На доли секунды все внутренности скрутило в тугие узлы и резко распустило. Позади пронёсся мощный ветер. Вокруг зашипели хриплые, нечеловеческие голоса, а те секунды, пока она не чувствовала пола, показались Гермионе вечностью. Она полетела бы в бесконечную пропасть, если бы не крепкая рука, которая обвилась вокруг талии и рывком вытащила назад. Девушка с криком влетела в чью-то грудь. Тяжёлая тёплая мантия накрыла её голову и скрыла ото всех.
«Наконец-то, безопасность!» — пронеслась мысль, но тотчас испарилась.
Через мгновенье её ошпарило ледяными мурашками. У двери зарычали. Деревянную поверхность яростно зацарапали. Кто-то шарахнул стену гигантской кувалдой и одновременно пронёсся по ней сотнями ножек. Повеяло запахом илистой грязи.
Единственное, что видела Гермиона, — тёмный сюртук с маленькими пуговицами, но и тогда она зажмурилась, как в страшном сне.
— Не смейте оборачиваться, — приказал голос, проникший тотчас к сердцу. То говорил Снейп. Всё, что смогла сделать ошарашенная Гермиона, — кротко угукнуть, прижаться и крепко обнять его.
— Гр-р-рейнджер, оберни-и-сь, — раздалось агрессивное мычание, и сквозь мантию профессора она ощутила что-то толкающее её и пытающееся прикоснуться к телу.
— Мы зна-а-а-ем: ты зде-есь… Иди к на-а-ам.
Щупальца шарили по спине и волнами страха скатывались по позвонкам. От ужаса схватило дыхание.
— Ты где-то здесь, мерзавка! Обернись, грязнокровное отродье, немедленно! Мы найдём твою шкурку, тебе не жить! — рявкнул оглушающий бас. Стены вокруг содрогнулись, а в лопатки вновь что-то уткнулось острой волчьей мордой. Гермиона не произносила ни слова, дичилась и дрожала.
Как видимо, уловив момент, Снейп врезал дверь в проём. С его тонких, будто выточенных из камня, губ слетело заклятье на латыни. Кладовку тотчас запечатало. Зловещий голос сначала разъяренно загудел, а после поддался древнему колдовству и затих.
Коридор словно выдохнул. Так бывает в Запретном лесу при рассвете.
Первое время никто не двигался. Мантии не шелестели. Хоть ни один из них не смотрел по сторонам, оба знали, что даже в портретах обитатели непросто умолкли, но и застыли — до того тишина обнажила слух. Долго стояли, а тем временем невидимые нити привязанности крутили узоры вокруг них. Всегда улавливающий изменения Снейп отказывался признавать существование столь сентиментальных вещей, но выпускать Гермиону, говорить или шевелиться и не думал. Его крепкое объятие почти сковывало напуганную девушку, а когда страх в ней сменился тёплым, уверенным чувством безопасности, её длинные ресницы дрогнули, заявился румянец. Видение это очаровало Северуса, и он испытал острую необходимость поймать её взгляд.
Нет ничего дороже для мужчины, чем теплота во взоре любимой. Отрицая и этот факт, не позволяя себе и помысла о той хрупкой пташке, прижимающейся к нему, он сглотнул, но перестать смотреть так и не смог. Втайне от себя он не просто животно желал её, но и стремился утонуть в чистоте карих глаз, ненавязчиво раззадорить кокетство в душе мисс Грейнджер, наслаждаться её обществом и век играть с ней на одной сцене одну и ту же роль. Иными словами, он принадлежал к тому типу влюблённых мужчин, которые близки к нигилизму и одновременно к душевной, мучительной слепоте.
В это мгновенье внутри Гермионы бушевали волны эмоций. Как и все влюблённые, она робела и стыдилась; как мисс Грейнджер, она была на грани истерики. Никогда ещё её мысли так не путались. От горячего дыхания, ласкающего волосы, она каменела. По телу ходили мурашки. Щекой Гермиона ловила рваные удары сердца профессора, не подозревая о том, что её колотилось ему в рёбра.
