Мне не жаль...

                    К вечеру следующего дня дом Орловых наполнился гостями — прознав о том, что у Натали был доктор, сперва к ним пожаловали князь и княгиня, а после — Михаил с Лизой. Однако когда истинная причина недомогания открылась, на смену волнению пришла бурная радость. Князь лихо подкручивал усы и довольно хлопал зятя по плечу, а Дмитрий, в свою очередь, пытался не обращать внимания на слишком понимающий взгляд Михаила. Изображать из себя будущего отца, осчастливленного новостью, выходило плохо, но рассеянность Репнины дружно списали на ошеломление от нежданного события и нашли это очень милым и трогательным. Натали же, принимая поздравления, то и дело бросала взгляды на мужа, но тот упрямо избегал их, не забывая при этом улыбаться и говорить о том, как он рад.       Когда гости разъехались, и на виллу опустилась ночь, Дмитрий вышел на террасу, тяжело облокотился о парапет и опустил голову. Внизу шелестело море, отражая свет звёзд, а лунная дорожка протянулась от низа ступенек, уводя куда-то вдаль, за тёмный горизонт. Если бы можно было ступить на неё и уйти, с каждым шагом избавляясь от груза проблем, которые он сам на себя взвалил… Шёпот волн заглушил шелест платья — граф вздрогнул, когда Натали остановилась рядом, но головы не поднял. Она тихо вздохнула, пытаясь собраться с мыслями, но все заготовленные слова испарились. Натали лишь знала, что должна поговорить с ним, что-то сказать, где-то оправдаться, потому что тишина и недосказанность, повисшие меж ними, воспринимались остро и болезненно.       — Я должен извиниться перед вами. — Орлов заговорил первым, тихим, ровным голосом. — Я не имел права так реагировать на новость о вашей… о вашем положении. Оно стало для меня полнейшей неожиданностью, что не извиняет резкости.       — Я не держу на вас зла. — Натали смотрела на него, надеясь поймать взгляд, но Дмитрий, угадав это желание, отвернулся, словно хотел разглядеть, что скрывается в темноте склонов, спускавшихся к пляжу. — Напротив, это я должна просить у вас прощения.       — Да? — в его голосе послышалась горькая насмешка. — В чём же? — Он, наконец, обернулся, в глазах отразился лунный свет, сверкнул ярким бликом и снова погас, прячась в тени волос, упавших на лоб. – Я взял на себя обязательство не просто дать вам своё имя. Я обещал дать его и детям, что родятся от вашей связи. И от своего слова отказываться не намерен.       — В ваших устах вся наша история звучит грязно, — прошептала Натали, плотнее запахивая шаль, лежащую на плечах.       — От того, что я произношу это вслух? Или от того, что сама по себе она не является образцом чистоты и добродетели? — Дмитрий невольно подался к ней, беря за локоть, заставляя поднять на него глаза. — Вы ведь можете прекратить всё это. В любой момент. И я буду рядом. Как обещал.       — Хотела бы я, чтобы всё было так легко, — горько бросила Натали.       — Порой ради собственного душевного спокойствия приходится наступать на свои чувства.       — Как это сделали вы?       Дмитрий ответил не сразу. Отпустив её руку, он вновь обратил свой взгляд к морю, пытаясь найти в монотонном разговоре волн успокоение. Но сердце, будь оно неладно, отказывалось слушаться, отчаянно колотясь в грудную клетку. Крепко сжав кулаки, Орлов зажмурился на миг, а в следующую секунду резко поднял голову, подался вперёд, крепко сжимая плечи Натали.       — Он не дал вам ничего, кроме страданий. Вы потеряли не только честь, но и уважение к самой себе, Натали. А я… Я могу дать вам гораздо больше, стоит только попросить!       Его взгляд лихорадочно пробегал по её лицу, ища отклик, хотя бы малейшую перемену, но Натали застыла в смятении, не зная, что ответить. На мгновение в голове промелькнула мысль о том, что в его словах есть резон. А может, действительно стоит рискнуть и попробовать?       — Вы ведь не святая великомученица, Натали! Не должны носить вериги и изнурять себя самобичеванием. Вы — живая! И жить надо сейчас, здесь! Почему вы не хотите даже попробовать? Почему не хотите дать себе шанс стать по-настоящему счастливой? К чему надеваете на себя терновый венец?       