***
Никто не ведал, почему профессор Макгонагалл в последнее время сделалась нервной и рассеянной. Даже в кабинете, когда она оставалась наедине с собой, напряжение не спускалось с осанки, а перо то и дело перекидывалось с пальца на палец, будто такие махинации способны как-то помочь. Новый контракт лежал на столе. Из сделки этой ничего путного не выйдет. С каждой минутой желание перенести встречу росло, и приходилось заставлять себя не терять гордости, не тянуться к трубке в желании отказать министру. Слишком поздно. Дверь отворилась, и только тогда Домшону вздумалось наигранно постучать. Он не сводил с директрисы маленьких крысиных глазок. — Можно войти, мэм? Я не займу у вас и получаса. — Извольте. Кривая улыбка мелькнула на губах, он подошел к столу и переставил стул на свой лад — так поступают люди особо наглые и беспринципные. Минерва отодвинула чашку чая и увидела фальшивую улыбку на потном лице собеседника. Она едва сдержалась, чтобы не зашипеть. — Милая, а можно мне отведать одну чашечку директорского чая? Аромат чудный. Макгонагалл кивнула и нехотя позвала домовика. Уже через минуту на столе появился янтарный чай с сахаринками на дне. Рядом оказалось блюдечко с приторными пирожными. — Благодарю. Расскажите, как мой сынишка? Надеюсь, не хулиганит? Он у меня умненький, весь в отца. — Очень милый и тихий ребенок. Однако вы пришли не за этим, а за договором, верно? Он довольно кивнул, развалился на стуле и никак не отреагировал на отказ. — Я не собираюсь подписывать. Фирма отвратительная, министр Домшон. — Верно, верно. Но что взять? Бюрократия! — он развел руками и прошёлся взглядом по договору. — Однако, заметьте, у маглов не лучше! Они как муравьишки погрязли в своих замкнутых системах. Наша же проще и рада всем. Минерва не оценила шутку. — Что ж, ладно. На нет и суда нет. Шкатулка ваша. Я же говорил, что долго не займу вас! Только чай допью… — пока пил, Домшон не сводил взгляда с директрисы. Пускай в его алчных глазах плескалось веселье и шутовство, но и они не могли скрыть нечеловеческой черствости. Минерва кивнула и улыбнулась из вежливости. — Скажите, профессор Макгонагалл… А меня можно назвать заботливым отцом? — Да, мистер Домшон. — Я рад, благодарю! Мне нравится ваш Хогвартс. Замок отличный, и интерьер, и история! Вы, верно, отменный директор! Минерва сухо кивнула, но это нисколько не смутило министра: — Люблю своего сына, а знаете почему? — Нет. — Что ж, расскажу. Помимо того, что он моя кровинушка, сынишка обожает меня и доверяет. Сколько интересных вещей он поведал, директор. И, как заботливого отца, меня смущает ряд неприятностей. Например, воровство. Как часто дети подвергаются кражам? Разговор шел к очевидному руслу, и тем не менее Минерва не смогла вымолвить и слова, чтобы остановить болтовню. — Молчите? Что ж… Ладно, позже изведаем. А вот домовики подрались совсем недавно. Вы знаете причины агрессии Снейповского эльфа? — Эльф мистера Шарля влез в личные покои Северуса. У домовиков в этом вопросе все строго, министр. — Что ж, давайте рассмотрим иной случай. Допустим, это так. Но как объяснить слухи о связи студентки и профессора? — Пиар. Если вы общались с мистером Шарлем… — Я с ним мало знаком, директор. Не вожу связи с актерами. — Вам объяснить дисциплину «связи с общественностью»? Домшон покачал головой. — Нет-нет-нет. Зачем мне? Объясните это министерству, которое в скором времени узнает о каких-то заведомо неправильных нормах и социальных установках в стенах школы. Сами подумайте, какой беспорядок тут стоит: воровство, драки, запретные связи. Сдается, у Хогвартса завышенный рейтинг, который обманывает добропорядочных родителей. Мне, как отцу, обидно. Минерва поджала губы, но не показала, как задевали слова министра, сколько правды она видела в них. Ведь она не могла отрицать, что в последнее время поведение студентов оставляло желать лучшего, а пиар только заготавливал почву для скандалов и не действовал. — Так вы подпишете? Это был шах от министра. Минерва запаслась терпением и ответила: — Через другую контору. Муравьиную. Маггловскую. Домшон показал улыбку невинного мальчишки, развел руками и изрёк: — Ну что вы, право? Ваше желание закон, директор Макгонагалл. Отправьте договор почтой, и я его сразу подпишу. — На неделе. — Отлично. И сбавьте цену на пять сотен галеонов. Из последних сил Минерва выдавила улыбку и кивнула.***
