Мне не жаль...

                    Бал у князя Голицына традиционно собирал у себя весь свет общества, заставляя тоскливо вздыхать тех, кому, по той или иной причине, не прислали приглашение. Цесаревич с принцессой Марией тоже прибыли в окружении своей свиты, предвкушавшей отличный вечер, непрекращающиеся до утра танцы и отменный стол. Холодная питерская погода заставила облачиться в бархат и тяжёлый атлас, но плечи, следуя моде, матово сияли в блеске свечей, а шубки и пелерины на меху ложились стопкой в руки слуг.       — Знаешь, Натали, сегодня мне особенно хочется танцевать! — поделилась принцесса, поправляя перед огромным зеркалом в золотой оправе идеально завитый локон. — Во дворце в последнее время стало слишком тихо.       — До поста[1] ещё будет несколько балов, — улыбнулась Натали, расправляя веер и несколько раз плавно им обмахнувшись. — А вот после придётся подождать до Рождества.       — Никак не привыкну к обилию постов в России, — тихо вздохнула Мария, быстро покосившись на других фрейлин. — У нас дома Рождество отмечали раньше, и никто не ходил с печальным лицом, говоря о вечных муках.       — О, да, — рассмеялась Натали, — наш патриарх кого угодно заставит дрожать в предвкушении мук Ада! Когда я только прибыла ко двору, он напугал меня до слёз своими разговорами о том, что ярко одеваться — грех, потому что красивой одеждой женщина привлекает к себе мужчину, а должно быть наоборот — мужчина должен добиваться женского внимания.       — Но не ходить же в чёрном целыми днями! — испуганно хлопнула глазами принцесса.       — Тогда я так и подумала, но после Александра Фёдоровна успокоила нас и поделилась секретом: все проповеди слушать через слово, а лучше — ходить на исповедь к отцу Матвею, священнику домашней дворцовой церкви.       — Отец Матвей действительно может найти нужные слова для утешения. — Мария вздохнула. — Я часто говорю с ним и нахожу особенное удовольствие в этих разговорах. Они приносят на душу спокойствие.       — Душе, — машинально поправила Натали, протягивая принцессе веер. — Ну что, вы готовы танцевать до утра?                     — Ох, мне кажется, я не чувствую ног! — призналась Мария спустя два часа. Она с благодарностью приняла бокал шампанского, поднесённый слугой, и опустилась в кресло. Натали, стоявшая рядом, согласно кивнула — танцы сегодня действительно были на высоте. Связано ли это было с приближающимся постом, или с тем, что в отсутствие императора молодёжь активнее предавалась развлечениям, но факт оставался налицо: смех звенел, поднимаясь к высокому расписному потолку, юбки вихрились, когда их хозяйки выделывали па, а взгляды сияли ярче драгоценностей на шеях дам.       — Мадмуазель Репнина, — пред Натали склонился Орлов, заставив сердце забиться чаще, — позвольте вас пригласить на следующий вальс?       — Не думаю, что у меня осталось место, — рассеянно ответила Натали, заглядывая в карнэ. — Хотя нет, граф, вам повезло. Следующий тур будет ваш.       — Премного благодарен, — кивнул Орлов и удалился, оставив княжну недоумённо хмурится.       — А ведь он явно неравнодушен к тебе, — с хитрой улыбкой заметила Мария. — Я замечала, как он иногда смотрит в твою сторону. Натали! — От воодушевления она даже слегка подпрыгнула. — А может, это именно та любовь, о которой мы столько раз с тобой говорили? Может, в лице графа ты найдёшь утешение после потери князя Долгорукого?       — Не думаю, ваше высочество, — пробормотала Натали, гадая, чем вызван внезапный пассаж Орлова. Уж он-то был прекрасно осведомлён, кому принадлежит её сердце, и явно не из симпатии вызвался пригласить на танец.       — Не будь такой холодной, — надула губки Мария, — и признай: он определённо хорош собой!.       — Он недурён, ваше высочество, но при дворе есть мужчины краше и интереснее.       — Так ты всё-таки смотришь на них? — Принцесса с интересом посмотрела на подругу, и та обречённо подумала, что теперь придётся что-то сочинять, чтобы удовлетворить её любопытство.       — Я не могу отметить кого-то конкретного, — наконец ответила она. — Но определённо граф не заслуживает столь пристального внимания.       — Я вижу какую-то тайну в твоём недовольстве, — лукаво улыбнулась Мария. — И я обязательно выясню его причину, если ты сама не расскажешь.       — Ваше высочество, — принуждённо рассмеялась Натали, — право слово, пока не о чем говорить. Но если что-то будет, обещаю, вы узнаете первой!       — Смотри, ты обещала! — погрозила пальцем Мария, делая крохотный глоток из своего бокала.       До следующего вальса Натали пребывала в такой рассеянности, что даже пропустила два шага в мазурке, отчего вызвала добродушную шутку своего партнёра — графа Воронцова. Мило улыбнувшись, она отшутилась, но к вальсу была как на иголках, и когда пришла пора вложить в руку Орлова свою, сердце уже прыгало где-то в горле, подпитываемое тревогой и сомнением.       — Вы так смотрите на меня, словно надеетесь прожечь дыру в моём мундире, — усмехнулся Орлов, и Натали, опомнившись, подняла на него глаза и мило улыбнулась.       — Просто ваше приглашение стало полной неожиданностью, и я всё ещё пытаюсь разгадать его мотив.       — А представить, что я просто решил с вами потанцевать, вы не можете?       — Признаюсь, нет. — Натали отдалась в руки партнёру, плавно кружась по залу и выискивая глазами цесаревича, который за сегодняшний вечер лишь раз подходил к принцессе, проведя всё остальное время за разговором с французским послом.       — Что ж, — с преувеличенным сожалением вздохнул граф, — ваша прозорливость достойна восхищения, я действительно хотел передать вам просьбу цесаревича.       — И это он пожелал, чтобы вы пригласили меня? — недоверчиво уточнила Натали.       — Нет, — на этот раз улыбка Орлова была искренней, — я решил, что передать вам его просьбу без привлечения лишних толков к нашей паре можно лишь в танце.       — Что-то случилось? — вырвалось невольно. Княжна подняла испуганный взгляд на графа, но тот лишь качнул головой.       — Всё в порядке, мадмуазель Репнина, держите же себя в руках! — в его голосе отчётливо прозвучало раздражение. Все симпатии, вызванные сценой, свидетелем которой он стал месяц назад, испарились, — как долго ему придётся передавать подобные приказы от Александра к его пассии? Будто нет других, более важных дел, которые он мог ему поручить!       — Простите, — пробормотала Натали, мигом надев на лицо улыбку. — Так о чём вы хотели мне сказать?       — Только о том, что его высочество будет ждать вас завтра после ужина в своих покоях и просит передать, чтобы вы позаботились о том, чтобы никто не искал вас до утра, — будничным тоном сказал Орлов, глядя поверх её головы. Натали сбилась с такта, и только железная рука графа удержала от того, чтобы не замереть посреди зала. — Бога ради, княжна, я уже жалею, что пригласил вас!       Натали почувствовала, что краснеет, — само предложение в устах графа звучало чрезвычайно оскорбительно, но она понимала, что подобное передать в записке на балу, на глазах сотен придворных было бы проблематично. А сам характер послания, попади он не в те руки, наделал бы немало бед и уж точно разрушил бы её репутацию навсегда.       — Простите, что стали поверенным подобных отношений, — наконец тихо ответила она. — Я понимаю, какой противной и гадкой кажется вам вся эта связь, а впечатление обо мне оставляет желать лучшего, но я…       — Вы два раза извинились, а ведь мы не сделали и круга, — перебил Орлов, обращая на неё взгляд. — И отчего-то составили своё мнение о моих мыслях относительно вас и цесаревича, хотя, смею вас заверить, я вообще не имею никаких собственных мыслей обо всём, что касается отношений подобного толка. Это не моё дело.       — Простите, — пробормотала Натали, смущённая его отповедью. За эти месяцы граф никогда не говорил ей более двух-трёх слов, и она совершенно не знала, какой он человек. Но сейчас ей отчего-то отчаянно хотелось, чтобы он не думал о ней слишком худо.       — Вы опять за своё! — уже весело возмутился граф. — Право слово, я начинаю думать, что молва о вас, как об остроумной собеседнице, значительно преувеличена.       — Моё остроумие затупилось о новость, сообщённую вами, — легко улыбнулась Натали, понимая, что это единственный человек во всём дворце, с которым она может прямо говорить о том, что тревожит её сердце.       — Новость, я полагаю, слишком приятная, чтобы расстроить настолько, что вы не можете связать и двух слов, — уколол Орлов.       — Неожиданная, чтобы сбить с толку и растерять весь запас острот, — парировала Натали, чувствуя, как с каждым тактом к ней возвращается отличное настроение. Но она тут же слегка нахмурилась, мило порозовела и смущённо произнесла: — А… Александр Николаевич не сказал, каким образом я должна попасть к нему в покои вечером, когда коридоры будут полны народа?       — Я проведу вас, — пожал плечами граф. — Мы сделаем вид, что вы должны отнести что-то от принцессы или занести какое-нибудь её письмо… Это, княжна, придумайте сами. А после вы переждёте приготовления наследника ко сну в ванной комнате.       — Надо же, — если Натали и покоробило спокойное, почти равнодушное обсуждение таких интимных моментов, то она не подала виду, — вы всё продумали.       — Не я, — мягко поправил Орлов, отмечая, как при каждом, пусть даже косвенном упоминании цесаревича в глазах княжны, между прочим, светло-зелёных, вспыхивают мягкие искры.       — Спасибо! — сказала она, и танец, к разочарованию, удивившему графа до глубины души, подошёл к концу.                     — Натали, вы так улыбаетесь! — заметила София вон Круг. — Что же такого сказал вам граф, отчего ваши глаза засияли?       — Он передал мне весть от брата, которого видел намедни, — откликнулась Натали. Но казаться равнодушной и впрямь уже не получалось — улыбка не сходила с лица. Цесаревич присоединился к принцессе спустя час и выглядел крайне усталым, хотя, по наблюдениям княжны, почти не танцевал. Однако он непринуждённо пошутил с Марией, ответил что-то любезное Дашковой и только тогда повернулся к Натали.       — Как вы находите сегодняшний бал? — спросил он, и уголки губ дрогнули в улыбке.       — Он, несомненно, запомнится мне, ваше высочество, — ответила Натали, на миг встретившись с ним глазами.       — Я видел, вы танцевали с Орловым. Он не отдавил вам ног?       — А что, ходят такие слухи? Что ж, они преувеличены, он прекрасный танцор.       — Даже так? — Александр склонил голову набок, словно желая что-то добавить, но вдруг дёрнул плечом и развернулся к принцессе, приглашая ту на танец.       И пусть больше за весь вечер им не удалось перемолвиться и словом, в душе Натали словно расцвела весна, хотя мысль о завтрашнем вечере и о том, что будет, если всё раскроется, и должна была приводить в ужас. Но словно само провидение помогало влюблённым: принцесса попросила отнести в кабинет цесаревичу свой альбом, в котором он обещал нарисовать её портрет, а после отпустила на ночь — сегодня при ней дежурила София. Дарью же Натали предупредила заранее о том, что ей говорить, ежели кто-то пожелает искать её до ночи. Для всех княжна Репнина встречается с братом и вернётся к закрытию ворот. И хотя сердце всё же предательски колотилось в груди, но скорее не от страха, а от острого азарта, предвкушения и ощущения того, что всё происходящее слишком скандально, чтобы быть правдой. Граф, едва заметив её с альбомом, кивнул и быстрым шагом повёл по коридору, который тоже оказался совершенно пуст. Орлов распахнул дверь и пропустил Натали, быстро зайдя следом.       — Сегодня я дежурю при цесаревиче и буду находиться в соседней комнатке напротив его покоев, — сказал он. — А вам следует пройти туда, — он указал на одну из дверей, — а после — ещё дальше. Там вы найдёте ванную комнату, в которую слуги заходят лишь по утрам.       — Я не знаю, стоит ли вас благодарить за помощь в столь сомнительном деле, — не глядя в его глаза, ответила Натали.       — Каждый добивается желаемого тем способом, которым может, — пожал плечами Орлов и поспешно вышел, проклиная свой язык, который не успел вовремя промолчать. Он обидел княжну, обидел грубо и намерено, но теперь жалел об этих словах. К тому же, постепенно узнавая Репнину, Дмитрий понимал, что она далека от интриг двора и того, чтобы своим положением добиться каких-то благ для себя и семьи. Орлов даже остановился посередине коридора, едва не развернувшись, чтобы просить прощения, но вовремя себя остановил.       