Речи Дмитрия будили в душе надежду, надежду на то, что всё действительно может быть по-другому. К чему теперь страдать и продолжать губительную связь, если можно решиться и изменить свою жизнь? И кто сможет её осудить?       — Оставайтесь здесь, Натали! — продолжил Дмитрий, ободрённый её молчанием. — Оставайтесь здесь до родов, а после мы вернёмся домой втроём. Пройдёт время, достаточное, чтобы буря за стенами дворца утихла. И прошлое навсегда останется в прошлом!       — А как же вы? — Она не знала, к чему спрашивает, ведь его ответ не играл никакой роли для её решения. Скрываться от Александра? От своих чувств? Но разве можно скрыться от себя?..       — Я вернусь через месяц, мой отпуск подходит к концу. Так как же, Натали? Вы останетесь?       — Нет. — Натали осторожно убрала его руки и грустно покачала головой. — Я должна вернуться, не хочу позорно бежать и прятаться. Да и от чего? — Она посмотрела на него. — Мы вернёмся вместе, Дмитрий, как и было задумано. И никакая Италия ничего не изменит, потому что всё изменилось ещё до поездки.       — Я вас понял, — медленно, раздельно произнёс Орлов. — Тогда, — он усмехнулся, — выполните лишь одну мою просьбу. Не скрывайте от меня более ваши встречи. Чтобы я, — его плечи нервно дёрнулись, — знал, к чему быть готовым.       — Дмитрий, я… — повинуясь порыву, Натали взяла его ладони в свои, сжала крепко. Он покачал головой, молча поднёс её руки к губам, оставляя на каждой из них сухой, короткий поцелуй, и спешно скрылся в темноте. — Я так виновата перед вами, — прошептала она, и ветер подхватил слова, унося их к морю.       Натали думала, что после свадьбы всё станет проще, а оказалось — напротив, запуталось сильнее. Она могла сколько угодно закрывать глаза на то, как Дмитрий смотрит на неё, как улыбается, но вечно так продолжаться не может. С другой стороны, если бы императрица настояла на браке с кем-то другим, была бы у Натали воля распоряжаться своей жизнью, своими желаниями? Смогла бы она отказывать мужу в том, на что он имеет право? И если пока Дмитрий просит, хватит ли у него сил не настаивать? А ей — отказать? Ведь, пожелай граф сделать её своей, даже Александр ничего не сможет этому противопоставить. Потому что муж отныне единственный хозяин её судьбы. И может, её единственный спаситель, который вытащит из медвежьей ямы, в которую она упала, чудом не напоровшись ни на один из кольев, торчащих на дне. Рука потянулась к животу, погладила его бережно. Ребёнок — не проклятье, он — дар, и никогда Натали не будет возводить хулу на Бога за него.       Невольно перед глазами встала Мария, её глаза, сияющие внутренним светом, то, как она ласково улыбалась животу, бормоча что-то нежное на немецком. Да, принцессе было тяжелее, во сто крат тяжелее, чем ей сейчас. Но что, если Александр увлечётся другой? Что, если прямо сейчас он пишет пылкие письма не ей? Когда это произойдёт? Сможет она это пережить? И может, в словах Дмитрия есть своя правда, и лучше прекратить всё сейчас, остаться здесь на год, а может, на два? Что может помешать ей? При дворе Натали больше не служит, а Дмитрий… Да, ему придётся вернуться, но сама Натали будет здесь, с родными, с ребёнком. С вечным напоминанием об его отце… Нет. Натали вздёрнула подбородок. Она никогда не сможет укрыться от своей памяти и своей любви, только не теперь. Следует вернуться и спокойно посмотреть в глаза своему будущему, а не прятаться в сотнях вёрст, гадая, что могло бы быть, если бы…              К ночному разговору Дмитрий больше не возвращался, более того, он словно вернулся к тем временам, когда они оба служили при дворе, выполняли свои обязанности и даже не помышляли о дружбе. Сухое приветствие, дежурный поцелуй в щёку или в лоб, если поблизости кто-то находится, если же нет — кивок головы — это было всё, что позволял себе Орлов по отношению к Натали. Чем ближе становился отъезд, тем собраннее с Натали становился граф, почти все вечера проводя вне дома, обычно, в офицерском клубе. Михаил, бывший редким гостем в подобных заведениях, оказался немало удивлён, застав там Орлова. Казалось, графа знает каждый завсегдатай, а многие с удовольствием зовут к бильярдному столу, добродушно умоляя отыграться.       — Дмитрий. — Михаил остановился у стола, за которым велась игра в преферанс, и кивнул остальным офицерам.       — Михаил! — громко воскликнул Дмитрий и широко улыбнулся. — Присаживайтесь с нами, друг мой! Быть может, вы станете моим вестником удачи!       — Орлов, неужто вы, наконец, проигрываете? — насмешливо протянул смуглый ротмистр с узким вытянутым лицом и обвисшими усами.       — В день, когда от графа отвернётся удача, я пойду и поставлю свечку! — захохотал круглолицый и рябой штабс-капитан.       — Не хочу отвлекать вас от игры. — Репнин поднялся было, собираясь пересесть за соседний стол, но Дмитрий неожиданно резко схватил его за локоть, останавливая.       — Ну что вы, Михаил, мы почти закончили. Ещё пара кругов, и я буду полностью в вашем распоряжении. Если… — он замешкался, — вы хотите со мной говорить. Быть может, вы пришли сюда развлечься, а я вас отвлекаю.       — Отнюдь. — Князь слабо улыбнулся. — Я зашёл, услышав ваш голос. Но оставим разговоры, я дождусь, когда вы будете свободны.       Михаил поднялся и отошёл к буфету. Орлов проводил его долгим взглядом, тяжело вздохнул и вернулся к игре. Когда-нибудь этот разговор должен был состояться. Буря в душе утихла, но остался горький осадок, а ещё он совершенно не знал, как быть дальше. Как вести себя с Натали, что делать, что говорить. С каждым днём Дмитрию казалось, что его жизнь превращается в ад, добровольный, и от того ещё более жестокий.       — Простите, что заставил вас ждать, партия затянулась. — Спустя полчаса граф опустился на стул напротив Михаила и показал глазами на бутылку вина. Дождавшись утвердительного кивка, Дмитрий плеснул в свой стакан и покрутил его в руке. — Ну что, за вашего будущего племянника! Или племянницу, кто знает…       — Именно об этом я и хотел с вами поговорить, — напряжённо проговорил князь, наблюдая, как Орлов залпом выпивает вино. — Что вы думаете по поводу всей этой ситуации?       — Какой? — нарочито небрежно поинтересовался Дмитрий.       — Не делайте вид, что вас это не волнует, — раздражённо бросил Михаил. — Вы ведь надеялись, что до этого не дойдёт, не так ли?       — Какая теперь разница, на что я надеялся? — получилось неожиданно горько и откровенно. Граф поморщился и вновь потянулся за бутылкой: выворачивать душу наизнанку он не собирался. Хватит.       — Дмитрий… — Михаил замялся. — Я понимаю, что это не совсем моё дело, и что вы изначально были готовы к подобному, но теперь…       — А что теперь? — Он подался вперёд, понижая голос. — Что теперь, Михаил? Что изменилось? Я предложил остаться, предложил рискнуть, предложил попробовать… — он оборвал сам себя и тяжело вздохнул, снова откидываясь на спинку стула. — Кто я такой, чтобы мешать чужим чувствам? — саркастично заметил Орлов.       — В ваших силах спасти её! — прошептал Михаил, оглядываясь по сторонам. Но на них никто не обращал ровным счётом никакого внимания, да и стол их, стоявший в дальнем углу, способствовал откровенным разговорам.       — Спасти можно лишь того, кто хочет, чтобы его спасали, — граф мрачно отсалютовал стаканом.       — Значит, вы сдались? Так скоро? Не ждал от вас…       — Не пытайтесь, — Дмитрий усмехнулся, — не пытайтесь даже воззвать к моим чувствам.       — Их больше нет?       — Отнюдь. — Граф сложил руки на груди и, подняв глаза к пожелтевшему от табачного дыма и времени потолку, протянул: — Не вижу причин демонстрировать их, когда в них не нуждаются.       — Натали запуталась, — вздохнул Михаил. — Вы это понимаете, я это понимаю. И она, поверьте, тоже понимает.       — О, я прекрасно осведомлён о том, как она переживает, уж поверьте! И я готов ждать, но есть ли в этом смысл?       — Есть! — с жаром воскликнул Репнин. — Уверяю вас, есть! Натали нужен человек твёрдой воли рядом. Тот, кто поможет и направит.       — Вы считаете, что она из тех, кто позволит себя направлять? — иронично приподнял брось Орлов. — Вот уж не думаю.       — Нет, вы правы. Натали всегда была своенравна и даже, помилуй Бог, вольнодумна. Но это не исключает того, что она нежная, добрая и отзывчивая. А сейчас, как мне кажется, ещё и очень одинокая.       — Я стал ей другом, но… — Граф осёкся.       — Но хотите быть мужем, — закончил за него Михаил. — Просто дайте ей время. Уверен, она обескуражена новостью о своём положении не меньше вашего. Ей страшно, хотя она и не показывает этого. А ещё она очень нуждается в поддержке.       — Вы — отличный брат. — Впервые за вечер Орлов улыбнулся искренне. — Так переживаете за Натали…       — У меня только одна сестра, — пожал плечами Михаил, возвращая улыбку. — Как и у неё — один брат. Но теперь у неё есть ещё и вы, и я очень надеюсь, что не ошибся в своём суждении о вас.       — И что это за суждение, позвольте поинтересоваться?       — У вас сильный характер, и его будет достаточно, чтобы не завоевать Натали, а заставить её добровольно капитулировать. И тогда она будет счастлива. А я буду спать спокойно.       — Что ж, тогда за ваш спокойный сон! — поднял стакан Дмитрий, и Михаил охотно поддержал тост.              После разговора с Михаилом Дмитрий почувствовал, как стало легче дышать. Действительно, отчего он так поспешил с тем, чтобы заговорить о чувствах, о будущем? Отчаяние, вызванное вестью о беременности, спутало все карты, заставило вести себя так, как не следовало. И, вероятно, он просто напугал её своим порывом. И впрямь, какие разговоры о любви могут быть, когда Натали едва рассталась с Александром в Петербурге, ещё и двух месяцев не прошло! А теперь узнала, что носит его ребёнка! Какой же он глупец, право слово! Не глупец, идиот даже! Обвинять, умолять, уговаривать — да он сам чуть было всё не испортил! Кто он сейчас для Натали? Намного ли стал ближе за это время? Как друг — несомненно, но как муж… Она не примет сейчас его признаний, они ей ни к чему, а его желание добиться всего и сразу выглядит в высшей степени эгоистично. Нет, стоит вернуться на несколько шагов назад, ко времени, когда он был просто поверенным чужой связи, не помышляя ни о чём большем. Вернуться и понять, куда идти дальше, чтобы не отпугнуть от себя Натали больше, чем уже сделал. Подумать сейчас, пока ещё есть время, ведь по возвращении в Петербург его совсем не останется. Там будет Александр, и от Дмитрия уже ничего не будет зависеть… Если только он не выберет иной предмет для своего обожания, оставив Натали с разбитым сердцем… Куда ни глянь — всюду тьма. Ждать, пока цесаревич пожелает отказаться от любовницы — не выход. Натали сама должна принять решение о том, чтобы прервать их связь. И подталкивать её к этой мысли надо осторожно, неспешно. А пока ни словом, ни делом не показывать, как больно сжимается сердце в груди, стоит её глазам вспыхнуть при имени цесаревича.       Дмитрий исполнил своё решение сполна: ни до отъезда, ни во время дороги ни словом, ни делом не упоминал о том, что любит. Заставил себя не смотреть в её сторону больше положенного. Всякий раз, когда погода, начавшая портиться, едва пересекли границу Пруссии, заставляла ехать вдвоём в карете, часами смотрел в окно, пока Натали читала, и отвечал по возможности односложно, если она решала заговорить. Ограждённая стеной молчания, Натали терялась, понимая, что причина перемен в отношении графа кроется в ней. Признавалась сама себе, что скучает по беззаботному времени, проведённому в Неаполе. По непринуждённым разговорам и шутливым перепалкам, по мягкой улыбке и низкому, завораживающему тембру голоса, когда Дмитрий рассказывал какой-нибудь пикантный анекдот. Натали хотела бы сказать, что скучает лишь по другу, но отчего-то его близость всё больше начинала тревожить, рождая смутное, почти неосознанное желание быть ближе. Чаще касаться его руки, ждать ответной улыбки и торопливого поцелуя, который с каждым разом обжигал тем больше, чем короче он был.              