За неделю до Рождества в подземельях случилось происшествие. Гермиона Грейнджер молча конспектировала книгу. Сам профессор, как свойственно людям сдержанным, сидел за столом и водил пером по пергаменту. На студентку он почти не обращал внимания. После совместного пробуждения посреди ночи неловко было обоим. Тогда Гермиона просто пошевелилась во сне и ладошкой случайно надавила на раненое плечо. Снейп, конечно же, вздрогнул. Гермиона распахнула глаза. Нелепое молчание, смешанное с изумлением. Пара робких движений, чтобы выпутаться из тесных объятий. Она вскочила быстро. Профессор последовал за ней, сверяясь с часами. Было четыре с четвертью утра, все ещё дежурил Филч, и Снейп сухо промолвил: — Молчите об этом и не оправдывайтесь. Оправдываются только виноватые или лжецы. — А мы не виноваты, — подхватила Гермиона и вышла через появившуюся дверь, которую Снейп придержал. — Именно, не виноваты, — вторил он. — И не лжецы. — Нисколько. С тех пор разговаривать дольше им не приходилось. Профессор молча довел ее до комнат, кивнул и бесшумно ушел. Отныне общение с ним усложнилось. На уроках профессор не замечал ее, на репетициях не прекословил, не смущал, а при отработках скупо интересовался о рунах и давал нужные книги. Такая позиция решительно устраивала Гермиону, так как всякий раз на вопрос о доказательствах она лгала ему. Всё еще боялась признаться, что витражи настоящие. Страх — вот, кто властвовал над ней. Следы скорби часто наводили ее на мысль о Снейпе. Она боялась. Боялась, что тайна Снейпа воплощает страшные вещи, что Темная магия взяла верх над бывшим пожирателем и что сам он погасил единственный свет в своей душе. Он хорошо играл, и это пугало не меньше. — Мисс Грейнджер, — спросил Снейп резче обычного и откинулся на спинку стула, оперся локтем о подлокотник и задумчиво приставил палец к скуле. Взгляд не выражал ничего. — Мисс Грейнджер, вы здесь? Или задумались обо мне? Почему вы так пялитесь, поведайте? Он изогнул бровь, когда Гермиона вздрогнула. Это не прием из «привыкайте», а прямой вопрос, как на допросе. Кривая улыбка появилась на ее губах. На самом деле, он недалеко ушел от правды. — Да. — Да? И о чем же вы думали? — О Рождестве, — она вновь солгала. Тема вырвалась случайно, как обычно бывает при зубной боли: тревожила когда-то, да позабылась с приходом других проблем. — Здесь и думать нечего. Полагаю, что у вас уже имеются планы, раз задаете этот вопрос, к тому же у меня нет никакого желания видеть вашу мордашку еще и в канун Рождества. Наказаны вы, а не я, пускай и ложно. На его губах проступила кривая усмешка, глаза пристально смотрели на нее, и в них кружилась темная бесконечность. Этот мрак скрывал любые слова. Профессор сказал то, что хотел, ни фразой больше. Холодок прошелся по коже, и девушка отвела глаза. Почему его слова оказывают такое сильное влияние? Почему ей больно, а не страшно? — Рада это слышать, профессор. К тому же актеры остаются на каникулы здесь и в честь этого устраивают Рождественский бал… — Видимо, должность директора Хогвартса как-то проклята, — буркнул он, не сводя с нее глаз. Гермиона изучала поля пергамента. — С чего вы взяли? — Вы не ведаете, как и не знаю я, о среднем балле по тестам в других дисциплинах. Однако, мисс Грейнджер, не составит труда догадаться. Зелья все, кроме вас да Лонгботтома, написали на тройки, что не делает Хогвартсу чести. Бал — наказание сомнительное. Он отупляет, впрочем, когда и кого в этом замке волновало? Каждый директор придумывает глупости. — Бал для вас глупость? — Не начинайте… Но она настояла, поддаваясь какому-то ветреному желанию. Этот импульс менее всего походил на рациональный. Сиюминутно хотелось выяснить, понять. Гермиона встретилась с тяжелым взглядом. — Нет, скажите. — Вы задаете глупые вопросы и оттого-то любите праздность, впрочем, я отвечу. На балах найдется место не только веселью, но и пьянкам. Любой танец ведет из вертикальной плоскости в горизонтальную, наивное дитя. Глаза Гермионы вспыхнули. Они загорелись и у профессора. — Звучит весьма цинично, разве не так? Вы опошляете всякое проявление чувств и душевности, профессор. В танце люди сближаются. Есть куда более интересные разговоры, чем предложения уединиться. — Я разве что расистом не предстал пред вами, мисс Грейнджер. Сексист, циник… мне нравится. Что же касается так называемого «сближения», то постель самый короткий путь к тесному контакту. Однако и поэтому советую меньше пить пунша. Уизли может проявить остроумие и подсыпать вам что-нибудь невзначай, а меня рядом не будет. Внезапно она переменилась в лице. — Как? Вы уезжаете? — В каникулы меня тоже не будет, поэтому ваши отработки подходят к концу, несколько недель после нового года, я надеюсь, мы потратим с