— Теперь, — голос Северуса хрипел, и ему пришлось прочистить горло, — можете успокаиваться и объяснять, как открыли в моей кладовке портал и почему не сообразили найти место получше. Или соскучились по отработкам? — спросил он под конец с издёвкой и изогнул бровь, когда она медленно подняла голову и посмотрела совсем растерянно в его темнеющие глаза. За этот взгляд Снейп отдал бы душу.
Если бы любовь поддавалась описанию, Гермиона с точностью бы определила то волшебство и ощущения, происходящие сейчас. Ей сделалось легко и свободно, будто и позабыла, что ещё утром встречалась с шантажисткой, что узнала о новой смерти и о мерзком двуличии Шарля, что гонялась за странным призраком и едва не попала в пропасть к каким-то чудовищам. Но сейчас это всё не имело никакого значения. С профессором Снейпом, нет, с Северусом она забывала обо всём.
Северус прижал Гермиону к себе чуть ближе, и румянец пополз мягким контрастом по молочной девичьей коже.
Ещё с утра она рвалась к нему и теперь ощущала опьяняющую эйфорию. Гипноз, теплота и безопасность — были всем тем, в чём нуждалась она. Откуда-то в груди забился трепет, и появилось чувство, что что-то важное и интимное сейчас произойдёт.
Снейп медленно склонился, приблизил лицо к ней и опустил внимательный взгляд на губы. Сколько выдержки ему потребовалось не тронуть их поцелуем! Внезапно он нахмурился и осмотрел внимательно глаза, покрасневшую кожу, дорожку застывшей капли слез. Что-то от ярости мелькнуло в его взгляде.
— Что случилось на этот раз, мисс Грейнджер? Кто вас обидел? — горячее дыхание прошлось по губам. Но острый взгляд не переменился.
— О чём вы? — спросила она тихо.
— Вы знаете.
— Нисколько.
Тёплая, шершавая ладонь тронула щеку и мягко повернула в сторону свечей лицо.
— Не. Нужно. Мне. Лгать. Какова причина ваших слёз?
Человек, вышедший из дурмана леса на поляну, заполненную свежим воздухом, меньше бы среагировал на изменения, чем Гермиона. Тонкий купол эйфории, повисшей над ней, проткнули иглой. Она побледнела.
— А вы… вы разве не в курсе?
— Нет, мисс Грейнджер.
— Не читали газеты? Ничего… не… слышали?
— К счастью, ещё сегодня не довелось, — в голосе появились прохладные нотки. От внимания профессора не утаилось замешательство девушки, её сомнения и борьба словно с само́й собой, — да бросьте, мисс Грейнджер, мне ничего не стоит воспользоваться легилименцией. Уверен: так же, как и я, этого не хотите и вы. Рассказывайте, что огорчило вас, и покончим с этим.
Когда она заметно занервничала, когда в её глазах отразилось отчаяние, Снейп, то ли механически, то ли не в силах сдерживаться, медленно провёл пальцем по её нежной коже. Она уставилась на одну из пуговиц и прошептала:
— Миссис Малфой, профессор…
— Миссис Малфой… — повторил он задумчиво, обегая нечитаемым взглядом каждую чёрточку её лица.
— Сэр, она отравила себя! Её больше нет! Понимаете? Нет… Как Драко, как Панси! Они все мертвы! Профессор…
Как только боль замерцала в её глазах, как только слёзы потушили свет магии в них, Снейп не вынес. Он прижал её голову к плечу и погладил волосы.
— Мерлин… Мисс Грейнджер, успокойтесь… — он слегка подтолкнул её в сторону кабинета, недобро нахмурил брови. — Это всё… жизнь… просто успокойтесь… вам не стоит так расстраиваться и уж тем более плакать. Мисс Грейнджер, — с угрозой проговорил профессор, — вы слышите меня?
Осознавая, что не в силах остановить слёзы, Снейп постучал в дверь и гаркнул:
— Тинки! Сделай чаю для Гермионы!
— Тинки понял, Тинки всё сделает!