Но, чем ближе становился Петербург, тем быстрее отступали все мысли, кроме одной: скоро она вновь увидит Александра! Волнение захватило каждую клеточку, стучало загнанной птичкой в груди, вызывая сладкий трепет. Они подъезжали к городу вечером, когда уже зажигались фонари, а свет в окнах домов отражался в лужах. После тёплого, сухого воздуха Аппенин, столица встретила привычным промозглым ветром и сыростью, и в душе Натали вновь шевельнулись давешние страхи и сомнения. Ей даже показалось, что от Зимнего дворца протянулась угольно-чёрная тень, нависла над ней плотным облаком, сгустила воздух. Глубоко, через силу, вздохнув, Натали повернулась к Дмитрию и слабо улыбнулась, ища поддержки. Он же, неверно истолковав её волнение, лишь сухо ответил:       — Вот и добрались, наконец.       Сдерживать рядом с ней свои чувства уже вошло в привычку, пусть и болезненную, но ставшую необходимой, как спать или дышать. Не спешить, пытаться не тянуться к ней всем сердцем, не смотреть и не говорить — Дмитрий добровольно соорудил вокруг себя стену, спрятал любые эмоции как можно глубже, надеясь, что настанет время и для них. А сейчас — только ждать. А может, прав был Пушкин: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Сейчас отчего-то «Евгений Онегин» стал особенно близок графу, но больше покорял не столичный цинизм героя, прототипы которого в избытке встречались при дворе. Дмитрий втайне восхищался Татьяной и её решением в финале романа. Смогла бы Натали ответить так Александру? Или для неё понятие верности давно сместилось, поставив на пьедестал того, кто не является её мужем? Натали, конечно же, с произведениями Пушкина знакома. Вот только что видит в «Онегине» она? Губительную страсть, точный расчёт или благородство души? Невольно покосившись на жену, Орлов качнул головой: обсудить с ней роман было заманчивой идеей. Тем временем лязгнули кованые ворота, карета въехала во двор и остановилась.       — Вы рады вернуться домой? — нарушила молчание Натали, ожидая, пока откроют дверцу.       — Рад, — кивнул Дмитрий. Она открыла было рот, чтобы спросить что-то, но слуга уже протягивал руку, помогая спуститься, камердинер чётко, отрывисто распоряжался о вещах, суетились горничные, экономка торопливо докладывала о том, что спальни готовы и прогреты… Домашняя суета подхватила вихрем, оставляя горечь очередной недосказанности, опустившуюся в копилку недомолвок и домыслов.       Устав с дороги, граф и графиня отправились отдыхать, пожелав друг другу доброй ночи, а по утру Дмитрий уже отбыл во дворец, доложить о своём прибытии и ждать распоряжений. Цесаревича не было — он отбыл в один из своих полков, и Орлову ничего не оставалось, кроме как дождаться его. Впрочем, ожидание не было тяжким: многие были рады встретить его после долгого отсутствия, завалили новостями и сплетнями, и Дмитрий почти расслабился, почти забыл, что в этом дворце не все считают его желанным гостем.       — Граф, рада вас видеть! — голос принцессы за спиной прозвучал, подобно грому в ясную погоду.       — Ваше высочество. — Дмитрий спешно склонился над протянутой рукой, лихорадочно размышляя, что отвечать, буде цесаревна решит узнать о Натали.       — Давно вернулись? — спросила она небрежно. Да, в принцессе многое изменилось, и прежде всего, исчезла привычная непосредственность и открытость. Сейчас на Дмитрия смотрела уверенная в себе придворная дама, будущая императрица.       — Намедни, — кивнул Орлов, не зная, что следует добавить ещё. Ситуация была бы гротескной, если бы не отдавала так явно трагедией.       — Знаете, я навещу графиню, хочу справиться о её здоровье, — задумчиво протянула Мария и обернулась к Дашковой. — Посмотри, когда у меня будет время на визит, я ужасно соскучилась по Натали!       Дмитрий похолодел, представляя, чем может обернуться визит её высочества. Но что он мог, запретить им встречаться? Быть может, принцесса не желала никаких скандалов и огласок, и просто хотела поговорить? Но о чём? Воистину, сердце женское, как и женскую душу, ему никогда не понять!