсу и закрыла ноутбук. — Скоро должна случиться встреча с Всемогущим и Изуку. Интересно, что он хочет?»       Недолго колеблясь, Тошитсу быстро убрала все свои вещи по местам и легла спать. Ну здравствуй, тысяча и одна мысль!        Это факт: если у человека было много разных впечатлений днём, если множество мыслей тревожило его голову, он легко засыпает с вечера, но, просыпаясь один раз, с первого раза уже не уснёт.       «Что же всё-таки сегодня было? — Тошитсу крепко обняла теперь любимого плюшевого песика. Плюшевый Всемогущий от Изуку лежал вместе с ней у изголовья кровати. — Договаривает ли он или нет? Есть ли ему что скрывать от меня? Не будет ли он преследовать меня после этого? А его рука? Она крепко сжимала мою руку!»       Она посмотрела на вспотевшую ладонь, которой закрыла себе лицо, и обеспокоенно подумала: «Прекрати! Прекрати! Прекрати!»        Нет лучшего снотворного, чем сообщение с коротким «спокойной ночи» от того, мысли о ком не дают тебе заснуть.        Она заснула сладко и крепко, как могут спать только дети, не понимая, что ждет их еще впереди. Говорят, что сны — это вторая жизнь, которая могла бы сделать жизнь прелюдией к снам. И эта прелюдия может предложить вам множество развлечений. Другие же говорят, что жизнь — это сон, который вы видите перед тем, как заснуть навечно.        Туман тончайшим голубым батистом расстилался по полю, поднимаясь густым сероватым паром к малиновому небу. Влажный чистый воздух заполнял её сознание. Зелёные нескончаемые поля, растянутые на многие километры, соединялись с небом где-то у горизонта, словно являясь лестницей к облакам, но только на этот волшебный миг блаженного мира, когда границы неба и земли были спрятаны от реальности нежной дымкой тумана.        Посередине нескончаемого поля под сгущающимися облаками стоял человек.        Что-то магическое заставило Тошитсу пойти вперёд. Будто бы она знала, кто перед ней. Чувствовала всем телом, каждой клеточкой.        По мере того, как Тошитсу приближалась, силуэт то расплывался в тумане, то по кругу перемещался из одной точки в другую. Только тогда, когда она остановилась и затаила дыхание, фигура появилась в метре от неё.        — Здравствуй, Тошитсу.        Казалось, что происходящее всего лишь страшный, быстротечный сон. Стоит щелкнуть пальцами, как он закончится. Но кошмары преследуют даже в реальности.        Перед ней стояла женщина. У неё была знакомая родинка на правой щеке, прямые тёмные волосы чуть ниже плеч, часть прядей которых были закреплены в пучок на затылке, а две другие пряди обрамляли её лицо.        И тут внутри неё что-то щёлкнуло, будто сломалось, треснуло от напряжения. Или это разбилось её сердце, или кто-то спустил курок у неё в груди?        — Седьмая? — шепотом спросила Тошитсу.        Та лишь в ответ улыбнулась, взяла её за руку и, не встретив сопротивления, повела куда-то вдаль.        — Мне нужно рассказать про твою силу.