Пока стояли в коридоре, Снейп приподнял её личико за подбородок и стёр дорожку слёз, затем ещё и ещё. Каждое прикосновение откликалось в сердце. На какие-то секунды на неё нашло зрение, присущее всем невлюблённым девушкам, которые замечают, кому они не безразличны. Этим видением она узнала настоящего Северуса и этим же напуганная вернулась в забытье. Иллюзии ей ни к чему.
— Нет, профессор… Я, пожалуй, пойду…
— Вы останетесь со мной до той поры, пока не успокоитесь, — он распахнул дверь и подтолкнул Гермиону в нагой кабинет, в котором голые стены смотрелись ещё мрачнее обычного, а мебель практически отсутствовала. Заметно поредели и полки с ингредиентами. На единственном маленьком столике ютились чашечки чая и большой фарфоровый чайник. Они казались руинами посреди пустого поля — свидетельство о когда-то существовавшем здесь интерьере. Признаться, аскетизм совсем не шёл кабинету: он превращал подземелья замка в пещеру, лишал комнату души и не вызывал ничего, кроме желания сбежать. Но Гермионе почему-то представились новые шкафы и даже тёплый ковёр у камина. Она села на единственный диван. Чашка с чаем согрела ей руки.
Когда Снейп затворил дверь и заметил открытый, почти опустошённый книжный шкаф, то чуть не выругался. Мисс Грейнджер могла усмотреть многое, но что ещё хуже — совсем некстати мог заявиться один человек, безрассудный и истеричный, и подвергнуть её опасности.
— Итак, вы опечалены смертью миссис Малфой, — констатировал факт Снейп.
— Да, сэр…
Он прошёлся по кабинету, сцепив в замок руки за спиной. На его лице заходили желваки.
— И вы, наверное, возымели мысль пойти на похороны послезавтра?
— Да.
— Но почему, мисс Грейнджер? — он резко остановился и внимательно посмотрел на неё.— Вы по мисс Паркинсон так не печалились, как по Нарциссе.
Гермиона сделала долгие глотки чая не из жажды, а от недостатка мыслей и слов. Какие основания у неё были идти на похороны?
— Мне жаль её, вот и всё…
— Жаль… жаль… жалеть нужно вас, мисс Грейнджер, а не мёртвую вдову. Нервы вам ещё пригодятся, подумайте об этом.
— Но ведь она потеряла и мужа, и ребёнка!
— И что с того? Если вы не заметили, им всем грозило не лучшее будущее, она так и так потеряла бы их. Это вопрос формы, а не исхода событий. Думаете, в Азкабане жизнь лучше? Полагаете, там растут цветы и горят аромасвечи? — почти выплюнул он последнее предложение. — Миссис Малфой можно позавидовать, и только. Теперь всё семейство воссоединится. Не стоит о них думать, вот и всё.
— Но, сэр, как вы можете?! Что за жестокость? Нельзя так о мертвых!
— Это не жестокость, а правда жизни, мисс Грейнджер. Никто её не принуждал. Она осознанно сделала выбор.
— И неужели у вас нет никаких мыслей на этот счёт?
— А что вы подразумеваете под этим?
— Здесь что-то не то. Не думаете ли вы, что смерти Драко, Панси и миссис Малфой — непростое стечение обстоятельств? Их смерти связаны, и суицид миссис Малфой…
— Не ходите на похороны, — перебил сухо Снейп и резко сел на табуретку, стоявшую напротив. Пристально посмотрев девушке в глаза, он продолжил вкрадчивым тоном:
— Молчите, мисс Грейнджер. Молчите так, как только умеете. Не тратьте на это сил и не суйте не в своё дело нос, слышите? Пока это опасно, к тому же у вас глаза на мокром месте, пожалейте хотя бы их.
Гермиона не проронила и слова. Действительно, её большие глаза выделялись на фоне избитого кабинета. В огне свеч они мерцали сильнее обычного. Она склонила голову в попытке понять его, увидеть контекст, скрывающийся в приказе, но от его пристального взгляда становилось неловко.