А Натали, едва за ним закрылась дверь, прижала ладони к вспыхнувшим от стыда щекам и закрыла глаза. Что ж, этого стоило ожидать, и к этому стоило, быть может, начать привыкать. Сколько раз она услышит подобное? Подумав таким образом, она поняла, что начинает успокаиваться. В самом деле, что ей до мнения какого-то адъютанта? Главное, что ему доверяет Александр, а сам Орлов вовсе не обязан её уважать или понимать. И отчего она решила, что может ему довериться?       Возмущение постепенно стихало, вытесняемое исконно женским любопытством. Кабинет цесаревича был изучен до мелочей, но дальше начиналась terra incognita[2], ступать на которую было волнительно и немного страшно. Натали открыла дверь и оглянулась через плечо, словно кто-то мог наблюдать и осуждать, а после смело шагнула вперёд, замирая в восхищении. Первым делом взгляд приковывала огромная кровать: двуглавый орёл распростёр над ней крылья, поддерживая балдахин тёмно-синего бархата, резные столбики покрывала позолота, а изголовье было обито бледно-голубым плюшем. Сама комната казалась очень светлой и просторной, тканевые обои нежно-голубого цвета украшал вензель цесаревича, он же повторялся и на плюше рекамье[3], приставленной к изножью кровати. Натали, не дыша, прошла к одной из дверей и потянула ручку, в полумраке сверкнули эполеты, уходя в темноту — это была гардеробная. Следующая дверь вела в небольшой коридорчик, где находилась ещё одна, ведущая в уборную, и последняя — скрывавшая за собой ванную комнату. Понимая, что здесь ей и придётся ждать, Натали зажгла светильники и не смогла сдержать восхищённый вздох.       Мрамор с тёмно-зелёными прожилками лежал на стенах и полу, а сама ванная была словно высечена из цельного куска. Серебряные краны причудливо изгибались, и Натали не удержалась, покрутив один из них, — в ванну потекла тёплая вода, постепенно становясь горячей[4]. Здесь же, в комнате, был большой камин с изразцами и диванчик, на котором и расположилась Натали, приготовившись ждать.       Прошло не менее часа, когда в спальне послышались голоса, среди которых отчётливо прозвучал единственный, необходимый, родной. Натали встрепенулась, до этого пребывая в состоянии задумчивости между сном и явью. Поднялась, и тут же села, не зная, что делать дальше. Когда можно будет выйти? Он подаст ей знак? Или же она должна догадаться сама? Спустя несколько минут стало тихо, и Натали, глубоко вздохнув, поднялась и вышла в коридорчик, освещённый тусклым приглушенным светом газовой лампы.       — Натали? — послышалось тихо, и она смело распахнула дверь и прищурилась от показавшегося ярким после полумрака света. Александр, в знакомом красном стёганом халате, в рубашке и панталонах смотрел на неё с восхищённой улыбкой.       — Я боялся, что ты не придёшь, — нарушил он молчание, подходя к ней и беря её холодные ладони в свои. Поднёс их к губам, поочерёдно целуя, и поднял сияющий взгляд. — Моя Натали, смелая и отважная.       — Разве я могла отказать вашему высочеству? — улыбнулась княжна, чувствуя, как все страхи и сомнения растворяются в любимых глазах.       — Ну-у, — принял игру цесаревич, — вы уже отказали как-то самому императору в подобной просьбе. Поэтому у меня были все причины переживать.       — Его величеству, в отличие от вас, не удалось совершить одно крохотное действо.       — Вот как? Какое же?       — Завладеть моим сердцем.       Александр улыбнулся, заметив:       — Мне было весьма сложно это сделать.       — Зато теперь вы можете почивать на лаврах.       — Несомненно, — выдохнул он, прежде чем поцеловать долгим, полным нежности поцелуем. А после усадил на рекамье, и Натали невольно охнула, когда Александр положил на свои колени её ноги, заставляя невольно откинуться на высокую изогнутую спинку.       — Я до сих пор не спросил, как тебе моя спальня, — промурлыкал он, осторожно снимая её туфли и скидывая их на пол.       — Она превзошла все мои ожидания, — прошептала Натали, тихо вздохнув, когда его рука заскользила по шёлку чулок, поднимаясь к колену.       — Я рад, что тебе нравится, — проворковал Александр, склоняясь к её шее и начиная медленно, неспешно покрывать её поцелуями.       — Теперь мне даже стыдно, что я принимала вас в своём скромном имении, — откликнулась Натали, прикрывая глаза, отдаваясь на волю сладким волнам предвкушения, щекочущим лёгкими мурашками кожу и собиравшимися внизу живота.       — Я с таким трудом пережил те дни, — с притворным прискорбием сообщил Александр, и поцелуи его стали горячее, заскользив по декольте. Еле слышный стон слетел с её губ, когда горячая ладонь слегка сжала бедро сквозь ткань панталон, пробираясь выше.       — Впредь обещаю не повторять этих ошибок, — с трудом, чувствуя, что воздух в лёгких стремительно заканчивается, ответила Натали, притягивая его за затылок и целуя. Все слова моментально выветрились из головы, а сердце ускорило свой бег, зашумело в ушах чужим тяжёлым дыханием. Короткий, томный стон заглушил поцелуй, когда его пальцы коснулись пылающей, влажной плоти, проникая внутрь.       — На тебе всё ещё прискорбно много одежды, — пробормотал Александр, скользя второй рукой по спине, задевая многочисленные крючки на лифе.       — Боюсь, что самостоятельно я с ней не справлюсь, — в тон ему сказала Натали, собираясь выпрямиться, чтобы помочь ему с застёжками. И тут же испуганно замерла, распахнув глаза, — в кабинете отчётливо прозвучал голос императора.       — Конечно же, я знаю, что цесаревич у себя, — резко говорил он. Натали едва ли не кубарем свалилась с колен цесаревича и опрометью бросилась в гардеробную. Александр едва успел подняться, запахивая халат и затягивая узел пояса, и в следующее мгновение на пороге возник Николай Павлович.       — Александр, что за Цербера ты посадил у порога!.. — начал было он, но тут же осёкся, вглядываясь в пунцовое лицо наследника, отмечая его растрёпанный вид и то, как нервно он пытается привести в порядок одежду. Взгляд императора переместился на пол, и Александр, не сводя с него глаз, одним движением задвинул туфли Натали под кровать. Николай Павлович с интересом приподнял бровь и оглядел спальню, но кроме туфель не нашёл ничего занимательного: на постели ни одной складочки, бутылка вина, стоящая на столе, всё ещё полна, и оба бокала рядом с ней — пусты. Понимающая улыбка растянула тонкие губы, и император, склонив голову набок и заложив руки за спину, прошёлся по спальне.       — Я, видимо, помешал, — начал он, растягивая слова и обходя сына по кругу. — Прошу простить, ежели это так.       — У вас ко мне какое-то важное дело? — спокойно спросил Александр, успев перевести дух и взять себя в руки.       — Полагаю, что моё дело подождёт, ведь я отвлекаю тебя от забот гораздо более важных. — Николай Павлович весело сверкнул глазами. Потом кивнул на двери, ведущие в гардеробную и ванную и вполголоса уточнил: — Я полагаю, эту заботу зовут Натали?       Александр молчал, понимая, что отпираться бесполезно. Но император не стал наседать, напротив, усмехнулся:       — Что ж, не буду вам мешать. И прошу меня извинить, впредь, видимо, придётся записываться на приём к собственному сыну…       — Отец! — воскликнул, краснея, Александр.       — Ну что ты! — добродушно качнул головой Николай Павлович. — Я сам виноват — нельзя забывать, что каждый в этом дворце имеет право на личную жизнь. — И добавил громко: — Желаю тебе приятных сновидений!       И, посмеиваясь в усы, император удалился. Когда Натали вышла из гардеробной, на её лице не было ни кровинки. Александр продолжал стоять, вперив взгляд в дверь, гневно кусая губы. А Натали вдруг фыркнула, представляя всю абсурдность сложившейся ситуации. Цесаревич обернулся к ней, слегка нахмурившись, а Натали, не в силах более сдерживаться, звонко расхохоталась.        — Подумать только! — с трудом выдавила она сквозь смех. — Мы столько раз пытались уверить его величество в своей связи, а теперь, когда она стала правдой, смущаемся от того, что он застал нас вместе.       Губы Александра дрогнули в улыбке, и в следующее мгновение он смеялся вместе с ней.