большей пользой. Впрочем, давайте поразмышляем на иную тему… — он встал и подошел к полкам с книгами, Гермиона могла видеть только его напряженную спину. — Я надеюсь, что за каникулы вам удастся выявить артефакт, и мы перейдем к изучению свойств. К тому же, мисс Грейнджер, это занятие куда более деятельное, нежели таскать в Выручай-комнату разноцветные стеклышки и молиться. — Будто вас это как-то отягощает, — буркнула Гермиона. — Давайте пока поразмышляем, что у нас есть. Витражи, я соединила их по кусочкам, собрала картинку. В итоге: три стеклышка. Все они имеют какое-то отношение к одержимости… — она не замечала, как говорила слово «нас», и как по-странному на это реагировал профессор. Глаза Гермиона подняла только тогда, когда Снейп поправил: — Страсти, мисс Грейнджер. — Это неважно. Артемидия Гуаре училась в Хогвартсе. В начале XVI века её сожгли магглы, но не как ведьму. Миден считала подругу бездушной и чертовски умной демоницей. Девушка была явно жестокой, что больше походит на одержимость. В страсти все иначе. — Вы еще ни с кем не спали, мисс Грейнджер. Откуда вам известно о страсти? — он повернулся чуть резче обычного. Девушка покраснела и проигнорировала: — Нерса Дерника обвинили и сожгли за связь с Артемидией Гуаре. А теперь, благодаря книгам, я выяснила, что у создательницы этих витражей водилось множество любовников, и это в школьные годы, когда Хогвартс был разделен на женскую и мужскую половины! Может, руны связаны с ее любвеобильностью? Может, она была одержима любовью? — Сексом. Мисс Грейнджер, называйте вещи своими именами. Она страстная натура. Он склонил голову к плечу и откровенно наслаждался выражением ее лица, смущением и теми жалкими попытками скрыть его. Гермиона закатила глаза. — А вы знаете, что обсуждаете с ученицей тему секса, профессор Снейп? — возмутилась Гермиона, и в этот момент живот сладко свело от затуманенного пристального взгляда. Он не отвечал — был серьезен. В глазах сверкал интерес, когда он наклонился поближе, облокотился локтями о стол и прошептал: — Я давно перестал видеть в вас студентку, мисс Грейнджер. Для меня вы царица. Она едва не треснула его, осознав издевательство. Вскинула гордо голову. Прежде всего глупышка она — поверила! Сжав кулачки, она вскочила и смело встретила его насмешливый взгляд, но попала в ловушку. Бездонная тьма в его глазах манила, затягивала, и Мерлин ведает, что бы могло произойти, если бы не дверь, стукнувшаяся о стену. — Хозяин, хозяин! Тинки не виноват, Тинки не знал, что делать. Он попытался сбежать! Тинки остановил! И-и… — и домовик упал на колени и сокрушительно зарыдал. Красные капли стекали по бледным худеньким ручкам. Мешковидная сорочка окроплена кровью. Домовик трясся. Снейп подлетел и первым делом осмотрел Тинки, вторым — бросил Грейнджер: — Уходите немедленно. — Я могу помочь! — Мисс, вы не поняли команды? Вам лучше этого не видеть, — он обернулся и тряхнул головой, что патлы упали на лицо, — ладно. За той дверью ванна, помогите Тинки, я скоро буду. И, мисс Грейнджер, никому об этом. Когда Снейп ушел, Тинки разревелся. Его повели в ванную, место светлое и чистое, с большой чашей, полотенцем и шкафчиком над раковиной. Было что-то недозволительное и запретное в том, что она видела чужую зубную щётку, флакончик с пеной для бритья, его одеколон и обезболивающие. Полотенце в ее руках совсем скоро приобрело грязно-розовый оттенок. Тинки слабо оправдывался, вздыхал и иногда рвался назад, из-за чего Гермиона прикладывала все силы, чтобы смирить пыл виноватого. Веселья в происходящем было мало. Оставалось только гадать, чья там кровь. Кто жертва? Кого здесь держат? Тинки уворачивался от разговора. — Это все зелье, не Тинки! Хозяин пробовал новый рецепт! Опыт не удался! — Какой опыт? — Пятый, после такого он точно умрет! Умре-ет! — Кто? Тинки, скажи, прошу! — Слишком много вопросов, мисс Грейнджер, не кажется? Этот голос почти прогремел в стенах белой ванны. Профессор, одетый во все черное, как сатанинский дух, излучал тьму. Он стоял и смерял их взглядом. Тинки поджал длинные уши и зажмурился. Когда профессор подошел и укутал малыша в полотенце, домовик не шевелился. — Все хорошо, Тинки. Возвращайся в комнату. Нет причин задерживать мисс Грейнджер. Она помогла, чем смогла, — равнодушие наполняло каждое его слово. — Но… — Все хорошо, — надавил Снейп и проследил внимательно, когда же наконец закроется дверь за домовым, потом он повернулся к ней и осмотрел перепачканные ладони, хрупкие плечи, шею и выступающие ключицы. — Теперь нужно умыть вас, мисс Грейнджер.