Не позволяя звуку наполнять слова, она сказала губами:
— Я, кажется, поняла: вы разберётесь…
— Да, — прошептал он и проследил за её изящной ручкой, почти непринуждённо берущей печенье. Она больше не говорила об этом ни слова, пила чай и переводила взгляд с камина на небрежные стопки книг в шкафу.
— Вы затеяли ремонт, профессор? — наконец, разорвала она тишину.
Снейп не ответил и сделал пару глотков, что означало: пора выметаться. Поскольку за беседу к Гермионе вернулось спокойствие и появилась тихая скорбь, она вежливо кивнула и встала.
— Мисс Грейнджер… — голос достиг собеседницу у дверей.
Постороннему могло померещиться, что Снейп хотел остановить её за нежное запястье, а не словом. Погладить кожу, согреть. Но это было не совсем так.
— Почему вы ничего не сказали о Миртл?
— А разве вы поверили бы, профессор?
Она покраснела, когда от его потаённой улыбки сделалось легко на душе. Наверное, точно так же было бы, схвати он её и закружи в вихре вальса, в своих объятиях.
— Возможно. Я подумаю о странном поведении призраков… И да, мисс Грейнджер, отвечу на ваш вопрос: я решил отремонтировать кабинет.
Она подарила смущённую и такую желанную им улыбку. Снейп ещё долго смотрел на дверь, размышлял о некоторых планах, и только когда явился Невилл, вышел из забытья и проговорил:
— Лонгботтом, разузнайте, почему мисс Грейнджер гуляла у кладовки.
***
Нетрудно догадаться, каким довольным был мистер Домшон. Любитель наживы и искусства торговли, он никогда не предполагал, что знание научное, связанное с профессией министра рун, поможет ему неплохо подзаработать. К чести Домшона, учился он всегда хорошо да и задания выполнял безупречно. Его отдел к периодам проверки вылизывался досконально: каждый отчёт он с раздражающим коллег педантизмом выверял, затем гонял с пыхтением и криками подчинённых и вновь выверял, предаваясь всецело гневу на комиссию и всеобщую безответственность к делу. Завидев неодобрящие взгляды, он щурил мелкие глазки и тем самым ещё больше походил, как ему казалось, на какого-то экзотического и опасного хищника. Ещё бы, ведь без внимательности министром рун он бы не стал! Правота была на его стороне!
Окружающие же видели не более чем заплывшего жиром карлика, при том не обделённого превосходным интеллектом. Многие шушукались и посмеивались над ним в курилках. Ум бы да в другое русло направить, и не нуждался бы магический мир в маггловских вещицах! Но Дошмон расставлял иные приоритеты. Если бы отправили его в первобытное общество, то едва ли сыскали завхоза пещеры лучше него. Он бы выжил и без магии, путём распределения благ и через Адама Смита. Ему везде мерещилась выгода.
Поэтому не удивляло, что деньги и средства липли к его ручонкам даже через руны. Дошмон приятно удивился, что девчонке взбрело в голову отдать настоящий артефакт! Да за вещицу он выручит несколько сотен тысяч галлеонов! Такие стёклышки в быту очень пригодятся. Та ведьма — уж не помнил он, как её звали, — придумала систему чар знатную! Дошмон всегда восхищался хитрыми женщинами и одновременно презирал этих угнетательниц.
— С вами приятно сотрудничать, вы умеете делать скидки, — проворковал он Макгонагалл и подписал контракт. Гоблин забрал документы для бюрократичных дел и предоставил партнёрам крупицу уединения.
— Вы получите руны сразу же после спектакля, мистер Дошмон. Надеюсь, что более мы с вами не увидимся, — процедила сквозь белоснежные, как у кошки, зубы директор Макгонагалл. Смотря вслед уходящей заносчивой дамочке, он подумал, что всё-таки хорошо, что создательницу рун прикончили магглы. Нечего плодить истеричные гены.
***
Буйность Запретного леса спрятали сугробы и белые шапки. Ещё недавно, осенью, Гермиона искала решение самых обычных школьных задач, и вид золотых деревьев, вперемежку с изумрудными хвоями, наводил на ответы. Сейчас толстый слой снега словно оборвал связь с ментальным источником истин, и то ли задачи усложнились, то ли ей не удавалось сосредоточиться, но ничего не прояснялось. Зачем-то Миртл сидела в её шкафу, а теперь почему-то пряталась. Если боггарт может превратиться в привидение, то привидение обратно — нет, и потому-то, чтобы расспросить Миртл о её любви к гардеробным, первым делом она отправилась в туалет. На удивление там никого не оказалось.
Ещё в день чаепития со Снейпом Гермиону поразило, что Миртл освободилась от оков места смерти. Она могла разгуливать где угодно, по всему замку, и это значительно усложнило задачу. Признаться, поиски проходили плохо. Терпения, сил и любопытства хватило всего на пару мест, и то пустых. Не сдавшись, но и не победив, Гермиона подалась к Макгонагалл, но директорский кабинет пустовал. Тогда, подумав, что помимо истеричной Миртл, у неё есть ещё и руны, и зелья, и спектакль, девушка вернулась в комнату.
Подушечка пальца поскользила по прохладному витражу и ощутила рельеф стекла.
Что-то не сходилось. Вероятно, эта руна показывала призраков, тайно посещающих дома магглов. Но если на вопрос о функции руны ответ был дан, то что со значением само́й функции? Для чего понадобилось такое колдовство? Скорее стоит спрашивать не как работает витраж, а для чего. Где взаимосвязь с первым, эгоистичным, показывающим цели? Для чего ведьма средневековья желала знать амбиции других и видеть призраков?
Ложно будет, если первый витраж создавался для выявления сокровенных желаний, а второй для помощи трусливым магглам. Противоречие Гермиона сразу взяла на заметку.
— Но смысл должен быть! — сердясь на себя, буркнула девушка. Сколько бы она ни смотрела в витраж, образ Миртл и её уродливых очков не пропадал. Это даже угнетало Гермиону, ведь спать спокойно, зная, что незримый силуэт стоит рядом, у шкафа, практически невозможно.
С новыми силами она оглядела третий витраж. Но сколько бы ни грела, ни морозила, не мочила стёклышко снегом — он упорно не реагировал. Тогда оставался только один выход. Гермиона хлопнула дверью и пошла в сторону Выручай-комнаты.
Вовсю шло время дежурств. Коридоры пустовали, и в них недобро выл сквозняк. Гермиона вздрогнула, когда мимо что-то пронеслось. Совсем рядом вспыхнул герб, и из её палочки вылетели ликвидирующие огонь чары. Девушка огляделась. Что-то пошевелило гобелен, а за ним, в том маленьком лоскутке тьмы, таилось что-то неладное.
Медленно, стараясь не делать резких движений, Гермиона поднесла витраж к лицу и заглянула. В этот момент сквозь неё прошёл чёрный человек. Живот опять скрутило, мышцы вздуло. Затем всё повторилось, ещё и ещё, совсем спокойно пронзали её тело непонятные существа, а в темноте, откуда она не сводила глаз, чётко вырисовывалось напуганное лицо. Это было ещё одно привидение. Сам коридор кишел ими.
Призрак вглядывался и воровато обступал по стеночке, а когда понял, что его обнаружили, как и все шалуны, с воплем рванулся бежать. Другие призраки замаялись и в панике стали хаотично летать и пронзать стены, но все они не спешили исчезать в этажах ниже. Они мчались рядом, словно не от Гермионы, а вместе с ней.
Привидение, за которым гнались в этот раз, влетало в стену, но периодично выныривало в коридор, мчась к лестницам. Погоня закончилась на том, что сгустки теней влетели в кладовку Снейпа. Хвост самого напуганного из них исчез последним.
Оставшаяся в одиночестве, Гермиона держалась за бок. Когда она пришла в себя и осмотрела кладовку, когда повернула голову и изучила сначала зрением естественным, затем сквозь витраж, из её горла выбился беззвучный, рваный вопль.
Рука задрожала и выронила стекло. По тому поползли трещины с той же скоростью, с какой дикий страх и боль заполняли бледнеющую Гермиону.
